Девушка на фотографии футболиста Березина. Часть 2

– Ладно, разберемся.

– Мне ваш врач написал, какие упражнения вам нужны… ― я хотела подняться наверх и заглянуть в сумочку, но Димка меня остановил.

– Постойте! ― я присела назад. ― С вами не пропадешь.

– А то! Помните, как мы выбирались со стадиона?

– Такое не забудешь.

– Помнится, вы первое время меня почти не замечали и забывали, как я выгляжу, ― подколола его я.

– Тогда вы были одной из многих. Их я никогда не старался запоминать.

– Вот, где скрывалась правда, а мне заливали: что я все время менялась, что становилась другой! А теперь в районе сотни метров одна я и забыть труднее?

Димка по привычке поправил хаер, которого нет.

– Можно сказать и так.

– А про фотографию вы что скажите?

– Какую фотографию?

– На футболке.

– А, про ту… Нельзя ли спросить что-нибудь полегче?

Да, плохо иметь хорошую память: я тогда ему почти поверила, когда в ресторане он говорил, что каждый раз смотрел на меня новыми глазами, что я менялась… Он просто даже не пытался запомнить, кто я. Я долго была для него пустым местом. И осталась бы им, если бы не его травмы. А, может быть, до сих пор им и остаюсь.

Ну ладно. Никто не обещал, что психолог всегда будет чувствовать благодарность и признательность. Надо привыкать. Хотя немного обидно. Если честно, очень обидно.

– Что с вами, вы погрустнели?!

Надо же, заметил.

– Нет, все в порядке. Просто вспомнила… Зачем вы тогда поспорили на меня?

– Обычная глупость, ребячество, от нечего делать. Как-то к слову пришлось. Потом завертелось, закрутилось…

Да уж, извиняться он не умеет. Или не хочет.

– А если бы я не знала про пари, я бы могла подумать…

– Что?

– Сами знаете что. И это не совсем честно…

– Чего вы от меня хотите?

Что я могла сказать?

– Ничего. Спокойной ночи.

Может мне показалось, но Березин нахмурился. Я не стала оборачиваться и поднялась наверх. Надо глубоко дышать. Надо отложить личные обиды. Только работа. Только человек, нуждающийся в помощи. Надо быть сильной, жизнерадостной, уверенной. Сколько у меня до игры? Несколько дней? Перетерплю, а там гори оно синим пламенем. Накопилось. Кругом неопределенность ― на работе, на личном фронте, ГОСы через три недели… Надо держаться… Зачем я здесь? Почему мне всегда больше всех надо? Он же забудет обо мне, как только встанет на ноги. Дело даже не в нем… Всю жизнь будешь стараться помочь и будешь нужна, пока другому плохо!

Вот надумала себе. Это моя работа, я получаю за нее деньги. Люди платят. Они не обязаны отдавать ничего. Кроме денег.

Минутка грусти. Такое со мной бывает. Скоро пройдет. Завтра будет новый день.

Димка снова проснулся раньше меня. Удивительное дело, когда я спустилась на следующее утро, то не узнала его. Он побрился, привел себя в порядок, зачесал разбросанные волосы косым пробором и пытался приготовить омлет. Только вид его все равно оставался уставшим, а под глазами все также сияли синяки. Я помогла нарезать овощей, и мы позавтракали.

Димка оказался прав: при виде этих металлических истуканов-тренажеров у меня округлились глаза, хотя я не раз проходила мимо подобных в тренажерке на базе. Березин рассказал, за что отвечает каждый из них, как на них работать. Вместе мы определили, где можно потренироваться. Я лично освоила несколько этих странных и малопонятных для меня агрегатов. Занимались мы весело. Парня будто бы подменили. От него потихоньку снова стал исходить тот свет, который так привлекал в нем, возвращалась вальяжность, размеренность.

После тренировки мы отправились гулять в сад. Правда, сад состоял из нескольких яблонь, груш, слив, а потом переходил в уголок соснового бора, окруженного изгородью. Мы медленно ходили и болтали не о чем.

– Скажите, я провожу опрос, может, вы мне подскажете…

– Мне нравятся ваши вопросы, давайте.

– Что для вас любовь?

– Вы обратились по адресу. Я много раз любил.

Знакомый ответ.

– А как же любовь, которая одна и на всю жизнь?

– Ее придумали мечтатели. На самом деле есть только… как бы это сказать?

– Влечение?

– Грубовато. Я бы сказал иначе ― притяжение. Пока притяжение есть, можно любить. А потом не стоит.

– И как же вы объясняете девушкам, что притяжение исчезло?

– Есть разные способы: можно не отвечать на звонки, появиться с другой девушкой в свете, сказать, что она слишком хороша для меня, или что мы не пара.

– А у девушек к вам притяжение не проходило?

– Что-то не припомню такого.

– То есть, любви нет, а есть притяжение, которое то появляется, то проходит?

– В общем и целом ― да.

– А вас никогда не заботило, что девушки могли любить вас в другом смысле? Надеясь, как раз, на более продолжительные и глубокие чувства?

– Я всегда сразу предупреждаю, что серьезные отношения не для меня. И даю свободу выбора. «Всегда есть выбор», ― или как вы там любите говорить. А для вас?

– Не поняла?

– Что любовь значит для вас?

– Необычно, когда вопросы задают тебе, а не ты, ― улыбнулась я. ― Я запуталась и пыталась разобраться. Пока не готова ответить на этот вопрос. Но ваш вариант мне точно не подходит.

– Почему?

– У меня есть плохая привычка привязываться к людям.

– А что в ней плохого?

– А то, что в человека вкладываешь кусочек души, а потом, если потеряешь его, то остается пустота.

– И вы боитесь этой пустоты?

– Уже нет, учусь с ней жить.

– И кто из нас двоих психолог, а кто клиент?

– Вот вы смеетесь, а я, может быть, этого никому не говорила.

– Да я не смеюсь, просто хорошее настроение. Почему тогда рассказали мне?

– Потому что вы не очень впечатлительны и через день-два все равно забудете, что я вам сказала.

– Хорошего вы обо мне мнения!

– Не первый день знаю, ― улыбнулась я.

Вечером мы играли в настольный футбол: эта игра мне подходит. Чем-то напоминает наши психологические приборы-модели гомеостатического типа. Они мне за годы учебы оскомину набили, но с ними зато теперь хорошо справляюсь. У нас был один такой прибор ― групповой сенсомоторный интегратор. Так там еще сложней: он током бился, если делать ошибки. А тут за плохую передачу максимум, что получишь ― перехват.

Димка искренне дивился моей подкованности в этом деле. Я ему не менее искренне заявила, что у меня «классическое образование», подготовившее меня к разным жизненным ситуациям.

– Я тоже подумываю идти учиться, ― заявил нападающий.

– Это на вас так подействовали мои слова?

– Не только. Просто из-за этой всей ситуации подумал…

– О чем?

– О том, что буду делать после футбола.

– И что вы решили?

– Решил не уходить из футбола, пойти в тренеры.

– Отличное решение, у вас получится.

– С чего вы взяли?

– К вам люди тянутся. Не знаю, что они в вас находят, но тянутся.

– Как вы меня сейчас… ― усмехнулся он.

– Сейчас что?

– Отделали, как в старые добрые времена.

– Стараюсь держать марку, ― серьезно заявила я.

Не могу не оценить Димкиного упорства. После вчерашнего нашего разговора я не слышала от него ни слова жалобы. Он выполнял все, о чем я просила, был просто образцовым «клиентом». Какая же у него жажда игры! Он сегодня и он вчера были два совершенно разных человека. Если бы Березин умел любить человека хотя бы вполовину того, как он любил футбол, то его избранница была бы самой счастливой девушкой на свете. Но он, видимо, когда раздавались таланты, стоял в другой очереди.

Пришло время идти спать. Я, как обычно, пожелала Димке спокойной ночи и пошла наверх. Может, показалось, но создалось впечатление, будто он хочет что-то сказать мне. Я нарочно задержалась, но форвард молчал, поэтому я продолжила свой путь.

Мне сегодня плохо спалось. Это на меня не похоже. Обычно я сплю так, что поднять меня можно только танком. Могу рано проснуться, но пока сплю, хоть на головах ходите. А тут несколько раз перевернулась с боку на бок, баранов посчитала, подумала обо всем на свете ― ни в одном глазу.

Вдруг произошло нечто такое, что заставило меня вздрогнуть. Раздался нечеловеческий крик, потом шорох, как будто кто-то мечется, пойманный в сеть.

Бросила все, как была, в одной ночнушке кинулась вниз, спотыкаясь на ступеньках. В комнату проглядывала луна. Стояла ясная майская ночь с миллиардами звезд. Где-то там, далеко, возможно, кто-то смотрит на нас и пытается нам помочь, делает знаки, а мы не замечаем подсказок…

Нечеловечески стонал Березин. Он задыхался, его лицо было перекошено и сморщено. Может, приступ? Разбужу на всякий случай.

Начинаю трясти Димку, и тот постепенно приходит в себя. Качает головой, восстанавливает дыхание.

– А я все гадала, как это вы раньше меня просыпаетесь. Вы почти не спали эти дни?

Димка кивнул.

– И давно это у вас?

– Как только перестал ходить.

– Вообще не спите?

– Вроде засыпаю, а потом…

– Что это? Вам плохо становится?

– Нет, кошмары. Сначала засыпаю, а потом…

– Что-то страшное снится?

– Да.

– Почему раньше не сказали, ― глупый вопрос, не хотел казаться слабым передо мной.

– Так получилось.

Надо подышать свежим воздухом и подумать.

– На улице звезды, посмотрим?

Выкатила Димку на веранду. Переведем дыхание.

– Давно на звезды смотрели?

– Давно.

– И как вам?

– Красивые.

Ночь была волшебной какой-то… Ночью вообще все бывает по-другому. Я это давно заметила. Все плохое ночью кажется вовсе непреодолимым. А хорошее ― таким простым и близким. Если ночью чувствуешь себя совсем скверно, нужно просто подумать, что завтра с утра будет лучше, надо только немножко перетерпеть. Всегда помогает.

Как бы то ни было, ночью мы более чувствительны, более мнительны, более внушаемы. Ночью мы более слабые и более откровенные. Некоторые из нас только ночью-то и могут быть самими собой.

– Вы слышите меня? ― сказала я, присев рядом с Березиным.

– Да, ― отозвался парень.

– Все будет хорошо. Вы справитесь, ― аккуратно положила ему руку на плечо.

– Я же говорил, не надо меня жалеть, я этого терпеть не могу!

– Я не жалею, а констатирую факт. МЫ справимся. Я буду рядом.

– Зачем вам это надо? Я не понимаю! ― убираю руку, чуть коснувшись плеча. ― Почему вы оказались здесь именно сейчас, когда я ничего не могу вам дать? Мы не можем с вами даже… ну, вы понимаете…

Поняла, про что он говорит, но промолчала.

– Думаете, до меня не доходит, как все это убого?! ― он показал на себя. ― И что вы меня жалеете или просто отрабатываете те несчастные гроши, которые вам платят? Да что вы молчите?!

А что тут скажешь? Разве можно сводить отношения между людьми только к одному знаменателю, каким бы ценным он ни казался?!

Ночь. Звезды. Луна. Треск сверчков. Тишина. Ночь.

– Я всегда была немного странной. Расскажу вам одну историю, если позволите, ― с этими словами присаживаюсь на табурет возле Димки. ― В детстве я очень любила кактусы. И вы не поверите, что я с ними делала…

– Надеюсь, не то, что я думаю.

– Очень смешно. Я выбирала самый большой и колючий кактус, который мне попадался, обхватывала его ладонью почти до крови. А потом приноравливалась держать его так, чтобы кожей касаться колючек, но боли уже не было, а оставалась такое приятное, чуть заметное покалывание.

– Да вы сумасшедшая! Мазохистка какая-то! Зачем?― удивленно и одновременно шутливо сказал Димка.

– Ну, это же приятно, преодолеть препятствие: сначала больно, а потом хорошо. Разве не замечательно?!

– Вы же не просто так сейчас это сказали, верно? ― не ожидая ответа, он продолжил. ― Разве всегда после того, как больно, бывает хорошо?

– Нет, конечно. Но такой вариант есть. Просто нужно приложить усилие. Где-то потерпеть…

Вдруг он ни с того ни с сего спросил, развернувшись ко мне:

– А сейчас еще больно?

– Вы про что?

– Не притворяйтесь, что не понимаете. Про все это, ― он указал на ноги.

– Да. Пока еще больно. Но это только пока. Можете довериться мне?

Димка нерешительно кивнул.

– Расслабьтесь, подумайте о чем-нибудь хорошем.

Я положила ему одну руку на лоб так, чтобы голова свободно касалась моей руки, полулежала на ней, другой придерживала шею на границе с затылком. Сначала в нем чувствовалось напряжение, лоб казался раскаленным, чуть влажным, дыхание неровным и порывистым. Потом поймала его дыхание и выровняла. Все это должно было занять не больше минуты, но время, как будто остановилось.

Внезапно поняла, что я все еще в ночнушке, а на улице довольно прохладно. Надо было возвращаться в дом. Аккуратно убрала руки. Димка молчал.

Ночью мне почти не удалось поспать. Я расположилась на тахте в зале, где спал Димка, чтобы караулить его сон. Спать хотелось жутко, хоть спички в глаза вставляй. Я чистый жаворонок, и ночные бдения обычно не приносят мне удовольствия. Этот случай не был исключением.

Стоило мне только сомкнуть веки, как Димка начинал метаться, что-то неразборчиво выкрикивать, стонать и задыхаться. Мне приходилось открывать глаза (нехотя, естественно), нестись к его лежбищу и успокаивать. Первые несколько раз мне приходилось будить Димку. Он раскрывал глаза, явно не понимая, что происходит, а потом закрывал их и поворачивался на другой бок.

Ближе к утру мне удавалось гасить его приступы, не разбудив. Я держала его за плечи, касалась лба, пока дрожь не отступала, а тело мягко не опускалось, будто сбросив с себя оковы. Кажется, больше не могу, засыпаю.

* * *

Черт. Голова раскалывается. Будто по ней катком проехались. Неужели я спал? Уже утро? Светло совсем. Сколько там? Не дотянуться. А на стене? Сколько, двенадцать?! Ого! Я столько проспал? Не может быть! Как же… Надо вспомнить… Стоп. Там был ангел, он стоял за моей спиной…

* * *

Открываю глаза ― уже очень светло. Упрямые лучи косо и неустанно поглядывают на меня. Наверно, пора вставать, хоть и не хочется. Первое, что вижу перед собой ― спину Березина, раскатывающего по комнате на своем импровизированном транспортном средстве. Расплываюсь в улыбке.

– Куда это вы так нарядились? Я что-то пропустила?

Димка был в своем обычном виде, каким я его знала ― футболка с ярким принтом, рубашка, рваные джинсы с цепями… Где он только успел раздобыть этот «прикид». Скорее всего, Анастасия Викторовна из стирки принесла.

– А вам, что ли, не нравится?

– Да, нет, отчего же. Просто неожиданное перевоплощение. Вы, наверно, любите модные вещи…

– Красивые ― да, модные ― нет. Вы из-за этого? ― он указал на свой наряд. Я кивнула. ― Это так, работа.

– Какая еще работа? ― недоумеваю я.

– По контракту. Рекламному. Я обязан повсюду появляться в одежде одного бренда. За это хорошо платят. А еще хорошо платят за то, что повсюду щеголяешь дорогущими часами (тебе же подаренными), мобильным. Даже вот за это и то платят, ― он дотронулся до головы.

– Как?

– Средства по уходу за волосами для мужчин или типа того.

Не удержалась от смеха.

– Да вы весь состоите из денег, как оказывается!

– Кому, как не мне знать, что век футболиста короток, ― грустно улыбнулся Димка.

Мы встретились глазами, и тут я поняла, что он меня изучает. Утреннюю, лохматую, ненакрашенную, в ночнушке.

– Не смотрите на меня так. Я тоже человек.

– Точно, ― усмехнулся Димка.

Только сейчас понимаю, что лежу, наполовину завернутая в плед на его диване. Пытаюсь вспомнить, как это получилось, но вспоминается только дикое желание спать и накопившаяся усталость. Почувствовав мою растерянность, Димка знакомо ухмыльнулся.

– Вы были правы, надо это признать: в моем сегодняшнем состоянии много минусов. Признаться, у вас очень крепкий сон. Надеюсь, вы простите, что пришлось через вас перелезть? Поверьте, это было непросто!

Узнаю Димку, как же раздражает его самоуверенность! Запустила в него подушкой, чтобы много о себе не воображал.

Весь день мы усердно трудились: занимались спортом, пробовали всякие психологические техники (я искренне надеялась, что какая-нибудь из них принесет результат, но другая моя половина беззастенчиво утверждала, что всему свое время, и мои техники сейчас ему нужны как мертвому припарки).

Мы пробовали дыхательную гимнастику, телесно-ориентированную терапию, сказкотерапию, арт-терапию. От психоанализа я сознательно отказалась: это процесс длительный и кропотливый, к тому же не нужны мне сейчас его демоны. К слову, их у каждого хватает.

Вечером сели смотреть футбол. Сначала я думала, он переключит канал. Но нет, остановился, решил смотреть. А я наблюдала: вдруг что. Но обошлось. Играли зарубежные команды топ-уровня. Мало следила за игрой. Березин… по сути он такой же, каким я его знала раньше. Но многое не так. Эта отрешенность ― вовсе не зазнайство (или не всегда зазнайство), а безразличие ― не легкомыслие, а сознательный выбор.

– Вот, как я поняла, многое вы делаете из-за денег… А в клубы вы зачем ходите? Тоже сделать рекламу заведению? ― хотела поддеть его и найти какое-то увлечение, к которому он искренне привязан.

– Не поверите, да, ― ответил он, даже не отвернувшись от экрана. Наконец, удостоил меня вниманием и повернулся. ― Сначала меня Кирилл затянул: он любитель этого всего. Меня, честно сказать, это не привлекает: шум, толкотня. Хотя в громкой музыке есть и плюсы.

– Какие же?

– К тебе не пристают с расспросами, все равно ничего не слышно.

Мы обменялись улыбками.

– И танцы эти… мне всегда напоминали какие-то языческие пляски.

– И поэтому вы встали за диджейский пульт?

– Это было всего несколько раз…

– Но было?

– Было, ― согласился.

– Так зачем же вы пропадаете в ночных клубах? ― поинтересовалась я.

– Ну, не то, чтобы пропадаю… Там проще знакомиться, ― признался он и снова погрузился в футбольный мир, в котором и так прожил большую часть своей жизни.

А ларчик-то просто открывался! Конечно, клуб ― шикарное заведение, можно всегда познакомиться с на все готовой девушкой и даже не тратить время на лишние слова. Ладно, это его дело.

Попросила прокомментировать для меня матч. Но так, чтоб понятно. Он отключил звук и давай так оживленно все по полочкам раскладывать. Но я мало слушала, а только смотрела, как горят его глаза, как расплываются в улыбке губы и что-то умное рисуют в воздухе руки. Я пообещала себе, что сделаю для него все, что в моих силах.

* * *

Черт. Снова этот кошмар. Да что б тебе! Только семь… Еще бы спать и спать! А где Маша? Ее нет! Надо осмотреться. Не вижу. Эти проклятые ноги! Черт, тяжело дотянуться до кресла. Позову. Не отвечает. Там, где она спала, все убрано. Неужели ушла?! Ушла сейчас, когда я развалина, когда не могу ходить?! Нет, она же обещала! Она не могла обмануть. Или?! Надо ее найти! Только как? Черт, черт, черт!

* * *

Решила встать пораньше, чтобы привести себя в порядок, а то опять смеяться будет. Он же такой весь «модный». Пошла в душ, потом принялась сушить голову, благо арсенал средств по уходу за собой у некоторых мужчин не уступает женскому. Вроде шум какой-то. Но Березин должен еще спать. Не обратила внимания, продолжила сушку. Но тут что-то грохнуло вниз, как мешок с картошкой. Все бросила. Как была, в халате и мокрыми волосами, выбежала из комнаты, бросилась к лестнице.

Там, повиснув на перилах, корчась от боли, стонал Березин.

– Господи, как вы сюда попали!

– Я хотел… Вообще это мой дом и поэтому, где хочу, там и хожу, ― пытаясь придать лицу веселое выражение, выдавил Димка.

– Я конечно, все понимаю… Но как, зачем? ― коляска осталась внизу. Неужели он ползком взобрался?

– Вопросы потом, помогите сесть.

Аккуратно перехватила его рукой за спиной, другой уперлась в перила. Димка ухватился за меня. Потихоньку развернулись.

– Вас же теперь спустить надо… очень больно? ― поинтересовалась я, оценив его перекошенное лицо.

– А как вы думаете?!

– Где болит? Может, перелом?

– Вот, ― он указал на ногу.

– Как же вы так?! Стойте!

– Как будто я собирался убежать, ― сострил он.

– Вставайте.

– Вы чего?

– Вставайте, я сказала!

Сама поднялась, стала тянуть его потихоньку за собой. Уперлась спиной в стену. Обхватила Димку руками, а он пытался держаться за меня и за стену. Потихоньку поднимались.

– На травмированную ногу вес не переносите, давайте, у вас получится!

– Я стараюсь, черт возьми!

– Вот так, еще, ― командовала я, пока мы не выпрямились. Он еле держался, и то больше на мне, чем сам, но все-таки держался.

– Вы будете ходить, ― очень тихо проговорила я, почти шепотом. ― Вы будете ходить! ― почти прокричала я.

Димка опустил голову мне на плечо так, что его волосы щекотали мне шею. Кажется, он не дышал.

– Это не сон?

– Нет, нет и еще раз нет! Я же говорила, вы будете ходить! А еще вы довольно тяжелый, ― напомнила я. ― Может, давайте присядем отдохнем, а потом пойдем отведем вас в комнату?

Димка поднял голову на меня. В его глазах было столько смятения, столько радости, столько жажды…

– Я теперь всегда буду только ходить! К черту метро, самолеты и крутые тачки.

– Ловлю на слове. Только попробуйте теперь сесть в моем присутствии!

Димка сжимал от боли зубы, вцепился в меня так, что наверняка будут синяки, но все-таки мы добрались до ближайшей комнаты, его спальни.

– Я вам этого никогда не забуду, ― сказал он, оказавшись в постели.

– Звучит устрашающе. Лучше скажите, может, врачу позвоним?

– Нет, не сейчас, не в этом состоянии…

– Не поняла?

– Видите ли… У меня образ самоуверенного, успешного, везучего. Я не в форме. Не хочу, чтоб кто-нибудь видел меня таким. Дайте мне день. Завтра я свяжусь с доктором, а сегодня дайте прийти в себя. Это не первая травма. Ноге нужно дать зажить, не трогать ее и все.

Конечно, всякое может быть, но…

– Не понимаю я этой политики!

– Я уже говорил, что терпеть не могу, когда меня жалеют.

– Ладно, вам видней. Отдыхайте.

– А вы куда?

– Пойду оденусь. Видите ли, у меня образ самоуверенной, успешной девушки. А то кто-нибудь с подростком спутает…. В таком-то виде!

– Мария!

– Да.

– Это самый лучший вид из всех, которые я когда-либо видел.

Я усмехнулась и прикрыла за собой дверь.

Ходить Димке было пока тяжело, но сидел он теперь свободно, хоть и чувствовал себя еще вялым и не совсем собой. Однако чувствительность вернулась. Это я проверила самолично, проделав незамысловатые манипуляции с его конечностями при помощи иглы. К тому же, травмированная нога беспокоила, если лежала не в определенном положении, что тоже наводило на мысль, что чувствительность либо полностью восстановилась, либо восстанавливается.

Пока я раздумывала, какой бы еще опыт произвести, Димка остановил мою руку.

– Лучше не надо. Хочу вам авторитетно заявить, что все чувствую.

Ну, не надо, так не надо. Как будто у меня других дел нет.

– У меня к вам предложение.

Уже собиралась уйти, но остановилась и присела на край кровати.

– Интересно, какое? ― не без иронии спросила я.

– Я этого еще никому не говорил…

Вот тебе заявление!

– Будьте… моим психологом.

Выдохнула.

– А сейчас я, по-вашему, кто?

– Вы психолог клуба, будьте только моим психологом, личным агентом, как хотите, так и называйте! Но только моим. Я заплачу в два, в три раза больше, чем вы получаете сейчас! Плюс процент от нового контракта.

– Мы же с вами деловые люди, так? ― сам напросился! ― Ну вот, я покину свое рабочее место, стабильное, освоенное, перейду работать к вам. А у вас ни с того, ни с сего пройдет… настроение. И что я тогда? Куда пойду?!

– Мы с вами подпишем контракт, получите неустойку или как там это называется…

– Конечно, заманчивая перспектива, но вряд ли она мне подойдет… ― улыбнулась колюче я и собралась снова уходить.

– Тогда выходите за меня замуж.

Я аж присела от неожиданности. Конечно, это все глупости, но любопытно послушать.

– И как вы это себе видите? Знаете ли, я всегда мечтала выйти за человека, который меня любит. А у вас понятие о любви очень специфическое.

– Специфическое скорее у вас, у меня ― обычное, самое распространенное сейчас. Есть ли еще возражения?

– Для меня очень важна верность молодого человека, а вы этим не отличаетесь, ― подтруниваю я.

– Мы подпишем брачный контракт, будете получать деньги, если что, большие деньги.

– Ну, это конечно аргумент, ничего не скажешь! А если я, не дай бог, считаю, что моя нервная система стоит дороже тех денег, что вы предлагаете?

– Вы еще не знаете суммы.

Неисправимый человек!

– А если для меня деньги не играют решающей роли?

– Это все усложнит. Но можно что-то придумать. Или вам уже сделали предложение и вы согласились?