Африканский тиран. Биография Носорога. Начало

Зэма тихо, чтобы не разбудить ребёнка, рассказала, что у них в Таму живёт один человек, настоящий зверобой, который сам, по собственной инициативе уже давно ловит и разводит этих тварей, получая яйца, мясо и кожу, которую продаёт партнёрам в Кению. Кифару сразу смекнул, что знакомство с подобным умельцем может оказаться полезным.

Не то охотника, не то фермера звали Эмека.

Эмека встретил людей с автоматами настороженно, решив, что они явились лишить его достатка, однако когда Кифару пояснил, что пришёл по указанию Зэмы, которая, можно сказать, подруга детства, стал само радушие. Оказалось, что Зэма – жена его младшего сына, недавно подарившая ему внука.

Он с готовностью показал гостям своё небольшое хозяйство и по ходу дела давал необходимые пояснения.

Чтобы иметь яйца, но не иметь больших проблем, он постоянно держал в специальном вольере две крокодилихи, к которым по необходимости допускал самцов, тоже из числа выращенных. Всего у него на ферме постоянно жило пять крокодилов. Кроме двух самок и самца, он оставлял себе два яйца и растил то, что из них вылуплялось. Полноценным, как известно, крокодил становился к пяти годам. На протяжении этого времени всё лишнее Эмека убивал и продавал брату, который уже давно обосновался в Кении и научился превращать крокодилью кожу в доходный бизнес.

Кифару поинтересовался расценками и сделал вывод, что либо Эмека, либо его брат мухлюют. Сам он предполагал торговать гораздо дороже. Однако в лице нового знакомого он получил неплохого специалиста в этом непростом деле, который до вечера делился с ними своими многочисленными секретами, угостил на ужин вкусным жарким из хвоста молоденького крокодила и заверил гостей в готовности помогать впредь, если что.

Зэму он больше в тот приезд не видел и специально разговоров о ней не заводил. Эмека сам начинал её вспоминать, вздыхая, что из-за постоянных забот редко навещает внука.

Семья у него была небольшая, но дружная: молчаливая и не слишком гостеприимная жена да старший сын, тоже с женой и двумя дочками.

Кифару решил их не стеснять, и после ужина отдал команду отчаливать. В благодарность и в честь знакомства он подарил Эмеке самого маленького из добытых ими за день крокодилов.

– Неплохой мужик, – вынес свой вердикт Имаму, когда подвозил Кифару к дому.

– Скуповат, но промысел знает, – согласился тот.

Крокодильи туши они перетащили в холодный подвал, где Кифару собирался завтра же приступить к их свежеванию, умудрённый ценными знаниями, полученными от Эмеки. Можно было подумать, что подвал он предусмотрительно вырыл именно в этих целях, а не для тайных свиданий с той же Мазози. Во всяком случае, и у Имаму, и у остальных бойцов вопросов по его поводу возникнет меньше. Когда-нибудь и башню удастся оправдать «хозяйственными нуждами».

Второе свидание

Мазози, кстати, мёртвых крокодилов не испугалась.

Она появилась из темноты той же ночью, стоило джипу отъехать подальше, зашла в дом и остановилась на пороге, ожидая дальнейших распоряжений.

– Тебя дед послал?

Кифару запер дверь на засов и позволил себе расслабиться настолько, насколько тому способствовала новая ситуация. А ситуация расслаблению не способствовала.

– Нет. – Она стоптала юбку. – Не знаю, что ты ему сказал, но он велел мне во всём тебя слушаться.

Рядом с юбкой упала стянутая через голову рубашка.

– А говоришь, что не он…

Кифару делал вид, будто общение с добровольно раздевшейся перед ним женщиной его нисколько не волнует.

– Я сама пришла, – сказала Мазози, опускаясь на колени. – Мне здесь нравится…

Он не стал спрашивать, видел ли её кто-нибудь, когда она шла к нему, или чем сейчас занимается её дочка, если не спит. Проявлять участие было бы глупо. Она знала, зачем идёт, и он это знал. Нужно было просто пользоваться случаем.

Мазози не просто встала на колени. Она медленно подняла и заложила руки за голову, чтобы он мог лучше видеть её вздрагивающее от внутреннего напряжения тело.

Кифару тоже не спешил. Ему хотелось сбросить с себя – как эти рубашку с юбкой – ощущения подростка, когда всё делаешь второпях, урывками, с оглядкой на взрослых, которые наверняка твои действия не одобрят хотя бы потому, что ты сам считаешь правильным их скрывать. Он больше не подросток. Эта роль перешла Фурахе, который наверняка с ней справится, может быть, даже лучше него. Теперь он свободен принимать собственные решения и воплощать их в жизнь так и тогда, как и когда сочтёт нужным. Ведь жизнь дана не только для трудов, но и для получения удовольствия. И уж тем более, если своим удовольствием ты доставляешь кому-то не меньшее.

– Тебе здесь нравится? – переспросил он, отходя в сторону спальни и рассматривая голую гостью издалека.

– Да.

– Чего ты хочешь?

Она на мгновение застыла, то ли подбирая правильное слово, то ли не решаясь признаться.

– Унижения.

Кифару почувствовал грудью коварный укол. Видимо, оказалось задетым самолюбие. Жертва, которая рада быть жертвой, перестаёт ею быть.

– Так тебе нравится унижаться?

– Я никогда этого не делала, – поправилась Мазози. – Не делала раньше. Но в прошлый раз там, в подвале, да, мне понравилось.

Она посмотрела в направлении кладовой и только сейчас заметила на полу следы крови. При тусклом свете потолочной лампы, не успевшей как следует зарядиться за понурый день, они казались чёрными кляксами.

Заметив её испуг и упреждая порыв вскочить на ноги, Кифару рассмеялся:

– Да, ты опоздала. Я уже убил нескольких красивых девушек и затащил их тела в подпол. Пойдём, полюбуешься.

Поняв, что он шутит, Мазози покорно последовала за ним, как учили, на четвереньках, переступая крепкими ляжками, поигрывая ягодицами и покачивая в такт полными грудями.

В кладовой крови было ещё больше.

– Открывай люк.

Пока она возилась с крышкой, Кифару вооружился мощной керосиновой лампой, подаренной ему на новоселье отцом. При её неровном свете крокодильи трупы выглядели загадочными и ещё более устрашающими, чем днём.

– Это и есть твои девушки? – на всякий случай переспросила Мазози, не замечая, что теперь стоит коленями в луже крови. Руки она снова заложила за голову.

– Разумеется. Они плохо себя вели, и мне пришлось их убить. А чтобы не вызывать лишний подозрений, превратил в крокодилов.

– Ты и меня можешь превратить в крокодила?

– А ты собираешься плохо себя вести?

– Нет, – потупилась она и добавила тише: – Хозяин.

Они оба добились своего. Кифару заполучил настоящую живую игрушку, покорную всем его прихотям, а Мазози – его большой ууме, который с первого знакомства наводил на неё животный трепет и рождал не менее животное желание. Но только если Кифару позволялось играть ею, когда ему вздумается, доступ к ууме был строго ограничен и разрешался лишь изредка, в качестве драгоценной награды, ради которой она с готовностью превращалась в рабыню, в тряпку, в ничто.

Той ночью, после нескольких упоительных часов взрослых игр, от которых останавливалось сердце и приятно кружилась голова, он вывел её, как есть, голую, испачканную в земле и измазанную кровью, на улицу, отвёл к озеру и собственными руками неторопливо отмыл до прежнего блеска.

Вероятность быть застигнутыми не только увернувшимися от возмездия крокодилами, но и вдруг решившими искупаться соседями щекотала обоим нервы. Однако крокодилы, если и остались, то где-то залегли, боясь и нос высунуть, а соседи, лишённые воображения и сил, крепко спали.

Только опустошив его ууме полностью, Мазози накинула на себя рубашку, подобрала юбку и, не простившись, убежала домой. Дорогу ей освещал любопытный глаз луны.

Сделка

На прочёсывание всей береговой линии Кисивы ушла неделя.

Кифару только в конце сообразил, что посетил многие закоулки острова, о существовании которых прежде даже не подозревал, и таким образом впервые составил довольное полное представление о том месте, где прожил всю жизнь. Спасибо крокодилам.

Кроме как в Таму, никто больше промышленным их отловом не занимался. Жители большинства прибрежных деревень вообще, похоже, старались подходить к озеру разве что по особой нужде, которая традиционно была связана с рыболовством. Если в деревне почему-то не было рыбаков, то не было и причала, зато были крокодилы, которые прекрасно чувствовали, когда люди не желают с ними встречаться. Бригада Кифару стала их Армагеддоном. Крокодилы верили в свою неприкасаемость и встречали гостей широко раскрытыми пастями, но получали в ответ смертоносный заряд свинца и становились шкурами. Мясо, чтобы не портилось, Кифару решил отдавать местным жителям. Заодно он таким нехитрым образом снискал определённую популярность. Во всяком случае, отец, занимаясь рутинными проверками постов, всё чаще по возвращении хвастался тем, что слышал из уст незнакомых ему людей имя старшего сына.

Наконец крокодильих шкур набралось достаточно много, чтобы подумать об их выгодной продаже.

Общаться на эту тему с Эмекой не стоило: тот наверняка подрядит братца, и весь неплохой улов уйдёт за гроши.

Кроме того, Кифару совершенно не улыбалось путешествие в Кению.

Он знал, что там вообще-то неплохо, что там футбол, Таджири, гостиницы и бандиты во главе с мистером Мунгу, если тот ещё жив. А бандиты абы где не промышляют. Они там, где деньги, пусть даже не огромные. Значит, Кения того стоила. Но Кифару не мог переступить через какие-то внутренние пороги. Ему была ближе Уганда. Кения манила неизведанностью, Уганда – наоборот. Так что, в конце концов, он решил возобновить знакомство с великаном Чаком.

– Привет от Абрафо, – сказал ему Кифару, как учили.

Чак хмыкнул и вопросительно посмотрел сверху вниз.

– Снова деньги привёз?

Похоже, он помнил своих клиентов, по крайней мере, их нужды.

– Нет, кое-что поинтереснее.

Чак прищурился.

– Если ты про наркоту, можешь проваливать.

Кифару ничуть не стушевался.

– Если хочешь играть в угадайку, дело твоё. Но лучше пошли, я тебе покажу. Нет, не наркота, будь уверен.

Чак кому-то свистнул, чтобы его подменили на посту, сделал знак двум не менее внушительного вида бугаям, и они все вчетвером направились к лодке, в которой Кифару оставил несколько вязанок крокодильей кожи.

У лодки дежурил её хозяин Чизоба и Имаму, прятавший под брезентом так, чтобы все видели, автомат. Были и ещё двое охранников, но они, неприметные, стояли среди портового люда.

– Крокодилы? – переспросил Чак, будто не доверявший собственному зрению.

– Они самые. Если нужно мясо, тоже могу подвезти, но интересуют покупатели на кожу. – Кифару прислонился к лодке и скрестил на груди руки. – И расценки.

Чак молча рассмотрел вязанки.

– Это всё?

– Нет, считай, что первая партия. Но, – сразу уточнил Кифару, – оптом продавать не буду. Качество того стоит. Если разбираешься, можешь сам заценить.

Чак ожидаемо принял вызов и сделал вид, будто разбирается. Задал несколько вопросов по существу. Кифару использовал в ответах фразы из богатого арсенала Эмеки и с удовольствием заметил, что те возымели должное действие.

Чак подозвал одного из своих провожатых. Видимо, тот тоже знал толк в крокодилах, и его мнение имело решающее значение. Парень что-то потрогал, понюхал, поковырял, после чего выпрямился, кивнул, но добавил:

– Засолки не было.

Про то, что шкуру крокодила нужно предварительно месяца два просаливать, Кифару, разумеется, слышал, однако ему не терпелось начать настоящий бизнес уже с тем, что имеется.

– Не было, – согласился он. – Если это обязательное условие, сделаем. Но я думал…

– Брать можно, – прервал его вердикт парня, обращавшегося к Чаку. – Только оптом.

Чак посмотрел на Кифару, ожидая решения.

Кифару улыбнулся.

– Цены бы всё-таки озвучили, а? Как есть и после засолки. Только за шкуру, не по весу, разумеется.

Этого Чак не доверил даже напарнику. Который, получив сигнал кивком лысого черепа, удалился и вернулся в сопровождении старого негра с белыми кудрями с усталым лицом.

Старик ещё раз всё как следует осмотрел и обласкал заскорузлыми пальцами, что-то шепнул Чаку и ушёл по своим делам. От внимания Кифару не ускользнуло, что Чак в благодарность незаметно сунул ему в руку свёрнутую деньгу. Значит, игра стоила свеч. Значит, он заинтересован.

Действительно, Чак, призадумавшись, будто это его мнение, а не старика, назвал цену, которая, как Кифару и ожидал, оказалась поинтереснее расценок Эмеки.

– А после засолки что вышло бы? – уточнил он на всякий случай.

Чак покачал головой.

– Остальное мы тут сами получше вас сделаем.

– Не сделаете, – спокойно возразил Кифару, имея в виду то, что видел в хозяйстве у того же Эмеки. – Раз уж сразу не отказался, давай до конца доведём.

Чак впервые посмотрел на собеседника оценивающе. Почувствовал, вероятно, стержень и всё такое. С ответом не спешил, хотя наверняка знал. Сам погладил шершавую кожу, примеряясь, правда, не столько к крокодилам, сколько к их несговорчивому продавцу.

Кифару терпеливо ждал.

– Тебя как зовут? – издалека начал Чак.

– Кифару.

– Типа «носорог»?

– Типа того. Кифару Килеман.

Он уловил вздох, который одновременно покинул лёгкие Чизобы с Имаму. Для них это не могло быть сюрпризом. Сюрпризом для них было то, что он произносит такие вещи вслух, причём как само собой разумеющееся. Фамилий у них ни у кого не было. Тем более подобных. Но он имел право. Легендарный Килеман был его семьёй, а значит и фамилией.

Чак, похоже, не понял того, что только что услышал, однако по тону догадался, что услышал нечто важное. Положил ладонь на крокодила, закрыв стеклянный глаз.

– Давай порешим так, Райно15. – Чак явно тоже был неравнодушен к английскому. Сегодня на нём была майка уже не с Uganda Foreva, но с американским флагом, правда потрёпанным, будто его в нескольких местах прошила автоматная очередь. – Я тебе накину по сотне тысяч16 за шкуру, как есть. Остальное – наше дело. Не согласен – ищи других покупателей.

– Две, – сказал Кифару.

– Чего две?

– Накинь две сотни за шкуру. Тут их у меня дюжина. Все твои. Без засола. Завтра могу ещё столько же подвезти. – Видя, что Чак колеблется, добавил: – Дил17?

– Дил, – блеснул зубами Чак и закрепил сделку могучим рукопожатием. После чего кивнул обоим бугаям, и те во мгновение ока разгрузили лодку. – Держи.

Он расстегнул пухлый кошель на поясе и намётанным глазом определил, какой толщины должна быть пачка причитавшихся Кифару банкнот. На всякий случай пересчитал. Кифару внимательно следил за неожиданно проворными пальцами-сосисками и потому перепроверять не стал. Чаку это понравилось.

– Автоматами не разбрасывайтесь, – напутственно заметил он на прощанье. – Здесь у нас такое не любят. Могут легко возбудиться.

– Ну, автоматы у нас не для привлечения, а для отвлечения внимания, – охотно пояснил Кифару, пропуская в лодку своих бойцов из прикрытия, о существовании которых Чак догадался только сейчас. Вооружённые кривыми мачете, они молча прошли на корму и сели.

Чак намёк понял и ничего больше говорить не стал. Повернулся и, почёсывая лоснящийся затылок, направился следом за бугаями, выполнявшими теперь работу носильщиков. Крокодильи шкуры на их плечах покачивали хвостами и лапками, будто прощаясь.

Деньги

На часть вырученных с продажи крокодилов денег Кифару по сходной цене купил себе магнитофон, точнее, модерновый бумбокс с набором дисков и радио. Когда с детства мечтаешь о стриптиз-клубе, бумбокс – не худшее начало для воплощения мечты.

С ролью танцовщицы блестяще – в прямом и переносном смысле – справлялась ненасытная в своей покорности Мазози.

Больше всего Кифару нравилась, когда она исполняла танцы, стоя посреди комнаты в тазу, намыливаясь и обливаясь из кружки. При этом она и в самом деле с головы до ног завораживающе блестела и наполняла единственного зрителя нескончаемым потоком желания, которое тот с удовольствием изливал на неё, а она всё это с себя смывала и начинала заново.

Ещё Кифару нравилось, что их отношения ни с одной стороны нельзя было назвать любовными. Истосковавшаяся по молодому мужскому телу да ещё наделённому безудержно порочной фантазией, Мазози готова была воплощать самые смелые из них просто потому, что испытывала новые для себя ощущения. Если бы на месте Кифару оказался кто-нибудь другой, такой же дерзкий и даровитый, она бы, наверняка, не задумываясь, отдалась ему. Но другого такого «носорога» найти было трудно на всём острове, поэтому для неё он был даже не любовником, а божеством. Он же этим пользовался, не разуверял и не разочаровывал, просто играя, как с глиной, из которой можно лепить любые фигурки, особенно обнажённые.

Мазози была рождена, чтобы оставаться голой.

Теперь, когда он познакомился с каждой родинкой и морщинкой на её коже, Кифару мог с уверенностью сказать, что его соседка, которую он раньше считал довольно заурядной и примечательной разве что хорошенькой дочкой, обладает почти идеальными формами. У Мазози были длинные ноги с тонкими икрами, покатые бёдра, гладкий живот, который она умела незаметно втягивать и делать плоским, узкая талия, глубокий пупок, хорошо развитая грудная клетка, на которой полные груди смотрелись естественными украшениями, хрупкие, хотя и в меру широкие плечи, и выразительная шея, любящая, когда в приступе наигранной ярости её сжимают сильные пальцы.

Покорная его вкусу, она путём разных женских ухищрений выпрямила свои природные кудри. Примечательно, что помогала ей Таонга, которая знала по собственному опыту, как это делается, поскольку некоторыми предпочтениями Кифару, сам того не подозревая, пошёл в отца. Вот было бы весело, если бы Мазози проговорилась, ради кого так старается! Кстати, Таонга ей не поверила, когда та сказала, мол, видела в одном журнале. За ужином, на который по случаю дня рождения Фурахи был приглашён старший брат, она решила посплетничать и предположила, что у подруги кто-то есть.

– Давно пора, – согласился, не вдаваясь в подробности, Абиой. – Её дочке уж скоро в школу, а она всё одна да одна.

Кифару подложил имениннику пирога и сделал вид, будто затронутая тема его не касается.

– Она хорошенькая, – продолжала Таонга. – Узури в неё. Она секретничает, но думаю, что дело ни в каком не журнале.

– С прямыми волосами вам всем лучше, – вынес вердикт Абиой и поинтересовался у сына, как идут дела с крокодилами.

– По первому заходу вроде бы всех перестреляли, – равнодушно ответил Кифару. – Через неделю-другую, думаю, ещё прокатимся, проверим.

– Хорошо. А что с трупами. Пустил в дело?

– Не лучшая тема для дня рождения, – заметила Таонга, хотя Фураха слушал, затаив дыхание.

– Пустил. Покупателя неплохого нашёл.

– Ты про Эмеку? Я его знаю.

– Нет, он дешевит, похоже. В Уганде нашёл. Кстати, спасибо, что напомнил. – Кифару сделал вид, что спохватился, сунул руку в сумку, в которой принёс братцу подарок – игрушечный пистолет, и достал увесистую пачку денег. – Это вам, на хозяйство.

– Тут еда, нехорошо, – снова повысила голос Таонга. – Деньги грязные.

– С каких это пор ты такой брезгливой стала? – сказал отец и по-хозяйски забрал пачку, добавив: – Молодец.

Мазози Кифару никаких денег не давал и подарков не делал. Она и не ждала. Предлог был прост: её деду не следовало знать об их связи. Он наверняка догадывался, однако если она продемонстрирует ему свою независимость, за последствия никто ручаться не мог. Поэтому лучше было избежать лишних провокаций. С другой стороны, Кифару прекрасно понимал, что за деньги можно купить любую красавицу, а вот когда твои прихоти исполняют просто так – это действительно дорогого стоит.

А прихоти естественным образом множились.

Некоторые могли даже выдать их связь куда красноречивее, чем какое-нибудь колечко, но поскольку речь шла, например, о рубцах от плётки на ягодицах, обычно прикрытых одеждой, дед не должен был их видеть, а если бы и увидел, то не мог бы никому в этом признаться, чтобы начать прилюдные разборки.

С каждым свиданием Кифару смелел, а Мазози становилась всё отчаяннее. Как-то вечером, когда уже достаточно стемнело, они занялись любовью прямо под звёздами, на крыше башни. Мазози умела хранить молчание, даже когда её пороли, поэтому не проронила ни звука, однако окажись поблизости какой-нибудь глазастый прохожий, он бы наверняка заметил странное движение там, где ему быть не положено.

Единственное, о чём Мазози даже в такие минуты не забывала, так это про свою ответственность перед дочерью, поэтому старалась не задерживаться допоздна и сёзно просила, чтобы Кифару её отпустил.

Однажды он ей запретил уходить, просто так, из прихоти, и она не осмелилась ослушаться. Осталась лежать, раскинувшись на кухонном столе, и безропотно ждать, пока он подравнивал ножницами густой комок волос под дрожащим животом. И только когда с улицы явственно донеслись крики Узури, звавшей мать, Кифару больно укусил добровольную рабыню за сосок и позволил убежать домой, едва успев накинуть длинную рубаху.

Золото

Чак оказался неплохим партнёром. Он больше к шкурам не придирался, при покупке очередной партии всех своих специалистов не приглашал, ограничиваясь собственным заключением, и исправно платил.

Правда, крокодилов на острове становилось с каждой неделей всё меньше, шкур – тоже, и Кифару призадумался о том, чем заняться в дальнейшем, если не их разведением. В фермера вроде Эмеки он превращаться не спешил.

Из размышлений по этому поводу его вывел сам Чак, который, вручая в очередной раз приятно тяжёлую пачку денег, поинтересовался:

– У тебя крокодилы-то ещё не перевелись?

Он шутил, однако Кифару воспринял вопрос серьёзно, если не сказать болезненно:

– С чего ты решил?

– Шкуры свежие, не из старых запасов, значит, ещё недавно на четырёх лапах бегали. Однако я не знаю такого места в округе, где бы их водилось безконечное количество. Вот и получается, что скоро конец охоте до нового поколения. Если, конечно, вы не всех самок там ещё переколошматили. Кстати, ты сам откуда будешь?

Раньше Чака никогда не интересовало происхождение шкур.

– С Кисивы.

– Откуда?

– С острова. – Кифару неопределённо махнул рукой в даль озера. – Почему спрашиваешь?

Вид у Чака сделался заговорческим.

– Как там у вас дела с травкой и порошками? – понизил он голос.

– Не понял.

– Понял, по глазам вижу.

– Погоди. Ты же сам мне ещё при первой встрече дал понять, что про всякую наркоту…

– Я тебя проверял, – ухмыльнулся Чак. – Тут у нас много всяких прытких околачивается. Ну, так как, интересует?

– Ты мне купить что ли предлагаешь? – по-прежнему не догонял Кифару.

– Что ли. А ты разве тоже предложить можешь? – Взгляд Чака стал настороженным.

– Нет.

– Что нет?

– Ничего нет. Ни травки, ни порошка, ни нужды их у тебя покупать. Я своих людей травить всякой гадостью не собираюсь.

– Почему стразу «гадость»? – обиделся Чак. – Когда чего-то слишком сильно ругают или, наоборот, хвалят, верить не стоит.

– У нас не хвалят и не ругают. – Кифару посмотрел ему в глаза. – У нас за это головы отрубают.

– Понял, – сразу сдулся Чак. – Возможно, правильно делают. Но ты подумай – дело прибыльное, не то, что крокодилы. Я же не в обиду тебе предлагаю, – добавил он извиняющимся тоном. – Другому бы не предложил.

– Спасибо за доверие, – ответил Кифару, удивляясь тому, как легко напугал столь грозного с виду богатыря. – Лучше расскажи мне про золото.

– Про золото?

Кифару не стал признаваться в том, что думает про золото так же давно, как про собственный стриптиз-клуб. Источником служил всё тот же американский журнал, где рассказывалось о «золотой лихорадке». Статья была проиллюстрирована нагловатой моделью, которая явно заложила ради такого дела последнее, что имела, оставив себе лишь ковбойскую шляпу да сапожки. Когда любоваться на её прелести Кифару надоело, он со словарём прочитал статью и узнал, что золото – вещь всегда в цене, всегда дорожающая и потому относительно надёжная. В отличие, скажем, от той бумаги, на которую о теперь менял бедных крокодилов.

– Ты же наверняка торгуешь золотом, Чак. Или знаешь, где его можно, если что, прикупить.

– Предположим, – последовал осторожный ответ.

– Откуда в Уганде быть золоту? – вмешался в их разговор Имаму, стоявший поодаль и обычно только наблюдавший за порядком, храня молчание.

– У нас тут всё есть, – буркнул Чак.

– Из Кении, если не ошибаюсь? Кустарное?

– Вот такое.

Чак словно специально готовился. Запустил пятерню в задний карман обтягивающих здоровенные ляжки джинсов и извлёк жёлтый камушек размером с горошину. Положив на ладонь, показал притихшим друзьям.