скачать книгу бесплатно
Венгрия и Польша, не питая к туркам симпатий, постоянно с ними загрызались по различным причинам, в том числе из-за права владеть плодородными землями Валахии в целом и Молдавии в частности, но, не имея возможностей на масштабное противостояние, ограничивались лишь оборонительными операциями против Османской империи. И, что делать, пришлось в конце концов уступить султанату лакомые кусочки Днестровско-Карпатского региона.
Но турки, постоянно с кем-то воюя, сами испытывали трудности. Именно из-за этого Молдавскому княжеству была оказана честь существовать как отдельное государство, но с ежегодной выплатой соответствующего бакшиша. Султанат понимал, если Молдавия вдруг не выдержит притеснений, а главное, феодального унижения, и повернёт против империи оружие, мало не покажется. Последствия просчитывались экономистами как весьма плачевные. Но и молдаване догадывались, что полномасштабная война с османами для них будет последней.
Получалось так, что лучшим вариантом было поджать хвосты и по лимиту соотношений сил одним платить, а другим не наглеть, принимать то, что дают. Возникала тонкая дипломатическая грань, на которой балансировать требовало великой государственной мудрости, хитрости и, естественно, политической наглости. Самым, пожалуй, стабильным из этих трёх столетий было правление Стефана Великого, которому удалось поднять экономику, развить науку, укрепить вооружённые силы, решить многие социальные вопросы, что позволило Молдавии стать чуть ли не в один ряд с ведущими державами Европы.
Стефан, тем не менее, воспринимал исторический момент, как надо. Будучи провидцем, строил внешнюю политику так, чтобы и выжить, и не дать на голову сесть. От желающих отбоя не было. «Заимодавцев целый полк. У каждого свой ум и толк». И все эти «доброжелатели» имели в виду лишь одно: дай, дай, дай! Но из-за жадности неимоверной они между собой порой нешуточно конфликтовали. Стефану оставалось умело стравливать любителей дармовой поживы, а из нескольких зол выбрать наименьшее. То есть подписаться на выплату дани туркам и признать вассальную от них зависимость.
Султан от счастья готов был господарю молдавскому пятки лизать, лишь бы сохранить сие благоденствие навсегда. Вообще-то и молдаванам на первых порах оно было не в тягость и даже приносило кое-какую прибыль, поскольку, прикрываясь на правах вассала заступничеством могущественного султана, Стефан позволял себе некоторые вольности в организации торговли, бартера, найма иностранных специалистов, в том числе военных. Заработала промышленность, сельское хозяйство уже позволяло самообеспечиваться, полноводные чистые реки кишели промысловой рыбой, за которой езжали со всей практически Европы и даже Азии.
Увы, политические, как и всякие другие, гении являются не по календарю и не по желанию, пусть даже всенародному. Господь распределяет гениев по планете настолько целесообразно, что проследить какие-либо закономерности в сем вопросе – самому нужно быть гением. По всей видимости, речь идёт о сохранности планеты как таковой. Как пристанища цивилизованных формаций. В нашем случае цивилизации Homo sapiens, представители которой, однако, столь разнообразны по духу и развитию интеллекта, что пускать процесс её развития на самотёк – значит обречь и цивилизацию, и планету на верную гибель. Если на небесах духовную сферу контролируют архангелы и архистратиги, то на земле – носители высшего разума, именуемые гениями.
С уходом Штефана Чел Маре молдавские господари стали духом хиреть, высокие порывы во благо отечества начали постепенно снижаться вплоть до уровня бытового примитивизма. В конце концов судьбы великого молдавского народа в мыслях, стараниях и чаяниях власть предержащих переместились на вторые планы. Главной заботой пролезшего на трон господаря стали накопительство личного благосостояния, желательно в золотой семантике, и своевременно собранная кубышка для султана, дабы во власти удержаться. Чем низменнее делались господарьские вожделения, тем сильнее разыгрывались вампирские аппетиты султанства, этого сложнейшего бюрократического аппарата, насквозь пронизанного коррупцией, взяточничеством и многоуровневым предательством. К семнадцатому веку, времени описываемых событий, турки обнаглели до того, что меняли молдавских господарей чуть ли не каждый год. Естественно, с целью высосать из них как можно больше в собственные карманы, да и султану чтобы перепало. Кандидаты из кожи вон лезли, повышали налоги, обирали крестьян, торговцев и прочих, дабы сколотить капитал на приобретение и удержание трона.
Александр Четвёртый Ильяш официально стал господарем Молдавии, как мы помним, десятого сентября двадцатого года, наш Альгис тому был свидетель. Трон Ильяшу освободила кучка бояр, заговорщически убившая предыдущего правителя. Александр этих цареубийц своеобразно отблагодарил: всех перевешал, как разбойников с большой дороги. Или как гайдуков, которых расплодилось на молдавской земле, словно вошей[27 - Воши (южный, в основном черноморский жаргон) – вши.].
Воши! Сия кровососущая напасть воистину народная примета: с началом какой-нибудь войны не только среди солдат в окопах, но и среди населения обязательно появляется вшивость. Равно как и разбойники всяческих мастей, в том числе и так называемых благородных. Этакие Робин Гуды местного розлива. Гайдуки грабили богатых, бедным отдавали. Вначале, а потом не разбирали. Бывало, что жировали, поскольку вдоль и поперёк Молдавии тянулись торговые караваны. Купцы расставались с добром легко, чтобы сохранить жизнь, а потом с той же лёгкостью набить мошну вновь. Беднота по-прежнему ходила с вывернутыми бузунарами[28 - Бузунар (молдавск.) – карман.].
Правительство, естественно, сие без внимания не оставляло. Гайдуков отлавливали, казнили, сочувствующих сажали в тюрьмы, отправляли на каторги. Однако гайдучество искоренять до конца никто из господарей не собирался. Незаконные бандформирования, как без них? Добрая треть наряду с разбойным ремеслом исполняла тайное служение интересам государства. Того или иного. Равно, как и торговцы. И там, и там обмен товарами, обмен информацией при колоссальной свободе перемещений.
После бесславного Хотинского перемирия Осман Второй, не в силах просто так снести позор, предался утолению собственной ярости. Сколько там он пересажал по тюрьмам, скольких казнил, то нам в принципе неинтересно. Однако судьбу наших героев мы проследим. За срыв снабжения войсковой операции при Хотине господарь Молдавского княжества Александр Ильяш был однозначно султаном приговорён к высшей мере социальной османской справедливости. Но…
Когда во исполнение сурового приказа главный поверенный великого визиря лично с огромным отрядом янычар после ареста конвоировал Ильяша через днестровские вотчины, произошло неожиданное и весьма дерзкое нападение крупной банды гайдуков. Застигнутые практически врасплох, янычары не успели организовать круговую оборону, не успели даже обнажить клинки. Гайдуки жалости не ведали. Большая часть турок была убита, человек двадцать захвачено в плен, естественно, с визирем и господарем Княжества Молдавского.
Один из гайдуков очень расстроился из-за запрета изрубить всех до единого, и визиря и господаря в том числе. Распаляясь, брызгал слюной, бесновался, трубил, как лось перед спариванием. К нему подошёл более возрастной, на вид мудрый и опытный, широко, одним ударом заехал молодому в ухо-горло-нос, и пока тот, на карачках ползая, вытирал кровь и сопли, напомнил:
– Хмель не велел этих двоих даже пальцем трогать. Понял, недоносок?
– Что мне Хмель, я вашего Хмеля… С чего он их пощадил?
– Дурень! За этих субчиков мы золота воз испросим.
– Так надо было сразу и сказать!
– Сразу сказать, – передразнил мудрый молодого. – Скажи вам! Я и тебе-то по секрету. Не вздумай проговориться. У наших сорвиголов хватит ума нас же прокинуть и выкуп себе заграбастать. Хмель нам тогда лично головы срубит.
– Их ещё и охранять придётся, от своих же?
– От всех, кто ни сунется. Давай-ка подбери самых надёжных пару десятков и ко мне их. Обдумаем охрану. А то ведь пока до Хмеля добираемся…
– Он же в Стамбуле, я слыхал, сам в плену.
– Не нашего ума дело, понял? Он везде, и там, и тут. Это же Хмель.
– Так куда этих везти?
– Пока прямо, там видно будет.
– Послушай, мне показалось? Этот валах, Ильяш, дрался, как тысяча чертей. Но отчего-то никого не убил, хотя падали десятками, вот прохвосты. Цирк, значит, устроили? Для визиря?
– Вот этих гайдуков собери. Ну, и сам понимаешь. Одно лишнее слово – и нам несдобровать. Остальные – парубки очень уж моторные. Пошинкуют, как ты собирался визиря и господаря.
– А захваченное добро?
– Между хлопцами, по-честному, как всегда.
– Фарте бине, миу домнуле[29 - Очень хорошо, мой господин (молдавск.).].
Осман правил империей три с лишним года. Начал в четырнадцатилетием возрасте, закончил в неполные восемнадцать. Некоторые историки утверждают, что сей отпрыск султана Ахмеда Первого получил блестящее образование и великолепно справлялся на царствовании. Был мудр и ясновидящ. Блестящий полководец. Народ якобы его обожал. Когда появился на свет, Великая Порта распорядилась турецкому населению пышно погулять целую неделю.
Дитя росло и в роскоши и неге, цветок Венеры средь полуденных зыбей. Солнце каждым утром светилось от счастья, когда выпадала удача поприветствовать лучезарного с новым днём. Птицы стыдливо умолкали, когда юный правитель волшебным голосом Джельсомино заводил речь, исполненную воли Аллаха. Неподкупный, справедливый, непобедимый.
Ахмед Первый так был счастлив сыну-первенцу, что выбрал ему имя основателя династии, Османа Гази. Потом ещё сын родился, правда, от другой наложницы. Два мальчика. Претенденты на престол. Классика дворцового жанра. Уходя на битву под Хотин против проклятых поляков, уже три года как оседлавший трон Османчик решил младшего братика, которого искренне любил, несчастного Мехмеда, ликвидировать. Ведь тот, будучи всего на два года младше, мог в его отсутствие объявить себя султаном. Дабы придать злодеянию законные основания, молодой правитель принялся добывать так называемую фетву, то есть разрешение от одного-двух кади, старейшин, вершащих правосудие на основе шариата. И… с лёгкостью получил её. Казнь тут же состоялась. На этих самых законных основаниях. Разве можно после такого удивляться последовавшим печальным событиям относительного самого Османа?
Как бы летописцы ни старались придать блеска и образу, и периоду правления султана Османа Второго, это было смутное для Турции время. Само небо давало понять: неладное творится в империи. Стамбул затопило наводнением, чего отродясь турки не ведали. То тут, то там возникали очаги чумы. Однажды замёрз Босфор! Как объяснили учёные, это произошло в самую холодную зиму начавшегося малого ледникового периода. Что для Стамбула замёрзший пролив? Прекращение судоходства, а значит, и снабжения. Это голод, недовольство подданных, роптания, бунты и снижение султанова рейтинга. Последний вообще рухнул после подлого убийства младшего Мехмеда.
Неоперившийся мальчишка на троне был весьма выгоден целой плеяде казнокрадов, мздоимцев, аферистов, интриганов, безмерно расплодившихся и пролезших во все сферы власти за время блестящего его правления. Убийства сделались обычным явлением государственного значения. Самого Османа сажали во власть тем же способом, отправив к праотцам бывшего султаном родного дядю. Теперь настало время принимать кардинальные решения против племянника. Войну проиграл, под Хотином опозорился, начал сумасбродить, фармазонить, пьянствовать. Добавил перцу женитьбой на двух младых турчанках, пренебрёгши вековой традицией брать в жёны кого угодно, только не своих, свято доселе соблюдавшейся. Последней каплей в переполненный казан негодования истории послужило решение, непонятно с какого древнего дуба рухнувшее, упразднить янычарский корпус.
Тут вдруг захват в заложники доверенного лица самого Великого Визиря и с ним Господаря Молдавского Княжества, требование за них выкупа от каких-то там разбойных казаков-гайдуков. Осман, естественно, требование проигнорировал. Обозвал сих уважаемых людей предателями, достойными в лучшем случае виселицы. Господарь Александр Ильяш на своё восхождение денег не жалел. Как не жалел тех, с кого он их высасывал. Подкупил практически весь бюрократический аппарат Османской империи, незыблемую Великую Порту в том числе. И столько же готов был ссужать для продления своего царствования. А его повесить. Уж нет, позвольте, обожаемый султан, с Вами не согласиться. Надо же, разогнать янычар, силовую элиту! Как только в голову взбрело? Не дадим в обиду господаря! Великолепно срабатывали планы Альгис-паши, то бишь боярина Рындина Олега Романовича и Хмеля, то бишь Богдана Михайловича Хмельницкого, будущего великого гетмана Украины. Незабвенных бойцов невидимого фронта, впрочем, об этом архивные фолианты умалчивают по сей день.
В мае следующего после Хотинского побоища года, наконец почуяв, что запахло жареным, Осман вдруг засобирался паломничеством в Мекку, при этом прихватил с собой казну, обеих жён-малолеток. И всё бы ничего, и дело вроде на мази. Как вдруг словно кто-то умело скомандовал: янычары совместно с сипахами, представителями тяжёлой турецкой кавалерии, организованно поднимают мятеж. Далее заключительная, самая печальная глава турецкой саги о короткой жизни и бесславном уходе султана Османа Второго. «Он пел поблёкшей жизни цвет без малого в осьмнадцать лет». Никто из турецких султанов не заканчивал жизнь так. Жесточайшим убийством, отрезанием ушей, носа, уничижением самой памяти. Даже фактом последующего назначения в султаны психически ненормального Мустафы Первого.
Слетел и Великий Визирь, на место которого сел принявший решение о казни Османа Второго так называемый капудан-паша, то есть командующий флотом империи по имени Давуд-паша. На первом же заседании Порты было принято решение выкупить пленённых гайдуками доверенного лица великого визиря и Молдавского Господаря, коих доставить в Стамбул и предать великим почестям. В ознаменование избавления империи от проклятой династии Османов объявить великую амнистию. Кто бы сомневался.
И опять долго стояли, обнявшись, и опять на берегу Днестра. У пахнущей свежими стружками крепостной стены.
– Так благодарен тебе, брат мой!
– Казак сказал, казак сделал. За тестя можешь быть спокоен, Альгис. Ой… пшепрошем, пан Ольгерд. Ведь Альгис геройски пал в битве.
– Как-то надо бы людей приучить к имени.
– Развёл панибратство. Ты для них пан ротмистр, и всё. Ну да обдумаем. Не вопрос. Для меня ты Соболь.
– Так что там дальше-то?
– Их встретили как героев. Янычары почётным караулом выстроились через весь тронувшийся умом Стамбул. Визиря помощник уж поведал, как храбро за его честь дрался Господарь Ильяш. В таких красках, что даже я покраснел от удовольствия.
– Хмель, не страшно было малого смерти предавать, мальчишка ж совсем. Жён его тоже умертвили?
– Я серьёзно возражал. Но он против янычар пошёл, резко так. Потом, конечно, в ногах валялся, просил пощады. Обещал, что корпус останется, как раньше, более того, всем прибавка к жалованию, свободы разные. Всё, что в голову пришло в тот момент, обещал. Он был обречён судьбой на закланье. Уже когда совсем сопляком на трон сел. И в зверёныша вырос, отнюдь не кроткого характера.
На причале шла аккордная работа. Одни «чайки» разгружались, другие загружались. В крепость сносили провизию, амуницию, оружие, порох, артиллерию, затейливую конскую упряжь, стройматериалы, скобяные товары, дефицитную соль. Грузили же в основном продукцию речного промысла, солёную и вяленую рыбу, балыки, осетровую и белужью икру, полезный во всех отношениях рыбий жир, сушёную мелкую рыбёшку, которую любители употребляли вместо семечек, а иногда и печки ею растапливали, могли жечь вместо свечей.
И знаменитые днестровские бабуи! Огромные черноморские бычки. Просто обожали Днестр, заплывали чуть ли не до Карпат. Неповторимый деликатес. Казачки умели приготовить, пальчики оближешь. С помидорами, обжаренным лучком, перцем. Тушили особо, пока косточки не станут хрупкими, рассыпающимися. Прообраз известного советского брэнда: «Бычки в томате».
Обрыв, на краю которого поставили входную башню, резко спадал песчано-глиняным откосом в довольно-таки широкую речную долину, испещрённую колеями. Туда-сюда сновали гружёные всевозможным добром телеги, проносились верховые, целыми ватагами бегали грузчики, мастеровые, казачки с детьми. От причала в гору выложили настоящую дорогу из плиточного камня, взятого со дна Днестра. Для неё срыли часть обрыва.
Вверху на холмах стояло множество куреней, мазанок. Целое казачье поселение. Вокруг него продолжали сооружать частокол. Собственно, это и была типичная для того времени крепость. Через каждые пятьдесят метров деревянная башня с бойницами. Между башнями посредине оборудовались сооружения в виде треугольного выпячивания наружу. Площадки их тщательно выравнивались, утрамбовывались, отсыпались песком, щебнем и выкладывалась речным плитником. На многих таких уже стояли по несколько пушек. Бастионы!
Аккордно трудились на строительстве казарм для хоругви, конюшен, загонов для скота и тому подобного. Даже ставили острог для бунтовщиков и разбойников. Работа не прекращалась и ночью.
– Что это? – Хмель указал на предлинный ров за конюшнями, чем-то наполняемый из постоянно подкатывавших телег.
– Это, брат, ценнейший строительный материал, – Альгис, вернее, пан Ольгерд, ухмыльнулся в усы. – Глину запасаем. А там, – он махнул рукой чуть правее, – под навесом, видишь?
– Солома?
– Да. Покамест сушится. Потом перетрём и ею глину прикроем таким вот слоем, – показал руками, каким. – На зиму оставим, чтоб к весне «созрела». Тут, брат, по народной науке столько всяких премудростей, хитростей и смекалок.
– Саманные кладки будете делать? – Хмель не замедлил состроить выражение глубоко разбирающегося в народных премудростях господаря, и последовавшее удивление на лице друга вызвало тёплый прилив приятных ощущений, в коих будущий гетман имел немаловажную потребность.
– Как это – саманные?
– Турецкий, я гляжу, подзабыл, да? Саман по-ихнему солома и есть. Турки тоже с глиной замешивают, потом раскладывают по деревянным формам и сушат. Получается нечто вроде большого кирпича, который, не мудрствуя лукаво, и называют, как солому, саманом. Но я бы не сказал, что кладки очень уж прочные. Пока сухие, стоят. Когда вдруг ливень или, допустим, наводнение, разбухают и разваливаются. А твои казаки чем удивят?
– Местные делают, как они говорят, лампач. Технология схожа. Долго сохнут, потому лучше весной начинать. Среди здешних казаков знатные, скажу я тебе, мастера! Секрет имеют свой, мне пока неведомый. Ни ливни, ни грозы, ни наводнения лампачу не страшны. Курени отменно прочные строят. Даже потолки из этого месива лепят на особые деревянные каркасы. Используют мудрёные щепные конструкции. Так, знаешь ли, выходит сказочно. Кабы своими глазами не видел, ни за что бы не поверил. Вековые наработки. Зимой тепло, летом прохладно.
– А как ты думал! Это же глина. Волшебный материал. Тут она должна быть превосходная.
– О да, жирная такая. Мы на неё и плитку кладём. Тоже секретный рецепт. Яйца, мука, из рыбы варим клей, туда же добавляем. Мёртво схватывает. И дома стоят, словно крепостцы. – На этот раз настал черёд выказать удивление Богдану, отчего густые красивые брови его взметнулись подобно крылам ворона, и, заметив сие обстоятельство, Олег даже зарделся от гордости, принялся объяснять с ещё большим усердием: – Глину для начала ногами надо хорошенько замесить. Мои гусарийцы не без удовольствия оголялись до самой ляжки. Всей хоругвью толкли. Устали от кочевой жизни, говорят, ноги размять захотелось. И знаешь, у кого колени болели там, или ступни, всё прошло. Лекари говорят, от глины. Она, понимаешь, ещё и целебная.
– А у нас на Украине, – Хмель тем не менее позиции сдавать не собирался, – кизяки ещё в глину добавляют.
– Да что ты говоришь! – Олег от души рассмеялся, по-доброму, как это делают самые близкие друзья, они в очередной раз обнялись, потом Олег слегка посерьёзнел, тема-то важнецкая, простодушно признался: – Здесь этого стратегического добра пока маловато. Вот скотоводство расширим, тогда и кизяками обзаведёмся. Зато в прибрежных плавнях камыша и рогоза полно. Вместо соломы. Ещё прочнее.
– Хозяйственником становишься, боярин. Молодец! Воевать только не разучись. Скоро проведают про твой Рыдванец какие-нибудь ногайцы, тут же припожалуют поживиться на дармовщинку.
– Рыдванец?
– Ну, как же, ты ведь у нас Рыдва? Али ошибаюсь?
– От кого проведал? Так меня только один человек называл, – Альгис немного смутился, поздно сообразив, что Хмель сюда именно этим человеком и послан.
– Не пугайся, мы одни. Собственно, чего ты? Всё правильно. Звать тебя боярин Рыдван, так в грамоте сказано. Сам читал. Что, не получал?
– Но где видел сию бумагу, не говори, что в Стамбуле.
– Где ж ещё-то? Там сейчас, почитай, весь тайный приказ пасётся. И наши, и поляки, и болгары, и венгры, кого только нет, – Хмель по старой привычке огляделся по сторонам, нет ли где поблизости тайного соглядатая, не подслушивает ли кто, убедившись, что никого такого нет, продолжил говорить, но голос-таки приглушил и ближе к уху Олега склонился: – На днях скороходы доставят. В двух экземплярах. Особо секретный от Алексея Михайловича, царя-батюшки, для боярина Олега Рыдвана, и от пана Сигизмунда, короля-батюшки, для ротмистра Ольгерда Смигаржевского.
– Всё-таки Смигаржевского. Это великая честь для меня, Хмель. И, пожалуй, память великая.
– Хочешь, от себя ещё выпишу. А что, я тоже не последний человек в нашем деле. Как-никак будущий гетман моей ридной нэньки. Но это, братец Олег мой Лелег, сам понимаешь, ныне глубокая тайна.
Оба замолчали на некоторое время от серьёзности высказанного. Олег вообще помрачнел, когда понял, что Хмель и про Лелега от князя, дорогого учителя, друга и отца, узнал. И который теперь так далеко, что жизни не хватит для новой встречи. Когда неожиданно над противоположным берегом Днестра показалась ярко светящаяся в лучах заката парочка черногузов, он вдруг ясно, до мелких деталей вспомнил, как высвобождал раненого аиста из коварного кустарника кизила, как храбро защищала своего суженого аистиха, как они потом втроём не без приключений добирались до Рашкова. Господи, да неужто те сейчас кружат над нами? Черногузы, будто услышав его мысли, сделали вираж в их сторону, потрещали клювами, после чего полетели куда-то в глубь молдавской территории. Может, привет передадут… ей?
– Послушай, Богдан, а ты не знаешь…
– Знаю, братик, всё знаю, – Хмельницкий нахмурил брови, на лице мелькнула тень, что сразу же приметил Альгис, сердце у него так и зашлось. – Мои люди перехватили посланца с бумагами от Порты. Ильяш вызвал в Стамбул обоих сыновей. Так ему великий визирь, мать бы его… велел.
– Сыновей?
– Ну да, одного из них будут готовить на Княжество. Следом и второго.
– А дочь? – голос у Олега, то есть Ольгерда, совсем сделался не командирский, даже задрожал, как при неврастеническом припадке. – Не томи, говори.
– Ты мужественный человек, принимай, как есть. Михаэлу, невесту твою, когда Ильяша арестовали, прямо из дворца похитили, перебив и стражу, и кое-кого из родни самого Ильяша, взявшихся за сабли. Я уже разослал своих шпионов, куда только можно. Не сегодня-завтра сведения прибудут. Но, судя по всему, к Сигизмунду отвезли. Так, по крайней мере, варшавские осведомители в Стамбул докладывали.
– Он, собака, на Михаэлу давно глаз положил. Своих мало. Кобель блудливый. Изрублю гада! – Ольгерд даже зубами заскрежетал, кулаки сжал, глаза сощурил. – Кто же похищал, может, ведаешь?
– Да… без любимой тобою татарвы не обошлось. Не всех, видать, повырезал тогда, – Богдан вдруг умолк на секунду, взгляд сделался отрешённым, как будто раздумье негласное посетило. – Ты уверен, что Хабибрасул подох?
– На колу-то? К голове пук соломы просмолённой привязали да подожгли. Подох, конечно. Почему спросил?
– Напоролись как-то на рассвете мои сорвиголовы на крупный татарский отряд. Произошло всё неожиданно, как для них, так и для моих. Мои оказались шустрее, среагировали мгновенно, дали по татарам традиционный дружный залп из мушкетов. Страшная, скажу тебе, вещь, залповая стрельба. Ну и, как полагается, дёру во все копыта. Татар-то было числом в десятеро больше. Пока то да сё, мои в сумерках растворились. Но потом в один голос твердили, что верховодил у татар не кто иной, как… Хабибрасул.
Призадумался новоиспечённый пан Ольгерд Смигаржевский. Всяких чудес на войне насмотрелся. Был случай, басурманин трое суток на колу просидел да жив остался. Потом как зверя диковинного возили повсюду, людям показывали. Любопытно, что до пленения страдал редкостным для всадника недугом – почечуем. Дык после кола хвороба напрочь ушла. Один из лекарей тогда ещё пошутил, что процедуру сию надо ввести в широкую медицинскую практику.
– Нет, не он это, – Ольгерд, прикрыв глаза, пытался просмотреть эфирный фантом Гиреева родича, эманаций, характерных для живого существа, не почувствовал. – Мёртвый, вне сомнений. Этот – кто-то другой.
– Выясним, – Хмель опять оживился, решив сменить тему. – Когда это он успел разглядеть её, Михаэлу твою?
– Сигизмунд? Успел когда-то, обносок. Наверно, в то время, как Ильяш с посольством приезжал. Михаэла наверняка с ним была. Старый осёл! Для пущего впечатления с собой дочку брал. Такую не показывать, а прятать от людских глаз надобно. Господи, дай сил!
– Не казнись, брат. Вас оберегает сам Архангел Михаил. Икону-то не потерял?
– Бог с тобой, Хмель, скажешь тоже! Мы уже и церквушку в честь него ставить начали, на берегу, подвальный этаж покрыли, там она, с другими образами, со свечами. Как зеницу ока стерегут казаки. Да и батюшка у нас такой, что…
– Отец Александр? Слышал, как же. Очень любопытная личность, по секрету скажу тебе. Не догадываешься, кто послал его сюда?
– Мелькала мысль. Чую, непростой батюшка. Но разговорить не получилось. Удивительно умеет отвести диалог, даже не начавшийся. Скрытен необыкновенно, хотя рот не закрывается ни на минуту. Шутками, прибаутками да побасенками сутки напролёт сыплет направо-налево. И что интересно, везде он. И тут, и там одновременно. Обо всём ведает, все мысли прочёл, выводы сделал. Дьячки у него, кабы не рясы с крестами, точно подумаешь, оборотни. Появляются из ниоткуда, так же незаметно исчезают.
– Ты бы знал, что творил в молодости. Тот ещё живодёр. Турок нарубил столько, что можно было бы целый город заселить. Да и шляхты столько же. Потомственный казак! В нужные руки Архангел тебя отдал. Великолепный организатор. А проповедник, в народе говорят, от Бога. Причём напрямую, из божьих уст да в маковку.
– Да я и сам знаю. Теперь-то уж точно знаю, – Олег горестно усмехнулся, опять вспомнив князя Яноша, свои раздумья вещие о том, что лишь в делах богоугодных да при верных сподвижниках души обоих будут время от времени соединяться. – Буду просить его молиться за солнышко моё. Как я сам ему, Отцу нашему небесному, поклоны бью денно и нощно. Да за близких друзей.
– Кто сейчас в Яссах господарь, дай бог памяти, Штефан Второй Томаш?
– Он, родимый. Вроде неплохой человек.
– Все неплохие. Особенно, когда с народа кровь пьют, – Хмель брезгливо передёрнул плечами. – Но да ладно, человек действительно вроде наш. Новый султан ждёт его в Стамбул скоро. Вручать право на царствование. Но имею сведения, что и Сигизмунд прислал ему требование прибыть на переговоры. Хитрый шишига. Будет агитировать в свою пользу шпионить у османов.
– Так он поедет?
– Куда ж ему деваться-то, несчастному? Постой, не хочешь ли…
– Именно! – блеснул глазами боярин Рыдван, Хмель даже прищурился. – С хоругвью да при полном параде!
Возникла пауза. Громко каркало вороньё, тучей кружившееся поодаль, за холмами. Причём туча была такая, будто гроза на подходе, даже солнце затмила. Богдан поднял голову, приставил к бровям ладонь, чтоб не слепило. Рассмеялся.
