Вечное

– Муссолини устроил это все ради пропаганды!

– Красивые фото ему важнее людей!

Уно кивнул:

– Верно. Визит Муссолини – всего лишь театральное представление, однако он расшатал ситуацию. В мире нарастает угроза войны из-за соглашения, которое немцы и японцы заключили против русских.

– Vafanculo![62] – грязно выругался кто-то.

– Согласен, дружище, – хохотнул Уно. – И все же, ребята, я принял другое решение. Даже теперь, когда Муссолини вернулся, следует повременить с отправкой синьора Силенцио за нашим оружием.

Альдо молча возблагодарил Господа, размышляя, не это ли тот знак, которого он так долго ждал. Отсрочка даст ему больше времени на обдумывание плана; будет короткая передышка. Чтобы не вызвать подозрений, Альдо скроил разочарованную мину – такую же, как у окружающих его мужчин.

– Зачем ждать? – завопил Горлопан, и его поддержали остальные.

– К чему тянуть?

– Дайте нам оружие! Нужно еще успеть пристреляться! Я почти забыл, как это делается.

Уно поджал губы.

– Взгляните на ситуацию с более широкой точки зрения. Муссолини подписал соглашение, Италия теперь официально союзник Германии. Муссолини и Гитлер позиционируют себя защитниками западных ценностей против угрозы Советов. Но мы-то знаем, как все на самом деле.

– Это они угроза! – крикнул Царь. – А не большевики!

Уно кивнул.

– Братья, нам нужно, чтобы все улеглось, прежде чем синьор Силенцио отправится в путь. – Он повернулся к Альдо: – Синьор Силенцио, знаю, ты готов действовать, но я не хочу, чтобы ты рисковал попусту. Понимаешь почему?

– Да, Уно, – согласился Альдо, скрывая облегчение. – Я с тобой полностью согласен. Лучше сейчас осторожно выждать, чтобы достичь успеха потом.

– Именно. – Уно нахмурился. – Кстати, вид у тебя какой-то замученный. Набирайся сил, мы на тебя рассчитываем. – Он обратился к остальным: – У меня появилась новая информация насчет приема в честь Спады. Это официальное мероприятие, так что никого из семей руководства партии на нем не будет. Как по мне – новость хорошая, да вы и сами со мной согласитесь. Мы не хотим пятнать руки в крови жен и детей. Они под запретом.

– Отлично! – подтвердили все. – Мы же не животные, как те.

Альдо старался не подавать виду, что взволнован. Другие, может, и не запятнают рук, но не он. Если нападение пройдет как задумано, Альдо станет соучастником в убийстве брата. Нельзя этого допустить.

Уно продолжал:

– Из надежного источника мне известно, что Спада вдовец, его единственная дочь с ним не общается. Насколько я знаю, старый пердун еще больший эгоист, чем большинство фашистов.

Группа засмеялась; Альдо из рассказов брата прекрасно знал о выходках Спады.

– Тогда он заслужил своей участи, – провозгласил Горлопан. – Все они заслужили! Каждому воздастся.

Альдо содрогнулся. У него оставалась последняя надежда, и он заставил себя спросить:

– А кто из офицеров, Уно, по-твоему, там будет?

– Да все, ведь Спада – самый старый. Организация большая, так что и начальников много. Буонакорсо, Терранова, ДеНово и Медальо точно будут. Главная цель – Буонакорсо, он их восходящая звезда, который придет на смену Спаде. Он – будущее Fascio.

И эта информация подтвердила худшие опасения Альдо, хоть тот и старался не подавать виду. Если явится Буонакорсо, то и Марко тоже. Время на исходе. Нужно как-то все устроить так, чтобы брат не пострадал. Оставалось только молиться, чтобы Марко ушел из Fascio до праздника. Альдо продолжал его уговаривать.

Уно расправил плечи.

– События приняли опасный оборот. Нужно вести себя максимально осмотрительно. Тучи сгущаются, нужно действовать! Нужно держаться вместе, народ!

– Вместе! Вместе! Вместе! – принялись скандировать товарищи, притопывая ногами.

Альдо, скрывая отчаяние, присоединился к ним.

Глава девятнадцатая

Сандро, декабрь 1937

Прежде Сандро не доводилось бывать на ночных фашистских митингах; размах зрелища поражал. Поговаривали, что на Пьяцца Венеция собралось сто тысяч человек, толпу скрывала тьма, и лишь лучи прожекторов метались туда-сюда. Вооруженные чернорубашечники стояли в боевом порядке, словно темные тени, подпоясанные белым, солдаты играли на барабанах, размахивали знаменами и поднимали выше фашистские флаги.

Мужчины, женщины и дети заполнили всю площадь, они взбирались на изгороди, вскакивали на цоколи фонарных столбов. Они толпились вокруг Витториано – освещенного беломраморного памятника Викто́ра Эммануила II – и Палаццо Венеция, древнего величественного здания, в котором обитало правительство Италии. С его грандиозного балкона собирался выступить сам Муссолини и объявить о выходе Италии из Лиги Наций. Отец Сандро считал, что это вполне оправданно, ведь Лига наложила на Италию несправедливые санкции из-за войны в Эфиопии.

Собравшиеся в тяжелых пальто стояли плечом к плечу и скандировали:

– Дуче! Дуче! Дуче! – Дружный многоголосый крик громом отдавался в ушах Сандро, и он вторил ему, все сильнее распаляясь. Он пришел на площадь с отцом и некоторыми высокопоставленными членами Совета, но потерял их из виду. Марко тоже был на митинге, со своим шефом и другими офицерами Fascio, но Сандро не видел и его.

Внезапно на освещенный прожекторами балкон вышел Муссолини; Сандро показалось, будто по его телу пробежал разряд тока. С такого расстояния он едва видел Дуче, но лицо Муссолини он знал так же хорошо, как и собственное, по изображениям в учебниках, газетах, кинохронике, на плакатах, банкнотах и монетах, которые его отец хранил в конвертах. Черты Дуче были весьма драматическими: мрачный, свирепый взгляд под покатым лбом, кустистые брови, крупный нос, широкий яркий рот и выдающийся подбородок, как у драчливого бульдога.

Толпа скандировала все громче, размахивала флагами и знаменами, махала шляпами и фесками. Сандро охватил всеобщий энтузиазм, но вот Дуче призвал всех к тишине и начал речь.

– Чернорубашечники! – рявкнул Муссолини, и его голос усилили громкоговорители. – Большой совет одобрил историческое решение, которое вы восторженно приветствовали! Дальше откладывать нельзя. Сколько лет мы проявляли неслыханное терпение! Мы не забыли и не забудем никогда предпринятую в Женеве позорную попытку задавить итальянский народ экономически!

Толпа возмущенно взревела в унисон, и Сандро кричал со всеми.

Муссолини поднял руки.

– Мы думали, что в какой-то момент Лига Наций как-то возместит нам ущерб, но этого не произошло! Они не пошли на это! Просто не захотели! Благие намерения некоторых стран канули в Лету, как только их делегаты влились в смертоносную среду женевского синедриона, которой управляют темные оккультные силы, враждебные Италии и нашей революции!

Сандро был ошеломлен: слово «Синедрион» означало Высший еврейский суд в Иерусалиме. Он никогда не слышал подобного от Дуче, ведь тот намекал, что враждебные силы – это евреи. Сандро смотрел на толпу, голосящую в темноте: никого, кроме него, это не покоробило. Все боготворящие Дуче взгляды были прикованы к балкону.

Муссолини простер руки в стороны.

– В таких условиях мы больше не можем присутствовать на собраниях Лиги Наций. Это оскорбление самой нашей доктрине, нашему образу жизни, нашему воинственному характеру. Пришел час сделать выбор! Уйти или остаться. Остаться?

– No! – закричала толпа, но Сандро не подхватил.

– Уйти? – спросил Муссолини.

– Si! – взревел народ, и Сандро во мраке окинул взглядом лица стоящих вокруг: на каждом светилась злобная радость, губы вздернуты, зубы обнажены, будто у рычащих псов.

Муссолини продолжил выступление, но Сандро теперь смотрел на Дуче и толпу другими глазами. Он вспомнил лекцию Леви-Чивиты, когда кто-то назвал профессора «грязным евреем», подбавив в голос яда. Сандро никогда не ощущал, что происхождение отделяет его от других итальянцев, но сейчас задумался – а прав ли он.

Муссолини заканчивал речь, но Сандро уже растерял весь пыл. Вокруг бесновался народ – вопящий, яростный и непримиримый, открытая демонстрация коллективной мощи, силы и чувств, что раньше так нравилась Сандро. Он чувствовал скрытую угрозу: та же взбудораженная толпа могла бы обратиться и против него.

– Папа! – закричал Сандро, зная, что его голос потонет в окружающем шуме. Он поискал взглядом голову отца, но не сумел найти. До дома было двадцать минут пешком. Он повернулся спиной к Палаццо Венеция, выбрался из толпы и зашагал домой.

После митинга Сандро уселся за обеденным столом, разложив перед собой тетради. Ему следовало бы поработать, но Сандро тревожился за отца. Неизвестно, ходила ли на митинг Роза, Сандро и за нее беспокоился. Мать была в больнице, а Корнелия ушла домой.

Окно было закрыто от холода, но Сандро выглянул наружу; он увидел, что площадь Маттеи запружена возвращающимися после митинга. Одни жили здесь, в гетто, другие просто проходили мимо; хулиганы-чернорубашечники сбились в группки и на ходу пили вино из бутылок.

С лестничной клетки донесся разговор, голоса принадлежали отцу и Розе. Сандро повернулся к двери, и они, пререкаясь, вошли в дом.

– Послушай, Роза. Ты не можешь знать все. – Отец снял шляпу и верхнюю одежду, а Роза осталась в своем красном пальто.

– Я знаю, о чем говорю, папа. Как мне тебя убедить?

– В чем убедить? – Сандро вскочил. – Роза, ты тоже была на Пьяцца Венеция?

– Да. – Прекрасные глаза Розы вспыхнули гневом. – Я ходила с Дэвидом и моей подругой из посольства, Олиндой Миллер. Это было ужасно.

– Ничего ужасного, – фыркнул отец. – Обязательно устраивать драму, милая?

Сандро подошел ближе.

– Мне тоже выступление показалось тревожным. То, что Муссолини сказал о женевском синедрионе, верно?

– Да, – подтвердила Роза, – и вообще вся речь целиком. После нападения на Эфиопию Италия стала изгоем, причем настолько, что Лига Наций наложила на нас санкции, а теперь Муссолини предлагает и вовсе выйти оттуда? Что дальше, мы покинем цивилизованный мир? Мы пытаемся уничтожить в Италии демократию!

Отец нахмурился:

– Это тебе напел твой британец, Роза. Будь добра, напомни ему, что лорд Чемберлен связан с Муссолини и Гитлером.

– Не все в посольстве согласны с Чемберленом, а Дэвид считает, что политика умиротворения агрессора – это неправильный подход.

– Папа, я тоже волнуюсь, – влез Сандро.

– Не стоит, – смягчился отец. – Вы слишком пристально анализируете его слова. С речами Дуче так поступать просто нельзя. Он говорил очень взволнованно, обычное дело для него. Никому не убедить меня, что Дуче – антисемит. Это не так. Он ведь поехал домой к своей любовнице-еврейке.

У Розы был уязвленный вид.

– Ты ищешь для него оправдания. Ты гораздо благожелательнее настроен к нему, чем он к тебе. Ко всем нам.

– Нет. Он благоволит еврейской общине, патриотам, ветеранам, а я отношусь ко всем перечисленным. Все это время он был сильным лидером, еще с 1922 года.

– Папа, смотри в будущее, а не в прошлое. Смотри, куда мы движемся. Ходят слухи, что следующей весной в Рим приедет Гитлер.

– Ну и что?

– А то, что это нехорошо. Ты не слушаешь меня, а я вам с мамой месяцами твержу. Пора!

– Пора – что? – вмешался сбитый с толку Сандро. – О чем это ты, Роза?

– Не отвечай! – Отец поднял руку, жестом веля ей молчать. – Не стоит добавлять тревог брату.

Роза повернулась к Сандро:

– Ты уже взрослый, можно и сказать. Я говорила маме и папе: я пришла к выводу, что нам следует эмигрировать.

– Эмигрировать? – недоверчиво переспросил Сандро. – То есть уехать из Италии? Уехать из Рима?

Отец вскинул руки.

– Вот видишь? Расстроила брата из-за пустяков.

– Но ведь это наш дом. – Сандро подумал об Элизабетте, Марко, Ла Сапиенце, Леви-Чивите. Вся его жизнь здесь, в Риме, так было всегда.

Роза посмотрела ему в глаза:

– Дэвид считает, что евреям, которые останутся, грозит беда. И он в своем мнении не одинок. Евреи покидают Польшу и Германию, эмигрируют в Британию, Швейцарию и Соединенные Штаты, даже в Палестину. Есть люди, которые организуют помощь. – Ее глаза заблестели, и Сандро вдруг осенила ужасная мысль:

– Ты уезжаешь из Рима, Роза?

Она кивнула:

– На это уйдут месяцы, может, даже год, но Дэвид говорит, что агентство по оказанию помощи подыщет мне в Лондоне работу. Он может перевезти в Лондон и тебя, и маму с папой. Я пыталась их убедить. Решение нужно принять сейчас.

Сандро догадался, что все это происходило без его ведома.

– Это же безумие. Я не хочу уезжать и не хочу, чтобы ты уезжала. Мы – твоя семья.

– Знаю это, потому и пытаюсь вас убедить…

– Еще бы наши дети за нас с матерью не решали, Роза, – вмешался отец. – Фашизм не будет антисемитским. Отовсюду в поисках убежища в Италию стекаются еврейские беженцы. Зачем им это, если тут грозит опасность?

– Они совершают ту же ошибку, что и ты, папа.

– Нет, ты чересчур предубеждена. Это все Дэвид тебе голову задурил. Мы здесь живем. Мы – римляне, и были ими много поколений.

– Нельзя позволять истории тянуть себя назад, – покачала головой Роза.

– История не тянет меня назад, она толкает меня вперед. Она дает мне силы, как и моя страна и моя религия. Все это – одно целое. Часть меня и нашей семьи.

– Папа, ты расстроен. – Роза развернулась, взяла сумочку и направилась к двери. – Пойду к Дэвиду. В другой раз зайду.

– Подожди, Роза! – Сандро подбежал к двери, выскочил на площадку и поспешил за ней вниз. – Давай еще поговорим?

– Позже! – Роза спустилась по лестнице и вышла в парадную дверь.

Сандро сбежал на первый этаж, выскочил на улицу и оказался на Пьяцца Маттеи среди буйной и гогочущей толпы пьяных чернорубашечников. Они столпились у прекрасного фонтана в виде черепахи, и его подсветка снизу озаряла их лица, отчего на те ложились гротескные тени, словно карнавальные маски. Сандро поискал Розу взглядом, но один пьяный чернорубашечник пихнул его, а другой принялся мочиться в фонтан.

Сандро покрутился на месте. Сестра уезжает из Рима, семья распадается, а страна сходит с ума.

Он развернулся и направился в дом.

Глава двадцатая

Элизабетта, январь 1938

Вечерняя смена в «Каса Сервано» была в полном разгаре; Элизабетта вышла из кухни с графином красного вина, обслужила пару за ближним столиком у стены и обвела взглядом зал. И вдруг, к своему удивлению, увидела, что за столиком в дальнем конце помещения сидит Сандро. Заметив Элизабетту, он тут же расплылся в улыбке, и ее окутало счастье. Она не представляла, зачем Сандро пришел, к тому же такой разодетый: в красивом синем свитере с пиджаком, темном свободном шарфе и брюках, как настоящий студент.

Элизабетта подошла к нему.

– Что ты здесь делаешь, Сандро?

Тот просиял.

– Я проголодался.

– Правда? – приняв недоверчивый вид, спросила Элизабетта.

– Ну… Я хотел застать тебя одну, но ты столько работаешь, так что я пришел сюда. – Он достал из рюкзака сверток в серебристой бумаге и вручил ей. – Принес тут тебе кое-что в подарок.

– Как мило! Но с чего бы?

– Хотел тебя порадовать. Разве нужна еще причина?

– О Сандро… – сказала Элизабетта, немного волнуясь. Она развернула бумагу и с удивлением обнаружила там экземпляр романа «Козима» Грации Деледды. – Боже, я так о ней мечтала!

– Знаю, ты говорила. А теперь открой страницу тридцать семь.

Элизабетта открыла нужную страницу и нашла там рекламный проспект кафедры литературы Ла Сапиенцы. Быстро прочитав его, она спросила:

– Что это? Приглашение на лекцию о Деледде?

– Подумал, мы могли бы вместе сходить.

– Davvero? – обрадовалась Элизабетта. Сердце ее бешено забилось. Сандро приглашает ее на первое настоящее свидание! – Это было бы чудесно.

Сандро улыбнулся еще шире, но тут Элизабетту отвлекли крики с улицы: похоже, там звали ее. Она напряглась, встревожившись, что снова пришел отец; гости заведения тоже повернулись на шум. Пара за столиком у окна смотрела наружу, и Паоло поспешил к ним.

Элизабетта подошла к окну, и ее взору предстало столь романтичное зрелище, будто сцена из старомодного фильма. На улице стоял Марко в темной форме с букетом красных роз в руках. В свете фонарей она четко его рассмотрела. Он встретился с ней взглядом, улыбнулся своей головокружительной улыбкой и вдруг опустился на колено, словно собираясь исполнить традиционную итальянскую серенаду.

А потом и правда начал петь «Римскую гитару» – популярную любовную песню о девушке из Трастевере.

– Под покровом звезд

Мне явился прекрасный Рим…

От удивления Элизабетта ахнула. Марко пел хорошо и искренне, не так, как дурачился в школе, Элизабетта даже подумала, что он репетировал. Она и не мечтала, что Марко или любой другой парень споет ей серенаду, вот только время он выбрал неудачно. Элизабетта месяцами ждала, кто же наконец обратит на нее внимание, а тут они оба в один вечер проявили интерес.

Ресторан охватило волнение; гости переговаривались друг с другом:

– Какой красивый юноша!

– Он поет официантке!

– Почему ты никогда не пел мне серенад, дорогой?

Прохожие на улице останавливались посмотреть на Марко, который, раскинув руки, во всю мощь своих легких выводил следующий куплет, а Элизабетта раскраснелась от счастья, но в то же время и смущалась: ведь она только что согласилась на свидание с Сандро, а тут Марко устроил грандиозное романтическое представление.

Краем глаза Элизабетта заметила, что Сандро покинул свой столик и присоединился к гостям, которые сгрудились позади нее. Марко как раз закончил петь и вошел в ресторан с букетом. Когда он открыл дверь, посетители разразились аплодисментами. Марко быстро кивнул им, но его взгляд был устремлен только на Элизабетту.

– Всем вина за счет заведения! – крикнул Паоло, поддавшись всеобщему настроению, а посетители с радостными возгласами стали снова рассаживаться по местам.

Марко подошел к Элизабетте, его темные глаза сияли. Он поклонился и вручил ей красные розы.

– Это тебе.

– Спасибо. – Элизабетта взяла букет и смущенно вдохнула сладкий аромат цветов.

Сандро, посмеиваясь, встал рядом.

– Вот это представление, друг!

– Ehi![63] А ты что здесь делаешь? – расхохотался Марко.

Сандро с улыбкой пожал плечами:

– Ну, ты пел не так уж ужасно.

– Благодарю! – Марко снова поклонился. – Элизабетта, я приглашаю тебя на ужин – настоящее свидание. Пойдешь со мной, когда тебе дадут выходной?

– Боже! – выпалила Элизабетта, терзаясь сомнениями. Парни улыбались, будто ситуация казалась им забавной, но ей было неловко стоять там с книгой Сандро в руках и букетом от Марко. Единственное, что могло быть хуже того, что никто из них не обращал на нее внимания, – лишь то, что это внимание обратили сразу оба. Тут ей пришло в голову: а ведь роман с Сандро или Марко дело рискованное, ведь кто-то из них разобьет ей сердце (или она кому-то его разобьет) – и тогда дружбе конец. И вообще, выбрав одного из парней, второго она обязательно потеряет. Это неизбежно. А вдруг она потеряет обоих? Элизабетта и не представляла, что ситуация окажется настолько сложной.

– Она встретится с тобой, Марко, когда сходит на свидание со мной, – снова засмеялся Сандро.

– Или до этого, – парировал Марко.

Сандро пожал плечами:

– Девушке в любом случае нужно есть.

– Да, хорошо, Марко, – ответила смущенная Элизабетта.

Тем временем ее поманил Паоло, намекая, что нужно возвращаться к работе, и Элизабетта повернулась к парням:

– Спасибо вам обоим. Мне пора.

Сандро и Марко ушли, а Элизабетта помчалась на кухню; Нонна поманила ее к себе в буфетную, где хозяйка заведения делала последнюю партию пасты. Ее узловатые пальцы были припорошены мукой. Сегодня в ресторане подавали spaghetti alla chitarra, которые изготавливали с помощью chitarra, «гитары» для пасты – рамы с нанизанными на нее тонкими проволочками.

Присыпанное мукой тесто было черного цвета из-за добавленных в него чернил кальмара. Такую пасту любили только ценители, но в «Каса Сервано» едали лишь они.

– Что такое, Нонна? – спросила Элизабетта, подойдя ближе.

– А что это происходит у меня в ресторане? За тобой ухаживают двое мальчишек? – Нонна положила толстый лист теста на проволочки chitarra. – Присядь.

Элизабетта послушно присела.

– Простите, я не знала, что они придут. Даже не представляла…

– А тебе эти мальчишки нравятся?

– Да. Я обоих хорошо знаю, они замечательные. Один посерьезнее, а другой – побезрассуднее, и…

– Умоляю, хватит. Зачем ты столько тараторишь?

– Извините. – Элизабетта никак не могла взять себя в руки. – Не знаю, кого выбрать.

– А мать твоя что говорит?

Элизабетта заколебалась. Ей было неловко рассказывать Нонне о своей матери, особенно после того ужасного происшествия с отцом.

– Ну, она ушла. Ушла от нас.

– Что? – Нонна хмуро посмотрела на Элизабетту, глаза сверкнули за стеклами очков. – Мать тебя бросила? Элизабетта, почему ты ничего не сказала?

Готового ответа у нее не нашлось.

– У меня все хорошо. Папа дома.

Нонна только фыркнула:

– Как вы справляетесь?

– Давайте не будем об этом…

– Но почему ты скрывала? Знаешь же – я могу помочь. – Нонна поджала губы, и морщины на ее лице обозначились сильнее. – Значит, ты хочешь совета насчет этих мальчиков? Не выбирай ни одного. Проверь как следует обоих.

– Не могу. Они лучшие друзья.

– И что с того? – Нонна раскатывала чернильное тесто скалкой, прижимая его к проволоке.

– Мы все друзья, все трое.

– Снова-здорово. Так что с того? – Старушка катала скалку по тесту, пока проволока его не разрезала, и оно, тонкими полосками, упало на деревянный лоток внизу. – Ты же не замужем, правда? Так зачем ведешь себя как замужняя?

– Не хочу никого из них обидеть.

– Попомни мои слова, Элизабетта. – Глаза Нонны с набрякшими веками посмотрели в ее глаза. – Сейчас все не так, как в мое время. Я выскочила замуж в шестнадцать. К счастью, муж понимал, что я женщина самостоятельная. Вот почему наш брак удался. Оставайся самостоятельной. Береги свою независимость. Прежде всего в уме. – Она коснулась пальцем виска, оставив на нем слабый отпечаток муки. – Возьми жизнь в свои руки – как тесто. Слепи из нее то, что сама хочешь. Выбери парня, только когда будешь готова. И ни минутой раньше!

– И как же мне выбрать из них?

– Твое сердце уже знает, кого ты на самом деле любишь, и, когда ты будешь готова слушать, оно откроет тебе свой секрет. – Нонна подняла проволочную раму тесторезки: внизу на деревянном лотке лежала превосходная паста с чернилами кальмара.

– Правда?

– А ты мне не веришь? – Нонна разделила черные нити спагетти своим изогнутым ногтем. – А теперь расскажи мне об этих мальчиках, только, пожалуйста, не тараторь. Сначала соберись с мыслями, потом говори.

– Один подарил мне книгу, это Сандро. Он симпатичный и очень умный. С ним всегда есть о чем поговорить, и он умеет выслушать.

– Вот кто тебе нужен, – хохотнула Нонна. – А он из хорошей семьи?

– Да.

– А фамилия?

– Симоне.

– У него мамаша доктор?

– Да.

– Очень хорошо. А что же другой, который возомнил себя Энрико Карузо?

Элизабетта улыбнулась:

– Это Марко. У его отца бар на Тиберине.

– «Джиро-Спорт»? Его отец – Беппе Террицци?

Элизабетта уловила прохладцу в голосе Нонны.

– А это важно?

– Террицци не для тебя.

– Но почему?

– Элизабетта, – произнесла Нонна с необычной для нее резкостью. – Просто запомни, что я сказала. И возвращайся к работе.

Глава двадцать первая

Марко, январь 1938

Марко вместе с Сандро вышел из «Каса Сервано», и они зашагали по Трастевере. Вечер выдался холодный, но бары и рестораны были полны народа, по улицам гуляли семьи, влюбленные парочки и туристы. Марко не знал, что сказать, ведь было очевидно: и он, и Сандро начали ухаживать за Элизабеттой одновременно. Ему было не по себе, к тому же друг ни словом не обмолвился о своих намерениях.

По правде говоря, Марко тоже ничего не сказал Сандро, так что ему ли винить приятеля? Ясно одно: проблему следовало как-то утрясти.

– Что ж… – пожал плечами Марко. – Не ожидал тебя там увидеть.

– А я не ожидал увидеть тебя, – засмеялся Сандро, и Марко тоже захохотал. Похоже, напряжение между ними ослабло, и Марко снова почувствовал себя лучше.

Сандро огляделся.

– Итак, насколько я понимаю, наши чувства к Элизабетте изменились.

Марко кивнул:

– У нас обоих прекрасный вкус.

– Вот только время мы выбрали неудачно.

Марко заметил, что Сандро принарядился.