
Полная версия:
Кровавая симфония
– Всё бремя ответственности за то, что лорд-протектор не принял своевременных мер в сложившейся ситуации, лежит на нём одном, – вмешался в разговор ещё один советник, на этот раз из клана Лугат, Эмилиано Морганти.– Однако в первую очередь ответственность за действия барона Ремеса, точнее, за действия бывшего барона и одиозного преступника, лежит на его господине. Вы не находите, графиня Тейцорт, что вам следовало бы что-то сказать по этому поводу?
Все взгляды были устремлены на девушку, сидевшую слева от Лайзы. Она грациозно расположилась на резном стуле, наслаждаясь напитком из бокала. Это была поистине очаровательная женщина, словно созданная из фарфора: изящная, безупречная. Белокурые локоны ниспадали на ее плечи, а несколько прядей обрамляли глубокое декольте. Глаза ее были прикрыты, и создавалось впечатление, что она никого не замечает вокруг. Однако, почувствовав на себе множество взглядов, она распахнула веки, и на всех смотрели алые, как распустившиеся розы, глаза. Графиня не спешила с разговором, лишь изредка бросая на них взгляд. Атмосфера вокруг начинала сгущаться, как тучи, и давила на голову. Лайза почувствовала, как пересохло в горле, и потянулась за своим бокалом, наблюдая за происходящим.
– Леди Бринаджи, почему вы так сдержанны? Как доверенное лицо Аластара Ницэ, вы должны были бы поделиться с нами результатами допроса барона Ремеса.
На неё был устремлён самый неприятный взгляд на свете – безжизненный, безразличный и вечно скучающий. Этот взгляд принадлежал Рэймонду Даламару, старшему сыну и единственному мужчине в семье. Бледно-зелёные глаза мужчины казались безжизненными, но в них горел огонёк, который Лайза видела лишь во второй раз за всё время их знакомства.
Девушка поднялась, поправляя край своего мундира, но не успела она и слова произнести, как неугомонный Виктор, стремившийся высказать своё мнение, перебил её. Его взгляд мутно-серых глаз окинул вампиршу с головы до ног, выражая пренебрежение. Для него она была пережитком прошлого. Он находил довольно забавным тот факт, что дочь некогда великого рода теперь бегает за человеком, словно собачонка.
– Отчего мы обратились к ней, минуя графиню? – спросил он. – Объяснение должно быть получено от графини Тейцорт, и я требую его!
Лайза ощущала, как гнев клокочет в её груди, обжигая внутренности. Её сиреневые глаза были готовы испепелить его взглядом, чтобы он испытал мучения. Ей хотелось взять меч и пронзить его гнилое сердце, которое даже голодные псы побрезговали бы съесть. Но ей оставалось лишь стоять и принимать на себя удар. Пытаясь унять бурю чувств и мыслей, Лайза озиралась по сторонам, пока её взгляд не встретился со взглядом графини, которая, прищурившись, смотрела на неё. Женщина улыбнулась ей в ответ и встала со своего места.
– Виконт Пинтилие, – голос графини звучал твёрдо и уверенно, – вы не более чем слуга своего господина. С какой стати вы позволяете себе столь вольное обращение с леди Бринаджи? – Алые глаза графини не отрывались от ошеломлённого Виктора, который нервно поправлял ворот рубашки. – Вы, вероятно, забыли, что перед вами не просто офицер, а маркграфиня великого дома. Советую вам занять своё место и внимать тому, что пожелает сказать Её Светлость.
Виктор умолк. Даламар одарил своего подчинённого холодным взглядом, от которого виконта начало слегка потряхивать.
Бринаджи, глубоко вдохнув, начала свою речь:
– Уважаемые лорды и леди, я осознаю, что произошедшее выходит за рамки допустимого. Преступник, барон Стефан Ремес, совершал свои злодеяния в различных регионах Румынии, не щадя даже столицу. Он менял методы убийств, обрекал невинных смертных на страдания, и долгое время оставался безнаказанным. Однако теперь он находится в темнице замка Пелеш, где ожидает суда.
– Полагаю, в суде не будет смысла, – произнесла графиня Камилла Тейцорт, взяв со стола фужер и сделав глоток. – Прошу простить, что прервала вас, но должна заметить, что Ремес – выходец из моего клана, а потому я буду судить его первой, а уж потом – лорд-протектор. Полагаю, Его Светлость простит мне эту дерзость.
– Он нарушил закон «Секретум»! – прошипел сквозь зубы Виктор. – Вы ведь прекрасно понимаете, чем обернётся ваше мнимое правосудие?
Графиня поставила бокал. Её взгляд, казалось, проникал в самую душу Пинтилие. Лайза ощущала жар, исходивший от женщины. Казалось, ещё мгновение – и Камилла набросится на Виктора, но она продолжала сохранять спокойный и непринуждённый вид. Графиня не желала терять ещё одного члена своей «семьи», и это было очевидно.
Так в зале воцарилось молчание.
Собрание продлилось не так долго, чтобы успеть обсудить все насущные проблемы. По большей части из-за того, что баронесса Мишель Данелюк начала жаловаться на скуку. Эта женщина обладала даром привлекать к себе внимание. Она словно олицетворяла собой беззаботность и распутство, но именно такой образ не мог оставить равнодушным никого. Не только откровенный наряд, который был на ней в тот вечер, делал её похожей на дешевую проститутку, но и её красота притягивала взгляды мужчин из окружения баронессы. Многие из них считали её умной, уверенной в себе и мудрой. Хотя Лайза думала, что её ум касался лишь сферы сексуального удовлетворения. Однако, нельзя было отрицать уверенности, которой обладала Мишель. То, с каким невозмутимым видом дама демонстративно затягивала корсет своего наряда, приподнимая пышные формы, вызывало у присутствующих советников лёгкое оцепенение. После этого заседание совета превратилось в пустую светскую болтовню. Аромат парфюма баронессы, наполнявший воздух, вызывал у неё приторно-сладкий шлейф, который ощущался даже в коридоре. Этот запах был таким же противным и едким, как и сама Данелюк. Девушка встала, понимая, что диалог, если его можно было так назвать, уже подошёл к концу и оставаться в этом обществе не имело смысла. Она поклонилась гостям, которые не обращали на неё внимания, и стремительно направилась к выходу. В дверях её чуть не снёс мальчик – слуга замка пятнадцати лет, который испуганно поклонился в знак извинения и проскользнул внутрь. Там его встретила Мишель, восторженно визжавшая, как свинья.
В коридоре было свежо, от чего вампирша почувствовала внушительную легкость. Будто огромный валун, давящий всем своим весом на ее хрупкие плечи, сдуло, как перышко. Она набрала полную грудь прохладного воздуха, и на расслабленном лице воссияла улыбка. Но эти минуты наслаждения прервал знакомый мужской голос, раздавшийся сзади. Меньше всего Лайза желала видеть именно его. Нельзя сказать, что Дэймен Джованни был ужасным собеседником, но и приятным его назвать было нельзя. Стук его каблуков напоминал удары молотка. Он окружал её с нескольких сторон, заставляя мышцы девушки напрячься. Мужчина двигался неспешно, подобно хищнику, что крадётся к своей добыче. Вампир с предельной ясностью обозначил, кто здесь хозяин положения. Лайза ощутила, как волосы на её голове зашевелились, а по телу пробежала дрожь. Девушка выпрямилась, когда Дэймен приблизился к ней. Чтобы взглянуть на него, ей пришлось запрокинуть голову. Если не обращать внимания на некоторые неприятные моменты, то можно было бы сказать, что перед ней весьма привлекательный мужчина средних лет. Его строгий костюм-тройка, безупречно выглаженная рубашка и галстук, а также волосы, уложенные гелем в изысканную причёску, выдавали благородное происхождение. На бледном лице Джованни появилась слабая улыбка, которая, казалось, редко появлялась на нём. От удивления брови девушки взметнулись вверх.
– Не соблаговолите ли вы составить мне компанию в этой недолгой прогулке? – произнёс голос, который был совсем не похож на тот, что она слышала на собрании. Он был гораздо ниже и с отчётливыми басовыми нотками.
– Как же я могу отказать вам, маркграф?
Лайза пошла вперёд. Дэймен шёл позади, но ему хватило одного шага, чтобы оказаться наравне с вампиршей. Идти рядом с таким, как Джованни, было всё равно что быть на крепком жёстком поводке, который держит властный хозяин. Девушка чувствовала, как золотистые глаза осматривают её. Казалось, что каждый взгляд – это ожог от паяльной лампы, болезненный, заставляющий корчиться от боли. Лайза шла ровно, не показывая, как сильно её тяготит вся эта атмосфера. Но мужчина явно заметил изменения, и невозмутимость сменилась на удовлетворение. Девушка лишь мельком взглянула на маркграфа и, увидев сияющую улыбку на лице, сразу отвела взгляд. Странное, нездоровое выражение лица. Как будто рядом шёл серийный маньяк.
– Вы о чем-то желаете меня спросить, Ваша Светлость? – Бринаджи замедлила шаг, удостоверившись, что вокруг неё имеются пути для отступления. Развернувшись лицом к собеседнику, она убрала руки за спину, сжав их в кулаки.
Дэймен вновь обрёл присущее ему спокойствие и поправил воротник пиджака, на левой стороне которого красовалась золотая брошь. Гербом дома и символом, подтверждающим статус носителя, были весы, слегка наклонившиеся влево.
– Как советник и второй судья, я изучил дело Стефана. Его поведение не соответствует норме и не соответствует тому вкладу, который он внёс за всю службу своему Дому. Приговор о смертной казни будет рассмотрен в четверг, но мои сообщения не могут быть добраться до Его Светлости, лорда-протектора. – Мужчина сделал шаг вперёд, сокращая дистанцию между собой и девушкой. – Вам ведь известно, куда направился Аластар. Поэтому прошу вас передать мои слова.
– Я передам его секретарю, что вы желаете с ним связаться. Вам сообщат, когда Его Светлость прибудет Синаю. – Лайза сделала шаг назад, изобразив на лице самую доброжелательную улыбку, на которую была способна в тот момент. – Если это всё, я удаляюсь.
Бринаджи жаждала как можно скорее оказаться подальше от этого места, которое с каждой секундой всё сильнее давило на неё. Этот взгляд, этот голос – всё это приводило её в крайнее раздражение. Но поддаться бушующим эмоциям было бы верхом глупости.
– Но зачем мне обращаться к кому-то, если вы и так прекрасно знаете, где он? – не унимался Дэймен. Его голос стал жёстче, а в глазах вспыхнул презрительный блеск.
– Боюсь, вы забываете, маркграф, в чём заключается моя работа и что мундир, который я ношу, – это не просто красивая вещица. Я – страж порядка. Моя обязанность – подчиняться законам Совета Первых и приказам лорда-протектора. А вы всего лишь его советник, да и по статусу мы с вами равны.
От этих слов веки вампира нервно дёрнулись. Бринаджи видела, как его ноздри расширились, когда он набрал воздух в широкую грудь. Она явно задела его за живое. Этого было достаточно, чтобы вампирша почувствовала себя лучше. Лайза поклонилась Дэймену и, развернувшись, направилась к лестнице. Ощущать на себе взгляд маркграфа Джованни было неприятно, но это уже не имело для неё никакого значения.
– Вы можете язвить и грубить сколько угодно, – произнёс Джованни, – но одно останется неизменным: через полгода вы будете не более чем красивой игрушкой в руках маркграфа Даламара. И то, если он не пустит вас под нож.
Бринаджи замерла, судорожно вцепившись в перила. То, что она так старательно пыталась забыть, настигло её внезапно. Ненавистные свадебные приготовления, жених, похожий на бездушную каменную глыбу, и замок, полный неудачных экспериментов, жаждущих своей смерти. Шаги Джованни становились всё ближе, но Лайза, не желая слушать его дальше, раздражённо цокнула языком и стремительно сбежала вниз по лестнице.
В темнице, освещённой лишь двумя факелами, раздавался звон цепей. Холодное помещение было пропитано запахом крови. За стенами замка уже начинало светать, и через маленькое оконце проникали лишь слабые лучи света. Но этого было достаточно, чтобы пленник страдал от боли. Лучи света впивались в мраморную кожу Стефана, оставляя после себя вздутые пузыри, которые вскоре лопались. Он корчился от боли, и из его рта вырывался дикий крик. Узник пытался укрыться в тени, но оковы были слишком коротки. На его щеках проступили кровавые слёзы, а руки и ноги были скованы кандалами из серебра, причинявшими нестерпимую боль. Стефан Ремес, некогда имевший титул барона, представлял собой жалкое зрелище. Его взгляд, исполненный страха, метался по углам темницы, словно ища выход. Одежда его была в крови и грязи, штаны разорваны, а лицо покрыто синяками. Рэйвен позаботился о том, чтобы каждый удар, оставленный им на теле Стефана, не зажил. Пока его приспешники избивали Ремеса, вампир ввёл ему препарат. Теперь пленник был беззащитен перед любым внешним воздействием.
– Почти как человек, – с усмешкой заметил Рэйвен.
Взирая на пленника, после нескольких часов истязаний, Рэйвен метал в него окурки недокуренных сигарет, размышляя о дальнейших действиях. Юноша осознавал, что ему не следует предпринимать лишних движений. Совет и без того не отвяжется от него и его сестры, остаётся уповать на лорда-протектора и решение суда. Каждую мысль о том, что его клан, его огненный Дом, может пасть из-за такого подонка, Рэйвена приводила в ярость. И когда они полностью овладевали его сознанием, Тейцорт начинал избивать Ремеса до тех пор, пока тот не начинал харкать кровью.
– Какая же ты мразь, Ремес! – воскликнул Рэйвен, достав из кармана пачку сигарет. – Ты ведь служил под моим началом. Я относился к тебе как к брату. А ты, ублюдок, оказался змеёй, которую пригрели на груди.
– Прошу вас, господин, – произнёс Стефан, – это было помутнение. Мне очень жаль. Простите меня, господин.
Стефан с трудом выговаривал слова, голос его дрожал. Однако его господину было безразлично его раскаяние.
Рэйвен щёлкнул пальцами, и на их кончиках вспыхнуло пламя. Он прикурил сигарету, смахнув огонь с рук, и сел на корточки напротив стоящего на коленях Стефана. Заключённый дрожал, как лист на ветру, стараясь не встретиться взглядом с вампиром. Рэйвен продолжал пристально вглядываться в лицо Стефана, выпуская клубы дыма. Безмолвие юноши действовало на нервы вампиру. Он взглянул на окурок сигареты и улыбнулся. Мучитель поднёс уголек к щеке Стефана и начал вдавливать. Ремес вскрикнул, а Тейцорт лишь улыбнулся ещё шире.
Лайза, стоя у входа в камеру, наблюдала за происходящим. Пусть даже она и не одобряла подобные методы допроса, но здесь была задета честь не только брата Камиллы, но и всего клана Брукса, поэтому она не стала вмешиваться. После беседы с Дэйменом девушка была в смятении и не понимала, как оказалась здесь. Рэйвен не сразу увидел вампиршу, но, когда его взгляд остановился на ней, он потерял интерес к Ремесу.
– Сиди здесь и не смей выкидывать никаких фокусов, – произнёс Рэйвен, строго глядя на Стефана. – Понял меня?
Стефан судорожно кивнул. Рэйвен, удовлетворённо хмыкнув, поднялся и направился к выходу.
Лайза уже сидела на холодных ступеньках у входа, когда перед ней возник Тейцорт. Он присел рядом и достал пачку сигарет. Вампир предложил ей, но она отрицательно покачала головой.
– Что он сказал? – осведомилась Лайза, внимательно наблюдая за заключённым, который стремился укрыться от солнечных лучей.
– А что он может сказать? Голод – это коварное чувство, – Рэйвен привычным движением зажёг сигарету и выпустил дым. – Говорит, работал с девушкой, которая искала для него жертв, а затем решила его кинуть. Позвала на помощь знакомого парнишку, чью подружку Ремес убил.
– Насколько я помню, в твоем отчёте было три жертвы.
– Верно. Третьей жертвой оказался этот одарённый.
– Одарённый? – Лайза посмотрела на Рэйвена широко раскрытыми глазами. В законе об убийстве одарённых нет чёткой формулировки, их приравнивают к смертным. Но возникает другая дилемма: такие люди находятся под юрисдикцией организации охотников. А это уже создаёт немало проблем.
Лайза провела ладонями по лицу, тяжело вздохнула и произнесла:
– Вижу, к нашим проблемам прибавилось ещё и убийство одарённого. Аластар не погладит нас по головке за это.
– Ну, это как посмотреть, – ответил Рэйвен, затягиваясь сигаретой и выпуская ядовитый дым. – Парень пока ещё не пришёл в себя.
Лайза опустила руки и посмотрела на вампира с ещё большим удивлением.
– Что ты сказал?
– Наш Стефания нанёс парню более двадцати ударов ножом, но тому хоть бы что. Конечно, для виду он корчился, даже был в полубессознательном состоянии, но затем пришёл в себя и как ни в чём не бывало.
– И ты сообщаешь мне об этом только сейчас? То, что он одарён и обладает способностью к регенерации, не было указано в рапорте. Рэй, ты хоть представляешь, какие последствия это может иметь? А если Ремес расскажет об этом на суде?
Девушка резко встала, но её гневный взгляд не смущал Рэйвена, который продолжал курить.
– Чего ты так кричишь? Конечно, они узнают, если ты будешь орать, как сумасшедшая. Я дал ему настойку непенфа. Забудет всё и начнёт новую жизнь.
– Он одарён. На него такие вещи не действуют.
– Вот очнётся наш чудо-парень, и увидим. – На бледном лице Рэйвена появилась хитрая улыбка. – Так что успокойся и наслаждайся.
Глава 4
Острая боль пронзила всё тело, словно кто-то нанёс сокрушительный удар по голове. Воспоминания возвращались вспышками, яркими, как пощёчина. В памяти всплывали образы: кинжал, его холодное острое лезвие, вонзающееся в плоть, оставляя кровавые следы на одежде и полу. Голоса сливались в единый гул, создавая ощущение нереальности происходящего. Ноющие ощущения в области живота дали понять, что он всё ещё жив. Яркий свет бил в глаза, и первое, что он увидел, был потолок. Всё расплывалось, и юноша не мог сфокусировать взгляд. Алекс попытался опереться о край кровати, чтобы сесть, но боль заставила его отказаться от этой затеи. Он приподнял больничную рубаху и увидел огромный пластырь, приклеенный над пупком и перевязанный бинтом. С этого момента болеть стало всё тело. Но вскоре боль отошла на второй план, когда одна мысль стала ярче ламп, освещающих палату.
«Где Хелен?
В палату неспешно вошла невысокая женщина, облачённая в медицинский халат. Сначала она не обратила внимания на очнувшегося Боуна, но, заметив его пробуждение, быстро установила штатив для капельницы и покинула помещение. Алексис ещё плохо видел, поэтому не сразу понял, кто к нему пришёл, однако, когда до него дошло, юноша поднялся с постели. В сгибе руки вновь ощутилась боль – там торчал катетер капельницы. Он аккуратно вытащил его из вены и, хромая, направился к двери. Там его уже встретило знакомое лицо – единственное, которое он смог разглядеть чётко. Доктор Лафт поправил оправу очков и вошёл внутрь, заставляя юношу остановиться.
– Доктор Лафт? Вы здесь? – веки Алекса широко раскрылись, когда перед ним предстал друг его дяди. Но это сейчас не имело значения для юноши. – Подождите, скажите, где Хелен… и Анка?
– Давай сначала присядем. Я всё тебе расскажу.
Доктор положил руку на плечо Алекса и подвёл его к койке. Боун пристально посмотрел на него, пытаясь разгадать выражение его лица. Но встретил лишь спокойствие, лёгкую улыбку, сочетавшуюся с холодным взглядом ярко-голубых глаз. Лафт посадил и внимательно осмотрел Алексиса. Как настоящий мастер своего дела, он выполнял все манипуляции быстро и аккуратно.
– Швы наложены хорошо. Если будешь беречь себя, они быстро заживут, – сказал доктор.
– Где девочки? – спросил Алекс, чувствуя, что Лафт пытается уйти от ответа.
– Помнишь ли ты, что произошло в той квартире? – спросил Корнелиус, и голос его стал серьёзным. Взгляд его был направлен исподлобья, и это насторожило юношу.
– Конечно! – уверенно ответил Алекс. – Там…
«А что там было?»
И снова его веки расширились. Он пытался вспомнить тот вечер. В висках запульсировали вены, боль металась из одного отдела в другой, словно попрыгунчик. Что же произошло? Алексис помнил улицу, яркий свет, а потом… кровь? Да, точно. Её было очень много на полу, мебели и особенно на зеркале. А откуда кровь?
И тут у юноши затряслись руки. Дрожь прошлась по всему телу, от самой макушки до кончиков пальцев ног. Алекс сжался, подобрав под себя ноги.
«Нет…Не может быть.»
– Алексис, это чудо. Ты выжил после обширного кровотечения, —говорил Лафт. – К сожалению, мисс Улару и Груи повезло куда меньше.
Мужчина старался говорить осторожно, но в его голосе всё равно звучали ноты цинизма. Алексис не обратил внимания на интонацию. Его голову атаковали воспоминания, и слёзы падали градом.
– Какое же это чудо? – вопрошал юноша, и голос его дрожал. – Разве можно считать меня счастливчиком, если они мертвы?
Он был тих, но под конец чувства взяли верх, и с его губ сорвался крик. Алекс вскочил. Глаза в ярости метались, это порочное чувство сжигало его, обжигало каждый сантиметр души. В тот момент ему хотелось разорвать себе швы. Мысль о том, что его возлюбленной больше нет, лишь укрепляла желание покинуть этот мир. Лучше так, чем понимать, что он единственный выживший.
– Прошу тебя, Алексис, тебе нужно успокоиться, – произнёс доктор.
– К чему мне ваше спокойствие, доктор? Их больше нет. Хелен нет. А эта тварь сейчас на свободе. Дышит воздухом, которого они лишены.
Юноша трепал ворот своей рубахи, ходя по палате взад-вперёд, а затем со всей силы схватил штатив и начал разрушать всё, что видел: тумбочки, койки, разбил одно из зеркал.
Корнелиус стремительно поднялся со своего места. Юноша размахивал металлическим предметом, едва не задев лицо доктора. На шум прибежала медицинская сестра. Лафт крикнул ей принести шприц с успокоительным, и та мгновенно исчезла.
– Алекс, остановись, прошу тебя, – умолял Корнелиус, пытаясь отобрать штатив у разъярённого юноши, который вцепился в него мёртвой хваткой. Мужчина обхватил его, заломив руку за спину. Алексис сопротивлялся, бил ногами, но доктор был сильнее, что не скажешь по его телосложению. В палату вошли медсестра и два крепких санитара. В ее руках был небольшой шприц, который она передала Лафту.
Алекс не почувствовал, как ему ввели лекарство, только то, как мышцы стали тяжёлыми, а руки перестали его слушаться. Веки слипались, и перед глазами всё начало двоиться. Когда его тело обмякло, санитары подхватили его под руки.
– Куда его, доктор Лафт? К особо одаренным? – поинтересовался один из медбратьев.
Доктор бросил на подчинённого взгляд, острый, как лезвие.
– Только ты здесь особо одаренный. А юношу положи обратно в постель. Связывать его не нужно. Такое поведение ему не свойственно. – Доктор Лафт поправил свой халат и повернулся к испуганной медсестре. – Присмотри за ним. Как только он придет в себя, дай мне знать.
Корнелиус посмотрел на Алексиса. Какое чувство было в его взгляде, юноша не смог понять. Веки сомкнулись, и он погрузился в темноту.
Время текло, и пока его окружали тени страхов, головная боль с новой силой обрушивалась на виски. Когда он открыл глаза, то осознал, что это ужасное ощущение не покидало его. Опухшие веки реагировали на яркий свет, вызывая мучительный дискомфорт. И снова перед ним был потолок, но теперь он мог его разглядеть. Белый, но с небольшим пожелтевшим пятном, словно от подтёков воды. Алексис поднял руку. Она свободно потянулась к лампе, прикрывая ладонь от света. Никаких оков или наручников не было. Юноша с облегчением вздохнул, но вскоре это начало наводить на мрачные размышления.
«Неужели это происходит наяву?» – спрашивал себя юноша. На глазах вновь выступили слёзы. Он прикрыл их рукой, пряча от посторонних глаз. Ощущая пустоту, становилось ещё больнее. Ему отчаянно не хватало той части, которую так жестоко вырвали у него, разорвав самого юношу на куски. Как же хотелось, чтобы всё это оказалось больной фантазией, одним из его бредовых снов, после которого он проснётся и снова увидит милое лицо Хелен. Алексис чувствовал, как каждый вдох становится всё труднее. Тогда юноша попытался сесть. Крепкие повязки и непрекращающаяся боль не оставили ему шанса. Это отняло у него немало сил.
Сколько прошло времени, Алексис не мог сказать наверняка. Время для него текло медленно, мучительно, секунда за секундой. Он не мог уснуть. В мире, подаренном Морфеем, появлялись тёмные силуэты, среди которых танцевала окровавленная возлюбленная. Она улыбалась и звала его за собой, а затем набрасывалась на него с тем самым кинжалом, который вспорол ему живот. Душа его билась, словно птица-невольница в костяной клетке. Юноша думал о смерти и желал её.
По словам медицинского персонала, который приходил его проведать, прошло около трёх дней. Драгомир пытался попасть в палату к племяннику, но доктор Лафт настоятельно рекомендовал ему не беспокоить и так ослабленного юношу. Корнелиус заходил к нему чаще. Каждый раз, когда он посещал палату, его глаза были холодными и отстранёнными, но это не вызывало никаких эмоций у самого пациента. Он был похож на неодушевлённое существо. Ничего не говорил, смотрел в пустоту и ел мало-помалу. Выполняя все указания врача, Алексис смотрел пустым взглядом, не адресованным никому.
Корнелиус осмотрел рану и довольно улыбнулся.
– Всё хорошо, – произнёс доктор, – если так пойдёт и дальше, то через пару дней выпишем.