Ведьма и бог. Похищение Цирцеи

– Я восхищаюсь Деймосом. Чувствую, как его взгляд кричит: «За что мне все это?»

Смеюсь, соглашаясь.

– А Элла восклицает: «Я люблю Рождество, жизнь и печенье!»

Мы смеемся, испытывая прилив нежности к сестре.

– Что вас так развеселило? – бурчит голос позади нас.

Одновременно поворачиваемся. Спадающие каскадом рыжие волосы и длинное изумрудное платье делают Эллу великолепной. С другой стороны, нельзя быть уверенной в ее психологическом состоянии.

– Ничего, Тыковка. Как себя чувствуешь?

Она морщится, поглаживая живот.

– Не могу дождаться, когда родится Медея. Она уже несколько дней играет с моим мочевым пузырем.

Элла часто ворчит с тех пор, как забеременела. Судя по всему, ситуация ее не устраивает. Она заверила нас, что ребенок желанный, но, похоже, ей не нравится состояние беременности. Как бы то ни было, беременность не всегда этап, полный счастья.

– Кто купил «Bespresso»? – продолжает она. – Я надеялась, что никто ее не купит. Деймос добавил ее в список, хотя это абсолютно бесполезная машина.

Окидываю взглядом комнату и замечаю Гермеса в вечном костюме-тройке, на этот раз сером. К нему подходит Деймос, и они рассматривают стоящее перед ними устройство.

– Виновный как раз здесь, – сообщаю я.

– Грр, ненавижу его, – бормочет Элла.

Я начинаю нервничать.

– Гермеса или Деймоса?

– Гермеса. Деймос, он…

Она замолкает. Мы с Мероэ обмениваемся обеспокоенными взглядами.

– Он прекрасен… за исключением желания купить «Bespresso», – лепечет она сквозь слезы.

Мы отводим Эллу в угол гостиной, чтобы никто не видел, как она плачет. Ее усталость не всем очевидна.

– С тобой все в порядке? – спрашивает Мероэ, поглаживая спину сестры.

Элла шмыгает носом и икает, прежде чем кивает.

– Да, да. Это все гормоны…

– Но не только они, – догадываюсь я.

Элла давится слезами, пытаясь взять себя в руки.

– Я больше не могу выносить внимание ко мне и ребенку.

Мероэ обнимает ее, и я приближаюсь к ним, раздраженная. Элле нужно спокойствие и внимание, а она оказалась в центре истории о союзе и слухах. Мне хочется щелкнуть пальцами и прогнать гостей, чтобы успокоить ее. Может быть, Деймос не лгал, и забота о дочери – истинная причина, по которой он думает оставить пост. Наверняка он видит, что жена измотана.

Я обнимаю сестер. Церемония соединения будет особенной, ведь будет проводиться в кругу близких родственников.

– Эй, – говорю я вполголоса. – Как только Медея родится, вы обе будете жить в спокойствии. Я лично позабочусь об этом.

Чувствую, как она качает головой со смущенным «мхм».

– Обещаешь?

Отстраняюсь, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Клянусь. Я всегда буду рядом с тобой.

Это ее подбадривает.

– Ты можешь верить Цирцее, – поддерживает Мероэ. – Она владеет не только словами, но и феноменальной силой.

Элла облегченно выдыхает. У нее все еще заплаканы глаза, но она улыбается.

– Значит, это правда? – продолжает Элла.

– Что?

– Что ты обжималась с Гермесом в День святого Валентина?

По спине пробегает дрожь. Я стреляю глазами в Мероэ, которая прячется за Эллой.

– Она наша младшая сестра. Я не могла не рассказать ей!

Мне надоело злиться по этому поводу. И это хороший знак. В конце концов я сдаюсь. Этот поцелуй был не совсем нормальным.

– Правда. И это произошло случайно. Больше такое не повторится.

Элла блистает улыбкой в десять тысяч вольт, хватая меня за руки.

– Во время поцелуев у Гермеса глаза тоже становятся золотыми? – шепчет она, разгоряченная.

Прекрасное воспоминание о маске из ихора возвращается ко мне. Сдерживаю румянец, качая головой и изображая насмешку.

– Хочешь сказать, что Деймос становится золотым, когда возбуждается?

Мероэ тут же переходит на другую сторону и присоединяется ко мне, скрестив руки на груди, сгорая от любопытства. Элла становится красной как помидор.

– Такое случается.

Голос Гермеса прерывает нас. Мы втроем выступаем против него единым фронтом. У меня ощущение, будто мама только что застала нас врасплох за какой-то невероятной глупостью. Бог-дипломат пристально смотрит на меня, как будто ожидая, что я начну объясняться.

– Ах, значит, мне не привиделось, что ты позолотел, когда был в мансарде Эллы? – говорит Мероэ, еще больше сбивая меня с толку.

– У меня была встреча с наядой, – отвечает Гермес, пожимая плечами.

Его реплика обжигает, словно пощечина. Он такой тщеславный. Снова задаюсь вопросом, что такого нашла в нем, когда мне было пятнадцать. Мероэ сжимает мою руку. Это единственная поддержка от сестер, которые не смеют ничего сказать. Их молчаливые взгляды прикованы к Богу-посланнику.

– Элла, Зевс скоро вернется. Я должен рассказать тебе о даре, который он хочет сделать ребенку. У тебя есть минутка?

Элла колеблется четверть секунды, прежде чем смущенно пробормотать «Да, конечно». Гермес приступает к изложению того, что должно произойти, но его слова не доходят до меня. Я упираюсь в землю и сжимаю пальцы в кулаки. Если он хотел меня ранить, то у него получилось! Не могу расценивать его намерения иначе. А может, у него их не было, и он просто сказал то, что думал. Но, черт возьми, он мог подумать о моих чувствах.

Ощущая боль в груди, ударяю его в плечо и ухожу в другой конец комнаты. Останавливаюсь у буфета с напитками и выпиваю бокал шампанского. Мужчины боятся меня, пусть так будет и дальше. Я кажусь им требовательной и жестокой и осознаю это. Очевидно, Гермес был заинтересован в милой нимфе, которая ждала его. Я действительно глупа, раз поверила, что пробудила в нем чувства. Люди, как боги, даже борются в грубости и…

– Привет!

Подпрыгиваю, проливая шампанское на серебристую скатерть.

Рядом со мной возникает женщина.

– Извини, не хотела тебя пугать.

– Скорее, ты меня удивила, – отвечаю я, прижав руку к груди.

Она одаривает смущенной улыбкой. Я не видела ее раньше и, думаю, запомнила бы, если столкнулась. У нее короткие волосы, объемные сверху и выбритые по бокам, радужного цвета. Ее глаза светятся любопытством и меняют оттенок: красный, оранжевый, желтый, зеленый, синий, фиолетовый. Они отражают все оттенки волос. Черты ее лица мягки и изящны, и мне кажется, что она добра и остра умом. Она засунула руки в карманы белого комбинезона без рукавов. Ее талию стягивает переливающийся пояс с пряжкой, такого же золотого цвета, как и два крыла, сложенных за спиной. Она представляет собой идеальное сочетание непринужденности и шик высокого положения. Я рада, что надела платье до колен из малинового шифона и кружева. Подобная одежда мне несвойственна, но так я хорошо вписываюсь в обстановку.

– Ирида, приятно познакомиться, – говорит она, протягивая руку.

Ее имя ни о чем не говорит, но, очарованная, приветствую ее.

– Взаимно.

– Госпожа Гера много рассказывала о тебе, – говорит она, вглядываясь в толпу.

Царица богов только что прибыла. У меня нет времени осознать связь, на которую указывает Ирида:

– Я представительница Госпожи Геры. Ее посланница и дипломат.

Значит, она агент, которого Гера хочет внедрить в штаб – квартиру. Она занимает тот же пост, что и Гермес, но подчиняется повелительнице богов.

– От Гермеса ты будешь получать официальные новости, а от меня – неофициальные, – добавляет она с поклоном.

Я рада. Это прекрасная новость.

Ирида хватает бокал с шампанским и увлекает за собой на прогулку по большой гостиной. По ее словам, всегда лучше разговаривать во время ходьбы, так как чужие уши не успевают за разговорами в движении.

– Разве речь идет не о том, чтобы ты полностью заменила его?

– Нет. По крайней мере, пока нет, – отвечает она с удивительной уверенностью. – Мы с ним вечные соперники.

Не осмеливаюсь сказать, что при мне Гермес ни разу не упомянул о ней. Бросаю взгляд в сторону бога-посланника, он тоже смотрит на нас. Поправка: он пристально смотрит на Ириду, сжав челюсти. Чувствует ли он угрозу с ее стороны? Он должен предвидеть вероятное соперничество за должность и опасаться его. Гермес – константа в моей роли проводницы. Но сейчас мысль о такой перемене приносит облегчение! Он может быть отстранен от должности, если восстанию удастся свергнуть Зевса. А я бы вела переговоры с Иридой, вдали от него.

– Ты, должно быть, сталкивалась со слухами об интересе богов к Медее, – продолжает богиня. – Есть новости. Некоторые считают, что ее место на Олимпе, независимо от цвета крови.

Я замираю. О, Геката, чем дальше, тем хуже.

– Медея – не территория для завоевываний.

– Мы с этим согласны. Пока ты здесь, ничто не остановит церемонию соединения и не сможет ей помешать. Но слухи не возникают без причины. У всего всегда есть цель.

От мысли о том, что судьба предрешена, но может быть сметена более сильной, кружится голова. Моя судьба – быть проводницей вместе с племянницей, но вдруг у нее иной жизненный путь?

«Судьба заманивает тебя в ловушку». Слова Гипноса заставляют вздрогнуть.

– Пока связь не установлена, все может измениться, – говорю я, встревоженная как никогда.

Ирида кивает, увлекая за собой.

– Мы сделаем все, чтобы церемония прошла идеально, – заверяет она.

В тот же миг грохот грозы разносится эхом по особняку, и собравшиеся расходятся в стороны. Великолепный, как и всегда, Зевс появляется в центре. На нем идеальный жемчужно-серый костюм, а в волосах цвета перца и соли пробегают электрические искры. Как и все боги, он не стареет. На вид ему около сорока.

Ожидаю мощного раската голоса Зевса, но он складывает руки за спиной и с любезной улыбкой подходит к Гере. Не думала, что увижу его таким безмятежным в окружении врагов и Гекаты, которые не обращают на него внимания. Должно быть, клятва на Стиксе сыграла большую роль. Но все это лишь видимость.

Деймос находит Эллу, и они идут навстречу царствующей паре. Я вспоминаю опасения сестры. Гермес стоит позади хозяина, как верный солдат, которым он и является. Шум бесед стихает, все сосредотачиваются на том, что сейчас произойдет. Начинаю жалеть, что не осталась с Эллой, когда Гермес рассказывал ей о даре Зевса. Встревоженная, пробираюсь сквозь толпу, чтобы приблизиться к ним.

Деймос обнимает Эллу за плечи. Он поддержит ее, что бы ни случилось. Замечаю неподалеку Мероэ и мать, а также Гекату и Зельду.

– Ситуация беспрецедентна, – заявляет Зевс с доброжелательной улыбкой. – Кто бы мог предсказать, что первый сын моего внука будет потомком Титана Гелиоса. Ведь долгое время мы считали Титанов величайшими угнетателями и врагами, начиная со славных времен Титаномахии.

Занятно он переписал историю! Зевс намеренно не упомянул, что сам является сыном Титана. С тех пор, как свергнул отца, Кроноса, он уничтожил все следы родословной, чтобы завладеть всеми историями, каждой мыслью и генеалогией. Да и что значит «первый сын»? Неужели он подразумевает, что Элла может родить мальчика? Еще ни одна ведьма не рожала детей мужского пола. Но мог ли Деймос повлиять на это? Сестра никогда не делала УЗИ, потому что мы полагаемся исключительно на опыт наших акушерок и доул.

– Тем не менее, это случилось. В этот особенный день я благодарю дорогую дочь Артемиду за подготовку праздника и хочу преподнести ребенку особенный подарок. Подарок, который я делал только однажды.

Его тон внезапно становится серьезным. Элла опускает глаза. Невозможно понять, что она думает об этом. Бросаю взгляд на Гермеса, который как раз в этот момент отводит взгляд. Идиот! Он даже не собирается помочь. Кажется, все в напряжении. Зевс делал множество подарков богам и многочисленным детям. Но этот дар, кажется, особенно волнует собравшихся.

Зевс это понимает и не торопится. Он поднимает руку ладонью к небу. Раздавшийся оглушительный взрыв среди напряженной тишины заставляет ведьм вздрогнуть. Боги же не двигаются ни на миллиметр. Не знаю, от страха, или потому что почувствовали на кончиках пальцев хозяина потрескивание.

Молния, его любимое оружие, выкованное циклопами вместе с трезубцем Посейдона и шлемом Аида после победы над Титанами, посылает ослепительные нити электричества. Элла прячет лицо в локте, чтобы защитить глаза, не в силах смотреть. Мне бы хотелось сделать то же самое, но я в ужасе выступаю вперед. Что задумал Зевс?

Зевс снова берет слово, и его голос заполняет каждый угол огромной гостиной.

– Перед лицом всех присутствующих я признаю этого ребенка законным потомком и предоставляю право носить мою молнию.

Молния вылетает из его руки и попадает в живот Эллы, после чего исчезает, оставив после себя лишь изумление.

Какое оскорбление для Афины! Она была единственной, кто обладал этой привилегией! Все поворачиваются к ней, и раздаются первые шепотки. Зевс хочет наказать ее? Богиня держится достойно, но ее взгляд потемнел. Никто не смеет подойти к ней.

– Дело плохо, – тихо комментирует стоящая рядом Ирида.

– Афина будет сердиться на Медею? – встревоженно спрашиваю я.

Ирида качает головой.

– Я имела в виду слова Зевса. Он признал Медею своим законным потомком.

– Но ведь так и есть.

– Да, это так. Заявляя об этом перед всеми, он только что подтвердил, что рассматривает возможность выделить ей место на Олимпе. Это, как и присвоение молнии, имеет огромное значение. Даже для Двенадцати. Возможно, он планирует расширить круг до Тринадцати или устранить одного из Двенадцати.

Размышления Ириды погружают в неопределенность.

– Даже если Медея связана со мной? Даже если она проводница? Как думаешь, Зевс все равно может сделать из нее богиню?

– Не уверена, что боги согласятся на такое.

– Гера знала об этом?

Ирида качает головой, ища глазами хозяйку. Собравшиеся снова рассредоточились по гостиной. Суета располагает к сдержанным разговорам, но напряжение осталось.

– Госпожа зовет меня. Мы скоро вновь встретимся, Цирцея.

Позволяю ей уйти и присоединяюсь к Элле и Деймосу. Наша семья уже окружает их.

– Как себя чувствуешь? – беспокоится мать. – Он не навредил тебе молнией?

– Нет, – отвечает Элла, обхватывая руками живот. – Гермес предупредил нас о том, что собирается сделать Зевс.

– Что вы об этом думаете? – спрашиваю я, заинтересованная как мнением сестры, так и Деймоса.

Последний наклоняется к Элле и запечатлевает поцелуй на виске. Затем произносит несколько неразборчивых слов на ухо и, без каких-либо комментариев, уходит. Должно быть, он хочет остаться сдержанным. Возможно, его положение намного сложнее, чем представляю. Не видела его таким напряженным со времен клятвы на Стиксе.

– Элла?

Сестра вздыхает и отводит нас в сторону, чтобы присесть. Я цепляюсь за каждое ее слово. Мать садится рядом с ней, а Зельда возвращается со стаканом имбирного пива, который протягивает племяннице.

– Мы считаем, что Зевс играет с огнем.

Глава VI

Обнимаю Эллу, стоя на пороге особняка. Гости разошлись. Мы помогли прибраться, но нет никого эффективнее и быстрее, чем приспешники Деймоса: Эринии и Спарты. Уже стемнело, и пора возвращаться в Спрингфолл.

– Береги себя, Тыковка, – шепчу я. – И помни, я поклялась защищать Медею, что бы ни случилось.

– Я знаю и доверяю тебе, – говорит она, отпуская меня.

Элла вновь улыбается. Теперь, когда вечеринка прошла, она может расслабиться перед родами. Мероэ целует ее в обе щеки, прежде чем отпустить. Мать обнимает со всей нежностью, и мы спускаемся по ступенькам к «Жуку», припаркованному в двух шагах.

– Вы пользуетесь телефонами? – спрашивает Элла.

– Да! Они заряженные и всегда под рукой! – подтверждает Мероэ.

Достаю ключи от машины и завожу ее, как только пристегиваемся.

Во время поездки мы говорим обо всем: о прошедшем дне, сплетнях ведьм, причудах богов, интригующей беседе Мероэ с Артемидой по поводу последовательниц, сверкающей Ириде, которая очаровала всех, кроме Гермеса. Мама делится тревогой за Эллу. Нахмурившись и скрестив руки на груди, она говорит о браке, которого не должно было быть, об облегчении от осознания того, что дочь счастлива, с оттенком вины, которую она как мать несет, о беременности, которую считает поспешной… Она вспоминает о выборе, который был у нее при моем рождении, когда проводницы решили, что я буду следующей Цирцеей. Мама говорит об этом вполголоса: она могла отказаться, не говоря уже о том, что должна была это сделать.

Я не осмеливаюсь заговорить. Мероэ, в свою очередь, пользуется этим для поднятия настроения. Она представляет нас под другими именами: Элла или Эмма, которая выросла бы со своими способностями, Деймос, который женился бы на другой, менее нежной ведьме. Сама Мероэ не сильно бы изменилась, потому что она средняя дочь.

Я говорю себе, что, если бы это случилось, у меня был бы шанс завести роман с Гермесом, а потом жалею об этой мысли. Он не считает меня привлекательной. Это ничего бы не изменило.

– Мам, как бы ты назвала Цирцею, если бы ей не было суждено стать проводницей? – спрашивает Мероэ, когда въезжаем в Спрингфолл.

– Нам с вашим отцом нравилось имя Ариадна.

Они болтают о гипотетическом имени, которое звучит странно. Почувствовала бы я себя Ариадной? У меня всегда было ощущение, что в моем теле всегда существовала вторая личность, что я не просто Цирцея. Есть Цирцея, которой я являюсь, и Цирцея, которой я должна быть: проводница, потомок Цирцеи Первой, та, кому передадут эстафету. Цирцея должна быть скалой, которой я себя не чувствую.

Представляю жизнь счастливой Ариадны: она бы размышляла о том, чем занять время, открыла бы небольшой бизнес в городе, унаследовала бы мамин бизнес по производству имбирного пива, а может, даже и папин. Ходила бы на ежегодные собрания ведьм, варила зелья, занималась садоводством и издалека восхищалась удивительной женщиной, которая станет проводницей.

– Цирцея? Все в порядке?

Отпускаю руль. Я припарковалась перед домом, не осознавая этого, и не двинулась с места, погруженная в мысли.

– Да, – с улыбкой отвечаю, открывая дверь.

Наш семейный дом находится на выезде из города. Бабушка отреставрировала старый сарай, чтобы превратить его в мастерскую по производству имбирного пива, где работают только ведьмы. Небольшое количество произведенного товара продается в кафе, закусочных Спрингфолла и его окрестностях. Этого вполне достаточно, чтобы жить комфортно. Папа работал в мастерской по реставрации старинных автомобилей на другом конце города. Это он подарил «Жука» на мое шестнадцатилетие. Вскоре после этого он покинул нас.

Сердце замирает, как только снова вижу перед собой его сердитое и разочарованное лицо. Тру лицо руками, прогоняя воспоминание.

Мама открывает дверь дома, покрытого красивой деревянной обшивкой, окрашенной в елово-зеленый цвет. Мероэ поднимается в свою комнату, заверяя, что скоро спустится, а мама предлагает приготовить чай. Одним изящным движением руки зажигаю камин в гостиной и начинаю ходить по кругу.

Мне неспокойно. До сих пор чувствую, что мое сердце разбито. Мне не следовало думать о папе. И все же стою перед семейными фотографиями и смотрю на его невозмутимое выражение лица, которое так нравилось маме. Он не любил много говорить, но ему нравилось приводить нас в гараж, как только у него была возможность. Там он мог себя выразить. Помятые кузовы, которые восстанавливал, маленькие задания, которые поручал нам и за выполнением которых с гордостью наблюдал.

Элла очень страдала, когда он умер. Она была очень близка с ним, намного ближе, чем мы. В какой-то степени я этому завидовала. Я тоже хотела его внимания, но на меня уже было направлено внимание общины.

Элла в слезах на похоронах, такая маленькая и разбитая.

Боль сдавливает грудь. Вздрагиваю, массируя плечо. Слезы наворачиваются на глаза.

– Цирцея? Уверена, что все в порядке? – спрашивает мама, возвращаясь с подносом, горячим чайником и тремя чашками.

Прочищаю горло и обнадеживающе улыбаюсь ей.

– Да, вождение немного утомило.

Она подходит ко мне и берет в руки рамку.

– Ты думала об отце?

Не люблю вспоминать о нем рядом с мамой, хотя она всегда старалась об этом со мной поговорить. Но что она может сказать? Говорить о том, что произошло, – все равно, что ковырять ножом в ране. Это ничего не изменит. Ни его смерть, ни мою вину.

– Поищу Мероэ, – объявляю я, сбегая.

– Цирцея, – серьезным тоном зовет мама.

Дрожа, замираю на нижней ступеньке.

– Рождение Медеи – большое событие в нашей жизни. Хочу убедиться, что все, через что мы прошли, не преследует тебя, и ты смирилась с прошлым. Тебе предстоит начать важный этап жизни, и я…

– Перестань, мам, – говорю я, испытывая тошноту.

Я на грани того, чтобы разрыдаться. Без всяких объяснений и по худшей из возможных причин. Но я все проглатываю. Да, мне предстоит начать важный этап. После церемонии соединения меня ждет новая жизнь. Медея станет единственной целью и займет все мысли. В конце концов, я забуду обо всех событиях, что висят камнем на сердце, и с которыми до сих пор не могу справиться.

– Все в порядке, уверяю тебя, – добавляю я, глядя ей прямо в глаза.

В конце концов она неуверенно улыбается. Ей никогда не удавалось навязать мне что-либо. Я чувствовала себя независимой с семи лет, с тех пор как во время посвящения Цирцея Великая сказала, что, когда уйдет на пенсию, именно я стану главной ведьмой Поляны.

Поднимаюсь по лестнице, слышу, как Мероэ хихикает по телефону – вероятно, с Пасифаей – и захожу в свою комнату, чтобы взять себя в руки. Интерьеры комнат ведьм всегда похожи: множество пледов и подушек, деревянная мебель, декоративные комнатные растения и кошки. Что касается последнего пункта, Мероэ безумно любит Бастет, кошечку породы рэгдолл, которая время от времени разваливается в моем кресле. И действительно, она тут как тут, удивленная моим появлением. Тем не менее, она не прекращает урчать, что приносит долгожданное успокоение. Ложусь на кровать и медленно дышу.

Боже, как я напряжена! Вдобавок ко всему прочему, начинает болеть живот. Хочется закрыть глаза и думать о лесе, окружающем Поляну, о его запахах и пении птиц. Может быть, у меня паническая атака? Нужно сосредоточиться на счастливых моментах. Время, проведенное с сестрами, девочки, взволнованные первым заклинанием, золотая маска Гермеса… «Не оставайся в Эребе, судьба заманивает тебя в ловушку».

Испуганно выпрямляюсь. Я снова услышала голос Гипноса!

Сердце бьется так сильно, что судорожно наклоняюсь вперед. Бастет проснулась и выгнула спину. Она рычит. Мне не приснился этот голос, я его слышала! Я отчетливо его слышала в голове. Встаю и спускаюсь по лестнице. Мероэ следует за мной, чтобы подать чай.

– На пару минут выйду подышать свежим воздухом, скоро вернусь, – говорю я, не сбавляя скорости.

Толкаю заднюю дверь и выхожу в сад. Свежий ночной воздух не помогает. Я бы хотела, чтобы он успокоил и унял жар, охвативший меня, но этого не происходит. Меня тошнит, я задыхаюсь и испытываю боль. Черт возьми, что со мной происходит? Провожу рукой по потному лбу, и от одного этого жеста по левой руке пробегает судорога. Боль становится ужасной, словно тиски с силой сжимают грудь.

Что происходит? На меня напали? Я подверглась магическому воздействию? Хочу закричать, но дыхание перехватывает, кружится голова, а страх захлестывает еще сильнее, чем пережитые страдания. Падаю на колени. Зрение затуманивается, дыхание сбивается. У меня больше нет сил держаться прямо. И в момент, когда я, стиснув челюсти, готова рухнуть, все прекращается.

Я больше ничего не чувствую. Опускаюсь на землю, устремив взгляд в небо.

О, Геката, какое облегчение! Не знаю, что только что пережила, но это прошло. Мне кажется, что я двигаюсь и бьюсь в конвульсиях, но на самом деле я не шевелюсь. Это очень странное ощущение. Остаюсь в таком положении на несколько мгновений, наслаждаясь звездами и вновь обретенной легкостью.

– Цирцея? – Мероэ зовет с порога.

Я улыбаюсь.

– Иду.

– Цирцея?

Она меня не слышит.

– Иду!

Слышу крик, и ее шаги, гулко стучащие по земле.

Нельзя и двух минут провести в спокойствии.

– Цирцея! – кричит она, падая рядом со мной.

Выпрямляюсь, удивленная ее тревогой.

– Полегче!

Я… Она смотрит сквозь меня?

Черты ее лица искажены, в глазах видна паника.

– Цирцея! – повторяет она. – Мама! Мама!

Она тянется, чтобы встряхнуть меня, но ее руки проходят сквозь мое тело. Ошеломленно наблюдаю за ней. Я стала невидимой? Поднимаюсь и замечаю, что мой двойник лежит на земле с открытыми глазами, обращенными к небу. Мероэ ошеломленно смотрит на двойника, не замечая меня. Неужели я сотворила заклинание, сама того не заметив? Она похожа на иллюзию, которую я оставляю вместо себя, когда нужно сбежать.