Ведьма и бог. Похищение Цирцеи

– Попробуй это, – предлагает Зельда, протягивая печенье с шалфеем. – Ну что? Как думаешь, подойдет для церемонии соединения?

– Очень вкусно, – одобряю, доедая печенье.

– У тебя есть какие-нибудь идеи по его подготовке?

К нам подходит Цирцея Великая.

Старшая из проводниц заплела длинные седые волосы в две косы, которые соединяются на затылке. Она улыбается, оставаясь напряженной, о чем свидетельствует нахмуренность. Черная водолазка делает ее образ более мрачным. Тем не менее, она рассказывает о церемонии соединения, которую я собираюсь провести с племянницей. Когда Медея родится, я вдохну в нее свою магию, которая содержит часть меня, и взамен возьму ее магию. Так связь между нами будет нерушимой и даже позволит общаться телепатически, не вторгаясь в сознание друг друга.

– Я думала обсудить это с Эллой.

– Ты должна организовать это мероприятие. Элла – мать Медеи и главная ее защитница, но именно ты будешь гарантом поддержки общины до конца своих дней. Церемония соединения – первый кирпич в фундаменте особых отношений. Тебе нужно составить список гостей и решить, каких богов пригласить, ведь они впервые станут свидетелями церемонии. Ты знаешь, церемония всегда проводилась только в кругу посвященных, и должна понимать, что собираешься предложить и как хочешь передать свою магию…

Сглатываю, соглашаясь. Я откладываю подготовку. Я не мать Медеи, но чувствую, что жизнь малышки, несмотря ни на что, всегда будет в моих руках. Как бы мне ни терпелось увидеть ее и научить глупостям, ведь это моя привилегия как тети, ответственность за нее и общину вызывает дрожь по позвоночнику. И все же не чувствую, что хочу чего-то еще в жизни. Возможно, потому, что была воспитана с единственной целью.

– Не паникуй, – успокаивает Зельда, подмигивая. – Все всегда проходило хорошо. К тому же у Цирцеи Великой и Медеи Юной еще много лет в запасе. Мой джин хорошо сохраняет, не так ли?

Зельда сопровождает предложение дружеским тычком локтем в бок проводницы.

– Ну, скажешь еще! – покраснев, смеется Цирцея Великая.

Тетя хихикает, отходя в сторону. Нас прерывает топот ног. По главной лестнице несется толпа девочек, возбужденных, как рой пчел, за которыми следуют Медея Юная и Геката, которая, должно быть, телепортировалась наверх. Это самые юные ведьмы в общине, семилетние малышки, которые начинают обучение магии.

– Цирцея! – кричат они, окружая меня. – Смотри, чему мы научились! Смотри!

Они прыгают, излучая свет тыльной стороной ладоней. Это первое заклинание, которое мы изучаем. Оно обращается к нашим корням, поскольку мы происходим от Гелиоса, солнечного Титана. Поздравляю их, хлопая в ладоши, согретая энтузиазмом. Медея Юная и Геката присоединяются к нам.

– Они бесстрашны, – замечает Геката, наблюдая, как девочки резвятся.

– Потому что Цирцея и Мероэ дают им уроки самообороны, в то время как они должны учиться сидеть спокойно в течение двух минут, – отвечает Медея Юная.

Став свидетелем битвы, в которой мы противостояли богам, я поняла, что нам не хватает физической силы. Считаю, что будущие ведьмы должны уметь справляться с любой ситуацией, используя магию или без нее.

– Им нужно тратить энергию.

В глазах Медеи Юной не осуждение, а недоумение. Ей за тридцать, и она понимает меня лучше, чем Цирцея Великая. Она перекидывает длинные черные волосы через плечо и расстегивает жилет с цветочным принтом. Замечаю белую блузку с отложным воротником. Я так и не поняла, нравится ли Медее работа по передаче знаний. Она не очень терпелива и больше всего на свете любит проводить время в лаборатории с растениями и совершая эксперименты. Но она безропотно выполняет долг. Восхищаюсь ее самоотверженностью.

– Ты пытала Цирцею церемонией соединения? – догадывается Медея Юная.

Цирцея Великая закатывает глаза, вызывая смех племянницы.

– И все же мы согласились облегчить протокол.

– Но хотелось бы сохранить некоторые традиции.

– Мы заставляем их развиваться, – успокаивает Медея Юная.

Цирцея Великая кивает в знак согласия с племянницей. Полагаю, что у них было много разговоров по этому поводу. Интересно, поймет ли моя племянница, что из-за разницы в возрасте, мы смотрим на мир по-разному…

– Мечтаю об имбирном пиве, это занятие меня утомило! – говорит Медея Юная.

– Тесса вчера доставила его, осталось только налить, – говорит Цирцея Великая.

Когда слышу слово «мечта», в памяти всплывает фраза из сна: «Не оставайся в Эребе, судьба заманивает тебя в ловушку». Влекомая любопытством, обращаюсь к Гекате, которая, похоже, тоже глубоко задумалась.

– Что ты знаешь об Эребе?

Богиня, не двигаясь, смотрит на меня лиловыми радужками.

– Эребе?

Я киваю.

– Это граница между измерением земли и измерением ада. Место, где встречаются души, когда видят сны и когда их тела умирают. В этом месте нет материальности, кроме психопомпов.

– Психо-кого?

– Психопомпы, божества, которым поручено направлять души в подземный мир.

Отлично, фраза из сна совершенно бессмысленна. Мое бессознательное таким образом пыталось разбудить меня. Геката возобновляет размышления и направляет взгляд на собственную статую из позолоченной бронзы, окруженную треножниками, на которых горят засушенные цветы. Должно быть, она не узнает в ней себя. Древняя работа, которую предки привезли сюда, одета в пеплос с жесткими складками, а ее лицо невыразительное, холодное и суровое. Она имеет все древние атрибуты: цилиндрическую тиару и факел в руке.

– О чем думаешь? – осмеливаюсь спросить я.

– О поклонении, которое вы оказываете, – отвечает она без тени колебания. – Задаюсь вопросом, не пора ли это прекратить. Ведь сейчас я среди вас.

– Но статуя и поклонение были для нас утешительными на протяжении всех этих лет, – тихо протестует Цирцея Великая.

– Это правда, – признает Медея Юная.

– Могу понять, но меня это беспокоит.

Что-то щекочет щеку, когда я пытаюсь не отставать от обсуждения обычаев. Хватаю воздух рукой, убежденная, что имею дело с мошкой. Оглядываюсь, чтобы окинуть холодным взглядом человека, который это делает, и замечаю Мероэ, сидящую на трибуне. Как только она привлекает мое внимание, делает знак присоединиться к ней.

Отличная идея! Моя роль – слушать и общаться с проводницами и богиней. Истории о традициях вызывают… смертельную скуку.

Незаметно отступаю, бормоча заклинание иллюзии.

Пусть проекция останется там, где меня нет. Пусть она исчезнет, когда ее заметят.

Двойник занимает мое место и позволяет быстро уйти. Поднимаюсь по лестнице и подхожу к сестре.

– Мероэ приходит на помощь, – с широкой улыбкой говорит она.

Бесстрашная Мероэ! Давняя сообщница. Нас разделяют всего два года, мы выросли вместе как ведьмы. Взъерошиваю ее каштановую шевелюру, и она, хмыкнув, зачесывает волосы. У нее такие же сине-зеленые глаза, как у нас с Эллой. В уголке глаза она сделала татуировку: маленький египетский лотос в честь ведьмы Мероэ, первой этого имени. Театральным жестом она достает мобильный телефон из черной кожаной куртки.

Это новый для нас предмет. Элла настояла на том, чтобы у нас были телефоны, так как она беременна. У нас есть домашний телефон, но он стационарный, а сестренка хочет иметь возможность связаться с нами в любое время. Мероэ разобралась в нем с ошеломляющей легкостью. Вероятно, потому, что хотела, как и любой человек, чтобы у нее был телефон. В то время как я не вижу в нем никакого смысла.

– Я нашла лучшее приложение в мире! – восклицает она, включив его. – Достань свой, я тебе его установлю.

Обыскиваю куртку и хмыкаю, когда нахожу телефон.

– Снова разрядился аккумулятор. У этих штуковин отвратительная автономия, это невыносимо!

Одним нажатием пальца заряжаю сотовый и проверяю наличие пропущенных панических сообщений от Эллы. Их нет. Только спам от Мероэ, которая присылает мне абсолютно все, что приходит ей в голову, включая коллекцию гифок, которые заставляют ее хихикать посреди ночи. Часто слышу ее в соседней комнате, прежде чем получаю от нее сообщение с последней находкой.

– Смотри! – возбужденно говорит она, размахивая экраном у меня перед глазами.

Прикусываю губу, думая о детях, которые ведут себя точно так же. Вернее, о сестре, которая ведет себя как семилетняя девочка. С той разницей, что Мероэ говорит о сайте знакомств, а не о заклинании.

– Ты хочешь замуж?

– Нет, я хочу разовую интрижку, – поправляет она, показывая список. – Выбираешь несколько критериев, приложение показывает профили, которые подходят. Ты получаешь то, что ищешь.

– Хм. И я должна установить его, потому что…?

Мероэ бросает осуждающий взгляд, выпрямляясь.

– Ты шутишь? Как давно ты хорошо проводила время?

Пожимаю плечами, мрачнея. Было время, когда я имела череду завоеваний. Но в последнее время мне не очень этого хочется. Сестра ни к чему меня не принуждает, но начинает задавать вопросы. Прошло много времени с тех пор, как я рассказывала ей хотя бы о флирте.

– Эй, – добавляет она более мягко. – Перестань наказывать себя за то, что случилось с Эллой. Тыковка все понимает, и ты это знаешь.

Я чувствую, как горло сжимается. Мы солгали Элле об истинной сути ее брака ради всеобщего блага, и именно мы, вопреки ей, забрали ихор у Деймоса. Это ранило ее гораздо сильнее, чем я ожидала. У меня до сих пор перед глазами стоит заплаканная Элла с разбитым сердцем. Я поклялась, что больше никогда не причиню ей вреда, но меня не покидает чувство вины, которое не позволяет наслаждаться простыми радостями жизни.

– Да, но я не могу позволить себе ослабить внимание.

– Для этого есть Кевин, – предлагает она, сунув мне под нос фотографию мужского лица. – Кевин любит пиццу, прогулки по лесу и карточные игры. Кевин идеально подходит для пары сумасшедших дней. А потом вернешь Кевина сообществу приложения.

Она порхает вокруг меня и, наконец, убеждает. Может быть, мне действительно нужно расслабиться. Хватаю ее мобильный и просматриваю информацию из профиля Кевина, прежде чем вернуться к фотографии. Хмурый брюнет, со светлыми глазами и кривой улыбкой, насмешливой, но одновременно нежной. Да, у Кевина есть потенциал. В то же время он кое-кого напоминает…

– Разве он не похож…?

Сдерживаю имя, словно у меня остановилось дыхание, и бросаю мрачный взгляд на сестру, которая не перестает улыбаться.

– Да, похож. Я была уверена, что он тебе понравится.

– Маленький чертенок.

– Вот за это ты меня и любишь!

Делаю угрожающий шаг, но Мероэ не двигается, готовая нанести ответный удар. С детства, как только мать отворачивалась, мы начинали сражаться заклинаниями.

– Смотрите, кто здесь! – восклицает внезапная гостья.

Прибытие Пасифаи сбивает меня с толку, и я бормочу предупреждение, от которого Мероэ отмахивается, высунув язык. Пасифая – лучшая подруга Мероэ с детства. У нее распущенные длинные волнистые каштановые волосы и узкие, черные глаза. Она вторгается в наше пространство, опираясь на перила, и указывает на фигуру внизу, которая только что вошла через дверь.

Гермес.

– Вспомни его, и он тут как тут, – веселится Мероэ.

Нахалки жмутся ко мне, наслаждаясь ситуацией. Мероэ не оставляет навязчивую идею свести нас, и это начинает сказываться!

– Возможно, он услышал наш разговор о Кевине, – весело замечает Мероэ. – Как звучит одно из его прозвищ?

– Аргейфонтес, – подхватывает Пасифая.

– Ах да. «Тот, кто… увеличивается», – добавляет сестра с недвусмысленным подтекстом и многократным поднятием бровей.

Я закипаю. Клянусь, я убью ее! Как только она закроет глаза, я позабочусь об этом!

– Или, может быть, он пришел поговорить с тобой о…

Поднимаю руку и в мгновение ока поражаю их заклинанием. Ладони Мероэ и Пасифаи прижимаются ко рту и пресекают провокации. Больше не слышу, как они, что-то бормоча, возмущенно застывают.

Удовлетворенная, скрещиваю руки.

– Никто не смеет упоминать о том, что произошло в доме Эллы и Деймоса. Ты ничего не поняла из того, что, как тебе казалось, видела, сестренка. Все слишком расплывчато и запутанно, понимаешь? Эта тема запрещена.

– Какая тема запрещена?

Голос заставляет вздрогнуть. Гермес парит в воздухе по другую сторону перил и одаривает косым взглядом, полным высокомерия и насмешки.

Я ненавижу Гермеса.

Глава III

Особняк Эллы и Деймоса.

Февраль.

Ненавижу проклятый праздник Эроса, который люди называют «Днем святого Валентина» и который Элла хочет отпраздновать, находясь под сильным влиянием внешнего мира.

Мы оказываемся в одной из огромных гостиных нью-йоркского особняка супружеской пары. Все братья и сестры Деймоса и несколько друзей, например, Филофросина – богиня, излучающая доброту. Вино льется рекой, гости в разной степени опьянения общаются на фоне множества воздушных шаров в форме сердца и розовых тортов. Трезвы только Элла и Деймос, поскольку Элла на седьмом месяце беременности.

Не могу оторвать глаз от округлого живота, в котором находится будущая Медея, и рук Деймоса, ревниво лежащих на нем, пока сестра прижимается к нему. Деймос одновременно мне нравится и раздражает. Он украл у меня любимую младшую сестренку и сделал ей ребенка. Разве он не мог немного подождать?

Мероэ громко смеется вместе со своим новым лучшим другом Антеросом. Психее и Эросу было бы лучше удалиться в отдельную комнату, учитывая стадию, на которой они находятся. Филофросина, Гармония и Фобос, более сдержанные, чем остальные, беседуют с Полимнией, музой красноречия, очень стильной и слишком тактичной для такого вечера. Разносящиеся по гостиной песни Эрато и Эвтерпы, муз поэзии и музыки, перекрывают разрозненные и игривые дискуссии.

Гермес тоже здесь, погруженный в беседу с Клио, музой истории. Маленькое, хрупкое божество в очках, с конским хвостом и румяными щеками. «Бла-бла-бла, я прочел всего Геродота, он был моим товарищем, мы вместе путешествовали…» «Бла-бла-бла, знаю, я благословил тебя на нескольких перекрестках… Бла-бла-бла, бла-бла-бла…» Оба такие напыщенные!

Что касается меня, то я веду интенсивный тет-а-тет с бутылкой джина. Впиваюсь ртом в горлышко чаще, чем целуются Эрос и Психея, но пора закругляться. Не теряя ни секунды, осушаю бутылку и ставлю ее на пол. Кружится голова, и становится жарко. Выпрямляюсь, качаюсь пару секунд и выхожу подышать свежим воздухом. Это явно пойдет на пользу!

Выхожу из гостиной, имитируя трезвую походку, но, как только ухожу от возможных взглядов, шатаясь, иду к дверям огромного подъезда и открываю их настежь. Ледяной ветер яростно врывается внутрь. Я забыла, что на улице был мощный снегопад. Это была плохая идея. Вместо этого лучше направлюсь в большую мансарду. В ней буду чувствовать себя так, словно нахожусь на улице, в окружении растений. Мансарда впечатляет. Пол и стены, когда не застеклены, покрыты мозаикой, изображающей времена года. Теперь, когда Олимп снова доступен для богов, мозаика кажется еще более огромной и роскошной. В одном из углов Элла даже создала целую тропическую секцию с орхидеями и банановым деревом среди массы зеленых растений. Требуется всего шаг, чтобы температура и влажность в мансарде изменились.

Сажусь посреди джунглей и наблюдаю за огнями города через окна. Вечеринка навевает тоску… Интересно, насколько наивным надо быть, чтобы верить в настоящую любовь? Такие люди, как Элла – невероятная редкость. Не знаю другой ведьмы, которая пожертвовала бы своей жизнью ради спутника. Готовность сделать все для другого – странная идея. Я, конечно, хочу испытывать желание или чувства к кому-то, но у этого есть границы.

Даже возлюбленные в конце концов умирают.

– Извини. Думал, здесь никого не будет.

Медленно поворачиваюсь, чтобы не завалиться на бок, и смотрю на говорящего.

Гермес входит без приглашения. Он засучил рукава белой рубашки, но оставил черный пиджак и брошь в виде Кадуцея, приколотую над сердцем. Насколько помню, Гермес всегда носил костюмы. Он действительно человек системы. Интересно, как он выглядел в 70-х? Носил ботфорты и широкие галстуки? Прикусываю губу, чтобы не расхохотаться, представив результат. Гермес замечает это, но не комментирует. Останавливается возле меня, достает скрученную сигарету и зажигалку.

– Ты что, куришь?

– Только когда вынужден участвовать в такого рода вечеринках.

Гермес выдыхает первую струю дыма. Он немного маскирует запах Гермеса. Не то чтобы я обязательно его узнаю, но от Гермеса, вопреки ожиданиям, всегда пахнет сельской местностью, перечным бергамотом и смолой. У меня щекочет в животе, когда чувствую, как запах окружает его.

Спокойно вдыхаю, сосредотачиваясь на розово-белой орхидее, склонившейся надо мной. Сейчас не время наслаждаться запахом Гермеса!

– Кто тебя заставил?

– Афина. Одна из ее идей для поддержания мира, – бормочет он, предлагая сигарету.

Или чтобы отвлечь его внимание. У Афины, должно быть, имелся какой-то план, когда она послала Гермеса.

Беру сигарету, затягиваюсь и сразу закашливаюсь. У меня нет привычки курить. А еще, у меня всегда кружится от них голова. Когда возвращаю сигарету, замечаю насмешливую улыбку и чувствую, как внутри вскипает ярость. Быть беззаботным так типично для Гермеса. Он считает себя самым умным, причем с самого рождения. Уверенный в себе, с мускулистым телосложением, матовым цветом лица, высокий и крепкий. Каштановые волосы выглядят взъерошенными, но их внешний вид тщательно продуман. Как и его планы.

Гермес расчетлив. Он ничего не делает случайно.

– Что? Ты смотришь на меня и ничего не говоришь.

Вздрагиваю и отворачиваюсь. Его глаза – пожалуй, самое тревожное в его внешности: светло-серые, как отполированные речные гальки. Но при этом его взгляд схож с доспехами. Или стеной. Он непроницаем.

– Ты всегда во всем винишь Афину.

Гермес устало вздыхает.

– Опять ты об истории с острова Ээя!

– Ты предал Цирцею Первую.

– Я никого не предавал, а предупредил Одиссея об опасности, по просьбе Афины.

– Ты предал Цирцею Первую, которую считал «подругой», – возражаю я, изображая пальцами кавычки.

– Я был лишь посланником. Афина хотела защитить подопечного и попросила меня передать предупреждение, чтобы противостоять силе Цирцеи и не позволить Одиссею превратиться в свинью.

– Именно об этом я и говорю. Ты предал Цирцею Первую.

– Цирцея никогда не подвергалась опасности. Она даже держала Одиссея при себе целый год, ведь наконец-то нашла такого же умного, как и она.

Закатываю глаза и ворчу. Он невыносим.

Ущемленный Гермес поворачивается ко мне.

– За что ты меня так ненавидишь, Цирцея?

Я ощетиниваюсь. Он привык соблазнять окружающих. Ему даже приписывают роман с Афродитой после того, как она покинула Гефеста. Поэтому Арес ненавидит его. Гермес вступает в связь только с нимфами: плеядами, океанидами, ореадами… Но среди его пассий нет людей, а ведьм – и того меньше. Он встречается только с божественными существами. В любом случае, он слишком стар. Он из того же поколения, что Афина и Арес. Не знаю его точного божественного возраста, но, судя по виду, ему от тридцати до тридцати пяти смертных лет, судя по маленьким сексуальным морщинкам в уголках глаз.

Стоит быть полегче. «Сексуальным» – громко сказано. Я не могу позволить себе впасть в подростковую влюбленность. Это слишком стыдное воспоминание.

Когда мне было пятнадцать, до сих пор не знаю почему, я сильно влюбилась в Гермеса. Это продлилось одно лето. Я неловко краснела, когда он появлялся на Поляне, заикалась, как идиотка, и убегала от него, чтобы не опозориться. Надеялась, что он придет, следила за дверью, ждала, чтобы увидеть его. И винила себя за это. С одной стороны, я находила его очень красивым, милым и загадочным, с другой – слышала, как Цирцея Великая и Медея Юная предостерегали меня.

«У Гермеса предательство в крови».

«Гермес – олицетворение двуличия, он покровительствует ворам».

«Гермес никогда не говорит правду».

А однажды я застала его болтающим с древесной нимфой на Поляне, и это положило конец увлечению. Я продолжила подростковую жизнь, больше не фантазируя о нем. Мне открыли глаза на бога-посланника.

– Ты бы предпочел, чтобы я боготворила тебя, как океанида? – отвечаю, скрестив руки и покачиваясь.

– Ты знаешь, что у нас будут официальные переговоры, когда станешь проводницей. Как думаешь, поможешь общине, разговаривая со мной таким тоном?

А он умеет напоминать о будущих обязанностях.

Я сглатываю.

– Я еще не проводница.

Мы молча смотрим друг на друга. Мне кажется, я побеждаю в этом поединке. Что еще он может сказать? Что будет контролировать меня? Он окажется настоящим безумцем, если сделает подобное.

Гермес улыбается, что одновременно и расстраивает, и веселит. Он украдкой смотрит серыми глазами на мои губы, прежде чем взглянуть мне в глаза. Быстрое движение, которое замечаю и которое окатывает неожиданной волной тепла.

– Мхм. От меня эта информация не ускользнула, – признает он, косо поглядывая на меня.

Его низкий, обжигающий голос совсем не помогает. Он также является богом торговли. Его харизма не имеет себе равных в том, чтобы обманывать, тембр его голоса – работа ювелира. Мне лучше быть осторожной, алкоголь всегда меня растормаживает. Сейчас не время совершать опрометчивые поступки или, что еще хуже, предаваться юношескому влечению, которое время от времени дает о себе знать.

А впрочем, выиграла ли я? Он уступает очко, но по-прежнему сосредоточен на мне. Я не осознавала его близости. В неожиданно наступившей напряженной тишине он сокращает расстояние между нами в шаг. Расцепляю руки, чувствуя в горле ком. Я слишком пьяна, чтобы дать пощечину. Просто хочу плыть по течению, даже если совсем ничего в этом не понимаю. Почему он это делает? Что происходит у него в голове? Запах перечного бергамота проникает в ноздри, и его божественная аура касается моей кожи.

Вся эта ерунда с праздником Эроса, проходящим по соседству, кого угодно доведет до бешенства… И меня в том числе. Не позволяю себе дотронуться до него, хотя мне хочется расстегнуть облегающий пиджак и ощутить пульс на его шее… Лучшее, что я могу сделать, – это не двигаться. Таким образом я не препятствую и позволяю проявить инициативу. Меня ни в чем нельзя будет упрекнуть!

Ладно, я не против выпрямиться, чтобы приблизить губы, но не хочу бросаться ему на шею. Клянусь Гекатой, меня лихорадит от окружающей тропической температуры! А серебристые радужки, которыми он осмеливается взглянуть на меня, гипнотизируют. Он немного наклонился или изначально так стоял? Эта медлительность меня погубит!

На нас неожиданно обрушивается завеса дождя. Мы не успеваем отступить. Задерживаю дыхание, удивленная так же сильно, как и он. Над нами образовались облака.

– Гроза Эллы, – объясняю я, заметив, как сильно запыхалась.

У меня дико колотится сердце! Вода стекает по лицу Гермеса, по кончику носа, подбородку и ресницам. Благодаря ей немного лучше видна его шея и золотистая кожа под рубашкой. Я даже вижу, как он вздрагивает, когда сосредотачиваюсь на естественной, забавной и смущенной улыбке.

Издаю взволнованный смешок. Не знаю, кто приблизился первым, но мы оказываемся подвержены одному импульсу. Наши губы встречаются так инстинктивно, что это настораживает. Может быть, потому что я фантазировала об этом моменте тысячи раз. Однако реальность более невероятна. Его губы такие мягкие и теплые. Он опускает одну руку мне на поясницу, другую поднимает к затылку и зарывается в волосы, позволяя большому пальцу поиграть с пирсингом в ухе. Дрожу от каждого движения. Особенно когда он использует это, чтобы углубить поцелуй, скользя языком по моему, заставляя двигаться с безумной чувственностью.

На дрожащих ногах опираюсь на его плечи, стремясь как можно больше прикасаться к нему. Наши тела трутся. Начинаю расстегивать воротник рубашки, пальцами ласкаю его упругую кожу.

О, Геката, все происходит так нежно и так пылко… Я сгораю от желания к нему. Не могу мыслить здраво, нужно восстановить дыхание. С трудом отрываюсь от его губ и пытаюсь поднять отяжелевшие веки. Затуманенное зрение наконец фокусируется, пока остаюсь на цыпочках, прижатая к нему.

От того, что вижу, снова перехватывает дыхание. Его серые радужки стали золотыми. Ихор в кровеносных сосудах вокруг глаз создал сияющую маску, спускающуюся по правому виску и доходящую до волос. Над ухом появилось серебряное крыло. Неужели достаточно невероятного поцелуя, чтобы его обличие изменилось? Ослепительно… Захваченная зрелищем, вздрагиваю, понимая, что его рука покидает мое ухо, чтобы вернуться к щеке, а большой палец задерживается на моих приоткрытых губах.

Издаю нетерпеливый стон.

Чего же мы ждем? Ведь уже пора раздеться и заняться любовью!