Обитель боли и страданий

Я бросила камзол на пол своей спальни и забралась на кровать. Мысли снова и снова крутились в голове, пока не начало казаться, что я схожу с ума. Я схватила графин с водой с прикроватного столика и, громко ругнувшись, бросила его в стену. За ним полетел стакан и ваза, в которой стояли свежие черные эустомы, принесенные утром служанкой Шэгги. Несколько осколков отскочили и попали мне на ногу, образуя неглубокие порезы, а те, что попали на лицо не оставили следов, словно кто-то мягко отбросил их назад.

Я громко рассмеялась в истерике, поставила свою любимую пластинку на граммофоне с нагнетающей лирической мелодией и начала танцевать как обезумевшая, предварительно заперев дверь и наложив чары на стены комнаты. Подобные вспышки случались крайне редко, но помогали мне выплеснуть то, что я держала в себе каждую секунду своего существования.

Обессиленная я упала на кровать, не потрудившись даже воспользоваться одеялом в прохладную ночь, но, проснувшись на утро, обнаружила себя укрытой до самых плеч синим пушистым покрывалом, которое видела впервые, с мокрыми от слез щеками.

Глава 4. Мария

Глава четвертая

Мария

После того, как Камилла покинула свои покои, Мария взяла письмо, адресованное ей, и залезла на кровать подруги с ногами, скинув белоснежные туфли. В своем белом платье на фоне черных простыней, Мария была похожа на ангела.

Ее руки дрожали, а желудок словно приклеился к позвоночнику от волнения. Она хранила в своей комнате под кроватью целую коробку с письмами Александра, что он написал за последний год, находясь в отъезде, но каждый раз испытывала невероятный трепет при виде своего имени, написанного его красивым почерком.

Мария часто вспоминала жизнь, полную тоски в самом ее начале и полную счастья по сей день.

Девочку постоянно задирали другие дети, пока в один из дней семилетний Алек просто не избил ее обидчиков до крови. Конечно, за это ему неслабо досталось от короля, который выслушивал жалобы разъяренных родителей. Помогло лишь то, что это была первая оплошность Александра и, хотя Дориан не прощал ошибок, ради безупречного племянника он пошел на уступку и сделал одноразовое исключение.

После того инцидента дети начали еще больше ненавидеть Марию, но зато ее больше никто не обижал. Она начала всюду ходить за идеальным мальчиком, у которого тоже не было друзей, если не считать невероятно красивой кузины с невероятно скверным характером.

Вопреки слухам вокруг Камиллы, Марие хотелось с ней подружиться и понравиться ей, потому что будучи самой объектом сплетен, она понимала, как лживы они могут быть.

И пусть полностью пробиться сквозь стены из стали, которые Камилла воздвигла в своем сердце, так и не удалось, как ей оказалось, она смогла сделать с Александром, но они сильно сблизились и стали друг другу дорогими людьми.

Мария провела кончиками пальцев по свежим чернилам и достала письмо из конверта, вскрыв его специальным ножом, как несколько мгновений назад это сделала Камилла. На сложенном листке красовалось посвящение:

«Моей яркой звездочке, что освещает мой путь даже в самой непроглядной тьме».

Лицо Марии озарила искренняя улыбка. Девушка раскрыла бумагу, уселась поудобнее и принялась читать содержимое одного из трех листов.

«Моя любимая подруга Мария Фендерсон,

наверное, сейчас ты думаешь о том, что ты же моя единственная подруга, но даже если бы все люди, живущие во вселенной были мне друзьями, ты бы все равно осталась лучшей из них.»

Мария усмехнулась, тут же представив, с каким лицом Алек писал эти слова.

«Пишу тебе охваченный невероятной тоской по дому и прекрасному запаху роз, что неизменно ассоциируются только с тобой. Где бы я не находился, моя душа обретает покой от мыслей и воспоминаний о тебе.

Скучаю по твоей неуступчивости, мягким волосам и теплому взгляду золотистых глаз. Мелодичному голосу и умению быть собой в мире полном серой однотипности. По ощущению твоей нежной кожи под моими пальцами и вкусу твоих сладких губ.»

Она вспомнила их последнюю встречу и разговор прямо перед его отъездом, когда он признался ей в симпатии и подарил первый в ее жизни поцелуй. Камилле до сих пор ничего не было известно, потому что Мария не была уверена в серьезности намерений Алека и боялась делиться подробностями, хотя раньше ничего не утаивала от подруги. К тому же за прошедшие с тех пор две недели это была первая весточка от парня, в то время как его кузина получила уже третье письмо.

«Хочу поскорее крепко прижать твое хрупкое тело к своей груди и больше никогда не отпускать, целыми днями разговаривая с тобой обо всем на свете.»

Фендерсон кивнула и тихо всхлипнула, читая эти строки. Ее глаза заслезились, затуманивая зрение. Она тоже безмерно скучала по своему другу, чувствуя каждое его слово, проживая каждую его эмоцию. Девушка отложила первый листок, принимаясь за продолжение.

«Я нередко совершаю опрометчивые и даже гнусные поступки, заставляющие верить в свою убогость, но несмотря ни на что ты всегда остаешься на моей стороне, поэтому я не теряю надежды, что у меня еще есть шанс на искупление моих многочисленных грехов.

То, что я скажу дальше… Я знаю, что вы с Камиллой практически сестры, и с моей стороны несправедливо тебя об этом просить, но надеюсь, это останется между нами.

Я наконец-то нашел способ избежать свадьбы с сестрой, подкинув королю другую идею… И прежде, чем ты начнешь радоваться, спешу сообщить, взамен он попросил меня об ужаснейшей услуге, которую я бы уже не смог проигнорировать.»

– Нет, нет, нет, – забормотала она, переходя к последней части послания.

«Я знаю, я был обязан немедленно обо всем рассказать Камилле. В моем сердце всегда будет отведено ей отдельное место, куда бы нас обоих не завела судьба. И именно поэтому, я принял решение молчать. Она будет в большей безопасности вдали от этого ада. Если останется и будет бороться, а я знаю, что она будет, то одному Всевышнему известно, что они сделают и с ней.

Ради своего же блага не задавайся вопросом, на что мне пришлось пойти. Просто знай, угрызения совести не дают мне спокойно спать по ночам. Уже третью неделю я просыпаюсь от одного и того же непрекращающегося кошмара…

Я ценю твою веру в меня, но… Мария, кажется, последние светлые части моей души безвозвратно утеряны.»

– Нет, Алек, это не так, – шепнула блондинка вслух, заглушая рыдания, рвущиеся наружу.

«Самое ужасное то, что я абсолютно уверен, даже если ты и я сам сможем найти в себе силы простить меня, Камилла придет за моей головой, как только узнает подробности моей сделки с Дорианом… И я не собираюсь сопротивляться ей.

И прошу, никогда не рассказывай кузине, каким сентиментальным я бываю с тобой, иначе она, если не убьет меня, то будет издеваться надо мной до конца наших дней.»

Девушка рассмеялась сквозь слезы, сознавая, как сильно ей не хватало такого беззаботного Алека.

«P.s. Извини, пожалуйста, что молчал все это время. Я признался тебе в любви, следуя эгоистичному порыву чувств, даже не задумываясь о том, что для тебя это станет чрезмерным грузом. Со мной ты всегда будешь в тревоге, ожидании и опасности, и я подумал, что ради тебя будет лучше сделать вид, будто того признания вовсе и не было, но… Я просто не могу без тебя. Ты мне необходима подобно тому, как легким необходим кислород. И одна часть меня хочет верить, что это взаимно, а другая надеется, что ты убежишь, сломя голову, только услышав об этом. Я тебя не заслуживаю.

P.p.s. Я не мог больше держать в себе то, что сделал, пусть не поведал тебе подробностей, но мне полегчало. Прости, что снова взвалил на тебя свои проблемы и спасибо, что всегда рядом и готова слушать. Не позволь письму попасть в чьи-то руки, сожги его, как только прочитаешь и больше нигде не упоминай этот разговор, однако если правда все-таки всплывет и меня уже не будет, чтобы сказать это лично, передай сестре, мне действительно жаль, что так получилось.

Моей Марии с любовью

от ее Александра»

К моменту, как Фендерсон закончила читать письмо, оно уже практически полностью пропиталось ее слезами. Она наспех вытерла лицо ладонями, заставила себя подняться и на негнущихся ногах поплелась к выходу, полная решимости рассказать все Камилле. Не могла позволить Алеку жертвовать собой и не могла лгать лучшей и единственной подруге о чем-то настолько важном.

Очутившись в холле, Мария прошла к коридору, в котором находилась дверь королевской переговорной. Девушка спряталась за стеной, боясь навлечь на себя гнев короля, но из комнаты вышла только принцесса, кипя от злобы. Ее гнев ощущался в каждом атоме воздуха.

И тогда Мария поняла, что готова хранить секрет, как бы ей это не претило, лишь бы последствия не коснулись одного из самых близких ей людей – Камиллы. Она и без того настрадалась вдоволь и страдала по сей день.

Спрятав конверт от Александра во внутреннем кармане платья, Мария ушла в крыло для прислуги и медленно постучала в знакомую дверь. Рыжий бородатый мужчина открыл через полминуты, спросонья вытирая лицо. Увидев свою дочь, чьи глаза были красными от слез, он грустно улыбнулся и раскрыл дверь комнаты в пригласительном жесте.

– Папочка, – пискнула девушка и бросилась в уютные отцовские объятья, в которых все в мире обретало смысл.

– Ох, Мария, – мужчина покачал головой и сердечно прижал к себе дочь, не задавая никаких вопросов.

Глава 5. Кэмерон

Глава пятая

Кэмерон

К утру я вернулся со своей маленькой миссии по возвращению блокнота оркарийской принцессы на место. Я был измотан и слаб, как никогда. Такие большие перемещения забрали почти всю мою силу и мне требовался незамедлительный отдых, но я не мог уснуть или хотя бы просто расслабиться, не увидев Элирион. Умом я понимал, что она в порядке, но сердце нуждалось в том, чтобы самому убедиться в этом.

Стучась в комнату сестры, я не ожидал ее застать. Она не могла находиться на одном месте больше пяти минут, но на удивление огромная розовая дверь открылась. Рыжая голова служанки Шонни недоверчиво выглянула, и я наконец осознал, что у комнаты Эл нет стражи.

– Седрик, – позвал я и через полминуты показался дворецкий, почтительно склонив голову, а я продолжил на повышенных тонах. – Почему стражники отлынивают? Они хотят, чтобы я лишил их голов еще до осеннего равноденствия? Потому что, даже если волос с головы принцессы упадет по чьей-либо вине, я уничтожу каждого, кто причастен и не причастен к этому и начну с вас, Седрик.

Худой мужчина средних лет уставился на меня в ужасе, а его почти полностью лысая голова покрылась мурашками, и он начал нервно теребить концы своего жилета.

– Простите, этого больше не повторится.

– Брат, не ругай его, – из своей комнаты вышла моя сестра, но я не отводил угрожающий взгляд от Седрика. – Я сама приказала распустить стражу. Они маячали тут без дела, уставшие и голодные. Если что-то случится, я успею позвать их и выиграю время так, как ты меня учил.

Да, Эли сражалась как настоящий воин, но наемные убийцы из Немезии, которых подсылал наш братец, были слишком опасны. Пока что в этом особняке мы под надежной защитой, но в любой момент это могло измениться.

Я отпустил Седрика не в силах больше смотреть на его раскаивающееся лицо. Он был не виноват, если моя сестра что-то задумывала, она этого добивалась, преступая все запреты и правила. Я был в отъезде всего неделю, а эта девочка устроила переворот в моем же доме.

– Или, – произнесла она ненавистное мне прозвище из нашего детства. – Как я по тебе соскучилась.

Мы отпустили Шонни и, закрыв дверь, я наконец крепко обнял сестру, вдохнул знакомый аромат дома и фруктовых леденцов, которые она любила с тех пор, как ей исполнилось три. Мы с ней – это все, что осталось от нашей семьи.

Мне было семь, а ей всего полтора года, когда мама нас покинула. Каждую свободную минуту я стал проводить с сестрой, чтобы она не чувствовала себя одинокой. Но по правде говоря, так я не чувствовал одиноким себя. Будто частичка мамы жила в Элирион, настолько они были похожи.

Став чуть старше, я много гулял с ней и рассказывал о нашей матери. Мне не хотелось быть одному наедине с этими воспоминаниями, которые жгли глаза слезами.

От этих воспоминаний я неосознанно потянулся к манжетам своей рубашки, скрывая запястья со шрамами. Надо отдать должное папе, его пытки отличались изобретательностью и оригинальностью каждый чертов раз.

Заметив мой жест, сестра сложила губы в подобие улыбки, чтобы не выдать себя. По какой-то непонятной мне причине, она чувствовала вину за мои увечия и ей было стыдно даже думать о них.

– Я тоже по тебе скучал, Эли, – решил не испытывать ее и сам сменил ход разговора, ведь переубедить сестру было невозможно. – Что, черт возьми, творится на твоей голове?

Только сейчас я обратил внимание на ее волосы, беспорядочно собранные и вымазанные в чем-то фиолетовом.

– Снова экспериментирую, – непринужденно пожала плечами сестра. – Мои волосы будут пурпурными, если я сделала все правильно по инструкции.

Я не смог удержаться от того, чтобы усмехнуться. Шли годы, а она не менялась.

Эли осветлила волосы впервые, когда ей исполнилось двенадцать. И с тех пор она красит их во все существующие цвета, а натуральные светло-русые пряди я уже и не помню.

В своей взбалмошности сестра чем-то напоминала мне Стивена. Он тоже любил красить волосы, прокалывать уши и творить безумства, на самом деле пряча за этой броней гораздо больше, чем позволял увидеть другим.

– Стой, – она повернулась и начала изучать мое выражение лица своими проницательными зелеными глазами. – Что-то ты не выглядишь несчастным. Тебе понравилась эта принцесса, верно?

Белые стены комнаты украшали самые разные рисунки от солнца и полей с цветами до кровавых сцен на беспощадных войнах. Всю мебель сестра выкрасила в зеленые и розовые оттенки, местами используя черную и красную краски.

– Неудивительно, слухи о ее красоте дошли даже до деревни Хитан, в которой живет Шонни, – Элирион села прямо на свой рабочий стол и начала жевать одно из яблок, которые рисовала еще перед моим отъездом. – Но будь осторожен, говорят, что она сущая ведьма.

– В эту поездку я так и не смог увидеться с принцессой Камиллой, – наконец ответил я. – Мы решали политические вопросы с королем Дорианом, рассматривали стратегические ошибки, преимущества, прорехи в защите и прочая неинтересная тебе ерунда.

Эли скрестила босые ноги и начала раскачивать их. Ее огромные ботинки валялись у кровати, черная кожаная куртка скомкано лежала на тумбочке, и по всей комнате царил такой хаос, что у меня разболелась голова. Кисточки, краски, мольберты, подносы с едой и много одежды.

Эта девочка не утруждала себя порядком и в этом тоже походила на Карри. Возможно, мне не стоило разрешать этим двоим так часто общаться, но с другой стороны, разве я мог запретить что-то этому ребенку? Она своевольная и сводолюбивая, прямо как была наша мать.

И тем не менее мама так долго терпела отца…

– Вселенная вызывает Кэма! – пошутила Элирион.

– Ты – моя Вселенная, Эли, – я сел рядом с ней и снова крепко прижал ее к своей груди. – Пока есть ты, все имеет значение.

Ее лицо и черная кофта на шнуровке испачкались в акриловых красках и краске для волос, но мне было плевать.

– Снова играешь роль моей мамочки, Кэм, – она наигранно начала меня отталкивать и морщить лицо. – Сейчас испортишь мне покраску, отвяжись.

Сестра смогла выскользнуть из-под моей руки и убежала в ванную.

– Помоги мне это смыть, – девушка сделала паузу. – Или лучше позову того горячего стража, который смотрел на меня этими жадными глазами. Он в моем вкусе. Кажется, его зовут Ген Бер, он с Востока.

Эл испытывала судьбу, каждый раз дразня меня подобным образом. Конечно, она встречалась с парнями, и я не мог ничего с этим поделать, но мог начать размышлять о том, как отослать этого самого Ген Бера куда-нибудь подальше от моей сестры, пусть знал, что она просто блефует, чтобы позлить меня.

Эли была слишком сосредоточена на рисовании, цветах и множестве других своих хобби, чтобы замечать мир вокруг себя. И при этом она умела ладить с каждым и получала их безусловную любовь, чему я удивлялся и не был удивлен одновременно. Эта девочка заслуживала весь мир.

Когда я показался в ванной, Эли уже запрокинула голову назад прямо над ванной.

Если вы мужчина, у которого есть младшая сестра, то забудьте о мужской гордости, когда дело доходит до ее капризов.

– Надеюсь, эта гадость не оставит пятна на моих руках, Эл. Представь, если король явится на Заседание Совета как огр.

От мыслей, что мне предстоит долгий разговор с герцогами Зарадана, в желудке затянулся неприятный узел.

– Огры зеленые, – возразила Эли, качая головой. – И ведь у Кэма есть еще одна Вселенная, как я могла забыть об этом.

Я начал смывать эту штуку с головы Эли, чтобы сосредоточиться.

– О чем ты?

Слова всегда лились из нее беспорядочным потоком.

– Я про Софию, балбес. Не делай вид, что не понимаешь. Какие отношения будут у вас теперь? Знаешь, мне она кажется слишком спокойной и доброй, это выглядит как-то неестественно.

– Со мной она настоящая.

– И какая же?

Я задержал лейку с водой в воздухе и задумался. У Соф милый смех, мягкие волосы. Я всегда мог прийти к ней, когда мне не хотелось никого видеть и ни о чем думать. Я клал голову на ее колени, она перебирала пальцами мои волосы. В такие моменты мы молчали, но слышали, что говорил каждый из нас.

– Я думал, вы двое ладите.

– Мы ладим, но это еще совсем не значит, что я прониклась к ней симпатией.

– Что ж, тогда можешь быть счастлива, потому что ради этого гребаного королевства, которое не принесло нам с тобой ничего, кроме боли, я женюсь на капризной оркарийской принцессе, – я вернул лейку на место, оглядываясь в поисках полотенца. – И тогда точно можно будет забыть о Соф и вспомнить о костяшках Кэла на моей челюсти. Скоро она подстроится под форму его кулака, зуб даю.

Обнаружил утиральник висящим на стене слева от нас и начал сушить теперь уже фиолетовые пряди.

– Кэл все равно мне его выбьет и повесит себе на шею, как орден победы.

– Капризная принцесса? – Эли повернулась ко мне. – Ты и меня такой считаешь?

– О, нет, не считаю, – я улыбнулся ей. – Так и есть.

– Прекрати!

Она подскочила, вырвала из моих рук полотенце и вернулась в свою комнату.

– Вот об этом я и говорю.

Раздражать сестру – это был лишь приятный бонус за все беды, что она постоянно сваливала на мою бедную голову.

– Эли, я пойду отдыхать и готовиться к заседанию, – я добрался до нее, громко зевая, поцеловал в щеку и по-отечески постучал по голове. – Если тебе понадоблюсь дай знать. Например, если не можешь выбрать между теми платьями, – я указал на стену, у которой висели два одеяния: светло-желтое и ярко-красное. – К твоему новому образу подойдет желтое, но я, как и всегда, буду не против проявлению креативности.

Я всегда приходил сначала к Элирион, когда возвращался из поездок – это была наша традиция, мы болтали, ели и смеялись. Сегодня я пришел также с надеждой поговорить о том, как разрываюсь на части из-за сделки. Надеялся, что сестра меня отговорит, скажет, что можно найти другой выход.

Но сейчас Эли так ярко улыбалась мне, что я обрадовался, что не взвалил на нее свои проблемы. Если мое сердце – это цена за ее улыбку, то я готов. Остался лишь один честный разговор с Софией, чтобы смести осколки сердца под ковер.

***

После встречи с сестрой, я проспал несколько часов, назначив на вечер собрание Совета.

Времени оставалось много, так что я позвал Софию на фирийский рынок, передав приглашение через Шонни. Если нам двоим суждено попрощаться, то пусть наше прощание окажется хотя бы более менее достойным.

Я надел бежевые брюки и белую футболку поло, коричневые кожаные туфли и такой же ремень. Погода позволяла не утепляться еще пару месяцев, но сильные ветра, которые в Фири каждый год усиливаются в конце лета, вынудили меня надеть тесный пиджак.

Друзья раздражались и прикалывались, что я слишком много внимания уделял своему внешнему виду, и, возможно, были правы, но эту привычку во мне выработал отец, и искоренить ее казалось чем-то невозможным. Папа злился даже от малейшего пятнышка на моей одежде и расплата за такую ошибку была хуже побоев, поэтому я брал волю в кулак, из последних сил весь в крови ковылял до умывальни и приводил себя в безупречный вид.

Когда мамы не стало и защищать и заботиться обо мне было уже некому, помощь целителей требовалась слишком часто, так что в какой-то момент, я просто забил, позволяя ранам затягиваться самостоятельно. От самых страшных я все-таки избавился, но на моем теле бледнело бесчисленное количество шрамов, которые ни на секунду не давали оставить прошлое.

Из раздумий меня вывели теплые объятия моей девушки. Мы договорились встретиться у ворот маминого особняка, но София настигла меня у самого выхода из дома, застав врасплох. Я широко улыбнулся и с неподдельным наслаждением вдохнул лесной аромат ее кудрявых волос. Эта девушка ощущалась, как уют и спокойствие, даже в самый плохой день.

– Как мне тебя не хватало.

– Тогда уже обними меня в ответ, Кэм, – прошептала Соф, слегка отстраняясь. – Потому что я тоже неимоверно по тебе скучала и каждую секунду дожидалась твоего возвращения.

И я, больше не сдерживаясь, крепко стиснул младшую Оромэ, обвивая ее руки своими. Несмотря на всю свою зрелость и мудрость, она казалось такой хрупкой и беззащитной, словно ребенок, и мне хотелось постоянно ее защищать.

– Твои объятия, как наркотик, Софи, – сказал я, не подумав, и снова не подумав, продолжил. – Я никогда больше тебя не отпущу.

Эти слова были ошибкой, но я осознал это слишком поздно. Ее тело затвердело, руки обмякли. Девушка отодвинулась от меня и в ее шоколадных глазах я прочитал страх, сомнение, разочарование, тоску, боль… Слишком много всего, чтобы я смог это исправить за жизнь и даже за сотни целых жизней. Я должен был столько всего сказать, объяснить, попросить прощения, но, как и всегда, нам не требовались слова. Я опустил все щиты, что сохраняли мою голову холодной, и показал ей, что чувствую, обнажая свои сердца и душу. Показал отчаяние, сожаление, безысходность…

София слегка улыбнулась, склонив голову вправо, давая мне понять, что понимает, что ощущает то же самое, что ей больно за нас обоих. По ее щекам потекли слезы, которые она никогда не умела контролировать. Я по-доброму усмехнулся, большими пальцами вытирая мокрое смуглое лицо, и начал целовать ее лоб, нос, глаза, губы…

Невообразить словами, какой красивой она была для меня в тот момент. Розовые губы, ощущение гладкой кожи… Хотелось поймать это мгновение в банку, и открывать ее, когда… да вообще всегда.

Наконец София полностью отстранилась, удерживая между нами дистанцию.

– Ну, что? Пойдем?

Из меня вырвался разочарованный стон, но я принял ее протянутую ладонь и кивнул.

Когда мы выбрались за границу территории дома, я заставил особняк за нашими спинами исчезнуть. Для окружающих, которые могли нас заметить, мы буквально появились из ниоткуда, но, к счастью, поблизости никого не оказалось, так как наше укрытие находилось в самой глуши города среди древних высоких сосен.

Я внимательно рассмотрел свою девушку, любуясь ее великолепием. С нашей последней встречи ее волосы стали значительно короче, теперь доставая только до лопаток. София заколола их слевой стороны заколкой, которую я дарил ей на прошлый день рождения, оставляя остальные части свободно спадать на голые плечи густой темной копной. Длинный красно-оранжевый сарафан идеально подчеркивал ее красивую талию, и хотя Оромэ была до невозможности женственной и милой, выбор всегда склонялся в пользу удобных белых кроссовок.

Не могу поверить, что я заслужил такого человека в своей жизни. Или уже нет…

Мы молча шли около четверти часа, получая удовольствие просто от компании друг друга. Я любовался ею, а она цветами, безоблачным небом и свежим воздухом. Прервал тишину я лишь тогда, когда мы начали подходить к рынку, о чем свидетельствовал невообразимый гул горожан, становящийся все ближе.

– Я слышал, что девушки отрезают волосы, когда расстаются с парнями, – заметил я.

– Что за чушь! – возмутилась Оромэ. – Девушки делают то, что хотят и когда захотят, понятно? Наше настроение не зависит от такого заурядного вида, как мужчины.

Я сделал вид, что серьезно оскорбился.

– Эли сказала, что ты ей не особо нравишься, но такое чувство, будто вы двое провели достаточно времени, пока меня не было, чтобы она успела научить тебя всем этим крутым байкерским словечкам.