Обитель боли и страданий

– Мы уже перейдем к той части, где Тоби практикует запретную магию? Потому что, если ты не в курсе, я буду разочарован.

– Я уже отправил письмо по этому поводу проверенным чароведам в Немезии и раздал приказы теням по всему материку. Завтра должны получить ответ.

Конрад в своем репертуаре. Мне не надо ни о чем просить и ничего спрашивать.

– Сэмуэль Унари присоединится к нам. Его любимая Кэйтилин беременна от его красивого конюха. Сэм желает это скрыть и воспитывать ребенка как своего, если родиться сын. К тому же, он очень любит жену и такого позора ему не пережить. Унари сказал, что поставит подпись на присягу как только разберется с регистрацией новой земли, но я дал ему время только до полнолуния.

Перекись неприятно обожгла раненую руку. Я постарался извлечь все осколки, но честно говоря, смерть от заражения крови – это последнее, что меня волновало. Сделал кое-как перевязку, затянув ее зубами и здоровой рукой.

– И к новостям из Оркарии, – многозначительно сказал повелитель теней, проверяя мою реакцию. – Королевская семья скрывает что-то очень грязное.

– Оно и ясно. Так принято у монархов, – ухмыльнувшись, я откинулся в кресле. – Что ты выяснил?

– Ничего, – коротко бросил он.

Я резко распахнул глаза, изучая выражение лица Кона, надеясь, что это какая-то неудачная попытка пошутить.

– Ты не собираешься продолжать?

Если так, то я потратил впустую целую неделю в обществе этого напыщенного короля. Конрад умел оставаться незамеченным, однако наш визит в качестве отвлекающего маневра был ему очень кстати. Так что вместо изначально планируемых двух, мы задержались в чужом королевстве на целых семь изматывающих дней.

– Понимаешь, насколько все плохо? В их замке не обнаружено ни одного заклинания, будто им действительно нечего скрывать. Дворяне и простой люд говорят исключительно комплименты в адрес короны. Никто не нуждается, все счастливы. Будто под гипнозом. Сказка наяву. Не хватает только чертовых единорогов, блеющих радугой. Единственное, что их волнует – это еженедельные набеги зараданцев.

– Невозможно. Мы отслеживаем каждое нападение Тобиана с тех пор, как умер король, – не хотелось называть этого ублюдка отцом вслух. – Фири под нашим контролем. И мы ни разу не допустили их к Оркиндеру, охраняя границы.

– Вот именно.

– Что за хрень там творится?

– Хороший вопрос, – прошептал призрак. – На который у меня нет ответа, хоть и стыдно признать. Но я нашел кое-что интересное, как мне показалось, в покоях принцессы, – он достал из-под мантии какой-то кожаный прямоугольник, в котором я поздно признал записной блокнот, и протянул мне. – Ладно, его обнаружил Василиск.

От запястья к ладони начал ползти красный змей с черными пятнами, недовольно шипя. Василиск, меньше дюйма в ширину и всего около десяти дюймов в длину, внушал неимоверный страх во всех, кто смотрел в его красные глаза. Многие даже сходили с ума после увиденного. Однако его главный талант – дар обнаружения. За долгие годы мне не встречался никто лучше него.

– Мы прочесали каждый дюйм этого гребаного замка, и эта единственная зацепка, что у нас есть. На всякий случай, я оставил там часть отряда, хоть и сомневаюсь, что от этого будет прок. Нужен какой-то другой подход.

Я распутал шнурок, пролистал страницы. Больше половины оказались грубо вырваны, а на остальных не нашлось ничего интересного: рисунки закатов, засохшие цветы и листья деревьев и несколько записей, описывающих самые обычные скучные дни.

– Василиск ошибся? Здесь ничего нет.

Змей зашипел, высунул свой розовый язык и угрожающе протянулся ко мне.

– Точно, Василиск никогда не ошибается, – успокоил я зверюгу, переместив его на свое колено и нежно погладив указательным пальцем его склизкую голову. Сущее дитя. – Хорошая работа, приятель. У вас уже есть идеи?

Я так морально вымотался, что не было сил даже на то, чтобы думать. Задавал глупые вопросы, хотя всегда предугадывал мысли Конни и ход нашего разговора.

– Мы думаем, это шифр, – Беллингтон подскочил и начал показывать на корявые записи принцессы. – Вчитайся в текст. Он не имеет абсолютно никакого смысла.

Я быстро прошелся глазами по первой яркой записи, датированной по эсперийскому летоисчислению.

«891 год, 4 эмберглоу».

Почти десять лет назад.

– Только если сохранять порядок слов, – бросил я свою догадку. – Надо читать только слова, первая буква которых соответствует цифрам.

– Я тоже пришел к этому выводу, хоть и впервые вижу такой код. Василиск тоже, – заявил Кон, доставая бумажку, под признававшее поражение шипение змея. – Но тогда снова получается бессмыслица.

Конрад не нуждался в изучении секретных шифров и придуманных языков, он общался с тенями телепатически в любой части света, передав им часть своей необычной силы. А те, что были сотканы им из тьмы буквально являлись его существом. К тому же, он знал в совершенстве все наречия нашего материка. Даже те, что давно вымерли. Пятнадцать языков и тридцать диалектов.

Браслет теней, что он носил, наделил магией я и даровал ему. Но для него это было скорее проклятьем. Родители обеспечили ему потрясающее образование, а он тратил здесь жизнь, потому что я когда-то спас их с братом.

Я взглянул на расшифровку приятеля:

«8вышла 2двор 1отсюда 6шарики 0надо 7сбежать 8 волк 5пораженный 7сильный 1одинокий 4чертополох 4черепица 3тройка 2дельфин…».

Когда я был пятилетним мальчиком, мама научила меня моей первой тайнописи. Позже я научил коду Эли. На всякий случай. Правда мы пользовались им все детство забавы ради. И делали это по сей день.

Суть в том, чтобы написать как можно более бессвязные слова и предложения, но не настолько, чтобы кто-то мог догадаться.

Десять лет назад Камилла была ребенком. Может, это какая-то кодировка или просто игра для матерей и их детей. До этих пор я был уверен, что мать выдумала ее для нас двоих, чтобы не попасться отцу в случае необходимости.

Я не стал упоминать вслух, что каракули девятилетней капризной принцессы едва ли стоили нашего внимания.

– Ты перевел слишком много. Обращать внимание стоило только на этот абзац, – я показал в центр записи. – Она намеренно выделила его более светлыми чернилами, хотя на первый взгляд это незаметно. Хотела, чтобы кто-то нашел и прочел.

Как бы хорош ни был Конни, он мой ученик. Криптограммы – моя стихия.

– Да, на всех вещах были скрывающие чары, хоть и очень слабые. Я нейтрализовал их в течении двух минут. Но эта вещица лежала практически на самом видном месте без присмотра, – подтвердил мои слова призрак. – Будто для отвода глаз.

И я не понимал зачем. Это не было похоже на работу маленькой девочки, если подумать.

«Я вышла двор холодно жарко отсюда когда улыбнулась мама шарики лопнули болеют люди зима зима зима надо мой один мир один умный умный сбежать волк пораженный лебедь это я и я и я».

Взял с маленького столика ручку и стал черкать в чужом дневнике. Я выделил нужную нам часть и, ориентируясь на заметки Беллингтона, начал подчеркивать слова.

– Но ты много упускаешь, – нервно пробормотал Кон, пристально наблюдая за моими действиями.

– Нет, это ты упускаешь, Конни, – я закончил и поймал взгляд черных непонимающих глаз друга. – Правильное слово соответствует цифре, которая равна или меньше цифры соответствующей последующему слову, – поняв, что парень продолжает недоумевать, я пояснил. – Слово «вышла» – это восьмерка, за ним следует «двор» – два. Восемь больше двух, поэтому «вышла» мы отсеиваем. Смотри.

«Я вышла двор холодно жарко отсюда когда улыбнулась мама шарики лопнули болеют люди зима зима зима надо мой один мир один умный умный сбежать волк пораженный лебедь это я и я и я».

– «Отсюда надо сбежать», – прочитал Конрад.

– Звучит как бред. Зачем бежать из собственного дома?

– Тебе ли не знать, каким бременем порой бывают родственные узы, Кэм.

Справедливо.

Я пробежался по строчкам раз двадцать, проводя по ним пальцем, дабы не сбиться, чтобы наконец досадливо убедиться, что это все. Эти три слова не дают нам ровным счетом ничего.

Я устало потер виски, решив сдаться. Мы продолжим завтра, сейчас уже давно за полночь.

– Ты заляпался в чернилах, – брезгливо предупредил Кон.

– Если бы я боялся замараться, то не выходил бы из своей комнаты до семидесятилетия, – пошутил я, смотря на свои ладони.

«891 год, 4 эмберглоу».

Меня осенило.

Узнав мое безумное выражение лица, Конрад обеспокоенно спросил:

– В чем дело?

Я растер еще несколько строк, на этот раз сильнее. Краска сразу же щедро перешла на мизинец. Как я сразу не догадался.

– Никаких десяти лет не проходило. Это свежая запись. Скорее всего написанная сегодня утром или вчерашним поздним вечером. Эта дата, – я нетерпеливо отбил кончиками пальцев по ней. – Часть шифра. Но не могу понять, к какому тексту он относится.

– К этому, – спустя полминуты друг показал на последние строки. – Если первый отличался чернилами чуть посветлее, то у этого они слишком темные.

Точно.

«Выход в лесу, смерть словно грезила там только один раз» – строка из стихотворения тенебрийского поэта Дорца Никса украшала самый конец, выделяясь на общем фоне, как чертова горилла в стае макак.

– «Только один выход – смерть» – прочитали мы в унисон.

– По крайней мере нам ясно одно, – бросил Конрад и протяжно зевнул. – Семья Савур – чертовы фрики.

Не могу не согласиться.

– Погоди, Кон, ты же сказал, что блокнот лежал на самом видном месте? – очередная догадка врезалась в недра моего мозга.

– Верно, – друг вскинул брови в немом вопросе.

– Возможно, она делает новые записи каждый день, а старые вырывает. Будто одни и те же тексты, написанные давным-давно остаются неизменными. Потому блокнот всегда под рукой. Новый день – новая причина для послания, – я мысленно отметил гениальность этой девочки, одновременно ненавидя ее всем своим существом. – Если это так, то уже утром она заметит пропажу.

– Если уже не заметила, – испугался Конрад, резко вскакивая. – Я верну его.

– Нет, я сделаю это быстрее, а тебе надо выспаться перед утренним заданием, – сказал я тоном, неприемлющим возражений. – И сходи к целителям. Прошло слишком много времени, но возможно они постараются, чтобы шрам не остался. Выглядишь жутко.

Порез не выглядел отталкивающе, однако Беллингтон испытывал отвращение к любому проявлению сочувствия с тех пор, как я нашел его десятилетним мальчишкой с кровью убийц его родителей на руках. Злые слезы застилали его глаза, а маленький Заф начал сильно заикаться.

– Я не собираюсь от него избавляться. Я хочу помнить, за что убью Тобиана Арвенделла самым изощренным способом.

Для меня оставалось загадкой, как в этом невысоком худом парне сочетались одновременно огромное мужество, преданность и безмерная любовь к близким с такой же огромной озлобленностью и жестокостью.

Я знал, что сегодняшней ночью Конрад не сомкнет глаз. И последующей ночью, и всеми ночами после. Но он найдет в себе силы, чтобы расквитаться с моим братом за гибель своего. И я не мог его за это винить.

– Будь осторожен, Кэм.

– Ты тоже, Конни.

Отправляемся в гребаный круиз по Оркарии, черт подери.

Глава 3. Камилла

Глава третья

Камилла

Я закончила писать письмо, сложила его втрое и поместила в пожелтевший конверт, сидя за столом, прямо напротив окна, через которое в дневное время суток комнату ярко освещало солнце. В письме я рассказывала о скучных событиях сегодняшнего дня.

Наша печать была черного цвета, как и все в этом гребаном замке. Благо, я выглядела в черном великолепно.

– Входи! – бросила я, когда услышала смелый стук.

– Принцесса, – послышался нежный голос Марии, когда она спешила закрыть двери от любопытных ушей страж. – Пришел ответ от вашего кузена.

Я взмахнула рукой, ставя звуконепроницаемые чары. Прелесть в том, что мы в идеале слышали происходящее снаружи, но нас подслушать не мог никто.

Капнула сургуч и аккуратно приложила нашу фамильную печать. С нее на меня свирепо смотрел черный волк.

– Наконец-то! Надеюсь, тебя никто не видел? Выглядишь чересчур взволнованной, – мне даже не пришлось оборачиваться, чтобы понять это по ее голосу.

Я передала ей новое письмо, которое ждало отправки, и специальным ножом начала вскрывать ответ Алека. Он уехал всего пару недель назад, а я уже неимоверно скучала по брату. Но мы оба не отличались сентиментальностью и переписку вели по иной причине, о которой не говорили даже Марии.

Она присела на край моей идеально заправленной черной простыней кровати. Сама кровать была изготовлена из черного дуба, как и все в этой комнате, специально под мои предпочтения.

Золотистые волосы девушка распустила, заколов передние пряди на затылке золотой брошью в виде множества крошечных лилий. Несмотря на мрачную атмосферу всего нашего двора, Мария неизменно надевала белое. Сейчас на ней красовалось белое приталенное платье, которое полностью скрывало ноги, руки и даже шею. Манжеты и воротник украшали маленькие жемчужины и золотые капли.

Из нас двоих она больше походила на принцессу. Такая благородная и возвышенная. В ней не было ничего порочного. Моя полная противоположность. И тем не менее мы нашли в компании друг друга нечто приятное.

Сколько себя помню, она жила с отцом в нашем замке, а где находилась ее мать я могла только догадываться. Но предубеждение, что Патрика Фендерсона везде преследовала смерть переросло в слух о том, что он стал причиной кончины жены, потому что был нашим придворным палачом. Он получал множество оскорблений и проклятий от родственников преступников, которых казнил.

Мне же Патрик казался очень милым мужчиной в возрасте, который чувствовал угрызения совести после каждого свершения правосудия. Длинная борода, рыжие почти седые волосы, добрые карие глаза. Когда бы я не встретила его, он находился в приподнятом настроении, хотя прекрасно чувствовал людскую ненависть.

Родители всегда предупреждали своих чад об опасности, и Мария не могла обзавестись друзьями. Поэтому я и Алек взяли ее под свое крыло и образовали неразрушимую банду из дворцовых фриков: дочь убийцы, мальчик, которого не хочет собственный отец и проклятая девочка, что никогда не улыбается и внушает страх даже взрослым.

– Алек написал два письма, – говорю я, зная, что Мария очень ждала любой весточки для себя.

Она выровнялась в попытках подсмотреть, чьим именем подписано второе, но я накрыла его рукой.

– Неужели для твоего отца? – пробормотал тихий разочарованный голос подруги.

– Это потом, – я развернулась на стуле и заглянула в золотистые глаза Марии. – Рассказывай, что случилось.

Я подошла к платяному шкафу, чтобы подготовить одежду для утренней вылазки. Каждый старлит (среда) мы с Фендерсон отправлялись в лес кататься на лошадях. И по иронии судьбы ее Эквирус была белой, а мой конь Гларус черным. Они пара, которую отец привез из Тенебри на мой четырнадцатый день рождения. Нам с Марией они сразу же приглянулись.

Весь мой гардероб составляли черные вещи. За годы жизни здесь я так к этому привыкла, но иногда мне становилось жутко.

Я не допускала слуг в свою комнату, мне казалось это слишком странным, когда кто-то делал за меня самые обыденные вещи. Я предпочитала делать все без чьей-либо помощи, только убеждая остальных в своей нелюдимости.

Я переложила на тумбочку у кровати хлопковую рубашку, вельветовый жакет и кожаные леггинсы, а рядом поставила ботинки на шнурках. Скоро начнет холодать и в такой одежде уже не выберешься.

– Думаешь, в этот раз Эквирус сможет обогнать Гларуса? – подразнила я подругу.

На самом деле они были одинаково быстры и победитель каждый раз менялся в зависимости от настроя ездока и лошади.

Раньше с нами ребячился и Александр. Его серый Эос оказывался всегда первым, так что интрига отсутствовала, но нам нравилось выпускать пар таким образом.

– Камилла, король Дориан хочет что-то сообщить, – перебила меня девушка неприятными вестями. – Приказал быть тебе в переговорной в течении получаса.

Я бы побледнела, если бы моя кожа и так не была белоснежной. Ненавидела, когда он так делал. Уже давно за полночь, а он продолжает отдавать приказы, как чертов император.

Я накинула поверх сорочки свой выходной камзол, что полностью закрывал тело. Переодеваться не было сил. Наспех высоко заколола длинные волосы и сделала глоток воды.

– Не забудь взять письмо, если не хочешь, чтобы кто-то его прочитал, – как бы между прочим бросила я, выходя из комнаты. – Алек написал его тебе.

Для меня не было секрета в том, что люди отца постоянно обыскивали мою комнату, бессовестно влезая даже в самые личные вещи. Будто я в любой момент могла спланировать план измены или сделать что-то из ряда вон выходящее. Всю эту дурь из меня вытрясли еще в пять лет, когда на моих глазах убили моего щенка Питера в наказание за то, что тайно хранила то, что необходимо было сжечь без следа.

Я вошла в мрачную переговорную отца. Он стоял у огромного длинного стола, занимающего практически все пространство, за которым собирал всех лордов Оркарии каждую неделю. Не знаю, был ли в этих собраниях смысл, если обстановка этого королевства не менялась с тех пор, как я здесь оказалась.

– Зачем вам понадобилось видеть меня? – я не собиралась церемониться с ним в три часа ночи, демонстративно делая вид, что он поднял меня ото сна.

– Даже если ты не хочешь выходить замуж за Александра, я все равно найду кого-то.

Отец выглядел уставшим. Его темные волосы были в ужасном беспорядке, камзол сидел криво, а голубые глаза покраснели.

– Можешь заставить всех мужчин всех пяти королевств, включая остров, жениться на мне. Я этого никогда не приму, – я понимала, что самое время остановиться, но это было не совсем в моем стиле. – Ты манипулировал мной многие годы, и я продолжала молчать, отец.

Последнее слово я особенно подчеркнула, заставив папу недовольно поморщиться.

– И ты продолжишь молчать, – крикнул король, перебивая меня, но тут же сменил тон на деловой. – Не забывай, что ты всего лишь ее замена, Камилла. Когда она поправится, молись, чтобы тебя не уничтожили за дела, которые ты постоянно пытаешься провернуть.

Я усмехнулась его невообразимой наглости. Этот человек пробивал дно снова и снова, даже когда мне казалось, что ниже падать некуда.

– У тебя совсем мозг отсох, папочка? Может, королева Рикка и конченная стерва, но она хотя бы не лелеет глупую надежду, что Ванесса может когда-нибудь очнуться, – мой голос звучал твердо, пронзая воздух жестокой правдой, которую отец знал, но отказывался принимать. – Или она все еще кормит тебя этой хренью о том, что вашей настоящей дочери может стать лучше? Считай меня кем угодно, но я никогда не желала зла тебе, в отличие от твоей драгоценной супруги.

Конечно, я лгала. Так, как фальшивому отцу, я никому не хотела отомстить, хотя бы потому, что он по какой-то необъяснимой причине что-то значил для меня.

Король грозно ударил по столу и пронзил меня взглядом своих глаз, в которых я видела отражение себя, хоть это и было невозможно, нас не связывали кровные узы.

– Несса очнется, – в отчаянии проговорил он.

– Ты даже не представляешь, как сильно я хочу, чтобы это оказалось правдой, – сказала я и поспешила в свою комнату в скверном настроении.

Я плохо помню свое раннее детство, если не считать такие яркие моменты, как испеченный с мамой торт, ее мелодичный словно пение птиц голос, аромат корицы или первый подарок, несмотря на то, что мы едва сводили концы с концами. Я не знаю, в какой местности мы жили, не смогу назвать своего настоящего имени или фамилии моих родителей.

Но в памяти навсегда остался мой четвертый день рождения, когда у нас было настолько мало денег, что мы купили одно мороженое на двоих и воображали будто это самый лучший десерт на свете, а мы одеты в красивые роскошные платья и пьем чай из дорогой посуды. Я много улыбалась и временами хохотала во все горло, слушая мамины причудливые рассказы.

Это был последний счастливый день для меня. На следующее утро я проснулась из-за того, что кто-то грубо ломился в нашу маленькую комнатушку. Я выбралась из маминых объятиях и побежала смотреть, кого занесло к нам еще до рассвета. Сняла керосиновую лампу со стены и ловко зажгла ее, заглядывая в одно из множества отверстий в двери.

Около полудюжины вооруженных мужчин в военной форме невозмутимо стояли, окружив единственный выход. Я разбудила маму и сказала об этом ей. Ее лицо исказил такой ужас, какого я не видела никогда. Если бы тогда я знала, что вижу маму в последний раз, я бы постаралась запомнить каждую черточку на ее красивом лице. Большие сапфировые глаза, которые всегда выдавали ее мысли, тонкие, но привлекательные губы, непослушные темные волосы.

В панике она спрятала меня в шкаф как раз в тот момент, когда солдаты снесли дверь, успела всунуть в мою руку медальон, наложив на него чары невидимости, и побежала навстречу опасности. Через секунду воздух прорезал мамин оглушительный крик, заставляя меня закрыть глаза и сильнее вжаться в глубь шкафа.

Бежать было некуда, меня легко обнаружили трое белесых мужчин. Другие исчезли, вероятно, уволакивая мою мать. Мне перевязали глаза, а я извивалась, пыталась вырваться из их крепкой хватки, но все оказалось бестолку. У четырехлетней девочки не было ни малейшего шанса против натренированных машин для убийств. По щекам покатились горькие слезы. Я плакала так громко, что перестала слышать и в какой-то момент, когда меня опустили в неустойчивую повозку, я потеряла сознание.

Не уверена, сколько времени мы провели в дороге, но по онемевшим конечностям и боли в ребрах, могу сказать, прошло, как минимум, три часа.

С меня скинули повязку и моего взору предстал огромный замок угольного цвета, занимающий столько пространства, что поместилось бы целое море Хоггс, с сотнями колонн и десятками пик, с которых дворец охраняли магические черные волки. Их злые глаза, сделанные из драгоценных камней, светились синим светом и привлекли мое детское внимание. Должна признать, несмотря на не самые приятные обстоятельства, по которым я здесь оказалась, Оркасл заворожил меня с первых секунд. Но это наваждение быстро испарилось.

Меня грубо схватили за локоть и поволокли ко входу, где уже дожидался король Дориан. Я бы сочла его взгляд обеспокоенным, если бы в следующее мгновение он не схватил мои волосы на затылке, оттягивая голову назад.

– Она похожа на Савуров, какая удача, – произнес он практически одними губами.

Я была точной копией своей матери, поэтому его слова не имели никакого смысла. Глядя на свое отражение, я всегда вспоминала мать, из-за чего в моих комнатах не было ни одного гребаного зеркала, за исключением главной спальни, где я накрывала единственное зеркало простыней и открывала лишь при крайней необходимости.

– Где мама? – у меня пересохло и болело горло, говорить удавалось с трудом, я была без сил.

– Это твой новый дом. У тебя новая мать, ни слова больше о той женщине и твоей прошлой жизни.

В то мгновение я поняла больше, чем должна была понять маленькая девочка. Я больше не проронила ни одной слезинки, мои губы больше ни разу не тронула улыбка. Я забыла, что такое любовь, перестала чего-то бояться и разучилась быть счастливой. На твердых ногах меня держал только неподдельный гнев, он питал меня силой, не давая сломаться под гнетом обстоятельств.

Престарелая седая служанка со сморщенными пальцами скинула с меня застиранный сарафан, тщательно помыла мое тело и волосы разными ароматными настойками, от которых кружилась голова, и переодела меня в черное кружевное платье. Так меня до сих пор продолжала сжимать мамин медальон до крови на ладони.

Меня не посвящали в подробности болезни Ванессы, игнорировали любые разговоры о моей матери и не желали объяснять, почему именно я оказалась заменой. Я знала лишь то, что настоящая наследница короны была не в состоянии исполнять свои королевские обязанности из-за трагедии, случившейся незадолго до моего появления, а мне предстояло стать марионеткой в руках семьи Савур.

Я до дрожи в коленях ненавидела Ванессу, ведь ей не приходилось жить в ее гребаном мире, где каждый день был чертовым колесом смерти. Она обрекла на эту участь меня, упрямо не желая просыпаться, и мне сложно было ее винить. Будь у меня шанс выбирать, я бы ни за какие драгоценности вселенной не осталась в этом нескончаемом аду.

Уже более пятнадцати лет каждую ночь в этом дворце я проводила в молитвах, ведь молитва – это единственное оружие, что могло позволить избежать судьбы, на которую меня и Ванессу обрекли ее жадные родители.