Не надо боли

– Крашенная?

Киваю.

– Она боялась, а я… нет.

Облизываю пересохшие, обветренные губы. В центре нижней неприятно щиплет. Вспоминаю, как кусала ее там, на полу в отделении банка. Нервничала. Не по себе становится.

– А ты, стало быть, ничего не боишься? – хмуро спрашивает Ренат, без капли иронии.

– Ничего!

– Нет людей, которые ничего не боятся…

– Даже ты?..

Опустив глаза, жду, что он снова поставит меня на место. Нагрубит, пригрозит, заставит говорить на «вы». Аскеров на удивление продолжает, пропуская мою вольность:

– Даже я.

– И чего же. Чего ты боишься?..

– Темноты.

Я улыбаюсь, а серьезное лицо остается неподвижным, только серые глаза чуть темнеют и опасно искрятся. Так, будто пепел вот-вот догорит.

Подумать, что подполковник Ренат Аскеров чего-то боится просто невозможно. Он для меня на голову выше всех мужчин, которых я знаю. Пожалуй, только… кроме отца.

Кто же из них круче?.. В этой странной, необычной иерархии я еще не разобралась.

– Пойдем, – отодвигается, убирая мои руки со своей спины. – Где у тебя аптечка?

– На кухне, но мне надо принять душ. Чувствую себя грязной.

– Хорошо, – смотрит на часы и хмурится. – Успеешь за пять минут?..

– Да, конечно.

Пулей несусь в ванную комнату.

Скидываю платье, нижнее белье, натягиваю шапочку, чтобы не замочить волосы, и настраиваю поток теплой воды. Греюсь под ним недолго. У Аскерова много задач: его ждут подчиненные, начальство. Ему надо спасать мир от всяких ублюдков.

Раненую шею стараюсь не трогать, осторожно протираю спонжем вокруг пореза, когда заканчиваю мыться. Из выделенных мне пяти минут удается справиться за три, просто чтобы оставшиеся две провести с Ренатом наедине.

И снова безнадежная глупость – игнорирую махровый халат и появляюсь на кухне, замотанная в крохотное полотенце. Плечи, верхняя половина вздымающейся от частого дыхания груди, ноги – все максимально открыто.

Ренат же слишком одет. Строгие брюки, белая, испачканная рубашка, сосредоточенный на моем полотенце взгляд.

– У меня ни вещей, ни телефона, ни денег. Все в рюкзаке, там осталось.

– Садись, – чуть охрипшим голосом указывает на столешницу.

Упираюсь ладонями и подтягиваюсь, чтобы забраться.

– Подними голову, – Ренат щедро поливает хлоргексидином сложенный в квадрат бинт и подходит ближе.

Бедро упирается в мое колено.

Задрав подбородок, придерживаю полотенце. Пальцы дрожат, это наверняка заметно.

– Ты убил его?.. – спрашиваю, чтобы хоть как-то переключиться.

– Ранил в плечо, – отвечает, обдавая горячим воздухом мою шею.

– Ты… когда-нибудь убивал?

Аскеров молчит. Отклоняется и готовит новый бинт, смачивает его.

– Я думаю, что ты убивал. И мой отец тоже.

– Не думай об этом.

– Я не думаю, что это плохо. Они очень опасны. Те, кого вы убиваете.

– Это называется «ликвидация».

– Вот как?..

Опускаю голову и с интересом наблюдаю, как он выкидывает испачканные бинты в мусорное ведро и собирает аптечку.

– Ты… придешь ко мне на день рождения?.. – снова нарушаю тишину.

Ренат коротко смотрит на мою грудь и отрицательно качает головой.

– Я хочу, чтобы ты пришел. Можешь… без подарка.

Он усмехается и снова подходит ближе. Разместив тяжелые ладони на моих плечах, молча изучает порез, который совершенно меня не беспокоит.

Беспокоит другое.

Подаюсь вперед и, обхватив мужественное лицо, прислоняюсь ртом к жестким, сухим губам. Ласкаю их, медленно раскачивая головой, и делаю отчетливый, громкий вдох.

Я жду инициативы от Рената, но ее нет. Никакого желания меня поцеловать, даже слабого.

Аскеров как изваяние. Холодная, древнегреческая статуя.

А я точно не в себе. От будоражащего сердце удовольствия прикрываю глаза.

Мой единственный опыт – поцелуй со знакомым парнем в какой-то тупой студенческой игре, в учебном кампусе. Тогда было больше неприятно: от чужих прикосновений, запаха и слюней.

А сейчас?..

– Вижу, тебе гораздо лучше, – отступает, убирая руки в карманы брюк.

Ренат озирается и направляется к двери, а я вдруг решаюсь.

– Если бы я согласилась?.. – ловлю съезжающее с груди полотенце.

Проступающие мышцы на спине напрягаются. Это заметно даже через ткань.

– Вчера. Согласилась сделать тебе… приятное. Что тогда?..

Обернувшись, он медленно вздыхает и, глядя в пол, качает головой, будто бы разочарованно.

– Не о том думаешь, девочка… Вообще, не о том.

– Объясни…

– Лучше подумай, как бы ты себя чувствовала, если бы я сделал себе приятное. Без просьб. С помощью твоего рта.

– Ты бы так не поступил, Ренат, – тихо возражаю.

– Ты меня не знаешь, Эмилия.

Снова отворачивается, чтобы покинуть квартиру.

– Но… Я хочу тебя узнать, – бесстрашно хватаюсь за последний шанс.

Съехав со столешницы, направляюсь в коридор.

– Закрой за мной дверь, Эмилия, – Аскеров холодно приказывает, доставая из пиджака зажим для денег. Оставляет на комоде пятитысячную купюру. – Твой рюкзак привезут завтра. Отцу я позвоню.

Глава 15. Эмилия

День моего девятнадцатилетия начинается с подарка, который шокирует и одновременно вызывает восторг. Отец вручает мне ключи от новенького автомобиля.

Это Тойота. И это седан.

Возможно, не совсем то, что я бы хотела, но совершенно точно понимаю – эта машина отвечает всем требованиям безопасности. Другую папа бы мне не купил.

– В автошколу тебя записал. Прогонят по ускоренной программе. Только старайся, – недовольно сообщает отец, глядя в сторону.

– Уи-и-и. Спасибо, – улыбаюсь, подаваясь вперед.

Хватаю его за широкие плечи и прикладываюсь к груди. Всего на секунду. Почувствовав общую неловкость, отодвигаюсь, а он два раза похлопывает меня по спине. Раз. Два.

– Ну-ну, давай.

– И за то, что друзей разрешил сюда пригласить – спасибо.

Где-то к пяти часам все собираются в беседке перед домом. Всего человек пятнадцать. Мои одноклассники, включая Сему, Петр, Баха, Кензо и Искра, которую я пригласила в самый последний момент.

– С днем рождения, – поздравляет она, приглаживая свои фиолетовые волосы и поправляя просторное платье.

Приблизившись, всего на секунду обнимает и только потом рассматривает мой наряд шоколадного цвета – короткий топ и кричащую мини-юбку.

– Выглядишь, конечно, секси. Ноги от ушей, – Искорка вздыхает, будто бы это совсем не комплимент. – Как у осьминога…

– Скажешь тоже, – отшучиваюсь.

– И живот плоский. Ты вообще ничего не ешь, да?

– У меня… хороший метаболизм.

– Все вы так говорите, а потом оказывается, что едите только по средам.

– Эмилия-я-я, с денюхой, – тянет Сема, по-хозяйски приобнимая меня за талию. – А музыку можно врубать? Давид Андреевич нас не задержит?..

– Тебя, Черепанов? – смеюсь, отстраняясь. – Вряд ли. Можешь врубать свою музыку!..

Отвернувшись от гостей, рассматриваю отца, который задумчиво курит в кресле на террасе, прилегающей к дому. Мой личный праздник навсегда граничит с самым большим горем папы.

В этот день умерла моя мама.

Когда до террасы доносится громкий бит, отец смотрит на меня не очень довольно и тушит сигарету. Я лишь развожу руками и тянусь к бокалу с легким, игристым вином. Запиваю ком в горле.

Мы веселимся.

Ребята поздравляют, отпускают не очень уместные шуточки, много говорят про секс, о котором думаю половина еще не знает. По крайней мере, не так, как они об этом мечтают.

Я чувствую себя немного нелепо.

Мой наряд, профессиональный макияж и высокий, гладкий хвост – все это для одного конкретного человека, который, кажется, не приедет.

С тех пор как Ренат покинул нашу квартиру в тот самый вечер, мы больше не встречались.

Вещи мне вернул их с отцом коллега, и он же рассказал, что за свое геройство при освобождении заложников Аскеров получил выговор. Руководство Управления планировали штурм, но в последний момент Ренат решил начать переговоры.

Это могло стоить человеческих жизней.

Это было со всех сторон глупо… и странно, потому что подполковник точно неглуп.

– Потанцуем, Эмми, – Сема снова приобнимает сзади.

– Черепанов, убери свои черенки, – скидываю наглую руки с живота. – Ты одурел сегодня? Где твоя девушка?

– А мы расстались.

– Вот как?

– Ага.

– Из-за чего?

– А я люблю другую, – снова меня обнимает.

– Идиот, – смеюсь заливисто. – Ты когда успел так напиться?

– Да не пьяный я, – психует.

Со стороны забора слышится звук подъезжающего автомобиля, и я, неуклюже передвигаясь на каблуках по газону, направляюсь к калитке. Тороплюсь.

– Ого, – чувствую, как кровь приливает к лицу, а в груди что-то рвется. – Сам Ренат Булатович пожаловал.

Прислонившись плечом к металлическому столбу, наблюдаю за тем, как Аскеров выходит из машины и снимает серый пиджак. Небрежно отбрасывает его на заднее сидение и идет прямо на меня.

– Привет. С днем рождения, – спокойно произносит, не проявляя никакого интереса ни к моему наряду, ни к оголенному животу, ни к ногам.

Я изображаю наигранную веселость и щурюсь от вечернего летнего солнца, бьющего по глазам.

– А где подарок? – дуюсь.

Он закидывает руки в карманы брюк и смотрит куда-то за меня, а я считаю пуговицы на его черной рубашке. Их оказывается восемь.

– Ты сказала, что я могу прийти без подарка, – Ренат переводит вкрадчивый взгляд на меня и, прищуриваясь, спокойно напоминает.

– Так все говорят, когда приглашают. Это дежурная фраза. Не более…

– Ааа… Ренат, – перебивает меня отец и небрежно сдвигает с места. – Привет, друг. Спасибо, что приехал.

– Привет, Давид.

Мужчины обмениваются крепким рукопожатием.

Я не знаю, как себя вести и где спрятаться, потому что разочарование вот-вот меня убьет. Насмерть. Развернувшись на каблуках, бегу к дому. Там скидываю туфли и зажигаю свет в ванной комнате.

Долго привожу себя в чувство с помощью холодной воды, а затем, окончательно успокоившись, обхожу дом с обратной стороны и, едва услышав мужские голоса на террасе, останавливаюсь.

– Прости, что пригласил в такой день, друг. У нас тут утренник, но я ведь вернулся только на сутки. Дочь поздравить. И… Марину мою помянуть. Выпьешь со мной?..

– Я сегодня пас. Жду важного звонка. Поздравляю, Давид, – довольно сухо произносит Аскеров. – Долгих лет жизни Эмилии.

Я безвольно прижимаюсь к прохладной стене и борюсь с хлынувшими в кровь чувствами.

Он так холодно произнес мое имя.

Так… отстраненно.

Ренат действительно не собирался приезжать на праздник и искать со мной каких-либо встреч. Во рту горчит, но я продолжаю изводить себя и подслушивать. Судя по тому, как посуда бьется о стеклянный стол, понимаю, что отец выпивает.

Следом слышится его голос:

– Да… Девятнадцать лет. Вся жизнь впереди… Марине было столько же, когда она…

– Эмилия на нее похожа? – спрашивает Аскеров настолько безжизненным тоном, что сомнений нет – это просто вежливость. Не более.

– Одно лицо. Такая же красавица. Только характеры разные. Они как день и ночь. Марина была женственной, мягкой, каждого шороха боялась. Эмилька же бесстрашная. Да и пацанка она, полный дом парней. Сам видишь.

– Ну, это как раз вполне очевидно, – тихо замечает Ренат. – Женщине нужна женщина. Или влюбленный в нее мужчина, а Эмилия еще молода. И вообще, может, зря ты больше не женился?

– Может, и зря… Вот только, кроме Марины видеть в своем доме никого не хотел. Тошно было. Все какие-то недоделанные: руки не те, губы, сиськи… Да что я тебе рассказываю. Ты ведь и сам понимаешь…

– Нет. Ты меня с собой не сравнивай, – усмехается Аскеров.

– У тебя ведь…

– Не знаю, о чем ты, – чуть резче отвечает. – Лучше расскажи, что там у тебя в Сибири? Долго еще?

– Ты ведь знаешь наши порядки, Ренат. Сейчас сказали до осени, но разработчики жалуются – Минобороны не могут обеспечить их всем необходимым. По химсоставу нового оружия мы уже приблизились к корейцам, но аппарату управления и этого мало. Они хотят поиметь весь мир, поэтому думаю, что все затянется минимум до весны.

– Понял. И как там?.. Жить можно?

– Служба есть служба. Работа ведется в старых, советских бункерах, построенных еще в тридцатых годах. Связи с миром там нет. В пересменку попроще. Городок небольшой, есть чем заняться. Да и сибирячки красивые, заразы.

Я закатываю глаза, не собираясь это слушать. Ничего омерзительнее, чем занимающийся сексом с сибирячками отец, и придумать нельзя.

Напялив туфли до конца, ровной походкой проплываю мимо террасы.

– За гостями своими следи, – грубовато кричит отец.

Останавливаюсь.

– Чтобы никаких инцидентов.

– Ла-адно, – тяну, кружась на месте и замечая на себе тяжелый взгляд серых глаз.

Аскеров прищуривается и поигрывает челюстью. На расстоянии делает так, что мое тело будто кипятком обдает. В груди тесно, и дело не в узком топе…

Я никогда не общалась со взрослыми мужчинами, но чисто инстинктивно быстро принимаю решение.

Оказавшись в беседке, хватаю свой бокал и жадно пью шампанское, а потом упрямо тяну за руку Семена.

– Эмми, ты че творишь?.. – ржет он, поднимаясь с мягкого дивана.

– Черепанов. Заткнись и потанцуй со мной…

Глава 16. Ренат

20.55. Дача Литвиновых, Подмосковье.

«Знание – сила». Эта выдержка из «Левиафана» Гоббса, опубликованного еще в середине семнадцатого века, прекрасно объясняет, почему наша работа Управления имеет особый, сакральный смысл и приоритетный статус.

По своей сути, разведка – всего лишь средство обладания информацией. Если быть точнее, информацией секретной, той, который большие мира сего скрывают от посторонних ушей и глаз.

И коли уж, с одной стороны, хорошему чекисту требуется великолепная память, то с другой – ему просто необходимо обладать навыком стирания той самой информации. Даже из головы. Ведь от этого зависят в прямом смысле человеческие жизни. И коллег, и всех сопричастных.

Увы, знание – порой такая сила, которая убивает.

Давиду Литвинову после ряда внештатных ситуаций я искренне доверяю, но уверен, так же как и он, стараюсь фильтровать свою речь, чтобы не навредить ненужной информацией.

– Сигару? – предлагает он.

– Нет, спасибо, – качаю головой, наконец-то расслабляясь в кресле.

Свежий, подмосковный воздух разжижает кровь, делает ее горячее.

Виски снова с самого утра страшно выкручивает, а мир опять был безнадежно серым и это… пиздец.

Пиздец, никогда меня не покидающий.

– Не закурил?

– И даже не планирую. – усмехаюсь.

– Здоровье бережешь?

– Нет. Не вижу никакого смысла его беречь…

– Это почему вдруг? – Давид тянется за пепельницей.

С интересом на меня посматривает.

Сибирь будто бы оживила его до блеска в глазах. А может всему виной алкоголь?..

– Почему офицер советской разведки не собирается следить за своим здоровьем? – иронизирует.

– Здесь все просто. Потому что моя жизнь – служба, а служба – моя жизнь. Если эти нитки оборвутся, то вместе. Неразрывная конструкция. Думаю, вряд ли я умру от рака легких, скорее всего, это будет вражеская пуля или минное поле. В худшем случае, плен. Но ты наши инструкции знаешь…

– Не в первый раз от тебя это слышу. Мне жаль, Ренат, – становится задумчивым.

– Не выношу запаха табака, но тебя уважаю, Давид. Поэтому терплю, но ворчу, как старая, сварливая жена! – отшучиваюсь и тяну руку другу.

Литвинов отвечает на рукопожатие и, откинувшись на спинку кресла, молча курит.

Я, почесывая подбородок, пялюсь прямо перед собой. Постройки на участке расположены так, что с высокой террасы предоставляется отличный вид на беседку, где резвится молодежь.

Как на ладони.

Полуголая Литвинова в безвкусном, легкомысленном костюмчике танцует с четвертым кавалером. Судя по тому, как тесно к нему прижимается, девчонка уже нетрезва.

– Весело у них.

– Пусть отдыхают. Я всех проверил. Все чистые.

– И поляков пробил?

– А ты в курсе про поляков? – искренне удивляется.

Я отстраненно киваю.

– Был повод познакомиться.

– Это обычные студенты. Я проверил.

– Вот и отлично.

Откашливаюсь, потому что если родного отца все устраивает, то это совершенно не мое дело.

– А что с «Магнолией»?.. – вдруг вспоминает. – Ты собрал команду?

– Можно сказать и так.

– Кого ангажировал Василий Георгиевич?..

– Следственный комитет выделил две боевые единицы, – без особого энтузиазма сообщаю. – Правда, один патрон холостой и бесполезный. Майор Майя Синицына…

Взгляд Давида становится цепким. Приблизившись, тараторит:

– Будь осторожен, Ренат. Старый хрыч не очень чистоплотен, и его сотрудники могут представлять его личные интересы. Особенно баба…

– Странно. А он тебе привет передавал, – усмехаюсь.

– Пошел он на хуй, – ни с того, ни с сего злится Литвинов, снова закуривая. – Мне его привет, что в Сибири кабриолет.

– Ай-ай-ай. Значит, не любишь генерал-майора?..

– Я в своей жизни, Ренат, люблю только Родину и дочь. Вторую люблю осторожно, вполголоса, чтобы не испортить. Молодежь сейчас такая пошла, один бред на уме. Наркота, бабки и полное отсутствие каких-либо классовых ориентиров. Для них «Родина» – это хоккейный клуб в молодежке.

– Не слышал о таком.

Я снова прицельно смотрю в сторону отдыхающих.

Литвинова куда-то исчезла. В беседке вообще только та девица с фиолетовой башкой. Стало быть, на самом деле, за подругу вступилась в банке.

В своей жизни я привык полагаться на собственное представление о людях, но вот о дочери друга составить какое-то определенное мнение сложно.

Она безусловно красива и сексуальна. Я отчасти даже понимаю Давида с его нереальной любовью к Марине. Если они с дочерью похожи, то после женщины с такой яркой внешностью сложно найти что-то хотя бы отдаленно напоминающее.

Вот только как в одном человеке уживаются такие качества, как грязная порочность и чистая душа, чтобы писать такие стихи?

Разнузданность и… внутренняя сила, чтобы встать на смерть, защитив подругу?

Либо я чего-то не понимаю, либо яблоко, глянцевое, зеленое яблоко… просто червивое?

Так ведь тоже бывает.

Телефон в кармане брюк вибрирует.

– Я сейчас подойду, – киваю Давиду и направляюсь в дом.

По пути отвечаю на сообщение Лунева.

В туалет захожу без стука. Первая реакция – замираю с мобилой в руках, потому что прямо передо мной зрелище что надо.

– Извини, – оборачивается Эмилия.

Вида своего вообще не стесняется. В целом, как и в прошлый раз, когда я застал ее и поляков в квартире.

– Шампанское на себя пролила…

Наши взгляды сталкиваются в отражении зеркала. Всего на секунду, потому что сейчас меня привлекают не бирюзовые глаза, а как минимум упругий зад в тонких, белых трусах, которые я называю так чисто номинально. По факту от трусов там только резинка.

Тонкая, словно прут, поясница, гибкий позвоночник, изящно выпирающие лопатки, высокая шея. И эта загорелая, увлажненная, упругая кожа, которой, как ни крути, даже в двадцать пять я уже ни у одной самой ухоженной бабы не видел.

– Оденься, – говорю ей тихо, прикрывая за собой дверь.

– А может, я не хочу? – Эмилия разворачивается и вид спереди тоже не разочаровывает.

Вид, откровенно говоря, восхищает.

На наглом лице полное непослушание и детский восторг от того, что она творит.

Дура дурой!..

Организм напоминает, что ничто мужское мне не чуждо. Тест на импотенцию пройден за тринадцать секунды, в штанах становится некомфортно, одновременно хочется отлить и трахаться.

Сходил в туалет, твою мать.

Спрятав телефон в кармане брюк, подхватываю махровый халат с крючка и направляюсь к ней. Закутываю от греха подальше.

Я сам сейчас грех.

– Сходи, переоденься, – говорю, заглядывая в темнеющие глаза. Вроде трезвая. – Так не выходи.

– Я вам совсем-совсем не нравлюсь? – она доверчиво на меня смотрит и впивается пальцами в ладони.

– Ты… милая.

– Милая? – возмущенно морщится.

– Красавица, – сдавленно смеюсь, затягивая потуже пояс на халате. – Но тебе лучше продолжить изучать этот мир со сверстниками, Эмилия. И еще раз с днем рождения.

– А… ок, – она сумасбродно кивает и пытается меня оттолкнуть. – Я все поняла. Будем изучать.

Психует.

Отхожу в сторону сам и жду, когда она хлопнет дверью.

– Истеричка маленькая, – ворчу под нос.

После того как возвращаюсь на террасу, решаю, что пора уезжать.

К черту.

Да и темнеет…

– Лунев позвонил. Они сегодня в полях, я тоже поеду.

– А… ну давай, Ренат Булатович. Спасибо, что заглянул. Приятно было…

– Взаимно, – забираю со столика ключи. – Осторожнее с сибирячками, Давид. Они суровее, чем кажутся…

Смеется.

Прощаемся.

Я направляюсь к калитке, игнорируя музыку, доносящуюся из беседки, а, оказавшись за территорией, слышу несколько мужских голосов. Неподалеку от машины.

Глава 17. Эмилия

Придерживая полы халата, взмываю по лестнице. В свою комнату, где хоть ненадолго смогу побыть одна. Сердце бьется, как ненормальное.

Просто не могу поверить, что позволила такое поведение. Но оправдываю себя.

Все просто.

Чисто инстинктивно мне хочется, чтобы Ренат увидел во мне женщину, а не маленькую, неопытную девочку. Ведь такая – забитая, раненая мышка с большими глазами – ему точно не зашла. Он даже на мой поцелуй не ответил.

Выискиваю на вешалке еще одно приготовленное для сегодняшнего вечера платье – оно шелковое, кремового цвета, тоже максимально короткое, на тонких бретельках и с открытой примерно до середины спиной.

Меняю босоножки на высокие лодочки и решаю сменить прическу. Выуживаю шпильки и распускаю хвост. Все неровные пряди вытягиваю утюжком, губы подкрашиваю карандашом оттенка пыльной розы.

Несусь вниз и замираю перед выходом.

Когда вижу, что заветное кресло на веранде опустело, страшно раздражаюсь.

– Аскеров уже уехал, пап?..

– А тебе какое дело? – прищуривается.

Сегодня день моего девятнадцатилетия, а я вместо того, чтобы пить игристое с друзьями, нервничаю и весь вечер выискиваю взглядом всегда серьезного друга отца. Они вообще похожи. Оба умные, волевые, сдержанные. Будто на Лубянке их только этому и учат отключать сердце и не чувствовать ничего.

– Не вздумай опозорить меня, Эмилия. Удавлю. Своими руками удавлю. Я таких дурочек, как ты, у Рената столько видел, пальцев пересчитать не хватит. Сначала слюни пускают, потом слезы льют. Результат всегда один.

Моя жизнь камнем летит ко дну, но тут же, отталкиваясь от него, расцветает новыми сочными красками. Все еще задыхаясь от неосознанной ревности, читаю уведомление.

Каждое слово от Рената разжигает огонь в груди все сильнее.

«Хочу пригласить тебя на ужин, Эмилия. Сейчас».

Сбегаю по лестнице и направляюсь к беседке.

Внутри горят и обжигают сразу все составляющие: злость за «дурочек, которых пальцев пересчитать не хватит», какое-то странное предвкушение, покалывающее низ живота, стыд и страх перед отцом.

Боже…

«У меня гости» – отвечаю, чуть подумав.

«Я не могу всех просто так оставить…».

«Ок» – прилетает безжизненный ответ.

Теперь разочарование душит. Душит, топит, не дает вдохнуть. Грудь будто перетягивают ровно посередине, а страх со стыдом рассеиваются.

Это ведь моя жизнь.

Мое тело.

Моя девственность.

Я вправе подарить ему тому, кого считаю достойным.

Я, если честно, вообще мечтаю от нее избавиться, Меня страшит первого секса, а я бояться не привыкла.

«Мне нужно пятнадцать минут, Ренат» – печатаю новое сообщение, опасаясь не успеть.

Вдруг он уже уехал?

Вдруг уехал… к другой?

«Ок» – Аскеров не креативен. Отвечает односложно.

И?..

Как теперь избавиться от десятка не совсем трезвых парней?..

– Ребят, – привлекаю к себе внимание, вырубая подпрыгивающую на столе колонку. – Предлагаю всем поехать в клуб!..

– Я – за, – поднимает руку Баха с кресла.

Петр задумчиво осматривает мой новый наряд и пожимает плечами. Я пробегаюсь взглядом по лицам оставшихся гостей.

– А где Сема? – спрашиваю у Искры, убирающей со стола. – Не трогай здесь ничего, я завтра приберусь.

– А Семе твоему такси парни вызвали, что-то там на улице произошло. Подрались они.

– Драка? – округляю глаза. – И с кем же?

– Не знаю. Но кровищи было…

Смотрю на часы. Осталось десять минут.

«У дороги» – приходит еще одно сообщение от Аскерова.

Я тут же забываю об однокласснике. Все потом. В конце концов, Черепанов перепил, может, сказал кому-то лишнего. С ним такое бывает.