Александра

Сошли с дороги. Мужичьё рассеялось. Николай устало расспрашивал об общих знакомых. О положении дел в стране. И тяжело вздыхал. – «Так всё же, вы что в праздники в дороге?»: полюбопытствовал он вновь. Андрей грустно указал на обоз: – «У нас неотложная миссия. Мы графиню Сатурмину в Швейцарию везём». Галицын оживился: – «Кого? Антонину?» – «Нет. Старшую дочь. Ты что не слышал? Всё семейство в прошлом году от тифа сгинуло. Одна Саша выжила. Но вот срочно к докторам показать везём»: шептал озабоченный Павел: – «Да и пора выметаться. Пока ещё руки до нас не дошли. А то дворян не чествуют». Он грустно улыбнулся.

– «Ну, вы выбрали время удачно»: прохрипел Николай: – «И как вы через всю страну благополучно прошмыгнули?» – «Всех, при одном упоминание фамилии Сатурминых, в ужас ввергает. Они нас и пропускают»: сострил младший Черкасов. Николай рассмеялся удачной шутки.

– «И что совсем плохо?»: выдохнул он. – «Не то слово»: отозвался Андрей. В обозе проснулась Наташа. И настойчиво заворчала. Атаман оживился. И поспешил к саням. Иван склонился над ворохом одежды. Бормоча тарабарщину, пытаясь успокоить девочку. Но когда Андрей подошел, отошел и плюхнулся в сани готовый в любой момент, рвануть вперёд.

Дочь почувствовав родные руки притихла. Папаша, перепеленал, и повозившись с ослабевшей мамочкой. Подсунул ребёнка к груди. Саша обхватила и прижала к себе. Он присел молча наблюдая за милой идиллией.

– «А что, Саша вышла замуж?»: недоумевал Николай.

– «Нет. Но они помолвлены с Андреем. И он безнадежно влюблён. И ребёнок его. Три дня отроду. Вот ей и стало хуже. Спешим, как можем»: чуть понизив голос, откровенничал барчук.

Уладив разногласия, и тщательно упаковав бесценный груз. Атаман вернулся к мило беседующим господам.

– «Нам пора. Мы вынуждены вас оставить граф»: сухо сообщил он: – «И так выбились из графика». Офицер развёл руками: – «Не смею задерживать. Но вот проводить, проводим». Он подозвал одного из нападавших: – «Подать коней. Поедим, прогуляемся до своих. И гостей проводим».

Небо благоволило им в пути. Но состояние Александры, оставалось желать лучшего. И процессия летела стремительно, нагоняя упущенное. Дорога шла лесом и вела прямиком к границе. Отряд Галицына проводил их до опушки. И вернулся к местам дислокаций. Группа опять перестроилась и рванула вперёд. Через пару часов показался аванпост. Атаман остановил отряд: – «Так ребята. Я благодарен вам за службу. Пришло время прощаться. Бог даст, вы также благополучно доберётесь до дома. И будьте мудры. С нашим барахлом, я думаю, разберётесь сами. А дальше мы с Павлом сами. Иван, – возьмёшь моего коня. Прости друг за обиду. Если удастся, то обязательно сообщу, как наши дела. Но верь мне, сделаю всё возможное и невозможное. Как пересечём границу, вы сразу же покинете эти места». Отдавал он последние наставления.

При появлении всадников, на посту оживились. Заслоном выстроился небольшой отряд красноармейцев. На вышке сверкнул в лучах солнца пулемёт. Атаман спешился и подошёл к ощетинившейся границе пешком. Командир дотошно просматривал бумаги. Подозрительно рассматривая прибывших. Но не найдя ничего подозрительного. Добродушно улыбнулся: – «С праздником товарищи». Андрей тоже улыбнулся: – «Мы с женой и братом. Эти только сопровождают. Вас тоже с Новым годом».

Шлагбаум подняли, пропуская транспорт. Иван наклонился над обозом, причитая как ошалелый: – « Дружочек мой, Сашенька. Теперь и не свидимся. Душечка, но помни всегда, я тебя буду любить до конца своей жизни. Ты самое дорогое, что у меня было». Он застонал, и отошёл, не стыдясь бегущих из глаз слёз. Андрей прогнулся под его тяжелым взглядом. Перехватил поводья: – «Прощай Иван. Не держи зла. Жизнь она ведь вообще несправедливая штука. И так уж вышло, что мы оказались соперниками. Но я рад, что ты её любишь не меньше чем я». Он обнял его, похлопал по спине. Развернулся и поспешил через мост к польской таможне. Павел спешился и держа танцующего коня под уздцы последовал примеру брата.

5

Пройдя таможенный досмотр на польском посту. Атаман влез в сани и выправил на наезженную дорогу. – «Всё теперь только вперёд до городка. Надо дать передохнуть рысакам и накормить Сашу. Управится с Натальей»: он представил её маленькое хрупкое тельце и счастливо заулыбался: – «Да милая, нам надо спешить, чтобы мамку не потерять». И он хлестнул, подгоняя за мешкавших коней.

В ближайшей гостинице сняли номер, на пару часов. Заказали похлебку для Саши. А Павел заказал жаркое с картофелем на гарнир, и спустился в столовую. Решив немного расслабиться. Андрей остался с семьёй. Саша попросила воду и туалетную вазу. Ей требовался самый тщательный и необходимый туалет. Граф спустился к хозяину: – «Панове, будьте так добры. Моей спутнице нужна помощь в женских делах. Я оплачу. Мне нужна служанка». Пан добродушно заулыбался: – «Да, господин… Неля»: позвал он кого-то, глядя в приоткрытую дверь. Оттуда появилась высокая пухлявая женщина. – «Помоги спутнице господина»: он показал на замершего в ожидание графа. Та капризно глянула в его сторону, но покорно последовала в номер. Увидев беспомощное тело Саши, измазанное кровью платье, всплеснула руками: – «Вы что же это с ней сделали? Она жива?» Но заметив посапывающий сверток. Успокоилась: – «Когда она родила?» – «Двадцать девятого декабря. Четвертый день»: смущенно отвечал атаман. – «А в дороге, какой день?»: раздевая бесчувственную мамочку, интересовалась дамочка. – «Тоже четвертый»: буркнул граф.

– «Вы сума сошли. Ей нужен должный уход. Что-то не так. Она теряет много крови. Вам позвать доктора? Он живёт рядом. Я попрошу мужа привезти его. А пока выйдите. Что собираетесь на это всё смотреть? Дайте только её вещи. Но если вам не трудно вы можете сами, попросить мужа, не дожидаясь меня»: командовала помощница.

Граф исполнил просьбу женщины и спустился к хозяину. – «Пан, моей спутнице требуется доктор. Ваша жена сказала, что он живёт где-то рядом, будьте так добры, привезите его».

Пан недовольно фыркнул, но накинув тулуп, направился к выходу. Черкасов вернулся в номер.

Саша казалось, была бледнее обычного. Лежала, откинувшись в подушки, закусив губу.

Не реагируя на происходящие. Хозяйка, увидев постояльца, поинтересовалась: – «Что пошёл за доктором?»

– «А то только командовать умеет. С места не сдвинется лишний раз»: ворчала она.

Андрей присел на кровать рядом с Александрой: – «Сашенька, душечка, ты как держишься? Завтра будем на месте. С Варшавы позвоню родителям. И они до нашего приезда созовут самых лучших светил света. И мы непременно тебя спасём. Не может быть иначе. Солнце моё, только продержись ещё сутки».

В дверь стукнули, и в приоткрывшееся пространство нерешительно протиснулся седоволосый щупленький мужичок. Он представился: – «Пельцер, врач. Где больная?»

Взглянув на кровать, засуетился. Сделав определенные выводы, завернул подол платья: – «Так»: бормотал он, заглядывая в промежность предварительно одев, резиновые перчатки: – «Так. Что ж здесь не всё так плохо. Дело не в этом. Вы мне ничего не хотите рассказать?»: глядя в упор на Андрея, озадаченно требовал он. Граф вздохнул, говорить снова на эту тему, это просто пытка. Но всё же начал: – «Два года назад перенесла тиф. Были тяжелые осложнения. Потрясенья… Потеряла всю семью. Полгода была, как ребенок, никого не узнавала и почти не двигалась. Затем пошла на поправку. А вот во время родов стала слабеть и с каждым часом слабее». Закончил и молча смотрел на дальнейшую реакцию доктора. – «Ну, что же, сударь. Картина ясна. Я выпишу микстуры. Будите поить каждый час по чайной ложке. И ей нужен покой. Полный покой. Вы ещё куда-то продолжаете путь?» Черкасов встал в стойку, приготовившись защищаться: – «Да наш конечный пункт Швейцария город Вале. Нас будут ожидать выдающиеся светила вашего промысла».

Доктор просветлел: – «Тогда вам надо торопиться. Её сердце может не выдержать. Микстурки лишь ириски, здесь нужно комплексное, кардинальное лечение». Он вытащил из бездонного саквояжа микстуры. Получил плату и расторопно распрощался.

Павел расплатился с хозяином. Вышел на улицу и подогнал к крыльцу сани. Андрей вынес Сашу. Хозяйка вышла следом, неся дочь. Хозяин едва протиснулся, завершая процессию, неся ворох тулупов, одеял и подушек. Это всё расстелили, создавая некоторое удобство. И уложили виновников торжества. Тщательно укутав.

Варшавы достигли часам к четырём. Заглянули на телеграф. Андрей еле дозвонился в имение. Но от избытка чувств, родители с трудом разобрали, что от них требуют. Отец, наконец совладав с эмоциями. Уверил, что сейчас же созвонится с нужными людьми. А завтра те будут ждать их дома.

Отцу можно доверять он человек слова. Андрей улыбнулся. Как же он соскучился по ним. Это была весьма напыщенная светская пара. Но их семейный уклад, это было нечто выдающееся. Теплота отношений, внимательность к чувствам. Безграничная любовь к отпрыскам. Когда-то это даже раздражало его. А вот теперь он с умилением и тоской вспомнил всё. И душа наполнилась покоем и надеждой.

На вокзале купили билеты на поезд. И к счастью он отходил почти сразу. Павел погрузил багаж в товарный вагон. И вскоре присоединился к спутникам. Андрей разложил попутчиков по местам. И тихо примостился с краю, дожидаясь отправки. Поезд загудел. И вагон, качнувшись, тронулся с места. За окнами замелькал зимний пейзаж. Павел ушёл в соседнее купе. Андрей задремал около сладко дремавшей дочери. Это был первый его глубокий сон за дни пути.

Поразительные метаморфозы происходят порой с жизнью. Всё вроде бы дано изначально, – богатство, здоровье, красота, успех. Но вдруг она в одно мгновенье взбрыкнёт, как вздорная кобыла и понесёт, превращая это всё в ничто. И забудет остановиться. Сон был тревожным. Напряжение давало о себе знать: – «Белоснежные снега, дорога. Из темноты выскочили всадники. Атаман кружит около саней, махая шашкой. Брызжет кровь. Конь храпит от возбуждения встает на дыбы. И вдруг он заметил, что сани развернулись неудачно, покачнулись и накренились. Александра с дочерью поползла обречённо, и падает навзничь в снег. Андрей сорвался с коня, подставляя руки, чтобы поймать. И в этот момент проснулся.

Наташа всхлипнула и разразилась криком. Атаман улыбнулся: – «Ух, и нетерпеливая же ты, малышка». Склонился над ней, разворачивая. – «Тебя пора бы помыть хорошенько. Да положить отдыхать в собственную кроватку. Ты уж прости милая, что мы так над тобой измываемся. Но скоро всё изменится. И я постараюсь искупить свою вину. И ты больше никогда не узнаешь подобных проблем. Я уверяю тебя». Сменил пелёнки, и завернул её потуже, как мог. Взял на руки. Она замолчала, но спать не хотела, требуя еды. Андрей подошел к Саше и вздохнул. За эти дни она стремительно и безнадежно слабела. И теперь её дыханье было едва уловимо и прерывисто: – «Господи, ещё немного. Ещё несколько часов и помощь придёт. Только дай ей сил»

Он поправил подушки, повернул на бок. Она попыталась улыбнуться. Но тут же погрузилась в полуобморочное состояние. Андрей накормил дочь. Убрал. Повозился с безжизненным телом. Напоил микстурами, чаем с медом. Но как же её накормить? Он недоумевал, но понимал, что это сделать необходимо. Достал фляжку с молоком, размял в кружке картофель, хлюпнул немного молока, доводя до состояния жидкой каши. – «Ух, как же она это всё ест. Она мне ещё всё припомнит»: выдохнул он, растерянно. Саша помогала, как могла. Но силы окончательно оставили.

И атаману стоило не малых трудов выпоить мешанку. Принёс воды, умыл и обтер загрязнившиеся места. Интересно, но за всё время, он не разу не подумал о свалившихся на него обязанностях с раздражением или недовольством. Он был рад, что Саша жива и рядом. Что малышка ворчит и требует внимания.

– «Какое же это счастье, что они все вместе»: эта мысль свербила, его уставшее сознанье: – «Только бы успеть. Только бы не упустить шанс, и исправить допущенные некогда ошибки. А остальное это не проблемы… Да, может жизнь и взбрыкнула. Ветер истории беспощадно выкорчевал с корнем вековые деревья и разорил родовые имения. Но он пощадил и оставил право на счастье, право на любовь, право на продолжение. И этим стоит дорожить больше всех драгоценностей мира. Они опаленные этим ветром, но это только обострило чувства, это укрепило веру, в важность существования, и необходимости любви».

За окном мелькали до слёз знакомые картины. Поезд время от времени останавливался. И вновь стремительно набирал ход, приближая их к конечному пункту путешествия. Сумерки рассеивались. Звёзды моргали и таяли до следующей ночи. Солнце озарило горизонт, и упрямо поплыло вверх. Появились первые дома Вале. Проводник зашёл предупредить. Павел появился тут же, изрядно помятый, но отдохнувший.

– «Что, прибыли братишка? Мы преодолели всё и добрались почти без потерь»: осекся, грустно взглянув на сосредоточенного Андрея: – «Как Саша?»

– «Хуже»: отчаянно простонал тот.

– «Я за багажом. А вы, выгружайтесь постепенно. Я вернусь и заберу вас»: неторопливо рассуждал юноша. Ища одобрения, взглянул на притихшего брата.

Андрей терял самообладание, лицо было искаженно ужасом. Павел похлопал его по плечу:

– «Всё будет хорошо. Ты ещё удивишься, как она упряма. Она ещё не раз тебя удивит». Он оделся и направился к выходу.

Поезд остановился, на перроне сновали не многочисленные пассажиры. Андрей вынес Сашу из вагона, проводник помог донести дочь. И бережно вручил подоспевшему Павлу. На привокзальной площади ожидали застоявшиеся кони. Торопливо уложили бесценное сокровище в сани и безжалостно укутали. Это ещё не всё, до имения добираться около часа. Андрей взял вожжи прыгнул в повозку и понукнул коней. Павел резво последовал следом.

Надежда

1

Зимы в Швейцарии гораздо мягче русских. но этот год был снежнее и прохладнее предыдущих. И сугробы искрились в лучах восходящего солнца пушистыми сказочными коврами. Путь был хорошо накатан, и сани мягко скользили, за споро летевшими рысаками. Андрей волновался и то, и дело подгонял его. Павел улыбался, молча, наблюдая за его действиями. Затем сорвался и умчался вперёд.

Сани въехали на алею, и легко подкатили к парадному входу. Их встречали. Прислуга высыпала, предлагая услуги. Но граф привычно подхватил Александру и направился к входу. Ребёнка бережно несла гувернантка. В просторном зале, сгорая от нетерпения, суетились родители. Сашу уложили на тахту, и Андрей торопливо снимал с неё верхнюю одежду. Отец выполнил просьбу сына, консилиум ведущих светил медицины робко толпился в сторонке, ожидая своего часа. Граф закончил, подхватил образовавшийся ворох и отошел к камину. Доктора склонились над пациенткой, в процессе обсуждая между собой, дальнейшие действия.

Баронесса подошла и прижалась к возмужавшему сыну: – «Милое дитя, вы меня измучили своим упрямством. Что вас так долго удерживало в этой варварской Росси? Только не говорите, что ради дорогого дяди и кузена, вы изволили рисковать своей жизнью. Не уж то, это то о чём я думаю? Мой дорогой вас посетил амур. И кто это беспомощное не подающее признаков жизни создание?» Она лукаво покосилась в сторону тахты. Андрей обнял мать, и тихо покачиваясь, грустно вслушивался в её речь. Легкий румянец проступил при последних словах.

– «Мама от вас ничего не скрыть. Вы как всегда проницательны. Это очень похоже на правду. Хотя родственные узы не были на последнем месте… А это хрупкое создание последняя из рода Сатурминых, графиня Александра Илларионовна, а этот ворчащий сверток ваша новорожденная внучка Наталья, которой отроду пять дней. А теперь вы меня простите, и больше не будите давить на кровоточащие раны. Я вас очень люблю, и безмерно скучал. Но это было безотлагательно».

Отец стоял рядом, хмуро анализируя происходящее. Павел развалился в кресле у камина, прикрыв глаза, делая вид, что дремлет. В замке было празднично и торжественно. Здесь любили этот зимний семейный праздник. Ничто не могло помешать свершиться устоявшимся традициям. Пушистая зелёная красавица искрилась в лучах света многочисленных светильников. Украшенная разноцветными стеклянными шарами и гирляндами.

Из кухни доносился соблазнительный запах любимой с детства выпечки. И как всегда, обеденный стол украсит запечённый гусь в яблоках. – «Ах, призраки безоблачного детства»: но сейчас это всё померкло.

Андрей без отрыва следил за эскулапами, ловил долетавшие реплики, стараясь разобраться в их значении. Улавливая мимику, жесты, взгляды, пытаясь получить столь желанную надежду. Но время повисло в тяжелом ожидании, взрывая болью истерзанные нервы.

Профессор Швейцер отделился от группы и подошёл к ожидавшим. – «Что ж господа. Весьма сложное состояние у пациентки. Удивляет, как она держится. Сердце едва справляется с проблемами. Но надежда есть, что улучшения можно добиться. Благодаря её упрямству. Очень интересный случай. Я берусь её лечить, из уважения к вашему семейству… Теперь её бы стоило перенести в отдельное помещенье. Я поставлю несколько внутривенных инъекций для поддержания сердечной деятельности. Это безотлагательно. А затем я буду вас информировать о своих последующих действиях по первому требованию. А пока позвольте приступить к прямым моим обязанностям»: и он откланялся.

Андрей вновь решительно подхватил графиню, последовав за гувернанткой. Это была комната сестры.

Положил Александру на белоснежную кровать, и было, взялся раздевать. Но вдруг гувернантка запротестовала и выставила его за дверь. Он сконфуженно остался стоять в коридоре, подпирая стену. Профессор постучался и прошёл в комнату.

Берг младший не мог уйти, это было сверх его возможности, но его не пускали. И он присел на корточки, упрямо ожидая результата.

– «Господи, неужели есть надежда? Пусть она справится. Господи, я готов перенести любые испытания, только ни её смерть. Я готов пожертвовать своей жизнью. Если это поможет. Только пусть она останется жить»: молился он в отчаянье.

Швейцер, наконец, выглянул из комнаты: – «Ну, что ж, голубчик. Состояние стабилизировалось, теперь будем экспериментировать и ждать. Можете отдохнуть, если что вас сиюминутно оповестят. Но если будет желание, вы вправе оставаться с ней. Ваше кресло вас ожидает. Только не лезьте под руку»: он сочувственно улыбнулся.

Андрей поднялся и последовал приглашению. Саша спала. Сиделка притаилась на стуле у окна. Детская кроватка стояла у стены. Наталья, умаявшись, тихо посапывала в ней, не нарушая сонное царство. Андрей проскользнул к креслу и осторожно передвинул его так, чтобы, не мешая обозревать обоих. Сел и затаился. А в низу у камина баронесса пытала племянника: – «Ну-с! Сударь, теперь всё и в детальных подробностях. И даже не надейтесь на снисхождение. Хоть вы мой любимый племянник. Но я, с тем смерюсь. Мне нужно успокоить моё больное самолюбие. И понять почему, почему мой Андре, почти пять лет сидел, в этой богом покинутой стране? Почему он изменил своим привычкам и честолюбию? Что есть в ней, что связало его дерзкий неугомонный нрав?»

Павел обиженно улыбался и на удивление не спешил блеснуть красноречием: – «Тётя, всему своё время, не торопитесь. Конечно же, я всё вам выболтаю. Из меня шпион, никакой. Но я с дороги. Мы за пять дней пересекли немыслимое количество границ. Пули так и свистели у нас над головами. Пожалейте бедного сироту…». На этой фразе он вдруг осекся и отвернулся. Софья вздрогнула и на мгновенье умолкла. – «Прости Паша. За своей болью, я не заметила твою. Конечно же, всё это подождёт»: она подошла и прижала к груди, вздрагивающего от молчаливых рыданий Пашку. – «Пойдём просто посидим на тахте»: увлекла его за собой. Опустилась и уложила Пашкину голову на колени. – «Ты прости кровинушка моя, какая же я бесчувственная. Не стыдись слёз своих. Иногда стоит поплакать, это не грех»: примирительно шептала она, нежно поглаживая его по широкой спине.

2

К ужину спустились почти все. Андрея пригласили на условиях, что это только подкрепиться. Баронесса Софья Прохоровна сияла счастьем. У стола, как прежде собралась семья. Барон Ульрих фон Генрих Берг счастлив был не менее жены. И возглавлял, ломившийся от яств стол, с довольным умилением. Павел выглядел обычным светским франтом. Он, наконец получил всё, о чём мечтал всю долгую дорогу. И пах привычными французскими духами. Профессор Швейцер, был в парадном костюме и выглядел весьма удовлетворенным. Всех пропитал дух праздника. За столом лилась обычная светская беседа.

– «А помнишь Андре?»: вдаваясь в воспоминания, радостно всплескивая руками, вспыхнула Софья Прохоровна: – «Перед самым отъездом к дядюшке ты собирался пойти на военную службу. И мне никак не удавалось тебя отговорить. Я с ужасом ожидала твоего возвращения. И весьма была удивлена твоей задержкой. И отец недоумевал такой резкой перемены настроенья. Но я то, сразу заподозрила, что все дело в женщине».

Андрей вдруг резко поднялся и извиняясь, поспешил прочь. Баронесса снисходительно улыбалась в след. – «А вы знаете. Он никогда и не планировал такую раннюю женитьбу. Это просто чудо»: она вздохнула, заканчивая последнюю фразу.

Барон перевел разговор на вполне новогодние темы: – « Вы заметили, что такой снежной зимы не было в течении ста лет? Учёные связывают это всё с какими-то вспышками на солнце. Как и всю агрессию, разразившеюся по земле. Удивительно, как все же всё взаимосвязано во вселенной. Один мудрец индус, сказал: – «Вся вселенная стенает, когда мы срываем всего лишь один цветок».

Профессор оторвался от трапезы и поддержал хозяина: – «И он прав последние исследования психологов показывают сложное и удивительное сплетение окружающего и личности. Так что нет ничего удивительного в этом мудром высказывании. И ещё удивительней, это когда человек находит свою половинку. Это чудо из чудес, объяснить одними ферамонами не возможно…».

Павел довольно хихикнул: – «Какие уж там ферамоны? Это торнадо, который подхватил и не выпускает из своих крепких жестких тисков. Вы если бы знали всю эту историю, пришли бы в полный восторг».

Баронесса заинтересованно повела носиком. Но Черкасов младший театрально замахал руками: – «Нет, тётя только не сегодня. Это же праздник. Будьте ко мне снисходительней». И она обмякла.

Ночь накрыла землю своим покрывалом. Звёзды на небе вспыхнули, как ёлочные гирлянды замысловатыми узорами. Застолье рассеялось. Каждый занялся своими делами. Профессор, извинившись, последовал за молодым господином… Павел занял любимое кресло у камина, наблюдая за ярким танцем пламени.

Чета Бергов, устроившись на тахту, мило беседовала о разных приятных пустяках скрашивающих их стариковский быт. Мадам делилась впечатлениями с мужем, ища понимания и сочувствия: – «Ульрих, как ты думаешь, если с Александрой всё же случится страшное, Андре сможет оправиться, и вернуться к нормальной жизни?»

– «Не думаю. По сути, у них это всё очень серьёзно. И мальчик никогда не страдал легкомыслием. Но милая не волнуйся, всё будет замечательно. Я верю профессору. Это лучший эскулап этой эпохи. Если уж он взялся, то всё будет в аллюре».

– «Милый, как загадочна это история, прям как „Ромео и Джульетта“. Только мы уже дедушка и бабушка. Так неожиданно. Но Наташа так прекрасна. Скоро мы сможем её нянчить сколь душе угодно. Надо будет позвонить Аннет, сообщить приятную новость. Она прилетит на крыльях из своей Италии. Но не знаю, как на это посмотрит Андре. Он весь ушёл в себя. Я ни разу не видела в его глазах такого ужаса… Радость моя, как ты думаешь сообщать Аннет? Я считаю, что это справедливо. Ведь они всю жизнь были с ней весьма близки. А это так интригующе приятно»: ворковала баронесса, прижимаясь к мужу: – «Утром обязательно позвоню. Как только поговорим с Швейцером»: наконец заключила она, заглядывая в глаза барона.

Барон любил жену, не смотря на прожитые годы и седину в усах. Она являлась для него и небом и солнцем, и эталоном красоты. Хотя слегка под старость раздобрела. Но как она мила, внимательна и деликатна. А как озорничает расшалившись! Такой прекрасной женщины на миллион одна. Он ни на миг не пожалел, что был на ней женат. Хотя бывали и между ними разногласья. Но это же, не бог есть, какое представленье. Всегда найти удавалось компромисс. Она была полна любви и состраданья. А он был готов на всё, чтоб только её глаза светились светом счастья. В семье должна быть женщина пресыщена вниманьем. И это с толикой вернётся. Он любовался милой, как и прежде.

– «Я думаю, что ты можешь позвонить. Аннет сама решит, что с этим стоит делать. Но если промолчим, обидится. Ну, а теперь пора ко сну. Красавица моя, ты так сейчас желанна. Я думаю, что ты не пожалеешь»: он усмехнулся, поправляя, пышные усы.

Софья Прохоровна покраснела от удовольствия и поднялась. – «Спокойной ночи Павел. Мы покидаем тебя. Коль хочешь, можешь почитать. А мы по-стариковски спать ложимся рано»: мурлыкала она, лохмача его чёлку. Супруг догнал её и они вместе, степенно и величественно поспешили в спальню.

Черкасов грустно созерцал огонь. Его терзали муки сожаления. Он так сейчас был безумно одинок и растерян. Его лишили всего, к чему привык, чему с рожденья был приучен любоваться. Того нельзя богатством заменить и не извлечь назойливой абстракцией. – «Так много связано с холодною землей. Что Родиной у нас у Россиян зовётся. Что ощетинилась, шипит теперь змеёй. И извращённо над бедой чужой смеётся. Что добивает, сорванную знать. Что расхищает графские именья. Что не желает даже понимать. Сердец горячих попранное рвенье. И на чужбине прорастут ростки. Но настольжи терзает души страстью. И заснежит безжалостно вески. Кичась, своей безмерной, глупой властью…». И досмотрев как тлеют угольки, он наконец поднялся, и нехотя поплёлся в свою комнату.