Волчья луна

«Так! Стоп! Уля! Прекрати думать о члене О’Коналла. Ты медик, рассуждай здраво и хладнокровно. Итак, пенис встал из-за воздействия прилива крови. Это просто физика и никакой лирики! Да, у мужчины произошла эрекция. Хорошо, что не эякуляция, хотя кто знает? Он же там еще долго сидел. А вообще, придумала себе тут любовь! Тоже мне, романтик хренов! Он уедет, и что ты будешь делать? Дурочка, блин, наивная! Между вами химия, не больше того». Ульяна честно пыталась вернуть себе саму себя, опустить с небес и снять розовые очки, но все тщетно.

Вдруг стало душно. В глазах потемнело, не смотря на начинающийся рассвет. Девушка встала с кровати и открыла окно. Но этого было мало, хоть утренняя свежесть и заполнила комнату. Словно в бреду Уля схватила подушку и решила, что ляжет сейчас на веранде на тахту. Босиком спускаясь по ступенькам, рыжая старалась не шуметь. Проходя через гостиную, она задержалась. Не в силах противиться, девушка заглянула в комнату. На кровати Тома, раскинувшись звездой, спал Антон. На кровати у другой стены спал Семен.

– Томас? Ты где? – чуть шепча, произнесла Уля и тут услышала, как, кто-то повернулся на диване. Рыжая подошла ближе и не сдержала улыбку. Во сне английский блогер был таким милым. Девушка залюбовалась мужчиной, поправила волосы. А потом нежно, чуть касаясь, поцеловала того в мочку уха. «И снова прощай здравомыслие», хмыкнула Лиходеева-младшая. Она тихонько прошлась по плетеному коврику и достала из шкафа небольшую подушку. Нежно, едва касаясь мужчины, она приподняла голову Томаса и подложила ее. И едва сдержалась, чтоб не запутаться пальчиками в его медовых волосах, красивой волной рассыпавшихся по ткани.

Ульяна вышла на улицу. Первые лучи солнца ударили по траве, и роса загорелась тысячами огоньков. Девушка сладко потянулась и направилась к старому сеновалу. Ароматы сена как всегда подействовали успокаивающе. Девушка забралась на стог сена отдышаться и насладиться рассветом. И сама не заметила, как уснула под теплыми лучами солнца.

***

Сон без сновидений был глубоким и тёмным как колодец. Но проснулся Томас бодрым и более-менее отдохнувшим. Он с удивлением оглянулся вокруг, спросонья ещё не понимая где именно находится. И только привычный уже медовый аромат указал мужчине на то, что он в деревенском доме в селе Аскулы.

О’Коналл упёрся ладонями в мягкую тёплую ткань и подскочил. Он прекрасно помнил, что рухнул на диван без подушки, да и где бы он искал её в темноте незнакомого, по сути, дома. Взгляд мужчины зацепился за выцветшую вышивку. Этот узор показался ему знакомым. Томас прикрыл глаза, осознавая, что именно такой узор видел во сне, на платье прятавшейся в речном тумане и траве девушки. Англичанин мотнул головой, прогоняя видение. Но оно не отпускало. Отголоски сна были очень сильными. Том сразу увидел перед глазами кельтскую вязь на ремне своего двойника. Он метнулся к серванту. Там в предутреннем свете тускло поблескивало фамильное кольцо с волком. Мужчина схватил его, не понимая, как мог забыть о нем. На внутренней стороне кольца вилась полустертая кельтская вязь.

Стараясь не думать об увиденном, он надел кольцо на большой палец. И вот что странно. Раньше кольцо было меньше размером.

Решив, что он просто ещё не отошёл ото сна, Томас немного размял шею и расправил одежду, в которой заснул накануне.

– Нужно выйти на свежий воздух, – решительно произнес мужчина. Он аккуратно прошёл мимо храпящего Антона, ступая по прохладному дереву половиц и вязанным цветастым коврикам, вышел из сумрака спящего дома во двор.

Англичанин двинулся вглубь двора, рассматривая небрежные, слегка диковатые, но гармоничные клумбы. Здесь были и садовые и полевые цветы. Буйство красок захватило мужчину. Он вздохнул, прохладный воздух, наполненный росой и мёдом.

– Прекрасно, – почти пропел на выдохе и двинулся дальше. Дорожка, протоптанная в траве, была засыпана сеном. И вдруг англичанин, понял, чего на самом деле он хочет этим ранним утром. Ему до одури захотелось упасть в ароматное сено, увлекая за собой Ульяну.

Томас пошел по следам и обнаружил слегка покосившийся сеновал. Он отворил скрипучую дверцу – и рыкнул от удовольствия. На сене, хмурясь от тонких солнечных лучей, спала, раскинув руки, так, кого он так желал этим летним утром. От пыли, что носилась в воздухе, девушка слегка морщила носик. Солнечный луч запутался в ее волосах. О’Коналл тяжело переглотнул.

«Вот она, перед тобой!», крикнул он мысленно, «возьми её». Мужчина сделал неровный шаг – и девушка перевернулась со спины на живот, зарывшись головой в сено. Тело Томаса отреагировало моментально. Стоило ему только кинуть взгляд на нежную кожу её спины, с мелкими веснушками на плечах и пониже шеи, на острые ключицы… и он поплыл. Брюки стали болезненно узкими. Хотелось накрутить эти рыжие волны волос на руку, оттянуть ее изящную голову назад, сделать все, чтобы девушка выгибалась, выстанывая одно только имя… его имя.

– Черт! – выругался О’Коналл. – Черт, черт!

Короткий стон со стороны девушки только ещё сильнее распалил мужчину. Он представил, как сам вырывает этот звук из её тоненького горла.

– Сука! – срочно нужно было что-то с этим делать, но Том категорически не хотел. Он стоял, сжав руки в кулаки, от напряжения даже закружилась голова. Облокотился о косяк, зажмурился, тяжело выдохнул. Это было слишком. То, как она то тянулась к нему, то отступала. Соблазняла – и бросала на грани возбуждения. Как сначала звала, заманивая, а потом опрокидывала в ледяную воду с яростным колким смехом. Он категорически не понимал эту ведьму. Со Скарлетт все было просто и понятно. Та не играла с ним, хотя он, положа руку на сердце, был бы не против…

Понимая, что стоя тут и пялясь на Ульяну, он лучше не сделает, Томас бросил всё-таки ещё один взгляд на девушку. Она дышала так ровно, так спокойно… борясь с желанием упасть рядом с ней в ароматное сено, Томас смачно матернулся по-русски:

– В Бога твою душу мать!

Саданул по двери – и вылетел из сеновала пулей.

Зверь!

Плюнув на приличия, англичанин разделся, оставшись только в боксёрах и футболке. Он прошёлся под деревьями, где накануне ещё стоял стол, осмотрелся, выбирая место поровнее, и повернулся к солнцу.

– Йога и баланс, – произнёс он твёрдо, – вот что мне сейчас нужно. Гребаный баланс, чтоб не поехать головой от этой рыжей ведьмы!

Настроившись таким образом, О’Коналл немного размялся и принял асану «Дерево».

Сквозь щели в крыше, солнце безжалостно будило Ульяну, но девушка совсем не хотела просыпаться. Она потянулась, сладко простонав, и перевернулась со спины на живот. Теперь ее щекотало сено, но дрема оказалась сильнее. В её тумане девушка увидела серо-голубые глаза. Но понять, кому они принадлежат – английскому блогеру или волку – Ульяна не смогла. Она хотела протянуть руку, дотронуться до загадочного лица, но вдруг отчетливо услышала крик. Знакомый и громкий, он доносился со стороны двора. Девушка подскочила и весь сон улетучился.

«Бабушка Веда!», Уля мгновенно узнала ту по голосу. Девушка резво спрыгнула вниз и босиком побежала на крик. Ведьма пробежала мимо Тома, сразу к дрожащей от страха старухе.

– Зверь! Чудовище! Зверь! Днем человек, ночью зверь страшный! Зверь! – надрывалась бабка Ведана.

Томас толком ничего не сообразил. Он только немного наклонил голову и протянул руку в успокаивающем жесте, улыбнулся. Но баба Веда так и продолжала голосить, ее тонкий узловатый палец трясся и указывал прямо на мужчину.

– Скалишься! Зверь! – Веда отпрянула назад, зашипела, дрожа всем телом будто в приступе. – Манишь! Улыбка ангела, а нутро темное, как воды морские, синие, глубокие!

– Бабуля, ну ты чего? Тише бабуль. – Ульяна обняла бабушку, закрывая собой мужчину. – Бабуль, это Томас О’Коналл, он блогер и журналист. Ну, успокойся, хорошая моя.

Томас тем временем аккуратно, на носочках зашел в дом.

– Он пишет статью про нашу деревню Аскулы. – Как можно более спокойно продолжила младшая Лиходеева и стала медленно уводить старуху на веранду. В этот момент к ним подошла Марья Ильинична.

– Ну? – Лиходеева-старшая перехватила Ведану и погладила ту по узеньким плечам, – Что тут за крик? Ба? Ну, ты чего? Этот парень простой журналист заморский.

Вдвоём, подхватив хрупкую старушку под обе руки, бабушка и внучка завели Ведану на веранду и усадили её в любимое плетеное кресло.

– Иди, переоденься, да приведи себя в порядок, – скомандовала в сторону внучки бабушка, и та покорно пошла в дом.

– Ой, доча! Ой, беда! Ой, не пускай наше солнце сегодня под луною гулять. Ой, зверь ее погубит, сердце ее вырвет и себе навсегда его оставит! – снова запричитала Веда, – Запри Ульянку! Не пускай на Купалу ее! Ой! Слезы вижу я, горькие. А он, – старуха ткнула пальцем в сторону дверей, в которые раньше зашел О’Коналл, – он зверь. Это он, проклял меня. Не пускай Ульянку! Запри на замок! Это же ради ее блага.

Марья Ильинична крепко призадумалась. Ведану звали Веданой не просто так. Она многое знала-ведала, многое видела того, что другим недоступно.

– Вот, держи чай, – Марья Ильинична поставила перед Ведой большую алую кружку, расписанную цветами. Она медленно разливала чай с розмарином и клубникой. – Пей бабуль, пей. Томас просто журналист. Приехал статью писать, в костюмах дорогущих. Какой он зверь? Он и топора то никогда не держал.

Марья Ильинична старалась успокоить Веду, но сама напряглась. Слова старушки прочно зацепились за какое-то глубокое и не очень приятное чувство. «К худу или к добру?», привычно мысленно произнесла Марья Ильинична, но ответа не получила.

На залитую утренним солнцем веранду вышла Ульяна в легком платьице. Волосы девушка заплела в две косы. Она будто вся светилась изнутри, и это не прошло мимо Марьи Ильиничны.

– Так, а чего вы мои бабулечки так нахмурились? – Девушка села за столик и налила себе чаю.

– Все хорошо милая, просто у нашей Веды чувство надвигающейся беды из-за нашего гостя. Но ты не переживай, давайте пить чай.

Марья Ильинична, пока не знала, как удержать Ульяну в эту ночь дома, но уже твёрдо решила на купальские гуляния внучку не отпускать. Не нравился ей и этот новый свет, исходящий от девушки, и то, что ответа на ее немой вопрос не появилось глубоко внутри, да и причитания Веданы не могли быть простыми нервами.

***

Старуха поздравила прапра…правнучку и подарила той аметист в необычном обрамлении. Камень находился словно посередине ветвей и ветви эти были серебряными и золотыми. Видно было, что кулон старинный. Серебро со временем почернело, золото потускнело. Но красоты подвеска не потеряла. Сама Ведана надела его на шею правнучки и поцеловала ту в лоб. Ульяна дотронулась до бечевки, на которой висел амулет, пробежалась пальцами по камню, ощущая силу внутри. Она поблагодарила Ведану и крепко её обняла.

– Ну, все беги за травами, а то роса уйдет, и травы ослабнут. – Ведана похлопала правнучку по плечу, – Только не рви, срезай. Нож возьми и корзину. А я пойду к себе отдыхать. Устала я. Проводи меня, Марья.

Бабушки вышли во двор и направились к воротам, а Ульяна долго смотрела им вслед. Она все крутила в руках оберег, очерчивая золотые и серебряные ветви. Потом тряхнула косами – и прошла в комнату бабушки за кривым старинным ножом и корзиной. Уже через пару минут она шла по проселочной дороге в лес.

Пока Марья Ильинична успокаивали бабушку Веду, они пили чай, завтракали, Уля переодевалась, а Ведана давала правнучке наказ, Томас успел умыться ледяной водой и немного привести мысли в порядок. Он долго сидел в ванной комнате, размышляя обо всех странностях этого утра. Затем он сделал несколько набросков об Аскулах, местных легендах о ведьмах. Попытался скупыми фразами описать и дом, в котором его так гостеприимно приняли. Но текст выходил непривычно насыщенным мелочами и подробностями. Англичанин начал описывать звуки дома и его ароматы. Затем его совсем понесло – и он приступил к описанию самой Ульяны, ее глаз, лица, голоса. «Нежный, будто ручей в лесу», выводил блогер в своем блокноте каллиграфическим почерком.

«Нет, так не пойдет», осадил мужчина сам себя и отложил блокнот в сторону. Он принялся терпеливо ждать, пока женщины разойдутся, чтобы спокойно перекусить и тоже выпить чаю. А мысли все никак не хотели униматься.

Шум затих, и Томас вышел на веранду. Здесь уже никого не было, кроме Мерлина. Котяра развалился в солнечных лучах и жмурился. Он лениво глянул на гостя, когда тот сел за стол и нерешительно осмотрелся по сторонам, но все-таки решил похозяйничать и налил себе чаю, намазал блин сметаной.

Котяра одобрительно мурлыкнул, встал и прошелся хвостом по ногам Тома, выпрашивая сметанку.

– Держи, дружище, – добродушно засмеялся тот наглости кота. – Странная она.

«Кто именно?», мурлыкнул Мерлин.

– Бабушка, та, что старше. Но о звере она говорила так уверенно. Верит?

«А то!», мявкнул кот.

– Ну да, мы все здесь с приветом. И я, и ты, – цитируя своего любимого Чеширского кота, рассмеялся О’Коналл.

Он прислушался. Легкие шаги по направлению к веранде заставили его подскочить, будто вора.

– Чего дёргаешься, милок? – со смешком на веранду вошла Марья Ильинична, – Чаевничай, у нас чужих нет.

– Благодарю, но я уже сыт. – Томас откашлялся. – А Ульяна?

– Что Ульяна? – хитро ответила старушка.

– Уже завтракала? – сглатывая, произнес О’Коналл.

– А то как же. А теперь я ее по росе за травами отправила. Самая сила в них нынче.

Томас сорвался пулей. Едва не споткнулся о цепь, на которой сидел необычайно тихий Будда. Мужчина остановился только за воротами, так как не мог решить, в какую сторону идти. Тут его и нагнала Марья Ильинична.

– Что, растерялся, добрый молодец? Лес ищешь? Да я бы тебе не советовала за ведьмой подглядывать, когда она травы собирает…

– Ведьм не бывает! – ответил Томас твердо, вдруг четко осознавая в какой стороне лес. Он просто учуял дорогу, которую Ульяна проложила будто бы для него своим ароматом.

Волк

Девушка будто плыла среди душистых трав, касалась их руками, глубоко вдыхая ароматный медовый воздух этого раннего утра.

Она не сразу заметила увязавшегося за ней Томаса, а тот догнал ее уже почти у опушки.

– Том? Ты меня преследуешь? – с озорной улыбкой спросила Уля и, не останавливаясь, пошла чуть быстрее.

– Я здесь исключительно из профессионального интереса, приосанившись, произнес О’Коналл, петляя по узенькой тропке.

– Смотри ноги не переломай, – рассмеялась рыжая в ответ. Через несколько шагов мужчина споткнулся.

– Ой, горе ты мое луковое! – еще громче залилась смехом Ульяна, обернувшись к «потерпевшему».

– Больно, между прочим, – глядя на разбитое колено произнес Томас с притворной обидой.

Уля села на корточки рядом с мужчиной, рассматривая «ранение».

– Наверное, надо в больницу, – протянул англичанин, с опаской глядя как тонкая струйка крови ползет по коже и зеленым следам от травы.

– Еще чего! Я, между прочим, дипломированный специалист! Сейчас. Сиди тут.

Она побежала в сторону, и Томас провел ее удивленным взглядом, отмечая то, что при виде ее смешно болтающихся косичек, почти забыл о жгучей боли в колене.

– Ну вот! – Ульяна вынырнула из зелени, победоносно неся в руке лист подорожника. – Сейчас все будет! Не дергайся!

Младшая Лиходеева деловито поплевала на подорожник, доставая другой рукой носовой платок из кармана. Англичанин шокировано смотрел на ее манипуляции.

– Доверься мне, я доктор! – произнесла Уля, прилепив лист к многострадальной ноге иностранца. Она крепко повязала колено платком и едва удержалась от того, чтоб чмокнуть мужчину куда-нибудь в совершенно неожиданное место.

– До свадьбы заживет? – Том аккуратно поднялся и подвигал коленом. – Так ведь у вас говорят?

Рыжая оставила его вопрос без ответа, вдруг загрустив.

Вскоре они вышли на поляну. Томас облокотился о дерево и с удовольствием наблюдал за девушкой. А та с легкостью находила нужные травы и срезала их. Вот пырей, пастушья сумка, тысячелистник, который они в детстве называли «кашка», желтые соцветия пижмы, дикая мята в капельках росы, молочай. А вот невесть откуда взявшаяся в лесу «барыня». Среди травы алела земляника.

Девушка шепотом поблагодарила природу за ее дары. Какое-то странное чувство опасности вдруг наполнило ее сердце. Было тяжелое ощущение, что за ними кто-то пристально следит. Но рыжая тряхнула косами, отгоняя морок. А потом набрала пригоршню земляники и обернулась к Томасу.

– Будешь? – поманив мужчину спелыми ягодами, рассмеялась Уля. И вдруг ее смех стих, а глаза стали большими от ужаса. За кустами, по кромке поляны, медленно прохаживался волк.

Секунда, и он выпрыгнул из укрытия, оскалился. Ульяну затрясло. Зверь долго смотрел на О’Коналла, будто хотел загипнотизировать мужчину. Томас тоже стал в напряженную стойку, двигался медленно, не сводя взгляда со зверя. Он только выставил одну руку вперед, а другую отвел назад, жестом указывая Ульяне не двигаться. Краем взгляда мужчина увидел, что та сейчас в порядке. Ему хотелось загородить эту девчонку собой – и он вышел на прямую линию со зверем. Тот был больше обычного, белого с подпалинами цвета. Волк кинулся на мужчину, будто только и ждал, пока тот выйдет к нему.

Уля с ужасом наблюдала, будто завороженная, как зверь клыками вцепился в руку мужчины. Она оцепенела, крик застрял в горле. Ягоды земляники покатились по траве. Все происходило быстро, словно в перемотке. О’Коналл сначала замешкался, а потом, оскалившись, будто на пределе своих сил, разжал пасть зверя. Вены вздулись на лбу Томаса, он не чувствовал ни ног, ни рук. Он думал только об одном – победить зверя, защитить женщину, свою женщину. Рык вырвался из его горла – и в глазах волка мелькнул животный страх. Они боролись еще мгновение, но наконец-то англичанин отбросил волка. Тот ударился о дерево и убежал, поджав хвост.

Лиходеева тут же пришла в себя. Она откинула корзинку, которую сжимала до этого так сильно, что пальцы свело. В голове будто щелкнуло, и девушка подбежала к мужчине, чтобы провести осмотр руки.

– Томас! О боже! Милый! Какой кошмар! Срочно в медпункт!

– Я в порядке, – сквозь зубы прошипел тот, не сводя взгляда с рыжей. Он обхватил ее здоровой рукой, ощупывая, прижимая к себе. – Зверь не навредил тебе? Ты в порядке? У тебя кровь?

Уля бросила взгляд на свои ладони, окрашенные соком земляники. Замотала отрицательно головой. И дальше уже не слушала мужчину, высвобождаясь из цепкого объятия. Она схватила корзину с травами и ухватила англичанина за руку, от шока не слыша никого и ничего. Для неё в этот момент была только цель – спасти Томаса.

Крепко сжимая здоровую руку мужчины, Ульяна бегом направилась с ним в медпункт. Дорога показалась О’Коналлу вечностью. Адреналин от схватки почти прошел, и рука ужасно болела. Но он сцепил зубы, воздавая хвалу всем богам за то, что Ульяна цела, и просто сильно напугана.

Дойдя до цели, дрожащими руками из маленькой вязаной сумочки, накинутой через плечо, Уля достала ключи от места работы. Кое-как девушка открыла дверь и втолкнула в нее Томаса. Мужчина уже не сопротивлялся. Включив свет в помещении, Лиходеева-младшая твёрдыми шагами направилась к раковине и начисто вымыла руки, натянула стерильные перчатки.

– Так, сядь на кушетку и не дергайся. Я сейчас все сделаю. Тебя укусил волк, дай бог без перелома кости. К сожалению, рентгена тут нет. Просто посиди, хорошо? – она методично доставала и раскладывала на приставной столик спирт, бинты, ножницы Купера, нити и иглы, пластыри. Так же четко были выложены шприцы и лекарства для уколов. На место испуганной девушки пришёл профессионал с холодным рассудком.

Комната начинала краснеть перед глазами мужчины, но волевым усилием он взял себя в руки. Хрупкая, тоненькая Ульяна вела себя как профи – и это зажигало ответную силу внутри Томаса. В какой-то момент ему даже стало приятно от такой сильной, теплой заботы.

Медик принялась за раненую руку. Для начала она обработала ее спиртом, потом сделала местное обезболивание и еще вколола вакцину от бешенства. Немного подождала и, когда новокаин начал действовать, уверенно и четко провела работу над ранами. Где надо отрезала рваные ткани, наложила швы, все аккуратно промазала зеленкой и забинтовала. Процесс занял много времени, и дело шло за полдень.

– Том, – четко и твердо произнесла девушка, заканчивая манипуляции, – тебе придется еще несколько уколов вколоть от бешенства. Я внесла тебя в базу пострадавших. Вот лист, он распечатан на трех языках, русском, латинском и твоем родном. Печатала программа. Его нужно будет показать врачу, там, где ты будешь делать следующую вакцину от бешенства. Всего их нужно будет сделать семь, но четко по графику. Тут график указан.

Уля тяжело вздохнула. Как же она вымоталась!

– Пожалуйста, посиди ещё минут тридцать. Необходимо исключить аллергическую реакцию на новокаин.

Отдав англичанину лист с назначениями, и бросив на мужчину нежный взгляд, девушка ушла мыть руки. В этот момент у Томаса зазвонил телефон.

О сраной британской армии

17. О сраной британской армии

Томас дернулся от звука мобильного, будто от хлыста. Но тут же с усилием взял себя в руки. Пришлось повозиться, так как телефон лежал в кармане со стороны раненой руки.

– Черт, – ощущая жгучую боль на месте повязки, выругался мужчина.

Извернуться не получалось – и О’Коналл тихонько взвыл, чтоб не пугать Ульяну. Она и так натерпелась. Перед глазами все еще стояло перепуганное лицо девушки, шок в зелёных огромных глазищах. И то, как резко поменялось их выражение, как быстро она пришла в себя, проявляя профессионализм. Это восхитило мужчину. Он даже забыл про звонок, но телефон все ещё разрывался надоедливой мелодией.

– Да сейчас! – вывернувшись наконец-то, гаркнул Томас – Да!

– Не надо кричать, – одернула его на том конце провода Скарлетт. – Что с тобой не так, О’Коналл? Что за тон?

– Прости, – через силу склоняя голову, уже спокойнее ответил мужчина. – Извини, Скар.

– Боже, Томас! Я же просила меня так не называть.

– Но что я могу поделать, – пытаясь перевести все в шутку, широко улыбаясь, будто расцвечивая слова, засмеялся англичанин. – Ты шрам моего сердца, дорогая.

– Не надо этой романтической пошлятины, О’Коналл. Я звоню не для этого. Когда ты собираешься возвращаться? Я уломала Фредди дать тебе десятичасовой вечерний эфир на следующей неделе. Она жаждет предварительно увидеть тебя и все обсудить. Даже твою эту нелепую русскую деревню. Не проеби эту возможность, дорогой.

Томас понимал, что просто обязан оценить усилия своей девушки, хоть он и не просил Скарлетт делать это предложение своему боссу. Почему-то особого усилия Томас здесь не наблюдал, как и помощи. Скарлетт была популярной журналисткой, она писала неплохие нон-фикшен сочинения, но почти не прикладывала к этому усилия. Может, дело было в её семье, их связях. Англичанин не мог в этот момент не сравнивать её с Ульяной и той заботой, в которой он действительно нуждался, хоть и не просил.

Видимо он размышлял слишком долго, потому что на том конце провода нетерпеливо хмыкнули.

– Не благодари, – холодно произнесла женщина. – Я делаю это не ради тебя. Отец хочет увидеть тебя в деле. Ему важно, чтоб мужчина, который ухаживает за его дочерью, действительно стоил её.

Томас сглотнул. Это слова жалили каленым железом или рана распространяла невыносимый жар под кожей.

– Скарлетт, – сквозь зубы произнес мужчина, – давай поговорим позже.

Его голова, все его тело пульсировали, перед глазами плыли алые круги.

– Как пожелаешь. Но учти, мой босс хочет удостовериться, что на тебя можно положиться. Поэтому я убедительно прошу тебя, не проеби.

– Хорошо, – сдаваясь не своей девушке, а жгучей боли, ответил мужчина. – Я сделаю так, как ты скажешь. Я люблю тебя…

Женщина только хмыкнула и положила трубку, а Томас ощутил, будто по нему проехался каток. А ещё он уловил едва заметное движение за дверью. Но встать и посмотреть кто там ходит, сил не было. Англичанин прикрыл глаза, откидываясь горящей макушкой на прохладную стену.

Когда он наконец-то открыл глаза, то увидел Мерлина, сидящего напротив него на месте Ульяны. Котяра посмотрел на О’Коналла долгим взглядом, вздохнул и чётко произнёс:

– Ой, дурак…

***

Звонок мобильного для Ульяны раздался, как раскат грома среди ясного неба. Девушка тут же опустилась с небес на землю. Она разрывалась между желанием подслушать разговор и оставить все, как есть. Но акустика медпункта и качество мобильного телефона Томаса все сделали за неё. Весь разговор Ульяна расслышала дословно. Девушка буквально рухнула на кушетку в коридорчике. В грудь будто воткнули кривой нож, по самую рукоятку. «Будь проклят тот день, когда я получила диплом английской школы! Лучше бы не знать, о чем вы там говорили! Лучше тебя совсем не знать Томас О’Коналл!», болезненно крутилось в голове Ульяны. «Я люблю тебя! Вот его слова, и не тебе! Он, любит ее, не тебя! Ты для него игрушка, экзотика… Но он так меня целовал! Дура! Дура, очнись! Очнись! Это он сейчас не тебе признался в любви, а своей девушке!»