Быть нормальным

– Вадим, – машинально поправил я. Никогда не любил уменьшительный вариант своего имени, от него попахивает детской песочницей и давно забытой беззаботностью. – Приятно познакомиться, Борис. – Я протянул руку, но парень не сделал даже попытки пожать ее, оставшись неподвижно сидеть на месте. – Что ж… – принявшись за свое пюре, я решил, что с любезностями покончено. – И что именно ты успела обо мне рассказать?

– Кроме того, что ты видишь монстров? Ничего. Меня интересовало только то, похожи галлюцинации Бори на наши с тобой или нет. – Абсолютно честный и обезоруживающий ответ. Святая простота… Но отчего-то обижаться на Зою желания не было. Кажется, я мог бы простить этому лучику света и большую глупость.

– И каков результат? – Я отодвинул тарелку, наклоняясь над общим столом так, чтобы нас точно никто не смог подслушать.

Ответил мне сам Борис. Он скрестил тощие руки на груди, сминая такую же безразмерную рубашку пижамы, как и на мне с Зоей, и выдавил с издевкой в голосе:

– Отклика я в себе не нашел. Нет, я, конечно, надеялся, что наконец-то встретил единомышленников, ведь теория заговора в последние годы обсуждается все чаще, но монстры… Пф, – смахнув рваную челку, парень пренебрежительно скривился, – слишком даже для психа. Вот вы знали, что в Пентагоне только за последнее десятилетие провели более тысячи исследований по неопознанным летающим объектам, и оказалось…

Борис оживился. Видимо, его мания, подкрепленная двумя пусть и не совсем благодарными слушателями, расцвела буйным цветом, готовая выплеснуть все накопившиеся знания, но я уже не слушал. Его бубнеж проходил мимо. Фоном. Белым шумом. Пока Зоя виновато разводила руками, красноречиво показывая то же, что думал я: «Этот псих оказался на своем заслуженном месте». Я же принялся пережевывать предложенные «яства». Как бы мерзко здесь ни кормили, но силы нужны.

Пару раз я машинально кивал, стараясь не выдать ни капли интереса. Зоя, кажется, разделяла мои чувства, нервно теребя край своей пижамы. Борис, не замечая нашего отчуждения, продолжал фонтанировать теориями, перескакивая с одной конспирологической выкладки на другую. В какой-то момент он начал говорить о древних шумерских богах и их связи с современными политическими элитами.

Постепенно его голос стих, превратившись в невнятное бормотание. Он явно ожидал реакции, но мы с Зоей молчали, уставившись в свои тарелки. Тишина давила, но ни у кого из нас не было ни малейшего желания ее нарушать. Лично мне было плевать на его инопланетные теории. У меня в жизни и своих монстров хватало.

Наконец, Борис вздохнул и отвернулся, демонстративно обидевшись. Кажется, наш «единомышленник» почувствовал, что его энтузиазм не нашел отклика. И слава Богу.

Я доел свое пюре, стараясь не обращать внимания на странную кислинку, и поднялся из-за стола. Нужно было придумать, как выбраться из этого дурдома. Монстры монстрами, но сидеть здесь и выслушивать бредни конспиролога – это уже слишком. Да и после тех водных процедур с пристрастием желание поскорее свалить отсюда только увеличилось.

Через некоторое время, все же наградив нас новым изучающим взглядом, Борис подвел жирную точку своего рассказа:

– Я еще могу поверить, что ваши твари не что иное, как посланники с планеты Глизе 581c, так как она уже давно признана потенциально обитаемой, но в то, что это создания какого-то «тонкого плана» – увольте, бред.

– Как скажешь, – не собираясь спорить с окончательно поехавшим типом, я встал из-за стола, намереваясь продолжить разговор лишь с Зоей. – Пойдем? – предложил, кивнув в сторону коридора и облюбованной нами ранее лавочки. Времени до того, как меня вновь запрут в палате, оставалось все меньше, а мне еще нужно было рассказать ей о тех методах, которые я успел на себе испытать. Зоя выглядела так же, как в нашу последнюю встречу, но я не был уверен, что она просто не успела оправиться от подобных издевательств.

Девушка согласно поднялась следом, неловко кивнув Борису на прощание, но не успели мы сделать и пары шагов от стола, как были остановлены.

– Авдеев, пора на процедуры, – тот самый санитар, что в прошлый раз разговаривал со мной перед тем, как его коллега провел ознакомление с ледяной водой, довольно потер ладони. – Опаздывать нехорошо, Константин Егорович ждет.

Я дернулся и отступил на шаг назад. Новой ванны со льдом и электрическим разрядом испытать не хотелось до дрожи во всем теле.

Рядом с первым будто бы из-под земли материализовался и второй громила, молча буравя меня взглядом.

– Что происходит? – Зоя затравленным взглядом следила за тем, как санитары начинают обступать меня с двух сторон. – Вадим, – девушка шагнула ко мне, будто желая защитить, – ты… – ее голос дрогнул, – ты тоже был там? В той комнате?

– Несколько дней назад, – подтвердил я.

– Я не позволю! – Неожиданно хрупкая девушка повысила голос, грозно сверкнув глазами на ухмыляющихся амбалов. – Это бесчеловечно! Вы говорили, что больше этого не повторится! Вы обещали!

Я с ужасом смотрел на побледневшую Зою. – С ней делали то же самое, что и со мной. – Сомнений не было. Она понимала, куда меня собираются отправить.

– Зоя, не надо… – прошептал, стараясь отодвинуть ее за свою спину. Страх за девушку пересилил собственное чувство самосохранения.

Санитары крикнули куда-то вглубь коридора, и почти сразу же показались еще трое их коллег. Они обступили нас с Зоей, и самый довольный из них протянул:

– Зо-оя Игна-а-атова, раз так не терпится, пойдешь с нами. Константин Егорович ждал тебя только к вечеру, но, думаю, не будет против провести совместный сеанс терапии прямо сейчас.

Зоя, не раздумывая, встала передо мной, расставив руки в стороны, словно собиралась остановить надвигающуюся стену. В ее глазах плясала решимость, замешанная на отчаянье. Я понимал, что она делает это ради меня, и от этого становилось еще хуже.

– Не трогайте его! Сначала я! – выкрикнула она, глядя прямо в глаза одному из санитаров. Тот лишь ухмыльнулся в ответ, и мне показалось, что он даже был рад такой бурной реакции.

Другой громила попытался обойти Зою сбоку, но она мгновенно развернулась, преграждая ему путь. В этой хрупкой девушке оказалось полно секретов, энергии и силы, но я знал, что долго она не продержится. Ее отчаянное сопротивление давало мне время. Время, чтобы придумать, что делать дальше.

В голове метались мысли, как птицы в клетке. Бежать? Драться? Но против пятерых амбалов у нас не было шансов. Взгляд упал на пожарный гидрант в конце коридора. Безумная идея, но это все, что у меня было.

Сделав глубокий вдох, я резко оттолкнул Зою в сторону и бросился к гидранту. Мои пальцы уже скользнули по пломбе, намереваясь ее сорвать и открыть вентиль, когда из-за плеча послышался скрипучий смех. Свет померк. Все лампы в коридоре погасли одна за одной, оставляя единственный источник освещения – два горящих красных глаза. Тварь облизнулась, замахнувшись рукой-отростком. Боль в затылке была недолгой, практически сразу же подарив глубокий обморок.

Глава 4

21 июня 2016 года, ночь

Простите мне моё незаконченное повествование в прошлый раз. Приступы головной боли всё ещё слишком ощутимы, а очередная тварь, которая (благо, безуспешно) пыталась проникнуть в мою палату через решётки на окне, не прибавила сил. Это был кто-то из собакоподобных – голое тело, передвигающееся на четырёх ногах, с изогнутой жилистой шеей и отвратительно воняющей пастью – не самое приятное зрелище. Наверное, это был единственный момент, когда я порадовался своему нахождению в этих чёртовых стенах. Хотя… тут твари тоже разгуливали, вспомнить хоть ту, которая стала невольным (или вольным?) помощником для санитаров. Да уж, затылок болит до сих пор.

Нигде нет полностью безопасного места.

Зоя… Она тоже под ударом. Каждую минуту за нами снова могут прийти работники центра во главе с этим ублюдочным главврачом.

Грёбаные твари. Ненавижу.

Когда нас с Зоей ввели в комнату, запомнившуюся мне ледяной ванной, атмосфера внутри, как и обстановка, изменились. Стол с бумагами остался, а вот ванны уже не было, зато у дальней стены располагались два массивных железных стула. Главврач указал на них, отступая в сторону к монитору, от которого тянулись провода, заканчивающиеся присосками и слабо мерцающими датчиками.

– Константин Егорович, – заломав мне руки, санитар почтительно кивнул главврачу, – привели сразу двоих. Больно буйные стали. Чуть бунт не устроили в столовой. Пломбу на гидранте сорвали, – пожаловался он.

– Интересно, – протянул Константин Егорович, – но, в некотором роде, что-то такое я и ожидал. – Вадим, вы становитесь предсказуемым. Ещё пару раз и… Хотя нет, думаю, всё закончится раньше.

– О чём вы?! – Я пытался вырваться, пока двое санитаров привязывали мои ноги и руки кожаными ремнями, встроенными в стул, не понимая происходящего и странных слов врача. – Отпустите хотя бы Зою, она не виновата! Она не псих!

Такой же ремень, но шире и короче предыдущих, застегнулся на моём лбу, надёжно впечатывая затылок в высокую холодную спинку.

– Что же вы за люди такие? – Зоя громко всхлипывала, но не сопротивлялась. – Это всё неправильно… – обессиленно выдохнула она.

– Теперь повеселимся, – пробасил порядком надоевший мне санитар. Я так и не узнал его имя, а надо бы. Я должен знать, кого проклинать в следующий раз наравне с этим Константином Егоровичем. – Девчонка ничего так, миленькая, даже жалко как-то, – добавил он.

– Прекратите! – Я попытался дёрнуться, но не смог сдвинуться и на миллиметр. Зоя застыла такой же статуей, прикованной к своему стулу рядом со мной. Только дорожки слёз продолжали свободно стекать по её щекам и подбородку.

– Не надо… – то и дело всхлипывала она. – Не надо…

Главврач, не отрываясь, смотрел в монитор. Его пальцы забегали по клавиатуре, вводя какие-то команды. В комнате повисла тишина, прерываемая лишь бормотанием Зои и моим тяжёлым дыханием. Я чувствовал нарастающую панику. Страх сковал всё тело, парализовав волю. Раньше я часто смотрел фильмы ужасов, посмеиваясь и заедая несуразные сюжеты попкорном или же тривиальными бутербродами со шпротами (помню, такие всегда делала мама по праздникам). Эти фильмы казались мне плодом слишком больной фантазии, замешанной на варварских методах медицины прошлых столетий. Но теперь я сам стал героем такого сюжета… И смеяться больше не хотелось.

Внезапно из динамиков, расположенных по углам комнаты, раздался тихий, монотонный гул. Он постепенно усиливался, проникая повсюду. Я ощутил, как что-то меняется внутри меня. В голове начали всплывать обрывки воспоминаний, странные, чужие образы. Я видел себя в разных местах, в разных ситуациях, но словно смотрел фильм – я не помнил этого. Вот я сижу в таком же кресле, но в другой пижаме, и прядь волос, которая падает на мой лоб, кажется более длинной. Образ плывёт, меняется, и я словно сижу в столовой клиники, разговаривая с какой-то светловолосой девушкой. Её глаза напоминают тёмную листву, а два колечка пирсинга в крыле носа и татуировки в виде роз на ключицах добавляют образу бесшабашности. Девушка не обращает внимания на свой остывший обед, строча какие-то стихи на обрывке салфетки, и изредка отвечает на мои вопросы невпопад, словно находится где-то далеко. Не здесь. Не со мной… – Кто она? Почему я вижу нас вместе? Ведь этого никогда не было… – И снова я вижу череду совершенно разных видений, они сменяются столь стремительно, что каждый раз мне удаётся запомнить всего один-два образа, а после бегут вновь, смазываясь чувством страха и боли.

Гул усиливался, и видения становились всё ярче и отчётливее. Моё сознание, казалось, распадалось на множество осколков. Я пытался сопротивляться, удержаться за свою личность, но это казалось невозможным. Продолжая тонуть в этих картинках, я старался хотя бы не забывать делать вдохи.

В какой-то момент что-то внутри меня словно щёлкнуло. Все видения исчезли, гул прекратился. Опустошённость, но в то же время умиротворение опустилось на воспалённый разум. Я больше не боялся. Я просто был. И вдруг я увидел Зою. Она смотрела на меня, и в её глазах я увидел тот же самый ужас, который испытывал ещё несколько минут назад. Но теперь этот ужас был направлен на меня.

– Ты тоже это видел? – одними губами, потрескавшимися и ещё более искусанными, спросила она. – Там была я… другая.

В горле пересохло. Стараясь сглотнуть вязкую слюну, я собирался изобразить кивок, но лишь сильнее вжался в ремень. Чтобы ни происходило, но мне это не нравилось. Предполагая, что на этом эксперименты закончены, я уставился на Константина Егоровича, будто желая первым заметить знак отпустить нас. Но я ошибался. Наивный придурок.

– Ну что ж, а теперь приступим к самому лечению, – безэмоциональным, сухим тоном произнес он и нажал какую-то кнопку.

Разряд тока, теперь проникающий под кожу через множество присосок, установленных на лбу, груди, руках и ногах, казался всё таким же острым, как и тогда в ванне со льдом, но более резким, точечным.

Я зажмурился, чувствуя, как тело сводит судорогой. Мышцы неконтролируемо дёргались, а в голове вспыхивали калейдоскопические узоры, не имеющие ничего общего с прекрасным. Это было похоже на пытку, на изощрённое издевательство над моей сущностью. Боль пронзала каждую клетку, заставляя кричать, но крик застревал где-то в горле, не находя выхода.

Зоя испытывала то же самое. Наши взгляды встретились на долю секунды, и в её глазах я увидел отражение своей агонии. Мы были связаны этой болью, так же сильно, как и нашей общей болезнью. Болезнью ли… Я не знал, что они пытаются сделать с нами, но точно понимал – это не лечение. Это что-то другое, призванное сломать нас.

Сознание ускользало, растворяясь в потоке боли и страха. Я пытался ухватиться за что-то реальное, за воспоминания, за образы близких, но они казались слишком зыбкими, как стёртые следы от пара на стекле ванной комнаты. Оставалась лишь боль, всепоглощающая и невыносимая.

И когда я уже был готов сдаться, когда казалось, что больше нет сил сопротивляться, разряд прекратился. Я обмяк. Воздух обжигал лёгкие, со свистом выходя сквозь плотно зажатую челюсть, но я был жив. Пока что.

Я снова посмотрел на Зою. Мы выжили.

Нас растащили по палатам. Именно «растащили» – как мешки с гов… ладно уж, просто мешки, – ведь передвигаться самостоятельно ни я, ни Зоя не могли.

Скоро новый день. Я уже вижу лучи зарождающегося рассвета. И мне страшно.

Единственное, что я захотел и смог сделать – запечатлеть тот самый яркий образ. Ту девушку.

22 июня 2016 года

Зоя нашла меня перед завтраком. Я настолько погрузился в мысли о вчерашних образах, всплывших в сознании во время того издевательства, именуемого здесь лечением, что едва не подпрыгнул, услышав ее голос:

– Ты никогда не думал, что действительно болен?

– Зоя? – Я смотрел на то, как она нервно теребит край больничной рубашки, как старательно смотрит в пол, будто бы боясь встретиться со мной взглядом, и не понимал, что в ней изменилось. – Как ты?

Проигнорировав мой вопрос, девушка потерянно заговорила:

– Эти образы. Вчера… Ведь у нормального человека так не бывает? Почему я видела то, что со мной не происходило? – Зоя принялась заламывать пальцы, нервно поглядывая по сторонам. Ее голос стал тише, когда она зачастила вопросами: – Почему? Там была я, но нет… Так не бывает, да? Это она? Шизофрения? Они нас вылечат? Помогут?

– Стой, – я подхватил ее ладони, стараясь успокоить, – да стой же ты! Ты не больна. – Поймав ее загнанный взгляд, я с удивлением уставился в будто бы выцветшие, лишившиеся медовой теплоты глаза. – «Почти как у меня», – пронеслось в голове. – Что, если все, что ты видела, действительно было? На самом деле?

Она не сразу нашлась с ответом. Сомкнув пухлые губы, которые до этого образовывали удивленную букву «О», Зоя хлопнула ресницами, а после рассмеялась. С горечью. С надрывом.

– И мы просто все забыли? – Выдернув руки из моих, она спрятала ладони за спину. – И как это назвать, если не болезнью?

Я задумался. Подобное казалось странным и мне. Еще и те странные слова главврача, сказанные перед началом пыток…

– Мне кажется, нам пора искать ответы не друг у друга.

– У работников клиники? – Зоя по обыкновению закусила губу. Каждый раз, смотря на то, как она это делает, хотелось прекратить это безотчетное истязательство. Отвлечь, успокоить. Поцеловать. Но я продолжаю смотреть и бездействовать. Каждый раз. – Они ничего нам не скажут, – продолжила девушка, – ни доктора, ни санитары.

– А твари? – Я давно думал о таком разговоре. Возможно, именно те, кто беспрепятственно ходит по всем этажам и кабинетам этого сраного здания, сможет поделиться его секретами.

Зоя покачала головой.

– Нет, они не станут помогать. Для них мы чужие. Даже не как вид, а просто другие – игрушки, еда. Не больше.

Зоя была права. Мне не хочется этого признавать даже сейчас, сидя на койке в своей палате, но это так.

– Тогда нам придется искать ответы самим, – подытожил я.

– Самим? И как ты себе это представляешь? – Она обхватила себя руками, словно пытаясь согреться. В коридоре было не то чтобы холодно, но от пережитого озноб не отпускал. – Мы же заперты здесь, как крысы в клетке. Нет! Маленькие подопытные мыши. Мелкие и незначительные.

Я поднялся с лавки и подошел к окну. За решеткой виднелся клочок серого неба и верхушки деревьев. Мало утешительного. Но даже в этом унылом пейзаже можно было найти зацепку.

– Нам нужно выбраться. Найти способ покинуть эту клинику, – сказал я, не отрывая взгляда от улицы. – До «выписки», пока они нас не сломали окончательно. – Я даже смог позволить себе короткий смешок. – После подобного лечения несложно стать настоящим психом.

Зоя подошла ближе, почти вплотную, и положила руку на плечо. Ее прикосновение оказалось неожиданным, но не об этом ли я мечтал?

– Хорошо, – прошептала она. – Но как? У нас же ничего нет. Ни ключей, ни оружия. Ничего.

– Не знаю, – самый хреновый из возможных, но честный ответ, – но думаю, стоит начать с поиска информации. В тех видениях я уже был в клинике. И да, меня действительно уже привозили в эти стены, но знаешь, что кажется слишком подозрительным? – Зоя нахмурилась. – Я не помню не только отдельных дней, якобы проведенных здесь, но и многих из персонала клиники, включая тех санитаров и главврача.

– Они могли смениться, – Зоя пожала плечами, выдав самую логичную версию. – Многие меняют работу, а не остаются на одном месте всю жизнь.

– Могли. Либо моя память стерта неслучайно. Как и твоя.

Пальцы Зои дрогнули. Теплое прикосновение было приятным, но передавало общую нервозность.

– Я видела кое-что два дня назад. Возможно, это нам поможет – один и тот же призрак постоянно ходит через пол моей палаты, а возвращаясь поутру, бормочет о каких-то записях и «возможностях зрячих». Я проверила – под палатой, видимо, находится какое-то хранилище, рядом как раз есть лестница, но она закрыта решеткой. Если бы мы могли попасть туда…

– Например, в архив? – Подобное приходило в голову и мне. Весь персонал должен хранить все старые истории болезни, как минимум, десять, а то и двадцать лет, и лишь потом утилизировать их. Сбежать, не имея информации, так и не найдя ответов о том, что же с нами происходило – наверное, правильнее и менее безрассудно, чем ломиться в архив психиатрической больницы. Работники вряд ли будут счастливы, обнаружив двух пациентов в подобном помещении, но… Отчего-то мне казалось, что ответы нам жизненно необходимы. Бродить и дальше в темноте, задаваясь одними и теми же вопросами изо дня в день, пока вновь не окажешься здесь или все-таки не сдохнешь от алкоголя либо добравшейся до тебя твари – участь, привлекающая меня меньше, чем даже быть пойманным с поличным и вновь пройти через подобные методы лечения, которые практикуются тут. – Да, Зоя, это отличная идея. Стоит хотя бы попытаться.

Я снова посмотрел в окно. Клочок серого неба уже не казался таким безнадежным. В нем появилась какая-то цель.

22 июня 2016 года, после ужина

К нам вновь присоединился Борис. Парень казался ещё более бледным и тихим, чем прежде. Периодически вздрагивая всем телом, он оглядывался через плечо и, казалось, искал кого-то. Зоя, будучи девушкой заботливой (я бы даже сказал – сердобольной), пыталась всячески его приободрить, даже отдала Боре причитающуюся порцию своего сыра. Смотреть на голодный произвол над и так исхудавшей единомышленницей я не мог, а потому пришлось довольствоваться голым хлебом и кашей, так как свои «вкусняшки» я тут же передал ей. – Запомните, тут я улыбаюсь. – Оказалось, что для счастья мне хватает и одной благодарной улыбки этой девушки.

Нарисовать всё-таки сердечко на полях?

Погода за окном испортилась окончательно. Серое небо приобрело оттенок мокрого асфальта, а крупные капли дождя хлестко падали на пластмассовый козырёк под окнами столовой, выдавая дробь, подобную набату. Мне показалось символичным, что именно тогда, когда мы с Зоей собрались попасть в архив клиники, даже природа нагнетала атмосферу, подводя нас к черте, за которой не будет возврата – как барабаны, звучащие перед началом боя.

Хм… Ещё несколько дней приема препаратов, и я превращусь даже не в амебу, а в существо более жалкое – романтичного лопуха. Вот уже и к природе придолбался…

Боря жаловался на то, что сосед по палате не разделяет его взглядов (радовался бы, что не сидит один, как я), более того – болен клептоманией в довесок к психозу и отказывается вместе налаживать поставку шапочек из фольги после того, как их вылечат.

– А ведь мы живём в одном доме! Как было бы чудно сделать бизнес с по-настоящему близким человеком! – продолжал стенать Боря, явно путая понятия «близости».

Зоя резко отложила ложку. Та громко звякнула о край тарелки, чем привлекла недовольные взгляды санитаров. Улыбнувшись и извинившись, девушка наклонилась чуть ниже, стараясь говорить так, чтобы наша троица не вызывала подозрений (интересная практика для пациентов дурки, да?).

– Боря, повтори ещё раз, чем болен твой сосед?

Продолжающий тараторить о фольге шизик запнулся, а после с видом профессора поправил на переносице несуществующие очки.

– Параноидальный психоз. Утверждает, что государство специально травит его химическими веществами, добавляя и распыляя через поливочную систему под его окном. Конкретный псих, – Боря скривился, – говорит, что слышал разговор соседей из-за стены, и они совещались, как лучше отравить весь город, но начать обязательно с него. Слуховые галлюцинации, плюс пристрастие к алкоголю…

– Нет, – Зоя постаралась прервать поток знаний собеседника (явно вырванных из общего контекста. Наверное, подслушал разговор кого-то из работников центра), – ты говорил, что он болен клептоманией?

– Да, пытался даже стащить мои записи о планете Проксима Центавра b, а они чрезвычайно важны для выживания всего человечества!

Зоя легонько толкнула меня локтем, зашептав:

– Вадик, ты понимаешь, что это значит?

Признаться, меня больше занимал тонкий завиток выбившейся пряди из пучка её волос, чем рассказ нашего болезного приятеля, поэтому всей глубины мысли я не уловил, о чём решил признаться прямо:

– Если честно, нет.

– Он сможет выкрасть ключ от архива. – Зоя откинулась на спинку стула, искоса поглядывая на Борю, который снова углубился в свои стенания по поводу неизвестной мне планеты, межпланетарного конфликта и фасонов для придуманных шапочек… – Архив. Ключ. Клептомания. Соединяешь? – прошептала девушка.

Я всё ещё тупил, стараясь не упустить из виду ускользающую прядь волос.

– Ты хочешь доверить какому-то шизику такое важное дело?

Зоя закатила глаза, но тут же взяла себя в руки.

– Вадик, у нас есть шанс! Нужно хотя бы проверить, архив ли там, либо это лишь наши неоправданные предположения. Вспомни, зачем мы здесь. Архив. Документы. Наша свобода. Клептоман, страдающий психозом – это идеальное прикрытие. Он просто украдёт ключ, а мы его используем. Никто и не подумает искать вора среди умалишенных.

– Конечно, а среди кого тут ещё искать? – не удержавшись от сарказма, я взглядом обвёл столовую, полную разнообразных «кадров».

Зоя сделала вид, что тянется за кружкой чая, наклонившись ближе:

– Я поспрашивала. Никого не лечат так, как нас с тобой. У нас особое лечение. Если на кого и подумают, то на нас, остальные пациенты их так не заботят. Борис сказал, что к нему уже несколько дней не заходили даже с обходом.

В голове начали выстраиваться обрывки её плана. В этом хаосе безумия и отчаяния появился тоненький лучик света (главное, чтобы это был не свет в конце туннеля). Шаткая, конечно, но надежда. Клептоман, архив, ответы на вопросы, свобода. – Слишком просто, чтобы быть правдой, но слишком заманчиво, чтобы отказываться. Я посмотрел на Зою, в её глазах горел странный огонёк – смесь страха и решимости.