Быть нормальным

– Зоя, – я прижал девушку к себе, одной рукой погладив по коротким, но спутанным после сна волосам, – наш единственный шанс – этот архив. Просто доверься мне.

Она всхлипнула и, на какое-то мгновение прижавшись сильнее, отстранилась.

– Тогда не будем терять время, – сказала, оттерев выступившие слезы. Зоя достала из кармана халата тускло поблескивающий ключ и протянула его, но я покачал головой.

– Он нужнее тебе. Ты откроешь дверь. Если что-то пойдет не так, я буду рядом, постараюсь дать тебе время скрыться.

Она кивнула, но по ее щекам вновь покатились слезы.

Мы тихонько выскользнули из палаты, стараясь не производить ни звука. Коридор все еще пустовал, одно лишь это уже казалось странным. Пусть до завтрака далеко, но персонал должен был всех разбудить, да и раньше всегда находились любители утренних «прогулок» вдоль лавочек. Теперь же лишь пустота больничных стен… Каждый шорох казался оглушительным, каждый вздох – предательским. Мы двигались крадучись, словно воры, проникшие в чужой дом.

Добравшись до запертого входа на лестницу, ведущую в архив, Зоя задрожавшими руками вставила ключ в замок. Щелчок. Замок поддался, и дверь с тихим скрипом отворилась, впуская нас в затхлый, пропитанный пылью мрак. В нос ударил запах старых книг и плесени.

– Готов? – прошептала она, вглядываясь в мое лицо.

Я кивнул, чувствуя, как внутри все холодеет. Мы шагнули на первые ступени, в неизвестность, и начали свой путь.

27 июня 2016 года, архив на первом этаже клиники

Нам несказанно повезло – тогда я был уверен в этом – спуск заканчивался небольшой площадкой, ведущей в два незапертых помещения. Приоткрытые двери словно сами звали окунуться в тайны, хранящиеся по ту сторону, однако только за одной, даже без достаточного освещения, виднелись стройные ряды стеллажей с покрытыми пылью одинаковыми синими папками.

Интуиция, обычно приглушенная и скромная, сейчас вопила о важности этой комнаты: «Архив. Все-таки мы с Зоей оказались правы». Другая же, смутно различимая в полумраке, казалась пустой и неинтересной, лишь отголоском былой функциональности. Не теряя времени, я двинулся к синим папкам. Зоя поспешила следом, стараясь держаться как можно ближе.

Пыль поднялась в воздух, как только я коснулся первого корешка. Она осела на пальцах, на одежде, на языке – горький привкус заброшенности. На корешке пожелтевшими от времени буквами было вытиснено: «Проект „Повторный взгляд“». Сердце забилось чаще.

Осторожно открыв папку, я увидел выцветший лист, исписанный от руки формулами и схемами. Заголовки пестрели терминами, мне незнакомыми, но от которых веяло мощью и опасностью. Это явно были результаты каких-то исследований, проводимых в клинике.

С каждой новой папкой мое волнение росло. «Романов А.В.», «Пономарев Т.А.», «Соркина Т.И.», «Мирошниченко А.Р.» … Более тонкие папки, хранящиеся в общей подшивке, пестрели разными фамилиями. Что скрывалось за их историями? Какую роль они играли в этих стенах?

Мы принялись открывать папки по очереди, пролистывая, ища лишь одно – упоминание своих имен, пока мой взгляд не зацепился за размашистое предложение:

«…пациент неоднократно проходил через методы лечения, однако способности оказались сильнее. Устранен…» – зачитав, я посмотрел на не менее шокированную Зою.

– Они убивают людей, – ахнула она.

В голове зашумело. Убивают? Здесь? Слова из папки эхом отдавались в сознании, не желая складываться в осознание страшной тайны, пока не превратились в вопль боли и отчаяния. Я принялся читать вслух все новые и новые подтверждения чудовищных экспериментов и все никак не мог остановиться.

Зоя, казалось, окаменела. Лицо ее, и без того бледное, стало мертвенно-белым. Я поспешил взять девушку за руку, ощущая, как она дрожит всем телом. Нужно было что-то делать. Бросить все? Теперь идея найти ответы казалась слишком безумной. Нам стоило просто бежать.

Случайно мой взгляд упал на самую нижнюю полку. Там, почти незаметно, стояла другая папка, отличающаяся от остальных своим цветом. Вместо синего – тускло-зеленый, словно трава, выросшая в тени чьей-то могилы. Тяжело сглотнув, я потянулся к ней.

На корешке, едва различимо под слоем пыли, виднелась надпись: «Особые случаи». Чувствуя, как напрягаются все мои мышцы, будто бы готовясь к невидимому бою, я медленно открыл папку. Первым, что бросилось в глаза, была фотография. Моя фотография. И под ней дрожащей рукой чья-то неровная подпись: «Проект „Возрождение“».

Мир вокруг словно перестал существовать. В голове пульсировало: «Возрождение». Что это значит? Что они сделали или собирались со мной сделать? Зоя, заметив мой ступор, робко прикоснулась к плечу.

– Что там? – прошептала она.

Я молча протянул ей папку. Она взглянула на фотографию, потом на меня, и ее глаза расширились от ужаса.

В папке было немного страниц, но каждая из них была пропитана каким-то болезненным знанием. Отрывки научных записей, схемы, графики… И повсюду упоминание о сорванном блоке и каких-то Ведающих. В одном из документов описывался эксперимент по «замене личности с дальнейшим подселением». В конце стояла пометка: «Объект непригоден для использования. Память стерта на 34%».

Я почувствовал, как почва уходит из-под ног. Неужели в прошлые мои попадания в клинику я уже подвергался этим пыткам? Значит, все, что я видел в тех видениях, действительно было? Ответ я искал в каждой строчке, в каждой фотографии, надеясь найти хоть какую-то зацепку, хоть проблеск правды. Но чем больше я читал, тем больше понимал, что прошлое, которое я знал, возможно, лишь жалкая крупица моей жизни.

Зоя осторожно присела рядом. Ее взгляд был полон сочувствия и в то же время непонимания.

– Мы должны разобраться в этом вместе, – тихо сказала она, пытаясь успокоить дрожь в моих руках.

Ведающие, сорванный блок, замена личности… все это звучало как безумный научно-фантастический триллер, который внезапно стал моей реальностью. Стало понятно, что мои «видения» были не просто бредом, а обрывками воспоминаний, насильно вырванных из сознания.

Теперь возникло еще больше вопросов. Кто эти Ведающие? Какова их цель? И, самое главное, какая роль отведена мне? Ощущение, что я лишь марионетка, становилось все сильнее.

Но среди хаоса и страха появилась и крошечная искра надежды. Пометка о 34% стертой памяти говорила о том, что большая часть моей личности, моей истинной сущности, осталась нетронутой. Это означало, что у меня все еще есть шанс узнать правду.

Зоя перевернула несколько таких же тонких личных дел других пациентов и громко вскрикнула, уставившись на свою фотографию, приклеенную в уголке самого последнего из них.

Пробежавшись глазами по неровным строчкам, я озвучил ту, над которой завис ее указательный палец:

– «Память стерта на 42%, при повторном рецидиве рекомендуется устранение подопытного либо подселение».

– Что это, Вадик? – Зоя дрогнула всем телом, словно ища в себе последние силы, чтобы не упасть в обморок прямо посреди архива. – «Подселение», – повторила она, – что… что они имеют в виду? Да что, черт возьми, происходит?!

Паника постепенно брала верх над девушкой. Она видела все эти материалы и записи. Она читала то же, что и я, но ее разум упрямо отказывался верить в подобное. Твари. Они повсюду. Они хозяйничают в клинике, стараясь выкроить выгоду от тех, кто способен их видеть – перекраивают под себя, для служения им, либо для того, чтобы подселить в обладающее способностями тело одного из своих – надев мышцы и кости, обтянутые кожей, словно хорошо сшитый костюм. Но а тех, кто оказался непригоден – выбрасывают обратно в мир, в облике сумасшедших, не способных даже защититься от тех, в кого никто не верит, либо «устраняют». Тут я вспомнил ту тварь, что частенько чавкала чем-то в углу моей камеры… надеюсь, что те несчастные хотя бы не были сожраны заживо.

Пытаясь сохранять спокойствие, я взял дело из дрожащих рук Зои.

– Давай не будем паниковать раньше времени. Нам нужно разобраться во всем по порядку. Возможно, это просто неудачная формулировка, – сказал, понимая, что просто лгу для ее спокойствия. И Зоя это видит.

Бегло пролистав дело, я заметил множество помарок и исправлений, словно кто-то в спешке пытался скрыть или изменить информацию. Приговоренных отправиться на «ликвидацию» пытались скрыть, вычеркнуть, словно… спасти? Возможно, в рядах тварей не все так гладко, и кто-то пытается вмешаться в ход их экспериментов. Хотя бы отчасти. Виски заломило. Вспомнился образ блондинки с пирсингом в носу. Ее лицо упрямо засело в воспоминаниях, не желая покидать отвоеванные территории. – «Кто ты? Это ты пыталась их спасти? Но… зачем?»

– Нам нужно убираться отсюда. Сейчас же, – сказал, решительно закрывая дело.

Зоя, все еще бледная и дрожащая, кивнула. Взяв ее за руку, я направился к выходу из архива. Я больше не хотел правды. Разве что самую малость. Главным оставалось другое – выбраться, не стать одним из тех, на деле которых жирными красными чернилами значилось «Ликвидация».

Но клиника не желала так быстро выпускать нас. Дверь, к ручке которой я не успел даже прикоснуться, распахнулась. Застывший на пороге Борис, непонятно откуда появившийся в этом месте, наградил самым презрительным – насколько я успел понять – взглядом из всего своего параноидального арсенала:

– Так и знал, что вам не стоит доверять.

– Мы спешим. – Попытавшись обойти застывшего шизика, преграждающего нам выход на лестницу, я шагнул в сторону, но был остановлен – Боря, не желая уступать, вновь закрыл своей тушкой проход, лихорадочно осматривая стеллажи архива за нашими спинами.

– Я так и знал… так и знал… – повторял он. – Они были правы. Такие, как вы, опасны.

– Кто «они», Борь? – Зоя вжалась в мой бок, с опаской смотря на закипающего какой-то непонятной злобой парня.

Вместо того чтобы успокоиться или ответить, Боря задрал голову, завопив:

– Они тут! Вадим и Зоя здесь!

Свет, льющийся с открытой двери на самом верху лестницы, померк, закрытый тремя широкими фигурами. Главврач подслеповато щурился, всматриваясь в наши застывшие внизу фигуры, пока Борис продолжал вопить и звать на помощь. И только глаза двух санитаров светились алым.

Глав