Быть нормальным

Лика Русал

Быть нормальным

Глава 1

05 июня 2016 года

Они снова сделали это. Снова сказали, что я хотел себя убить.

Чушь.

Если бы я и искал способ покончить с жизнью, выбрал бы менее неприятный, чем болтаться в петле с перекошенным лицом и распухшим синим языком. Подумать только… Лучше уж наглотаться таблеток, чем престать в настолько неприглядном виде перед санитарами, которые непременно выкурят не одну сигарету перед тем, как все же снять мой труп и поместить в карету «скорой» помощи.

Ах, нет, как я мог забыть? – Таблетки уже были. Кажется, на прошлое Рождество. Да и петля тоже… Что это? Игры с едой? Но извращенное чувство юмора им не чуждо. Или это отсутствие фантазии? За это я даже мог бы сказать спасибо, но не буду.

В этот раз меня обыскивали более лениво. Перед тем, как поместить в палату местной психушки даже не изъяли потрепанный блокнот и огрызок карандаша, захваченные мной в последний момент, видимо решив, что если я всажу его себе в глазницу, то ни санитары, ни доктора многого не потеряют. А уж отсутствие родни – стало еще одним плюсом. Такие пациенты предпочтительней тех, кто ведет за собой толпу голосящих и излишне нервных сиделок. – За нас некому заступиться. Нас проще вылечить.

По правде говоря, я вхожу в число тех немногих, кто не нуждается в лечении. Все, что мне нужно – покой. И немного алкоголя. Чтобы хоть иногда отдыхать от того, что я вижу, благодаря той блядской особенности, которой меня наградила матушка природа (может все-таки не мать, а мачеха?), а именно – у меня в мозге нет блока. Не знаю, как назвать эту прекрасную штуку, позволяющую жить спокойно, подобно слепым котятам под боком у заботливой кошки – не видя, насколько этот мир по-настоящему ужасен, поэтому решил дать именно такое определение – блок. Хотел бы я быть таким же, как и остальные люди? – Да. Но никто не спрашивал моего желания, а оттого шестизвездочный коньяк, когда были деньги или же любое дешевое пойло, в их отсутствие заменяли мне и семью и друзей, надежно справляясь со своей задачей – скрывая тех, кто вокруг нас.

Мне всегда нравилось выражение «допиться до чертиков» – нет ничего точнее, для тех, кто живет с поломкой мозга – в отличие от меня, пытающегося найти спасение в градусе, тем, кто родился с блоком алкоголь дает противоположный эффект – их защита слетает, быстрее, чем юбки у девчонок в баре после трех шотов, открывая глаза на реальный мир. Даже смешно наблюдать за этими бедолагами. Они уверены, что стоит протрезветь, и все монстры исчезнут. Ха! Как бы ни так. Они просто вновь запудрят им мозги, смеясь над слепцами, проходя мимо их спин настолько близко, что волоски на шее встанут дыбом. Вы когда-нибудь ощущали холод? Такой, чтобы все тело передернуло, хотя на улице жарко светит солнце, а проклятый кондиционер приказал долго жить еще на прошлой неделе. Да? Тогда я могу вас поздравить – если вы все еще живы, значит, никого не заинтересовали. Они прошли мимо. Как и каждый гребаный день до и после этого.

Ненавижу лежать в психушке… Это уже пятый или шестой раз, не помню. И не хочу помнить. Нужно было быть умнее – не пытаться донести истину. Не рассказывать о них… Правда твари заинтересовались мной лишь во второй раз, в первый справились простые люди в белых халатах – окрестив меня психически неустойчивым, накачав транквилизаторами и закрыв на полгода в мягких, но не гостеприимных стенах, пропахших хлоркой. Вчера же, шагая в петлю, заботливо накинутую на люстру, я не собирался подыхать, но очередная тварь, заметившая мой взгляд (сколько раз зарекался не глазеть даже на то, как они жрут очередной труп!) решила повеселиться, лишив воли и заставив скрепя зубами шагать вперед. К своей смерти.

Надеюсь, в этот раз седативные окажутся на высоте. Не хочу видеть еще и тех, кто кормится в этих стенах.

06 июня 2016 года

Тут не так уж и плохо.

В этот раз я притворился овощем с самого начала. Не сопротивлялся, глотал таблетки, смотрел в одну точку, даже когда санитары, ухмыляясь, пытались расшевелить. Пусть думают, что победили. Пусть тешатся своей властью над сломленным разумом. Главное – не выдать ни единой мысли, ни единого проблеска осознанности. Позже… Когда они перестанут считать меня буйным.

Сейчас ночь. Корпус погрузился в тягучую тишину, пропитанную запахом лекарств и страха. Я чувствовал их присутствие. Они скользят по стенам, шепчут неразборчивые слова, вызывая тошноту и первозданный ужас. Я стараюсь не дышать громко, не двигаться резко, даже не думать. Но медленно пишу эти строчки. Лишь бы твари не заметили, не заинтересовались мной.

Иногда кажется, что я схожу с ума. Может, они и правы, врачи в белых халатах? Может, все это – плод моего больного воображения, порожденный годами алкогольной зависимости и душевной травмы? Нет. Это не безумие. Это реальность, которую большинство просто не замечает.

Выжить. Вновь. Переждать бурю. Выйти отсюда. А потом… потом я придумаю, как с ними бороться. Если это вообще возможно. Или просто сопьюсь нахер, окончательно затерявшись в мире иллюзий, где они не смогут меня достать. По крайней мере, я на это надеюсь. Какое гадкое желание для моих лет…

07 июня 2016 года

Сутки, словно вырванная страница из дешевой газетенки улетели под действием препаратов. Честно, мне не хотелось даже сопротивляться, поэтому когда один из амбалов, именуемых здесь «санитаром» скрутил меня, без признаков хотя бы зарождающейся вежливости воткнув носом в скомканный поролон подобия подушки, а медсестра ввела иглу в вену, я испытал подобие облегчения – несколько часов побыть «нормальным», без рассматривания той твари, что все-таки приползла в угол моей палаты жадно чавкая протухшей тушкой голубя.

Да, кстати, я забыл представиться. Это глупо и попахивает шизофренией, наличие которой я у себя упорно отрицаю, но я решил вести записи более подробно, чем когда-либо до этого. Даже удивительно, что в расцвет интернета и прочих полезных приблуд такие же, лишенные блока в мозге не создали свое сообщество или хотя бы подобие чата. Было бы забавно. Хотя… скорее всего нас бы окрестили фриками или завсегдатаями психушек, кем мы и так являлись. Не все, конечно. Лишь те, кто хоть раз рискнул сказать о своей «ненормальности». В подобных условиях, когда даже не с кем поделиться, боясь оказаться в одиночной палате или же просто обсмеянным, пусть хоть мой дневник – да, этот самый повидавший не самые лучшие дни своего существования блокнот – станет вместилищем моих откровений.

Начнем.

Меня зовут Вадим Авдеев, мне двадцать два года и большую часть своей жизни я никогда не оставался один – они всегда были рядом, не считая тех часов, когда меня вырубало после алкоголя. Но, как вы понимаете, подобная благодать стала мне доступна далеко не сразу – в детстве пришлось просто сжиматься от страха или мысленно повторять кусок из наскоро выученной молитвы. Никогда не помогало. Хоть бы раз поганая тварь или захудалый призрак, похожий то ли на молочный кисель то ли на клубок тумана свалил, поджав хвост. Нет. Но так было проще. Осознание того, что я пытаюсь предпринять хоть что-то вселяло слабую надежду.

«Кто они эти твари?» – спросите вы, если не выбросите найденный блокнот с записками психа сразу же, как только эта писанина попадет к вам в руки. – Они разные. Есть довольно безобидные, вернее даже не так. Не то, чтобы я им нравился или им было наплевать на людей, нет. Просто многие из тварей лишены физической – если к ним вообще можно применять подобный термин – оболочки. И сожрали бы, да кишка тонка, а руки коротковаты. С ними проще. Такие тени или призраки (называйте, как хотите) давно осознали свою никчемность и практически не обращают внимание ни на таких, как я ни на «нормальных», чей блок надежно защищает психику своих обладателей от подобных не самых приятных встреч. Хотел бы и я жить подобно этим болванчикам – ходить на работу, не рассматривая по дороге, как у очередного бомжа подъедают печенку. Слышали про цирроз печени? – Вот, я еще и видел. Только без «блока». Вы бы сильно удивились, узнав суть процесса не с медицинской точки зрения, а на самом деле. Да и засыпать, не видя склонившейся над твоим одеялом твари было бы куда приятнее. Кстати, я ведь не рассказал о других, тех, кто менее приятен, чем тени – я бы назвал их» обгладывателями» или более красивым звучным словом, однако голова еще плохо соображает после вчерашней дозы успокоительных, поэтому оставим лирические отступления и вернемся к сути: эти твари опасны. Смертельно опасны. Даже если вы их не видите.

Вчера я пытался заснуть, упорно изображая из себя «нормального» человека, но навязчивое чавканье над почившим голубем вымораживало. Нет, ну действительно, разве нельзя есть аккуратнее, тем более, когда в твоей пасти, больше напоминающей лопнувший баскетбольный мяч, помещается аж два ряда зубов? Но, видимо, правила этикета не работают по ту сторону реальности. Хотя… может это люди находятся по ту сторону? А твари живут на правах хозяев? Этакий супермаркет для страшилищ – продукты ходят мимо, только протяни лапу. Некоторые даже могут с тобой поговорить или в ужасе похлопать глазками – ну прелесть же…

Если устанете от моего черного юмора, скажите, я все равно не смогу об этом узнать, а тем более ответить или исправить манеру повествования, но, как говорил один из тех врачей, что упорно пытался вправить мне мозги в прошлый заезд в столь прекрасное место – «Держать мысли в себе вредно. Нужно уметь проговаривать свои желания и переживания». Вот только моих откровений он почему-то не оценил. Помнится, тогда мне даже повысили лечебную дозу, и я несколько дней провалялся на койке в состоянии амебы. Можно было бы и не привязывать, но санитары не стали лишать меня такого аксессуара, как милые больничные ремни. После того случая я плохо отношусь к откровениям.

А пока меня вновь не посетили гости – в халатах или чьей-нибудь крови (даже не знаю, кого буду рад видеть меньше), пожалуй, попробую помои под кодовым словом «завтрак», что только что просунули в окошко палаты. Надеюсь, что моя следующая запись окажется более полезной.

08 июня 2016 года

– Опять этот сказочник, – гоготнул один из санитаров, рассматривая старые шрамы на моих руках так, словно никогда не видел подобных попыток свести счеты с жизнью. – На этот раз с домовым бутылку не поделил или дух люстры решил украсить твоей тушкой свое место обитания?

– Как ты угадал? – Я состроил притворное удивление, зная, вернее помня по прошлому общению с этой гориллой в халате, что подобное его бесит.

– Ничего, после укольчиков пасть быстро закроешь, – выплюнул он.

Медсестра наклонилась над моей рукой, быстро нащупав вену. Иголка проскользила по коже, оставляя неосторожную царапину, а после все-таки вошла в кровяное русло, выплескивая внутрь свое содержимое.

– Скоро станет лучше, – заученным до автоматизма тоном заверила она, направляясь к двери.

В моей палате нет часов, как в прочим и ничего другого кроме проржавевшей койки и дырки в полу, настолько окислившейся от всех испражнений, что края стали еще уже, но медсестра, покидая мою обитель в сопровождении двух санитаров благодушно ответила на вопрос, сказав, что уже час ночи. Начался новый день.

Я ненавидел ночь начиная с самого детства, ведь твари становятся еще наглее. Видимо, свет гигантского шара, встающего по утрам, их раздражает. Не скажу, что он для них губителен, но днем подобных прохожих я встречаю намного меньше, чем после захода солнца.

Кстати, вы знали, что далеко не все твари выглядят мерзко? Есть и вполне сносные представители их вида. Некоторые, даже симпатичные. Если не подмечать асимметрию. Не ту, что присуща лицу каждого человека, а более выраженную, будь то искривленный уголок рта, открывающий неестественно длинные клыки или руки разной длины. Хотя я тоже не красавчик. Запомните, на этом моменте я смеюсь. Да. Даже хорошо, что, находясь в палате я не могу лицезреть свое отражение – зеркало было бы слишком даже для такого «суицидника», каким меня здесь считают. Если не знать мой возраст, можно с легкостью накинуть лишних пять, а то и десять лет. Нет, алкоголь не стал помощников в этом деле, хотя и без его влияния не обошлось, тут постарались на славу два брата – недосып и вечный стресс.

Появилось головокружение. Легкое, ненавязчивое. Так всегда бывает от нейролептиков. – «Сейчас станет лучше» – слова абсолютно ничего не значащие для меня. Ложь. Лучше не станет никогда. Разве что я смогу разжиться пресловутым «блоком» на всю оставшуюся жизнь, хотя и в этом случаи спать спокойно не смогу, зная, что происходит вокруг. Я предпочитаю видеть, когда именно меня начнут жрать, а не хвататься за валидол наивно пеняя на проблемы с сердцем. И с чего я вообще решил, что удостоюсь привилегии стать обедом… Скорее всего меня вновь подведут к черте. Дайте-ка вспомнить… За последние годы я чудом выжил под колесами отечественного автопрома, «самостоятельно» шагнув на проезжую часть (скажем за это спасибо одной особенно уродливой твари, решившей, что я слишком много видел); резал вены, пока мою руку держали сразу два представителя клыкастой братии; глотал таблетки (знаете как неприятно давиться снотворным, особенно если его впихивают против твоей воли?) и теперь еще собирался шагнуть в петлю (во второй раз), разумеется, как вы уже могли понять, не из-за патологического желания сдохнуть, а лишь по чужой указке.

Все те случаи были даже не интересными, все, кроме последнего – со мной впервые заговорили.

Морда твой твари напоминала смесь бульдога с подгнившим помидором – не самое поэтичное сравнение, но другого на ум не приходит. Раскрасневшаяся, местами полопавшаяся на шее и щеках кожа свисала складками с заметными островками плешивой щетины. А вот довольно стильный костюм-тройка и прилизанные три волосины, словно гелем уложенные на бугристой лысине, указывали на то, что это птица высокого полета. Не из тех, кто больше походил на переломанных собак или полупрозрачные тени. Существо, наделенное интеллектом. Возможно, даже большим, чем я сам мог похвастаться.

Прищелкнув изогнутыми пальцами, заканчивающимися красноватыми ногтями, со следами запекшейся под ними крови, тварь указала на петлю:

– Иди. – Он не открывал рта. Губы, оставались неподвижной алой полоской, словно вырезанной в куске свежего мяса, однако голос слышался явно. Громко.

Ноги сами понесли к раскачивающейся веревке, а руки ухватили край петли, помогая голове просунуться внутрь.

– Может поступим как раньше? – Мой голос хрипел, пока я пытался отодвинуться от веревки, в то же время лишь сильнее накидывая ее на шею. – Пойдешь по своим делам, а я сделаю вид, что даже не заметил твоего появления?

Подобный расклад казался мне самым правильным. Хотя бы жизнеспособным. По-настоящему несправедливо умереть из-за того, что не успел состроить невозмутимое выражение лица и взгляд сквозь эту мерзотную тушу, когда тварь зависнув над моим окном пыталась скинуть одного из монтажников, попутно запустив длинные отростки-щупальца тому бедолаге куда-то в район спинного мозга. Скорее всего, я бы просто отвернулся и закрыл шторы, как делал до этого несколько раз, но взгляд, – осмысленный и слишком пристальный, – которым меня наградила тварь заставил отшатнуться, испуганно выругавшись. Я слишком глупо выдал себя. За что и поплатился.

– Ошибка природы, – прошелестел голос твари.

– Я-то? – Вцепившись пальцами в толстую веревку, я пытался отделаться от навязанного желания шагнуть вниз с низкого табурета. – Всего лишь слегка растерялся. Ты мог жрать и дальше, не отвлекаясь.

Сейчас я понимаю, что позволял себе дерзость лишь из-за страха – своеобразная защитная реакция, ну или полное отсутствие здравого смысла.

– Шагай, – скомандовал он.

И я шагнул.

Знаете, что меня спасло? Нет, не суперспособность, которой я не обладал и не патологическое везение, а лишь чертовски хреновый ремонт – потолок «сталинки» и старенькая люстра вошли в противостояние, не выдержав моего не такого уж и малого веса, обрушив сначала мою трепыхающуюся тушку, а следом, устроив грохот, на который сбежались сердобольные соседки, (именно они и вызвали наряд ментов, а следом и «скорую») и люстру, угодившую прямым ходом в единственное новое в моей квартире – телевизор.

Так я и оказался в дурке. Снова. Надеюсь, это последний мой заезд, иначе скоро придется покупать абонемент, как постоянному клиенту.

Глава 2

10 июня 2016 года

Но если психом называете меня,

Имейте храбрость и в глаза смотреть.

Пусть перед тем, как стянется петля,

Смогу душой вас пожалеть.

Два дня в отключке – мой личный рекорд. А ведь все так хорошо начиналось…

Но пока мне не принесли новую порцию седативных,(по любому там намешано что-то еще) постараюсь рассказать об одном моменте из своего прошлого…

Блок слетел не сразу, либо же он именно так и работает – отключается в каком-то определенном возрасте или случае щадя детскую неокрепшую психику. Мне было чуть больше двенадцати лет, когда я впервые увидел их.

Папа вызвался подвести меня на секцию по баскетболу, которую я посещал к тому моменту около полугода. Я закинул спортивную сумку на заднее сидение и, – уже не помню, на что именно был обижен на родителя – сел рядом с ней, отвернувшись к окну. Мимо проплывающие дома и скверы большого города смазывались в череду картинок навевая сонливость. Я не запомнил тот миг, когда моя жизнь изменилась навсегда, лишь визг тормозов и, кажется, громкое ругательство отца, а после наступила вспышка яркой боли, после которой я очнулся уже лежа на асфальте посреди мелких осколков лобового стекла и крови.

Многих ли везунчиков вы знаете, кто протаранил стекло своей головой, а после еще и очнулся? – Теперь как минимум одного.

Отец лежал в нескольких метрах от того места, где корежился от боли я. Толпа зевак быстро обступила место происшествия, загородив собой остальную часть мира, который словно сузился до небольшого пяточка на дорожном полотне, но даже не вид изломанных, неестественно вывернутых ног папы поразил тогдашнего ребенка, а несколько тварей, склонившихся над ним. Они отделились от толпы, жадно облизывая пасти и высовывая фиолетовые длинные языки, которые тут же принялись прохаживаться по окровавленным участкам кожи, всасываясь, прорастая через нее и начиная пульсировать, так, будто по ним пульсировала жидкость поднимаясь прямо к клыкастым провалам.

Я пытался кричать. Пытался позвать на помощь. Но люди лишь хватались за свои телефоны, да обсуждали аварию. Их взгляды проходили через тварей, не замечая, не видя. Не все пытались вызвать помощь, большинство – снимали видосики. Интернет – бич нашего поколения. Я ненавижу его чуть меньше, чем свою особенность. Он всегда все перевирает. Достаточно чихнуть на одном конце, а через пару часов твоя простуда перерастет в рак головного мозга, по словам «знающих» комментаторов.

Отец становился все бледнее, пока подбежавший фельдшер «скорой» не покачал головой, отпустив его руку:

– Пульса нет, – проронил он и кивнул санитарам, готовым погрузить теперь уже лишенное жизни тело на носилки.

Всего лишь «тело».

Я лежал, глотая слезы, не обращая внимания ни на чужие руки, поднявшие меня с асфальта, ни на расспросы медиков. А после вырубился, запомнив напоследок с какими довольными рожами расползались твари, облизываясь после пиршества.

Почему они не сожрали еще и меня? – Не знаю. Возможно, во мне уже тогда было слишком много дерьма. По крайней мере мне проще думать подобным образом, чем пытаться докопаться до истины. Да и есть ли она, когда вопрос идет о тех, кто живет своей жизнью, лишенной человечности, морали и правил?

Еще в больнице, когда я пришел в сознание, были попытки рассказать все маме. Но она поначалу только рыдала, не в силах поверить в смерть отца, а после нашла утешение в другой эмоции – злости. Мои рассказы о тварях она воспринимала в штыки, так, будто я пытался очернить последние мгновения жизни ее любимого человека, специально увеличивая ее боль. Мама кричала. Требовала прекратить нести бред, а после началась череда докторов и диагнозов. И я замолчал. Конечно, пришлось полежать какое-то время в детском отделении психиатрического центра, но быстро разобравшись, что выгоднее держать язык за зубами, я смог вернуться домой и продолжить нормальную жизнь. Быть нормальным – одновременно и девиз, и наказание. Насмешка, моя личная, над самим собой.

Как бы там ни было, но после той аварии мой блок слетел окончательно. Я больше никогда не переставал видеть то, за что меня называют психом. Сначала это пугало, но со временем начало даже раздражать. Представляете, какого сидеть в кабинке общественного туалета, когда мимо, не замечая таких условностей, как стены, неспешно проходит призрачная масса, отдаленно напоминающая человека? Или же когда романтический ужин с девушкой переходит к самой интимной части, но взгляд натыкается не на ее верхние девяносто, соблазнительно обтянутые полупрозрачным кружевом, а на тварь, проворно спускающуюся по потолку сквозь потолок. Помню после той ночи оказалось, что сосед сверху скончался от инфаркта. Ага. Инфаркт. Конечно.Надеюсь, когда его жрали, он хотя бы не видел всего процесса наивно нащупывая сердечные таблетки в кармане рубашки.

Тогда же, в студенческие годы, я и пристрастился к алкоголю. Но о его «полезности» я уже рассказывал. Хотя… Какая разница от чего сдохнуть – от алкоголизма или того, что меня сожрут? Все это лишь моя слабость… Способ закрыть глаза. Да, я слаб и признаю это.

Но не будем больше о прошлом. Пока я нахожусь здесь мне недоступен даже такой херовый способ избежать проблем, как нажраться до потери пульса.

Сейчас лишь стены палаты и жидкая каша на подносе. Интересно, а с помощью него меня попытаются убить?

11 июня 2016 года

– Авдеев? – Санитар сверился с каким-то списком, кивнув своим собственным умозаключениям. – Пора прогуляться.

– Даже в сад выпустите? – с усмешкой поинтересовался я, понимая, что подобное мне не светит.

– Да хоть в Дубай, – загоготал амбал в халате. – Пошел бегом!

Сегодня я удостоился неожиданной чести – ел в общей столовой. Да, меня признали достаточно спокойным пациентом, для «выхода в свет». Мне даже удалось завести знакомство. Довольно интересное. Настолько, что на нем я остановлюсь подробнее.

Столовая располагается на первом этаже центра. Ничего примечательного, кроме десятка столов с одинаковыми пластиковыми стульями и окна раздачи, разве что чахлое алоэ в огромном, явно не по размеру для этого растения, горшке могло притянуть хотя бы мимолетный взгляд.

Я вяло пережевывал хлеб с сыром, когда ко мне подсела миловидная девушка. Если бы не ее ярко-рыжие, завязанные в растрепанный пучок волосы, возможно я бы и не запомнил своей собеседницы, но она показалась чем-то сродни солнцу, вдруг заглянувшему к заблудшим душам. Слишком яркая. Слишком нор-маль-ная…

– Привет, – сказала она. – Зоя, – протянув узкую ладошку, девушка сама подхватила мою, быстро пожав, – я заметила, что ты ведешь себя не так, как остальные. Надеюсь, не ошиблась и не подошла к маниакальному синдромщику.

Я мысленно хмыкнул. Мог ли я казаться спокойнее остальных? – Да. В этом вопросе чутье девушку не подвело. Я не раскачивался на стуле, как парень в дальнем углу и не залипал в одну точку, как парочка психов напротив. Даже не бормотал себе под нос, а лишь молча кривился, пытаясь пережевать зачерствелый хлеб. Наверное, психов не волнуют такие мелочи, как отвратная кормежка? Меня же она бесила.

– Привет. Вадим, – представился я, отложив бутерброд на тарелку. Есть не хотелось, а тех крох, что уже успели упасть в желудок, должно было хватить, чтобы не загнуться от приступа острого гастрита. – Не маньяк, но может просто мой психоз проявляется в чем-то другом? – сказав это я почувствовал, как мои губы растягиваются в кривой усмешке.

– Ой, да брось, – отмахнулась Зоя, – у восьмидесяти процентов населения Земли та или иная форма шизофрении. Главное, что ты не опасен, а насчет этих, – ее пальчики очертили круг над головой, словно обводя столовую, – тут только те, кто спалился. Или те, кто вовремя отучился в медицинском. – Зоя кивнула в сторону двух докторов, неспешно прошедших мимо столовой. – Своеобразное алиби, до поры до времени.

– Думаешь? – Я читал что-то подобное, но вот слова о «белых халатах» заставили посмотреть на ситуацию глубже. – Они кажутся тебе психами?

Девушка кивнула. Она так и не притронулась к обеду, лишь отхлебнула сладкого чая, быстро отставив чашку в сторону.

– Самые настоящие шизофреники. Нормальных среди них нет. Особенно вон тот. – Зоя взглядом указала на высокого врача. Раскрасневшиеся щеки мужчины покрывала щетина. Хмурое одутловатое лицо, какое обычно бывает у заядлых выпивох не вызвало доверия, однако не отталкивало. Но вот в движениях сквозила резкость, нервозность. – Главврач, – пояснила моя собеседница. – Неприятный тип. Смотрю на него и в кишках холодеет.