скачать книгу бесплатно
– Постараюсь, ежели не уеду.
– Нет, нет, я слово беру. Ну, будьте здоровы.
– Уходите? И я с вами… – поднимаясь со стула, произнес Завзоров и взялся за шляпу, которая была приготовлена на столе. – Опоздал и так, – прибавил он, идя вместе с Подпругиным в прихожую, и по дороге нажал кнопку электрического звонка, извещая прислугу о своем уходе. – Заседание назначено в три, а уж теперь три. Надо ведь тоже доехать. Только для вас и остался, когда по телефону сказали, а то ни для кого бы. И то неучтиво заставлять дожидать себя в министерстве.
Они оба вышли в прихожую, и оба надели шубы. Лакей отворил им дверь.
– Напомни барыне, что я не обедаю дома, когда она вернется, – отдал приказ лакею Завзоров. – Может быть, и к вечернему чаю не вернусь. Чтобы не ждали.
– Слушаю-с.
Они сходили с лестницы.
– Хижину мою убогую знаете? – спросил Подпругин Завзорова.
– Еще бы, о ней в Петербурге говорят.
– Так себе, простенькая…
– Ну-ну… Пожалуйста.
Завзоров пустил сесть в сани Подпругина. Подпругин сел и крикнул:
– Так во вторник! Жду без отговорок.
Рысак помчался.
XV
Едучи с Васильевского острова от Завзорова, Подпругин свернул в магазин серебряных вещей Овчинникова, чтобы посмотреть, нет ли в изготовлении какой-нибудь особенной вазы для фруктов и для чего-либо иного, которой бы он мог, купив ее, удивить своих ожидаемых во вторник гостей. Войдя в магазин, он осмотрел все витрины и не нашел ничего подходящего. На вопрос же приказчика, что именно ему нужно, отвечал:
– Да так, что-нибудь такое, чего у других нет, такое, чтобы удивить можно было.
– Такого ничего нет, – сказал приказчик, – но вы заказать можете, что вам угодно.
– Что я вам закажу, ежели я и сам не знаю, что мне нужно! Нужно вазу, но всяких ваз у меня достаточно есть, а я думал, нет ли какой особенной.
– Позвольте вам рисунки предложить, и вы закажете.
– Мне ко вторнику нужно, а вы говорите: «Закажете»! – рассердился Подпругин и вышел из магазина. – На Моховую! – скомандовал он кучеру.
На Моховой жила баронесса фон Дорф. Подпругин подъехал к подъезду и подал подбежавшему к нему швейцару свою карточку.
– Баронесса принимают, – сказал швейцар.
Подпругин хотел выходить из саней, но, вспомнив, что у баронессы будет, а может быть, и была его жена, проговорил, завертывая уголок:
– Все равно подайте карточку.
«Ну, теперь к Белослоновой, и, кажется, всех, кого нужно, объехал», – подумал он и поехал к Белослоновой.
Белослонова жила на Сергиевской, близ Таврического сада.
– Дома Екатерина Савельевна Белослонова? – спросил Подпругин швейцара.
– У себя-с, но сегодня они не принимают. Не совсем здоровы.
– Что такое с ними?
– Не могу знать-с. Вчера выезжали, а сегодня приказали всем отказывать.
– А супруг?
– Его превосходительство Полиевкт Павлович на случае.
– Ну так вот передайте Екатерине Савельевне карточку.
Подпругин вынул карточку, загнул уголок, передал ее швейцару, отъехал уже от подъезда, но опять вернулся и передал швейцару вторую карточку, сказав:
– Передайте уж две.
Дело в том, что Белослоновой Подпругин был знаком по благотворительным обществам, где приходилось часто встречаться с ней, с самим же Белослоновым знаком он не был, хотя и знал его в лицо.
«Все равно, – подумал он, – поймет, в чем дело. А замужней женщине подавать в дом одну карточку как будто и неловко».
Домой Подпругин вернулся в начале пятого часа. Жена была уже дома. Не переодеваясь, он прошел на ее половину. Она только что успела снять с себя визитное платье и сидела в широком капоте, просматривая какой-то иллюстрированный журнал и украдкой погрызывая кедровые орехи, которые вынимала из кармана.
– Опять за орехи! Сколько раз я тебе говорил, Ольга Савишна, чтобы ты их оставила! – проговорил он, покачивая головой.
– Да ведь я одна. Меня никто не видит, – отвечала она, несколько покраснев.
– Ах, боже мой! Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты эту еду бросила!
– Что ж поделаешь, коли я ее люблю.
– Да не подходит это тебе, мать моя. Не так мы живем. Ну, ешь ты конфеты, сколько в тебя влезет, кушай шоколад.
– А вот именно конфет и шоколаду-то я и не люблю.
– Э-эх! – крякнул Подпругин и, колыхая чревом, присел против жены.
– Да что тебе… Оставь ты меня в покое… Ведь я не при людях… Я по секрету… – сказала она.
– Горничная видит – и то нехорошо.
– Да что тут такого постыдного? Ровно ничего нет. Вот если бы подсолнухи…
– Еще бы ты подсолнухи!..
Ольга Савишна улыбнулась. По секрету она сегодня и подсолнухов уж погрызла. Она собрала ореховую скорлупку, поднялась и кинула ее в камин.
– Ну, я всех объездил, кого нужно, – сказал Подпругин, успокоившись. – Обещались быть во вторник. Почти все обещались. Только Завзоров немножко заупрямился. В Москву едет. Но я его просил остаться до вторника, и он, наверное, будет. Завтра тебе придется съездить к его жене с визитом. Я дам адрес.
– Ох! – сделала гримаску супруга. – Опять? И как я это не люблю!
– Нельзя же, мать моя… Надо заводить знакомства. Что же будет хорошего, ежели во вторник Завзоров приедет один? Нам нужно и дам.
– Ах, зачем ты эти журфиксы затеваешь!
– Поезжай, поезжай. Я не знаю Завзорова жены, сейчас я был у него, а ее дома не было, но все-таки Завзоров – наш брат Исакий, из купцов, и с его женой ты можешь свободнее разговаривать, чем с баронессой и Белослоновой. Может быть, и на дружбу сойдетесь. Ну что же: была ты у баронессы?
– Была. И сто рублей ей на приют поднесла. Очень благодарила, наговорила кучу любезностей… – отвечала Ольга Савишна. – Но, представь себе…
– Во вторник-то приглашала ее к нам? – торопил жену Подпругин. – Ну, как она?
– Представь себе, она не может по вторникам…
– Да что ты врешь! – воскликнул Подпругин и быстро поднялся со стула.
– Не может, – продолжала Ольга Савишна. – У ней у самой вторники, по вторникам у ней у самой гости.
Подпругин выпучил глаза.
– «С удовольствием бы, – говорит, – мадам Подпругина, но у меня у самой в этот день собирается маленькое общество», – продолжала она.
– Господи! Да что же это такое! – воскликнул Подпругин и схватил себя за голову. – То есть только в этот вторник у ней будут гости или во все вторники? – спросил он.
– Во все, во все. Каждый вторник у ней гости. Вторник – ее журфикс.
– Зарезала, совсем зарезала!
Подпругин в волнении забегал по комнате. Он чувствовал, что на лбу его выступил обильный пот.
– Господи боже мой! Что же это такое! Я всех объезжаю, всех приглашаю к себе на баронессу по вторникам, а ее-то и не будет! Ведь это зарез, чистый зарез.
– Ну вот… Я уж не виновата. Нужно было прежде у ней справиться. А то ты, не спросясь броду, сунулся в воду.
– Ужас, ужас что такое! Да нельзя ли будет ее просить переменить как-нибудь или хоть на этот вторник отменить?
– Лучше же тебе переменить.
– Как я могу переменить, ежели я упросил всех на вторник, всем объявил, что по вторникам! И Кирилла Львовича Бутыхова, и генерала Тутыщева, и Гвоздь Гвоздевского… Да всех-всех-всех. Однако…
Подпругин перестал шагать и уже стоял в каком-то ошалении и чесал у себя в затылке.
– Баронесса говорит, что у ней сколько уже лет подряд по вторникам общество собирается и все привыкли к ее вторникам, – рассказывала жена. – Она мне прямо говорит: «Когда угодно, мадам Подпругина, я буду у вас, но кроме вторника. Так и мужу вашему скажите».
– Скандал, скандал! Совсем скандал… – сказал Подпругин. – Нужно переменить вторник. Без баронессы нельзя. Ведь это все равно что ужин без сладкого блюда. Позвольте. Да ведь и Белослонова, стало быть, будет бывать по вторникам у баронессы, а не у нас.
– Да уж само собой, потому что они подруги. У Белослоновой я только карточку оставила. Она нездорова, – сообщила Ольга Савишна.
– Знаю, знаю… Я сам у ней был и тоже карточку оставил. Ей и мужу оставил. Но вот насчет баронессы-то… Ах, беда, беда! Совсем беда! Надо поскорей посоветоваться с Алтунским, – проговорил Подпругин и стал звонить прислугу, чтобы узнать, дома ли полковник Алтунский.
XVI
Полковник Алтунский был не только дома, но даже в квартире Подпругина. Вошедший на звонок лакей доложил, что «они уже с четверть часа дожидают Анемподиста Вавиловича в кабинете».
– Одевайся ты, мать моя, скорей к обеду и приходи к нам, – сказал Подпругин жене, уходя из ее комнаты.
– Я так и обедать хотела. Ведь никого постороннего не будет, – отвечала Ольга Савишна.
– А Алтунский-то? – обернулся к ней муж.
– Ну что Алтунский! Алтунский – свой человек, да я его и за мужчину не считаю.
– Не по правилам, не по правилам действуешь. Ведь уж постановили, чтобы к столу в развращенном виде не выходить, – произнес Подпругин и направился к себе в кабинет.
Там его встретил Алтунский, покуривавший сигару.
– Ну вот… Что это ты там с женой наговориться не можешь! А я сижу здесь и с полчаса тебя жду, – сказал он входившему Подпругину и подал ему руку. – Арап, которого ты просил нанять в лакеи, уж на месте.
– Что арап! Черт с ним, с арапом! У меня хуже есть несчастие! – ответил Подпругин.
– Что такое стряслось?
– Анна-то Львовна фон Дорф, оказывается, не может по вторникам у нас бывать. У ней у самой по вторникам гости. Такой же журфикс, как и у меня. А я всех к себе во вторник пригласил.
– И это ты называешь несчастием? Без нее обойдемся.
– Как без нее? Да я на нее-то только и звал гостей! – воскликнул Подпругин. – Пойми ты, не будет Анны Львовны – меня за лжеца, за хвастуна сочтут.
У Алтунского на языке так и вертелось, что «тебя, мол, и так все за хвастуна считают», но он сказал:
– Не зови другой раз того, от кого еще не узнал, может ли быть он у тебя.
– Действительно, надо бы прежде у нее спросить, – согласился Подпругин. – Но черт меня сунул! Я всех, всех звал и всем говорил, что у нас баронесса фон Дорф будет. Несчастие, несчастие!
Алтунский покачал головой.
– Вот уж именно, что люди с жиру бесятся, ежели такое дело считают за несчастие, – проговорил он. – На что тебе баронесса?
– Как на что? Эдакая птица, да на что! В ее руках половина приютов, больница… Ах, что ты говоришь, Максим Иваныч! Неужели ты не знаешь, что через нее все делается? Нет, без баронессы уж что за журфикс! Фасону не будет. Посоветуй, что тут делать.
– Обойдись в этот вторник без нее, ежели уж гостей назвал, а потом и сообщишь гостям, что переменяешь день.
– Нет, это невозможно! Нужно, чтобы хоть первый-то вечер были все на подбор. Помилуй, ведь я звал всех, словно по нотам. Каждого гостя пригонял друг к другу. По-моему, нужно переменить день сейчас же.
– Можно и переменить день. Только боюсь я, чтобы путаница не вышла. Помнишь ли ты всех, кого приглашал?
