Гармония Бешенства

Сам Игорь Антонович прекрасно понимал, что его версия – полное фуфло, и ей цена – полное говно. Если же найти эту федеральную судью, тогда надо будет немного перекроить вновь открытое ранее закрытое им дело и по ходу отхватить жирный кусок Дудаевских активов. Возникал лишь один вопрос, где же её искать? У Игоря Антоновича были подозрения, что искать её надо в ближайшей дурке. Их было две, Ганушкина и Матросская Тишина. Когда расследовали ещё незакрытое дело, Игорь Антонович утаил от сослуживцев один весьма немаловажный факт, что в день убийства господина Дудаева старшего, двух его охранников, шофёра и двух ряженых фэбсов, один из сознательных соседей доктора Бешеного увидел из своего окна, как Елена Николаевна входила вместе с психиатром в его подъезд, но несмотря на круглосуточное бдение, он не увидел, как она выходила, а бдел он три дня и три ночи. Сам доктор Бешеный без колебаний сознался Игорю Антоновичу в том, что он регулярно снимает на ночь на Измайловском Бульваре девок, зато не всегда спрашивает, как их зовут. Типа у него ночью была пропащая дама, но утром ранним она съеблась, и он типа без понятия, как её зовут, и кем она работает днём. Игорь Антонович твёрдо был уверен в том, что доктор Бешеный ему нагло врёт, но за определённый процент разыщет судью и даже поможет с ней договориться.

Диспансер был уже рядом, но мысль ещё толком не сформировалась. Если выдать Елену Николаевну за сожительницу Руслана, то она сможет претендовать на всё его наследство. Надо только доказать, что она с ним совместно проживала и вела совместное хозяйство, ну так всё это проще простого. Убедить её поделиться, не было архисложным делом, однако Игорь Антонович боялся только одного, что Игорь Васильевич Бешеный пошлёт его на хуй без вариантов. Было два запасных варианта, определить в сожительнице покойному Руслану либо Людмилу, либо же Елизавету Казанцеву. Относительно первой мыслей не было совсем по причине её явной ебанутости, зато со второй могло и не проканать по совершено банальной причине. Наглая внучка уголовного дедушки могла запросто получить наследство и не поделиться, а вот дружбаны её дедушки могли и замочить Игоря Антоновича, чтоб мозги им не ебал. Мысль почти сформировалась, оставалось только донести её до психиатра и не попасть при этом в его дурку. Задача не из лёгких, особенно, если учесть своеобразную фамилию доктора.

Перед заветной дверью Игорь Антонович простоял совсем недолго, ему, как работнику правоохранительных органов полагалось льготное обслуживание без очереди. Игорь Антонович ждал только, пока Бешеный закончит с пациентом, что успел войти до прихода фемиды. За всё это время в голову старшего следователя пришла лишь одна мысль, зато сакральная. Ему вдруг стало ясно, что принимать психиатра в своём кабинете несколько приятнее, чем посещать кабинет того же психиатра. Вдруг Бешеному не понравился приём в прокуратуре, и он в отместку вызовет санитаров и упакует его, старшего советника юстиции на всю оставшуюся жизнь в буйное отделение. Вот она, правда жизни – прав тот, у кого больше прав, а прав всегда больше у хозяина кабинета. Однако ж дверь открылась, прервав ход сакральной мысли, и из неё вышел вполне счастливый идиот лет восемнадцати. «Откосил, сука», – подумал Игорь Антонович и несмело шагнул в кабинет.

Войдя в кабинет, пролетарий фемиды решил для начала провести хотя бы первичную рекогносцировку путём пристального разглядывания самого хозяина положения и его кабинета. Самого хозяина Игорь Антонович уже видел в качестве свидетеля по закрытому делу, и экзотическая внешность доктора его не поразила наповал, однако усы Бешеного стали длиннее ещё сантиметров на десять. Именно этот факт вызвал в голове следователя один навязчивый вопрос, в какой мере эти усы мешают приёму алкоголя, ибо скромные будёновские усы самого следователя мешали изрядно, по усам текло, а в рот не попадало. Кроме этого факта значение имел ещё только один факт. За спиной доктора Бешеного висел портрет Ельцина. У Игоря Антоновича в кабинете тоже висел портрет Ельцина, но одно дело, когда портрет президента висит в прокуратуре, а совсем другое – когда в дурдоме. Вроде бы как неуместно. С другой стороны, именно там ему и место. Тут представил себе Игорь Антонович, как он напишет Ельцину обвинительное заключение, и Волкова Елена Николаевна вынесет вердикт «Виновен» и приговорит Бориску к смертной казни, а Бешеный Игорь Васильевич приведёт приговор в исполнение инъекцией галоперидола. Яркий образ вызвал безудержный смех, который ещё долго звучал в подсознании Игоря Антоновича.

Увидев перед собой хохочущего следователя по особо важным делам, Игорь Васильевич пришёл в прекрасное расположение духа, о чём моментально изволил доложить: «Я тоже, безумно рад Вас видеть, Игорь Антонович, если не ошибаюсь, Вас ведь так зовут? Что же Вас привело ко мне на сей раз?» В ответ на дружеское приветствие Игорь Антонович лишь только слегка кивнул головой вместо ответа, ибо яркий образ первого президента под галоперидолом не собирался уходить из его воображения. Подобное развитие событий нисколько не смутило психиатра, и он продолжил свой монолог: «Аминазин, сульфазин, стелазин, галоперидол? Что Вы предпочитаете, любезный?» Магические слова возымели нужное действие на советника юстиции, и он неожиданно вспомнил, что умеет говорить.

– Здравствуйте, Игорь Васильевич! Извините, совсем работа измучила, вот и смеяться начал без причины. У Вас курить можно?

– Конечно, держите пепельницу. По большому счёту, можно пепел и на пол трясти, можно окурки тоже на пол бросать. Если Вы с собой прихватили, то можно и выпить. Можно петь и плясать. У нас тут всё можно, полная свобода и торжество демократии, а самое главное – торжество либеральных идей. У нас тут, понимаете ли, самая обычная психушка, а не Московская городская прокуратура, где ничего нельзя. Не стесняйтесь, ради Бога!

– Я понимаю Ваш сарказм и очень сожалею, что не разрешил Вам курить у себя в кабинете, но я пришёл к Вам по делу. По очень важному делу, и готов перед Вами извиниться за мои прошлые грехи.

– Маниакальная фаза шизо-аффективного психоза – дело важное. Валяйте дальше. Не Вы – первый, не Вы – последний. У нас тут два прокурора лечатся, вот Вам и компания подходящая будет. Или же Вы предпочитаете уголовников? Так и их тут тоже хватает. Кстати, извиняться не обязательно, здесь это не принято.

– Игорь Васильевич, давайте без шуток, я здесь по поводу смерти Руслана Дудаева, сына того самого Дудаева, по поводу убийства которого, мы с Вами уже встречались. Это очень серьёзно.

– Именно Ваша серьёзность меня и пугает. Игорь Антонович, ради Бога, не пугайте меня и сделайте лицо попроще. И чем я могу быть Вам полезен? Назвать причину его смерти? Могу только скромно предположить, что его тоже замочили при загадочных обстоятельствах.

– Тут такая история. Неделю назад участковый нашёл труп Руслана, а с ним рядом ещё живую Людмилу Залмановну Гомельскую, но в сумеречном состоянии сознания. Вот о ней я и хотел бы с Вами поговорить. Неофициально переговорить, типа частная консультация.

Игорь Васильевич как-то не по-доброму ухмыльнулся и начал свой длинный сказ, ибо краткое описание не годилось для столь яркой особы.

Людмила состояла на учёте в психдиспансере уже довольно давно, а в дурку попала уже в пятый раз. Причина пятого раза была Игорю Антоновичу известна, и по этой причине Игорь Васильевич и начал своё повествование с четвёртого раза. Тогда причиной её яркого умопомешательства стал такой чёрный резиновый хуй, который не лез ей в жопу по причине слишком большого размера. Третья и вторая её ходки были друг на друга похожи, как две капли дешёвого портвейна. Оба раза Людмила Залмановна нападала на насильников, однако ж, все эти насильники не сознавались в покушениях на её девичью честь, потому-то и выходили сухими из портвейна. Совсем не было, и нет в этом безумном мире справедливости. Как того и следовало ожидать, самой интересной была первая ходка Людмилы, которая и стала причиной ходок последующих. Прежде чем перейти к показаниям о первой ходке Людмилы, доктор Бешеный щедро поделился некоторыми своими мыслями о Руслане, сообщив старшему советнику юстиции то, что Руслан был слабоумным симулянтом. Он рассказал, что ровно неделю назад к нему вдруг заявился Руслан Дудаев и нагло пытался откосить от армии, но ни когнитивных, ни аффективных расстройств у него не обнаружилось, за что Игорь Васильевич и послал его на хуй или же к районному неврологу. Вот тут-то у Игоря Антоновича всё и срослось. Ему стало ясно понятно, с какой целью покойник вступил в неравный бой с собакой, и он тут же поведал об этом событии Бешеному, который только криво усмехнулся.

Покончив с Русланом, Бешеный вернулся к первой ходке Людмилы. Всем известно, что история всегда повторяется, и причиной первой ходки стал также слабоумный симулянт. Ещё классе в восьмом Людмила влюбилась в мальчонку, которому было пора идти служить Родине. Понятно, что ебать малолетку как-то нехорошо, но ещё хуже, когда тебя самого ебут во все дыры товарищи по оружию. Осознав эту истину, мальчонка решил откосить от службы весьма банальным, но проверенным способом. Людмила вызвала ему скорую, а когда карета въехала во двор, он наглотался таблеток. Таблетки были весьма безобидны, и по этой самой причине, его выпустили из дурки через две недели, зато отсрочку от армии дали, хотя всего лишь на один год. На следующий год Людмила со своим любовником повторили представление, но несколько утяжелили таблетки. Результат оказался точно таким же. Третий акт этой драмы ничем не отличался от первых двух, что и навело симулянта на мысль, что надо бы нажраться совсем серьёзных таблеток, от которых реально можно сдохнуть и попасть в Рай. Однако же, такое рисковое дело требует ювелирного подхода, тем не менее, риск-то – дело благородное. Если всё до мелочей просчитать, тогда и риск будет незначительным. Они всё просчитали и решились. Быть или не быть, вот в чём загвоздка.

Не стоит смеяться над нелепыми суевериями, так как они иногда таят в себе истину. Ну не стал бы суеверный человек четыре раза подряд заниматься одной и той же хуйнёй. Три раза проканало и хватит. Меру надо знать, но любовь не ведает границ. Основательно затарившись в ближайшей аптеке люминалом и всяческой прочей барбитурой, возлюбленные подождали до полудня и вызвали скоряк. Всем давно известно, что лучший день недели для симуляции самоубийства это – среда, а лучшее время суток – полдень. В это время большинство медиков успели отойти от предыдущей пьянки, пробздеться, но ещё не успели нахуячиться заново. Когда карета скорой помощи с мигалками и диким рёвом въехала во двор, слабоумный симулянт принялся судорожно заглатывать ядовитые таблетки. Покончив с этим увлекательным процессом, возлюбленный Людмилы завалился на пол и сделал умирающий вид. Пять минут лежания на полу показались ему вечностью, тогда он встал и выглянул в окно. Из соседнего подъезда санитары вынесли носилки, а на них бабушку-старушку. Блядь, почему ж его не удивило, что скоряк прибыл всего через три минуты после вызова, и ведь Людмилу это тоже совсем не удивило. Как оно и положено, нужная скорая приехала минут через сорок пять, когда симулянт уже реально потерял сознание. Помимо этой неприятности, случайно случилось так, что приехал врач, который уже видел прошлый акт этой пьесы, и решил этот врач, что торопиться вроде бы как некуда. Короче говоря, симулянт попал в Рай, а Людмила – в дурку. Что и требовалось доказать. Эта история Игорю Антоновичу в целом понравилась, и он одобрительно крякнул.

Официальная часть беседы закончилась, и Игорь Антонович вынужден был сделать вид, что собирается уходить. Абсолютную профнепригодность Людмилы, для его гнусных целей, доктор подтвердил, а говорить о судье-потеряшке в стенах дурки было не совсем правильно. Ему было надо как-то договориться с Бешеным о приватной встрече, но на ум подходящие слова вовсе не приходили.

– Не смею Вас больше задерживать, Игорь Васильевич, вот только хотел бы задать Вам самый последний вопрос.

– Валяйте, Игорь Антонович, можно даже два самых-самых последних. Мне на лишний вопрос ответить не в лом.

– Вы водку пьёте?

Бешеный выдержал паузу и ответил: «Нет». Услышав подобную глупость, Игорь Антонович чуть не упал в обморок, но психиатр не позволил ему совершить этот необдуманный поступок, и как-то загадочно сказал: «Нет, нет. Водку не пью и Вам не советую. Только Ром. В порядке исключения можно виски, коньяк, сухое вино, но ни водку, ни пиво пить нельзя. Пидорасом станешь».

Игорь Антонович, выйдя из полуобморочного состояния, намёк понял и тут же предложил выпить рома, а заодно, переговорить по важному секретному делу где-нибудь вне стен казённых учреждений. Он встал в выжидательную позицию около двери, давая понять всем своим видом, что без положительного ответа он отсюда уйдёт только вперёд ногами.

– Хорошо, Игорь Антонович. Давайте без десяти девять встретимся с Вами у Еврейки. Вам удобно будет?

– У какой такой еврейки? И почему именно без десяти, может быть, ровно в девять? Однако, если Вы настаиваете, то давайте без десяти.

– Да я настаиваю, строгий распорядок дня, не опаздывайте, ждать не буду. Еврейка это – кафе «Эврика» на углу Девятой Парковой улицы и Измайловского бульвара. Вы что, в Измайлово из Заплюйска приехали?

– Нет, с Арбата. Я подойду заранее. Спасибо. До встречи.

Довольный собой, как заядлый двоечник, чудом получивший на экзамене тройку, старший следователь Московской городской прокуратуры направился домой.

Ровно без двадцати девять вечера в субботу девятнадцатого апреля тысяча девятьсот девяносто седьмого года Игорь Антонович Толмачёв прибыл к пункту назначения и стал ждать. Ждать пришлось около двух минут, и советник юстиции успел задуматься. В его голове настойчиво звучала песня «Money», но исполнял её Лев Лещенко под аккомпанемент оркестра русских народных инструментов. Этот факт удивил следователя, но когда он увидел рядом со Львом депутата Вячеслава Марычева с бас балалайкой, всё сразу встало на свои места. На голове Вячеслава Антоновича красовался парик из мочалки, ну а поверх рубахи был надет фартук с сиськами. Из задумчивости Игоря Антоновича вывело огненно рыжее существо, напоминающее всем своим видом ленивую малосообразительную собаку. Голос со стороны спины сказал: «Руками не трогать! Я сказал же тебе, не трогать! Ёб твою мать, ты – следователь или придурок?» Конечно, следователь. Игорь Антонович повернул голову и увидел доктора Бешеного. Тот крепко сжимал обе руки Игоря Антоновича и продолжал поучать советника юстиции.

– Какого хуя руки тянешь? Никогда раньше собаки не видел? Откусит руку на хуй, как тогда дрочить будешь?

– Здравствуйте, а вот и я. Поди, не ждали ни хуя? Я тут вместо рома взял две фляжки Мартеля по триста семьдесят пять и пару горьких шоколадок. Нормально будет? Пойдём на лавочку, выпьем и поговорим.

– Мы сначала прогуляемся до Сиреневого бульвара и поговорим, а там уже можно и выпить. По делу надо говорить только трезвыми.

– Хорошо, тогда я сразу к делу. Мне нужна потерянная судья, Волкова Елена Николаевна. Я уверен, что ты в курсе её местонахождения.

– Антоныч, ты меня пугаешь. Спросил бы в диспансере, я б тебе ответил, но могу и на ходу. Слыхал ли ты, что на ходу ебуться только какаду? Она в моей дурке с реактивным психозом, приведшим её к полной амнезии. Хоть усрись, только она тебе ничего не скажет.

– А тебе скажет? Кстати, часом не твой ли мастодонт Руслану руку отгрыз? Как-то мне кажется, что без его участия не обошлось.

– Это ты меня так решил шантажировать? Ну, так даже если и он, что тогда? Без заявы от терпилы ты мне ничего не предъявишь. А на счёт судьи, так она всё скажет, о чём я попрошу. Если убедишь меня в том, что ни ты, ни твои коллеги ей не предъявят ничего и никогда, то проси о чём хочешь. Только помни, что если же дал Честное Пионерское, то его надо держать всегда. И всякие там отговорки, типа меня заставили, я не смог, это был вовсе не я, никогда не проканают. Есть только одна уважительная причина, и это – смерть, ибо честь пионера превыше жизни. Так что, если меня обманешь, то я обеспечу тебе уважительную причину. Я ясно излагаю?

– Василич! Не собираюсь я ей ничего плохого делать, даже наоборот. Я из неё хочу сделать наследницу Руслана Дудаева. Надеюсь, она с нами поделится.

– Однако раньше я и не думал, что на юрфаке МГУ готовят таких классных аферистов, про киллеров я знаю, а вот про аферистов только от тебя узнал. А что, кроме неё претенденток на эту роль найти не можешь? Так я тебе с десяток найду.

– Нет, с улицы не годятся. Людмила Гомельская, сам понимаешь, совсем не вариант. Есть такая Лиза Казанцева, её я держу в запасе, если с судьёй не выйдет. Организуй мне встречу с Волковой.

– Приезжай ко мне в понедельник, и вместе пойдём, поговорим, одного тебя я к ней не пущу, извини.

– А вне стен дурки можно? Лишние уши нам ни к чему, слишком большие бабки на кону.

– В следующую среду будь готов! Пионеры, к борьбе за дело Ленина будьте готовы!

– Всегда готовы!

Сказав это, Игорь Антонович уселся на лавку и вытащил из карманов две фляжки и две шоколадки. Процесс пошёл.

Крайне довольный результатами деловых переговоров, Игорь Антонович слегка расслабился и после третьего глотка обратил свой замутнённый взор на малопродуктивного зверя. Воистину, бешеная собака Бешеного психиатра. Сам Бешеный о чём-то напряженно думал и с недоумением изучал бульвар. Чтобы не докучать психиатру разговорами, Игорь Антонович решил минут десять посвятить изучению повадок придурковатого хищника. Ни тело, ни морда рыжей твари не излучали никаких эмоций вообще. Походка зверя наводила на мысль о том, что он передвигается на ходулях. Хищник ходил по часовой стрелке вокруг кустов и ссал по очереди на каждый кустик. Неожиданно он рванул в глубину зарослей со скоростью поражающей даже устойчивое воображение, а через три секунды вылез оттуда с крысой в зубах. Не излучая никаких эмоций, зверь подошел к лавочке, на которой расположились оба Игоря и весьма аккуратно положил свою добычу под ноги Бешеному, после чего спокойно и с чувством превосходства вяло направился к следующим зарослям кустарника.

Игорь Васильевич, обрадованный ценной добычей, не выходя из состояния задумчивости, сказал: «Блядь». В свою очередь, Игорю Антоновичу также надоело сидеть в тишине, и он решил, что пора бы начать задушевную беседу.

– Где? Блядь-то где?

– Где, где? В пизде! Вот я – мудак, совсем забыл, что сегодня суббота. Башка совсем дырявая стала с этой жизнью.

– Не переживай, Василич, к психиатру тоже может заглянуть Альцгеймер.

– Всё из-за твоих Дудаевых. Теперь придётся лишний час тут торчать, но с другой стороны, пусть скотина подольше погуляет, ему полезно. Заодно и крыс наловит, будет нам, что пожрать на сон грядущий.

– А на хуя нам тут торчать? Выпьем и по домам.

– Антоныч! Просто выпить может любой мудак. Это весьма банально, даже пошло. Я же предпочитаю провести субботний вечер не только в пьянстве, но и в блуде. Если ты против, но можешь допить и валить домой, а я подожду девок.

– Я не против, только за. Так ты и с девками договорился?

– Блядь! Антоныч! Ей Бога, ну откуда в тебе столько пошлости? Ебать одну и ту же дуру больше одного раза, это же – ну просто омерзительно. Скоро новые придут, вот выберем и выебем.

– И когда ж они придут, разреши полюбопытствовать.

– Вот и я об этом. Сегодня же суббота, значит последний сеанс не в двадцать один тридцать, а в двадцать два пятьдесят. Понимаешь? Девки обычно приходят к последнему сеансу, и начинается блядоход. Мы же с тобой сюда припёрлись на час раньше, тут либо ждать, либо идти к общаге на Измайловском бульваре.

– Давай уж подождём. Я, правда, давно уже девок не клеил, как-то в нашем возрасте это несолидно, но молодость вспомнить невредно.

До прихода девок было почти полтора часа, и Антоныч решил провести это время с пользой не только для желудка, но и для ума.

Отхлебнув ещё пару глотков, Игорь Антонович не на шутку осмелел и даже решил задать доктору Бешеному вопрос, который в приличном обществе задавать в общем-то не принято. Тем не менее, коньяк сделал своё чёрное дело, и пища для ума потекла в уши советника юстиции.

– Василич, извини за любопытство, но я типа интересуюсь знать, откуда ж у тебя такая чудесная фамилия, и как ты с ней живёшь?

– Живу не хуже, чем ты со своей. Откуда взялась? Тебе в двух словах или как на допросе, со всеми подробностями?

– Давай как на допросе. Надеюсь, ты не станешь требовать себе адвоката. Я тут адвокатов не вижу, даже хуёвых.

– Хорошо. Сам попросил. Постараюсь до прихода девок уложиться. Слушай. Где-то в конце одиннадцатого века Герцог Ламперт основал город Лампертхаза, а татарва разрушила его до основания в тысяча двести сорок первом, а венгерский король Бела IV запустил в разрушенный город саксонцев, чтобы они его поскорее восстановили. В тысяча двести семьдесят первом город тот стал центром комитата Берег и в тысяча пятьсот четвёртом году стал называться Берегсас, а в одна тысяча пятьсот шестьдесят шестом году турки его снова разрушили дотла. В одна тысяча шестьсот пятьдесят седьмом его спалили поляки, а в шестьсот восемьдесят шестом году – австрияки, те, что показали Бонапарту свои голы сраки. В тысяча семьсот третьем Эссе Томаш поднял восстание против Габсбургов, однако его подавили, и Карл VI Габсбург отобрал у рода Ракоци все их имения и передал их Шенборнам в тысяча семьсот двадцать восьмом году. Потом, когда Австро-Венгрия развалилась в тысяча девятьсот восемнадцатом году, город оказался в Венгерской Советской Республике, но ненадолго. Сначала его оккупировали румыны, а потом у румын его отжали чехи. В тысяча девятьсот тридцать девятом году Августин Волошин провозгласил независимую Закарпатскую Украину, но Хорти Миклош послал его на хуй, и город снова стал венгерским. Однако в конце октября сорок четвёртого дядя Джо вновь освободил город и уже в сорок пятом сделал его Советским. Это был типа краткий курс истории. Антоныч, ты давай тщательнее записывай, не то напутаешь и снова будешь лезть ко мне с вопросами.

Антоныч сделал глоток, закурил и заверил Бешеного, что запротоколирует всё по высшему разряду.

Бешеный также отхлебнул немного коньяка и тоже закурил. Зверю надоело ловить крыс, и он пришёл к хозяину, чтобы выслушать его рассказ, а ещё ему было надо охранять дохлую крысу, которую могли бы спиздить. Хищник смотрел прямо в глаза Игрою Антоновичу, отчего старшему следователю прокуратуры сделалось как-то не по себе.

– Василич, мне кажется, что твой хунвейбин хочет отгрызть мне руку, ты бы его урезонил как-нибудь, а то я на сход к Дудаевым пока не хочу.

– Не ссы, ты главное не трогай его руками, и всё будет ништяк.

– Ладно, давай дальше рассказывай, чтобы с мысли не слететь.

– Продолжаю. Это маленький городок связан со многими историческими личностями. Баттори Эржебет была в нём и Тепеш Ласло, которого ты знаешь как Владимира Дракулу. В городе том до сих пор стоит дом Бетлена Габора, который руководил восстанием против Габсбургов. На минуточку, дом построен в шестьсот двадцатом году. А костёл построен в двенадцатом веке, правда, его перестраивали в четырнадцатом и восемнадцатом веках из-за набегов татарвы, но один хуй это ж лучше, чем новый храм Христа Спасителя. Кошут Лайош, как известно, тоже был почётным гражданином Берегсаса. Там жил Иллеш Бела, может статься, ты даже читал его книги. Там некоторое время жил сам Петефи Шандор, пока бородатый казак не проткнул его пикой в битве при Шегешваре. Тогда, в тысяча восемьсот сорок восьмом году, Россия выступила за территориальную целостность Австрии, однако ж, об этом позорном факте вспоминать не принято. По другой же версии, Петефи попал в плен и был отправлен на каторгу в Бурятию, но об этом нам точно не расскажут, ибо это уже полнейший позор. Короче, Антоныч, давай поедем мы с тобой в отпуск, в Трансильванию, я тебе там всё расскажу и покажу.

– Поехали, только с темы не съезжай. Давай про фамилию рассказывай.

Бешеный взглянул на часы и сделал весьма увесистый глоток. Закурив сигарету, он как-то странно посмотрел на Игоря Антоновича.

Антонычу уже не раз приходилось смотреть в глаза матёрым уголовникам, однако взляд Бешеного был ещё ужаснее, чем взгляд его бешеного пса. Пришлось выпить и закурить, чтобы прийти в себя.

– Антоныч, ты же сам просил со всеми подробностями. Так мне кажется, что если бы Кошут поставил командовать своими войсками настоящего мадьяра, а не польского космополита Юзефа Бема, то было бы всё иначе, ну да хуй с ними.

– Я слушаю, только мне больше половины имён не говорят ровным счётом ничего. Ты хоть расшифровывай, кто они.

– Постараюсь впредь. Ну а теперь я плавно перехожу к интересующему тебя вопросу. В тысяча восемьсот девяносто девятом году родился в Берегсасе мальчик, которого назвали Михай, а фамилия у него была Бешшенеи. Трудно сказать был ли он родственником венгерского поэта, которого звали Bessenyei György, или же просто однофамильцем, но так уж получилось, что родился Bessenyei Mihály. Рос и развивался Михай нормально, несмотря на Первую Мировую Войну. Как-то война прошла мимо него. В тысяча девятьсот двадцать шестом Михай успешно женился на девушке, которую звали Магдой, а фамилию я не помню, и у них родились двое детей, дочь Вероника в двадцать седьмом и сын Ласло в тридцать первом. Кстати, про Бешшенеи Ференца, был такой актёр, я тоже не знаю, родственник он или нет.