
Полная версия:
Змея. Часть 1
– Встаньте, мадам! – вдруг скомандовал он. – Пройдитесь по комнате.
Она, краснея от неожиданности, исполнила его просьбу. Он с унылым видом посмотрел в её сторону, а после зевнул и, откинувшись в кресле, закрыл глаза. Она подумала, что он задремал. Мучительно тянулись минуты, а он так и сидел молча, не открывая глаз и не шевелясь. Наконец ей наскучила эта тягостная тишина, и она осмелилась подать голос:
– Так что же, батюшка, вы поможете мне? Каковы же мои шансы?
– Никаких, – вдруг выпалил он.
– Как же-с? – обомлела она. – Да, почему же? Я ведь венчанная ему, законная супруга!
– И что с того? Максимум на что вы можете рассчитывать – это на небольшое человеческое сочувствие с его стороны. И то, если вы окончательно не опротивейте ему своими жалкими и унизительными поступками.
– Да, как же?! Что же вы такое говорите? – Татьяне Николаевне сделалось дурно. Казалось, ещё минута, и она грохнется в обморок. – Вы что же, погибели моей желаете?
– Отнюдь. Я, наоборот, желаю вам всей душой счастья. Но призван сюда, дабы не лгать вам, как прочие, а сказать, хоть и горькую, но правду.
– Да, в гробу я видала вашу правду! – вдруг вскрикнула она. – Наверное, вам лучше уйти прочь, сударь.
Она вскочила со стула.
– Уйти прочь я всегда успею, дражайшая Татьяна Николаевна, – спокойным голосом парировал чернец. – Только вот вам после моего ухода уж никогда не обрести ни счастья, ни покоя.
– Что ж, на всё воля божья, только и вы, видимо, не в силах мне помочь!
– Я то? Я как раз в силах! Сядьте! – вновь скомандовал он.
Она, как не странно, послушно села.
– А далее я желал бы ещё более откровенных ответов, что были до сего времени.
Она испуганно кивнула.
– Скажите, не допускаете ли вы мысли о том, что можете быть счастливы совсем с другим мужчиной?
– Как это?
– Ну, скажем, не разумнее ли вам бросить все свои бесплодные слежки и домогательства вашего мужа и отправиться, скажем, на воды? Например, в Баден-Баден или на Лазурный берег? А там, кто знает, возможно, что вы встретите другого мужчину, который искренне полюбит вас, и вы будете с ним счастливы?
– Какой ещё Лазурный берег?! – вскипела Татьяна. – А как же я оставлю Мишеньку? На кого? На всяких профурсеток и кокоток?
– Хм, случай у вас тяжелый, как я посмотрю. И никаких намёков вы не принимаете…
– Зачем же вы делаете мне такие гнусные намёки, ежели мы в церкви венчаны, и никаких иных мужчин я не желаю.
– Ну, что же. Я обязан был спросить вас о возможном адюльтере. И получил вполне себе исчерпывающий ответ. А потому готов приступить к таинству.
Слёзы на глазах Татьяны Николаевны тут же высохли, и она, сглотнув, спросила:
– К таинству? Всё же вы мне поможете?
– Я постараюсь вам помочь посредством психологии. А если этого будет мало, тогда я применю колдовство и магию.
Гладышева испугано покосилась на чернеца. За окнами в эти минуты грянул гром, и начался ливень. Татьяна в ужасе перекрестилась.
– Я забираю вашу фотографию и фото вашего супруга и дома начну делать постепенный магический приворот на любовь.
– Да-да, – эхом отозвалась Татьяна. – Сделайте так, чтобы он меня непременно и сильно полюбил.
– Сильной любви я вам не обещаю. По крайней мере, на первых порах. А потом – всё возможно. Но должен предупредить заранее, что магический приворот в вашем случае не произойдет слишком быстро.
– Вот как?
– Да-с, именно так.
– Что ж, я готова, батюшка, смиренно ждать результата.
– Нет, моя дражайшая госпожа Гладышева, чтобы у нас с вами всё получилось, и моя магия сработала, мне понадобится и ваша помощь.
– Так в чём же она состоит?
– Вы должны полностью измениться.
– Перекрасить волосы? Изменить прическу?
– Это лишнее.
– А что же мне делать? Нанять французскую модистку?
– И это нам не понадобится.
– О, господи… Чего же ещё?
– Вы должны полностью, кардинально, совершенным образом поменять ваше поведение.
– Это как же?
– Вы всегда следили за мужем?
– Да, а как же иначе, если он лжёт и изменяет?
– Так вот теперь вы должны полностью оставить всякую слежку за ним. И вообще на время оставить свой интерес к нему.
– А как это? – расстроено проговорила она. – Тогда я ничего не буду о нём знать, с кем он и что делает.
– А вот и прекрасно. Мало того, вы непременно должны себе внушить то обстоятельство, будто ваш супруг и его личная жизнь вовсе не представляют для вас ровно никакого интереса.
– Но…
– Внушить себе на время! И чем сильнее вы сможете это сделать, тем быстрее мы добьемся результата.
А после он изрёк фразу, которую она многажды вспоминала позднее, пытаясь понять глубже её смысл.
– Чтобы что-то обрести, мы должны дать сему полную свободу. Отпусти – тогда получишь назад.
– Но ведь птичку из клетки отпустишь, так она назад-то не воротится.
– Иногда и птичка возвращается к хозяину, главное – умело прикормить.
– Вон оно что, – в глазах Татьяны Николаевны загорелся лёгкий огонёк прозрения.
– На первых порах я буду вас консультировать даже в мелочах, как себя вести. Для начала, как я уже сказал, отпустите невидимые вожжи и позвольте ему делать всё, что он только пожелает. Не следите за ним. Не интересуетесь его делами. Всем своим видом выражайте крайнее безразличие к любым его поступкам. Охладейте! Теперь ваше ежедневное кредо – это полное равнодушие и полное благодушие. Ведите себя с ним так, словно это ваш ветреный брат или же дальний родственник, до которого вам нет никакого дела. Не вникайте в его измены. Не ревнуйте. Дайте ему полную свободу.
– И всё?
– Нет, не всё. Помимо этого вы должны найти себе интересное занятие.
– Какое ещё занятие? – неприятно поразилась Татьяна Николаевна.
– А это вам, сударыня, выбирать, какое. Что вас по-настоящему сможет увлечь.
– Как это?
– Ну, например, я знал одну даму, так она была завзятой театралкой, другая любила скачки, третья почитала поэзию и поэтов. Четвертая увлеклась танцами. А пятая оперной музыкой.
– Я вязать иногда люблю…
– О нет, сей досуг нам не подходит.
– Это почему?
– Да, потому что увлечение ваше должно быть сопряжено с новыми знакомствами, общением вне дома, выездами на пленэры, совместными походами с такими же как вы, любителями, выбранного вами увлечения.
– Но я так сразу и не могу ничего толкового придумать, – Татьяна Николаевна даже присела и нахмурила в озабоченности лоб.
– А вы, голубушка, думайте. Время пока у нас есть.
В ответ она обескуражено пожала плечами.
– А можете воспользоваться опытом моих прежних клиенток.
– Да, будьте великодушны, поделитесь же этим опытом.
– Многие дамы так же, как вы, решительно не знали, чем им можно всерьёз заняться. И тогда я им порекомендовал испробовать каждое увлечение по очереди. Пусть сначала это будет, скажем, театр. Потом танцы, потом поэзия. Словом – у вас широкий простор для выбора.
– Вы сказали театр. Но ведь туда все ходят с мужьями.
– Да-с. Но вам нельзя туда идти с мужем.
– А как тогда?
– Вспоминаем о том, что вы должны на время забыть о его существовании.
– Совсем?
– Ну, не то, чтобы совсем. Но постараться это сделать по максимуму. Вам позволительно лишь давать распоряжения кухарке, чтобы она не забывала его кормить. А до всего прочего у вас просто не должно быть ни малейшего интереса. Ваш супруг должен с удивлением заметить, что вы к нему охладели, и он вам совсем безразличен. О том, чем же вы, наконец, окончательно займётесь, сообщите мне дополнительно. Причём, вы совсем не ограничены во времени. Все ваши новые увлечения – это вопрос не трёх дней. Нет. Вы должны со всей душевной силой погрузиться в каждое из них, чтобы сердцем выбрать именно то занятие, которое вам более по вкусу. Кстати, забыл сказать, что одна дама, испробовав многие занятия, впоследствии посвятила себя работе в обществе «Красного креста». Она помогала инвалидам войны. Другая же пошла ещё на большие крайности и посвятила себя богослужению, приняв монашеский постриг.
– О, боже! – Татьяна всплеснула руками. – Но мне ещё рано идти в монашки…
– Это я сказал о крайностях. У вас же могут быть более веселые и затейные интересы. Вот вы спросили меня о том, с кем вам идти в театр? Ходите туда хоть с родственницами, хоть с подругами, да с кем угодно, только отстаньте полностью от мужа. Он должен даже заскучать от того, что вас постоянно нет рядом. Он должен видеть, что вас никогда не бывает дома. Он начнет по вам скучать. Возможно, думать о том, что вы кем-то увлечены. Ревновать, пожалуй. А там рукой подать до нежных чувств.
– Так-так, – понимающе закивала головой Гладышева. – Теперь я постигаю ваш умысел.
– Ну, наконец-то!
– Хорошо, а когда же вы приступите к самой магии? То есть к привороту?
– Я это сделаю сразу же, как только вы выберете себе достойное увлечение и окунётесь в него с головой, а ваш супруг, благодаря этому, начнёт умирать со скуки.
С этими словами великий аферист и лучший в Санкт-Петербурге семейный консультант Григорий Александрович Петровский распрощался с Татьяной Николаевной, которая сполна оплатила ему визит, дав щедрые чаевые даже выше оговоренной суммы.
И если до прихода мага эта женщина имела нервный вид и вечно заплаканные, злые глаза, то сразу после его ухода она гордо распрямила полные плечи и вытерла слёзы. А после она велела покинуть свой дом всем приживалкам и ворожеям. А сама занялась выбором наряда для предстоящего похода в театр.
Единственная приживалка, которую Татьяна Николаевна не стала прогонять из дому, была некая Серафима Юрьевна Нечаева. Это была бледная и очень худенькая сорокалетняя женщина, дворянского происхождения, одинокая и нищая, которой нашёлся приют в доме Гладышевых. Приютила её Гладышева по причине того, что Серафима имела очень кроткий нрав и полностью подчинялась приказам Татьяны Николаевны. Фактически была её прислугой и горничной. А ещё она была неплохо образована, а потому её знания и умения порой были столь необходимы нашей мятежной героине. А может, Татьяне Николаевне льстил сам факт того, что разорившаяся дворянка волей судьбы теперь находится у неё на побегушках. Как бы то ни было, но две женщины настолько сдружились, что Серафима осталась у Татьяны жить. Долгими зимними вечерами они вместе раскладывали пасьянсы и пили чаи. Да и к тому же Серафима умела гадать на старых цыганских картах и колоде Ленорман, что без сомнения придавало ей весу в глазах хозяйки этого дома.
* * *Михаил Алексеевич не сразу заметил изменения в поведении супруги. На первых порах ему просто показалось, что в их общем доме на Прядильной стало вдруг чуточку светлее и легче дышать. Он даже не понял сначала, в чём дело. Но, только спустя несколько дней, как он почти не встречался с женой за обедами и завтраками, и не слышал её визгливой брани, он понял, что произошло нечто, что разительно изменило его семейную жизнь. Но так как он всё еще пребывал в меланхолии, и ему было не до вникания в подобные мелочи, то он не стал заговаривать с Татьяной об этих переменах. Как человек довольно беспечный и эгоистичный, он принял все благие изменения как должное и стал жить по-прежнему, не сильно интересуясь тем, какие новые обстоятельства изменили его жизнь в этом доме, и благодаря чему он обрел наконец-то столь желанную ему свободу.
Прошёл месяц, в течение которого он всё время ночевал в своём семейном гнезде и при этом почти не пересекался с Татьяной. Лишь однажды он случайно увидел её в коридоре, разряженную в новое платье. Она куда-то собиралась, и её загадочный взгляд был полон тайного торжества и непринужденной весёлости.
* * *И только позднее Михаил Алексеевич узнал, что его супруга стала завзятой поклонницей Мельпомены и с радостью посещает все спектакли Александринского театра, Мариинки, Малого театра и, конечно же, Михайловский театр. Узнав об этом, Гладышев лишь пожал плечами и вздохнул с облегчением.
В их дом стали наведываться такие же театралы, как и сама Татьяна Николаевна. Они вместе пили чаи и наперебой восторгались игрой каких-то неизвестных Гладышеву актёров и актрис. Потом заводили граммофон и долго слушали новые пластинки с итальянскими ариями. В их доме теперь валялись театральные билеты, программки и афиши. А в специальной лавке его жена прикупила несколько новомодных театральных биноклей и изящных лорнетов. В лексиконе Татьяны Николаевны появились совершенно новые словечки. К месту и не к месту она употребляла слова: ангажемент, инженю, травести, антрепренер, антреприза и множество других, порой неизвестных Гладышеву терминов.
«Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы… ко мне не лезло», – весело думал наш герой и снова уходил в свои мечты.
Потом к ним стали наведываться на обеды никому не известные актёры, режиссеры, костюмеры и прочая культурная публика.
Казалось, что Татьяна Николаевна настолько глубоко погрузилась в свое новое увлечение, что ходу назад вовсе не будет. Гладышев уже мысленно готовился к тому, что скоро к ним в дом заедет гостить какая-нибудь передвижная балаганная труппа. Но, этого, к счастью, не произошло. Однажды поутру он обнаружил супругу в столовой, в самом дурном расположении духа.
– Что с тобой? – поинтересовался он. – Плохо прошла премьера? Или новая пьеса режиссера N-ского оказалась неудачной? Или были плохи костюмы? А может, тенор не вытянул партию?
– Нет, – вяло отвечала она. – Мне просто надоел театр.
– Странно, а я думал, что ты его полюбила всерьез и надолго…
– Я тоже так думала, – с грустью отвечала супруга, стараясь не смотреть в его сторону.
– Погоди, ты хочешь сказать, что готова всё бросить?
– Пожалуй…
– Нет, так не пойдет. Я полагаю, что с твоим уходом из храма Мельпомены разрушатся репертуары нескольких столичных театров. Актеры откажутся играть, певцы исполнять арии, ну, а с балетными и тем паче станет худо. А режиссёры? Как театр вообще сможет существовать без тебя?
– Ты издеваешься? – насупилась Татьяна.
А после она несколько дней не выходила из своей комнаты. Потом к ней приезжал какой-то высокий черноволосый господин с бородой, похожий на священника. Они о чём-то долго разговаривали за плотно закрытыми дверями. А когда «чернец» уехал, Татьяна Николаевна вновь выпорхнула из собственных покоев совершенно преображенной, и с горящим от вдохновения взором.
* * *Следующим её увлечением стала живопись. Сначала госпожа Гладышева принялась ходить по выставкам и вернисажам. В их доме стали появляться новые живописные полотна. Но так, как Татьяна Николаевна совершенно не разбиралась в искусстве, то наряду с довольно неплохими и весьма талантливыми работами современных художников, в их «семейном гнёздышке» оказывались и дешёвые подделки под великих мастеров и даже откровенная халтура. Но это обстоятельство совсем не смущало госпожу Гладышеву. Отнюдь. Она даже велела освободить под собственный домашний вернисаж пару гостевых комнат. Теперь все их стены были завешаны разномастными живописными работами. Когда Михаил увидел жуткую мешанину тематики, стилей и авторства, он просто ужаснулся. Наряду с весьма достойными пейзажами художников, относящихся к объединению передвижников, здесь висели лубочные произведения дешёвых ярмарочных «малевальщиков». Зелёные рощи и золотые купола соседствовали с полуголыми дебелыми девицами и жирными русалками, разлегшимися в тени раскидистых дубрав. А голубые пташки парили над головами пухлых ангелов и ярко рыжих котят с малиновыми бантами.
– Дорогая, – стараясь говорить спокойнее и без смеха, обращался к ней Гладышев. – Понимаете, что разбираться в живописи и иметь хороший художественный вкус – дано не каждому. – На кой чёрт, Татьяна, тебя понесло на эти эмпиреи? Ты же совсем не разбираешься в искусстве.
В ответ Татьяна огрызалась, злилась, но делала по-своему. Правда, через несколько дней она всё-таки записалась на какие-то художественные курсы. А ещё через неделю к ним стал приходить учитель живописи и давать ей уроки рисования.
Худо бедно, но Татьяна Николаевна со всем жаром её деятельной натуры всё же углубилась в это, новое для неё занятие. И совершенно не интересовалась жизнью своего супруга.
* * *Как мы успели упомянуть выше, Гладышев недолго горевал от расставания с Аннушкой. Уже через месяц он стал замечать, что все его костюмы вновь стали сидеть на нем, словно влитые. Теперь он хорошо и с аппетитом ел и крепко спал. А ещё спустя пару месяцев он поймал себя на мысли о том, что уже не вспоминает о своей белокурой фарфоровой девочке с голубыми глазами.
«Какое счастье, что я на ней сдуру не женился, – подумал он. – Пришлось бы расходиться с Татьяной. Начался бы такой переполох, скандалы. Боже сохрани. И главное – зачем?»
За то время, пока Татьяна Николаевна, к его огромной радости, была занята какими-то весьма странными, новыми увлечениями, он даже успел ненадолго поволочиться за одной молодой и очень состоятельной вдовушкой. Но эта, новая связь, не принесла ему каких-либо серьезных душевных потрясений. С рыжеволосой вдовушкой он встретился лишь несколько раз, а после довольно быстро к ней охладел. От скуки он решил сесть за оставленную им работу по горной инженерии. И так как к этому времени он вышел в отставку, то решил заняться сим трудом весьма обстоятельно и неспешно. Теперь он посещал Императорскую публичную библиотеку, в читальном зале которой имел возможность изучать зарубежные журналы по горным разработкам и металлургии.
В общем, вышло так, что супруги Гладышевы теперь были оба заняты – каждый своим делом. А все их прежние скандалы и недомолвки на время стихли и успокоились, словно море после сильного шторма.
Время от времени жена с важным видом показывала Гладышеву какие-то свои акварели с пейзажами и натюрмортами. В самом начале эти работы были беспомощны и кургузы, словно рисунки ребенка. Но по мере учёбы, они становились всё лучше и симпатичнее. За вазу с фруктами Михаил Алексеевич однажды даже искренне похвалил Татьяну Николаевну.
Спустя несколько месяцев она всё же охладела и к живописи, а заодно и к своему новому учителю рисования, указав последнему на дверь, потому что он ненароком позволил себе реплику о том, что находит эти занятия пустым времяпровождением, ибо не видит в Татьяне Николаевне ровно никаких художественных талантов. Вспылив, она прогнала горе-учителя с глаз долой, а потом собрала в кучу все свои акварели и со слезами сожгла их на заднем дворе.
После сего «костра тщеславия» она вновь впала в недолгую депрессию, а вынырнув из неё, увлеклась танцами. Правда, танцы она забросила ровно через десять дней, ибо у неё «заболели ноги от ненужных выкрутасов».
Потом была поэзия, и небольшой забег по поэтическим сборищам и квартирным сходкам. Из которых она едва унесла ноги, ибо наряду с порцией новых стихов о несчастной любви, ей предложили понюхать какого-то белого порошка. А один бледный, чахоточного вида поэт– символист обозвал её «тётенькой» и предложил стать её любовником на полном содержании со стороны Татьяны Николаевны. Это предложение совсем несимпатичного, болезненного вида сочинителя показалось ей настолько оскорбительным, что она, прорыдав весь вечер, решила более не связываться со столичной поэтической богемой.
В итоге ей вновь пришлось обратиться к консультанту Григорию Александровичу, который стал откровенно забывать о своей старой клиентке. Но она написала ему гневное письмо, в котором потребовала как можно скорее явиться к ней для новой консультации.
Приняла она его с хмурым видом и обиженным выражением лица.
– Что-то неладное, батюшка, происходит с вашими рекомендациями. Время идёт, а воз и ныне там. Мой супруг не благоволит ко мне, как и прежде. А между тем, вы обещались произвести магию с приворотом. Где же она? Вы что же, обманули меня?
– Погодите, Татьяна Николаевна. Давайте же по-порядку. Где сейчас находится ваш супруг?
– Дома, в своём кабинете. Он научную работу пишет.
– Вот. Вы сами сказали, что дома ваш блудный муж. А давно, позвольте спросить, он стал жить дома?
– Давно… – растерянно произнесла она. – Около полугода.
– Видите. А вы сказали, что я вас обманул. А мне помнится, что при самой первой нашей встрече вы жаловались мне на то, что он совсем не бывает дома, а живет с любовницей. Так?
– Ну, так.
– А чего же тогда вам надобно?
– Чего-чего… Он так и не обращает на меня ровно никакого внимания! – выпалила она и залилась слезами. – Чем я уже только ни занималась – до поэтов всяких сумасшедших докатилась, ходила на их сборища. Картины писала, танцевала… И всё даром.
– Полно-полно, голубушка, плакать, – он встал и по-отечески обнял несчастную Татьяну Николаевну. – Полно. Вы ведь большая умница и всё сделали правильно. И у нас уже есть положительный итог. Ваш супруг дома. И, как я вижу через призму своих магических способностей, он уже не встречается с той разлучницей. Так?
– Ну, не знаю… – перестав плакать, оживилась она. – Может и так.
– Так, так. Я уверяю вас. У вашего супруга теперь нет ни одной любовницы.
– Хорошо, а когда же вы его привораживать начнёте?
– Терпение, моя дорогая. Ещё немного терпения. Мы испробуем на нём еще один важный фокус, хотя, это вовсе не фокус, а вещи весьма серьезные. Вы готовы пойти и дальше и быть со мною до конца открытой и смелой?
– К-к-ко-неч-но, – неуверенно отозвалась Татьяна.
– Даже если вам будет страшно?
– Согласна, – ответила она осипшим голосом. – А что нужно-то?
– Не многое. Главное – полное доверие.
– Хорошо…
– Видите ли, дорогая моя Татьяна Николаевна, вам когда-то рекомендовали меня как магистра, владеющего разными видами теургии, ясновидца, прорицателя, знахаря и консультанта по семейным вопросам, – начал он издалека. – Так?
– Так…
– Но я расскажу вам ещё об одной своей способности, о которой знают лишь избранные люди.
– О какой? – затаив дыхание, прошептала Гладышева.
– Дело в том, что я ещё являюсь известным в Петербурге и в Европе медиумом и спиритом.
– Батюшки! – она всплеснула руками и прикрыла в испуге рот.
– Я видел, что вы часто гадали на картах.
– Да, бывало.
– Так вот, спиритизм тоже имеет некое отношение к различного рода гаданиям. Только маленькое отношение, ибо это практика более серьезная. Посредством спиритических сеансов вы можете напрямую общаться с душами усопших. А они знают гораздо больше нас. И могут подсказать, как надо действовать в обыденной жизни. Открыть на многое глаза.
– Погоди, батюшка, а это разве не грех? Разве церковь разрешает подобное?
– Милая моя, ежели вы каждый шаг своей будет обсуждать на исповеди, то дальше церковной ограды вы никуда не уйдёте. Я думал, что вы смелая и умная женщина, а вы мне какие-то банальности, ей богу, говорите. Коли считаете все мои деяния на укрепление вашей семьи грехом, тогда мы тот час с вами распрощаемся. Я, знаете ли, привык иметь дело с более просвещёнными особами, – и он решительно встал и откланялся.
– Погодите же, – она схватила его за тёмный рукав. – Погодите, зачем вы уходите? Неужто я ни малейшего сомнения не вольна высказать?
– Вольны, но не такого рода. Ко мне, милочка, повторюсь, обращаются дамы умные, образованные и далёкие от всяческих предрассудков. Ибо, медиумизм и спиритизм – никоем образом не могут считаться грехом. Это, скорее, наука. Наука и практика по общению с развоплощёнными душами. Но помимо науки – это ещё и особая форма религии. Ведь большинство медиумов люди верующие, причём глубоко верующие. В занятиях спиритизмом решительно нет никакого греха. Возьмите, например, Александра Аксакова – главного вдохновителя и проповедника русской спиритической школы, он ведь всю свою жизнь был крайне воцерковлённым человеком. Но помимо веры, религии и церкви он почитал науку. И пытался дать научное обоснование спиритуализму.
– Хорошо, хорошо, – заискивающе кивала она. – Хотите, батюшка, чаю? А может, выпить или закусить? А то разговор-то у нас, как я погляжу, долгий. А вы, небось, проголодались?
– Извольте. Выпью, – согласился он. – Сегодня как-то сыро на улице. Выпью. Отчего бы не выпить. А после я всё обстоятельно и расскажу.
Через несколько минут они оба сидели в кабинете Татьяны Николаевны, где шустрая прислуга уже сервировала стол. На столе стоял графинчик с анисовой водкой, смородиновая настойка, пироги с визигой, шаньги с творогом, кусок Пармской ветчины, сыр, фрукты и белые грибы. Консультант Григорий с удовольствием откушал водочки и закусил изрядно, а после повёл неспешную беседу.
– Скажите, ваш супруг согласится присутствовать на спиритических сеансах?
– Я, право, не знаю, – она обескуражено пожала плечами.
– Нам непременно надо его заинтересовать этим действом.
– А зачем?
– Затем, что во время сеанса может прийти душа его, давно почившего родственника. И сказать нечто такое, что навсегда отвернет его от прочих дам и направит на путь истинный.