Живи сейчас

– Мне вас очень жаль, – начал я, протягивая Стиву свой носовой платок, чтобы он вытер кровь, тёкшую из носа и из рассечённой брови. – И я искренне желаю каждому из вас найти занятие поинтереснее, чем пьянки, драки и другие вещи, которые никак не способствуют вашему развитию, а лишь пагубно на вас влияют. Я верю, что в вас есть что-то доброе, что вы можете делать что-то полезное для общества и интересное для себя. И если я смогу вам чем-нибудь помочь, то буду очень рад. И прости меня, Стив, за драку, но шрамы украшают мужчину, значит, мы с тобой теперь вообще красавцы (у меня была негубокая царапина на щеке), девки, как ты говоришь, будут все наши, уж простите, ребята, – улыбнулся я, обращаясь к друзьям Стива. – Прощайте! – сказал я, уже уходя прочь.

– Постой! – услышал я голос Стива, который заставил меня остановиться и развернуться. – Ты тоже прости меня, Картер! Прости всех нас! Ты очень крутой, это действительно так. Я тебя всё так же ненавижу, но понимаю, почему все тёлки в мире тащатся от тебя. Ты сильный и благородный. Я не такой и не хочу быть таким, как ты. Это слишком скучно. Я не перестал тебя презирать, но начал уважать, – признался он. – Давай объявим тихое перемирие, а?

– Конечно, давай! – незамедлительно ответил я.

Я подошёл к ребятам и протянул руку сначала Стиву, а потом и остальным парням, узнал, что их зовут Рик и Зак.

– Ну, всё, теперь уж точно прощайте! Обещаю не уводить ваших девушек, не беспокойтесь.

– Фейт можешь занимать. Всё равно здесь ей точно нет ровни. Может, хоть ты сможешь стать ей достойной парой. Только смотри, не обижай её, понял? – совершенно неожиданно добавил Стив. – Я ничего не смыслю в музыке, но она буквально спасла мою сестру от самоубийства, я её очень уважаю и понимаю, что ей как раз и нужен кто-то такой благородный, у нас в городе таких нет.

– Спасибо за разрешение, за доверие и за веру! Но всё-таки мы как-нибудь сами разберёмся, ладно? Обещаю, что никогда её не обижу, а всё остальное уже личное. Пока! – вот теперь у меня уж точно получится уйти.

– Пока, суперзвезда! – ответил Стив и засмеялся, его подхватили и Рик с Заокм, но это был уже не злой смех, хоть они меня и ненавидят, как говорят, но всё-таки, мне кажется, что мы друг друга поняли.

Царапина на щеке была хоть и неглубокая, но всё же обработать её было нужно, поэтому я отправился в аптеку. По дороге я не встретил ни души, чему, если честно, был очень рад.

И в аптеке посетителей не было, Луи, как и в день нашего знакомства, сидел за прилавком и что-то читал. Когда я вошёл, он поднял на меня глаза, улыбнулся и отложил книгу, заметив страницу, на которой остановился.

– Здравствуй, Картер! – поприветсвовал он меня. – Тебе, наверно, нужно продезинфицировать рану? Заходи ко мне, – предложил Луи, приглашая меня пройти за прилавок.

– Здравствуйте! – ответил я. – Спасибо, да, я бы хотел немного замести следы небольшого конфликта, – говорил я, заходя к Луи.

– Не в моих правилах задавать много вопросов, но если захочешь, то я всегда буду рад поговорить с тобой. Вот, продезинфицируй царапину и помажь вот этой мазью, – сказал Луи, ставя передо мной перекись водорода и какую-то мазь, а ещё дал маленькое зеркальце. – Мгновенно всё затянется, хотя шрамы действительно украшают, но не бойся, никакого шрама не будет, рана неглубокая, видимо, больше досталось тому, с кем ты дрался.

– Спасибо большое за помощь! – сказал я, закончив лечебные процедуры. – Если честно, то мне очень стыдно за последние сорок минут своей жизни, я столько глупостей натворил. Конечно, я никогда не жалею о прошлом, потому что в этом просто нет смысла, к тому же, скорее всего, я сделал бы всё точно так же, если бы даже появилась возможность прожить эти минуты ещё раз, потому что я такой, какой есть, стараюсь работать над собой, но иногда мои мысли и поступки совсем не идеальны, часто я злюсь на себя самого, и положение усугубляется, так произошло и сегодня.

Луи сидел на стуле напротив меня и внимательно слушал, и я знал, что могу рассказать ему всё, как на исповеди, почему-то я доверял этому доброму, повидавшему, как казалось, всё на свете старику. Мы едва знакомы, но с ним так легко, как будто мы знаем друг друга уже много лет и как будто между нами нет десятилетий.

– Знаешь, когда я был молод, часто дрался, – Луи посмотрел наверх и слегка всторону, так люди обычно делают, когда что-то вспоминают, в такие моменты у них в голове рисуются картинки из прошлого. – Нет, я не был хулиганом, скорее, наоборот, я пытался как-то противостоять тем, кто вносил смуту в размеренную школьную и общественную жизнь. Мне казалось, что всё можно разрешить физически, но в старших классах я осознал, что по-настоящему действенны только разговоры, действие победы в драке недолгосрочно, слова имеют больший вес. Часто кажется, что по-хорошему человек не поймёт, но на самом деле так очень редко бывает, обычно люди всё-таки способны к диалогу, с ними можно нормально поговорить, драка же может даже подлить масла в огонь. Конечно, бывают исключения, как и из всего в нашей такой многогранной жизни, но всё-таки начинать стоит с разговора. Хотя не всегда получается, конечно, – Луи задумался, – разные бывают ситуации, разные бывают люди.

– Можно я всё Вам расскажу? У Вас есть время? – выпалил я, даже сам не ожидал услышать свой голос.

– Конечно, Картер, – Луи посмотрел мне прямо в глаза, – как и говорил, я всегда открыт для общения с тобой. А насчёт времени, уже давно у меня его море, даже океан, и я так рад, когда его хочет занять такой молодой человек как ты. Я весь во внимании.

– Мне очень многим хочется с Вами поделиться, поэтому я даже не знаю, с чего начать, – признался я.

– У нас много времени, Картер, рассказывай всё, что хочешь.

– Хорошо. Спасибо за поддержку! Начну, наверно, с сегодняшнего вечера, если что, буду возвращаться немного назад, – говорил я Луи, но не только, самому себе тоже, я чувствовал, что после нашего разговора на душе станет спокойнее. – Сегодня Фейт, Мартин, его братишка и сестричка, я и наши родители были приглашены на ужин к Кейт и её родителям, – начал я. – Кейт вернулась домой, и мы решили отпраздновать это долгожданное событие в более узком кругу, чем вчера. Всё было просто замечательно, но потом меня передёрнуло, я выбежал из дома, добежал до реки, хотел посидеть и подумать, но тут пришли какие-то парни, мы повздорили, подрались, потом более-менее помирились, и вот я здесь, – на одном дыхании, всё ускоряясь и ускоряясь, проговорил я.

– Так, Картер, успокойся, – невозмутимо спокойным, но таким внимательным голосом произнёс Луи, – всё в порядке, за тобой никто не гонится, просто представь, что тебе удалось найти укромное местечко, чтобы спокойно посидеть и подумать. Если хочешь, можешь побыть на складе, чтобы я тебе не мешал? Сделать тебе чай или кофе, – Луи начал привставать.

– Нет, нет, не уходите, – абсолютно искренне попросил я, вскакивая за ним и положив свою руку на его руку, которой он оперелся о стол, чтобы встать. – Останьтесь, пожалуйста. Вы мне очень нужны. Я не хочу ни чай, ни кофе, просто хочу поговорить с Вами, если можно. Мне уже гораздо лучше, Вы несомненно исцеляете людей, – мы переглянулись и улыбнулись друг другу, – во всех смыслах этого слова, – добавил я.

– Хорошо, Картер, – согласился Луи, снова садясь на стул, – главное, не волнуйся и не переживай. Лучше рассказывай, – от него исходило такое тепло, что я действительно чувствовал, как всё постепенно приходит в норму.

– Если честно, то я ещё никому не рассказывал об этом. Конечно, когда ты «звезда мирового масштаба», как меня сегодня (хотя, впрочем, не только сегодня) назвали, трудно оставить в секрете какие-то стороны своей жизни, поклонники и СМИ душу готовы продать, только чтобы узнать какой зубной пастой я чищу зубы, а уж о более важных вещах и говорить не стоит. Но всё-таки есть у нашей семьи история, которая всегда в нас, но кроме самых близких родственников и знакомых её никто не знает. Я всегда с большой болью вспоминаю об этом, но это происходи каждый день, потому что по-другому просто не может быть, никакая печаль в моих словах не сможет передать всё то, что действительно съедает нас с родителями изнутри, – я глубоко вдохнул и так же глубоко выдохнул. – В общем, я был вторым ребёнком в семье. Когда я родился, моей сестре Луз было два года, мы так любили друг друга, у нас была настоящая дружная и любящая семья, но в семилетнем возрасте моя Луси, как я её называл, потому что не выговаривал букву «з», очень сильно простудилась, серьёзно заболела, а потом так же внезапно умерла. Мы все так верили в чудо, но его не произошло, и мы потеряли нашу Луз, наше солнышко и путеводную звёздочку. Конечно, это была невыносимая трагедия для всех нас, но вместе мы как-то смогли через это пройти. Мама говорит, что, если бы у них с папой не было меня, они бы действительно отчаились, потеряли бы смысл жизни, но я их спас. Если честно, то мне кажется, что мама и папа всё равно преодолели бы всё вместе, со всем бы справились. Вслух мы говорим об этом только в годовщину смерти Луз, вспоминаем самые светлые моменты. На кладбище мы бываем часто, но обычно там молчим. И вот иногда живущая во мне боль трансформируется и превращается в злость, злость на тех людей, которым удалось победить ту или иную болезнь. Вот почему они живы, а моя сестра нет? Почему? – я поднял вверх глаза, но тут же опустил, кулаки самопроизвольно сжались, но я смог их разжать. – Практически сразу подобные мысли становятся мне отвратительны, злость обращается ко мне же самому, я не могу себя контролировать и в такие моменты всегда стараюсь уединиться, чтобы не натворить глупостей. Такое было уже четыре раза, не считая этот, и меня это действительно выбивает из колеи, а контролю эти состояния не поддаются. Мне самому себе стыдно признаться в таком, но Вам я доверяю и в данный момент даже больше, чем себе, – закончил я уже тише и гораздо спокойнее.

– Спасибо тебе, Картер, за твоё доверие, за то, что смог мне открыться, – таким же тихим голосом отвечал Луи. – Да, порой наша жизнь несправедлива, часто даже жестока, непонятна и необъяснима. С годами мы всё больше и больше смиряемся с тем, что она неидеальна, меньше сопротивляемся, реже пытаемся противостоять несправедливости, просто потому что от частых сопротивлений в юношестве и зрелости к старости силы потихоньку иссякают, но сердце и душа не перестают болеть, они всё так же чувтвуют. Тебе всего шестнадцать лет, ты ещё очень молод и пылок, тебе хочется, чтобы всё было правильно и справедливо, но такого, увы, никогда не будет, хотя без борцов за правду мир бы уже давно перестал существовать. Добрых сердец всё-таки больше, поэтому мы ещё живём, пусть сами не всегда поступаем правильно, пусть иногда нас посещают мысли, за которые нам крайне стыдно, но если мы стремимся к тому, чтобы быть лучше, то значит, не всё ещё потеряно. Да, часто не в наших силах изменить ход событий, мы злимся на себя, на весь мир от своей беспомощности, от того, что ничего не можем сделать. Злимся на сделанный кем-то выбор, который для нас кажется непонятным и несправедливым. Но я верю, что всё неслучайно, всё для чего-то и ради чего-то, всё не зря. Мне очень приятно, что ты такой, Картер, такой чувствующий, размышляющий, такой мудрый. Никто неидеален, но, даже приводя свои мысли в порядок, мы делаем мир чуточку лучше, ради этого и живём. Дурные мысли иногда посещают каждого из нас, и не всегда верные поступки тоже совершают все, потому что невозможно всегда быть безукоризненным, главное, как мы ко всему этому относимся, какие делаем выводы, к чему нас это в итоге приводит. Я уверен, что ты светлый человек, правда, профессия у тебя сложная в плане сохранения чистоты души и искренности поступков, но я уверен, что ты не сильно будешь поддаваться влиянию извне и сохранишь в себе человека с таким же большим сердцем, как сейчас. Взрослей и старей помедленнее, становись мудрее, но не черствей, будь честен перед самим собой и окружающими, тогда тебе будет гораздо легче, но иногда всё равно будет тяжело, без этого никак.

– Спасибо большое за всё, Луи! Спасибо! Мне всегда казалось, что всякие размышления о жизни ни к чему не приводят, особенно, если это не твои размышления. Просто, наверно, я не так серьёзно отнисился к ним, потому что в основном слышал всякие высокие мысли от своих ровестников или людей немного постарше, иногда взрослых, но когда слышишь то, что думает о жизни человек, который прожил в разы больше, чем ты, впитываешь каждое слово, с чем-то соглашаешься, в чём-то хочешь разобраться, потому что в силу возраста и недостатка опыта не можешь прочувствовать всё на сто процентов, но сохраняешь всю полученную информацию, она сразу начинает действовать и расставлять всё на свои места. Простите, пожалуйста, мои слова спутанны и непонятны, наверно, но я безумно счастлив, что состоялся наш разговор, мне кажется, я буду всю жизнь помнить о нём и буду очень стараться остаться человеком, хотя бы приблизиться к Вашему восприятию мира, к Вашей глубине души, – с чувством ответил я. – Я понял, что должен сделать сейчас, именно сейчас, я должен быть честен перед самим собой и окружающими меня людьми, дорогими людьми. Можно я постараюсь исправить часть того, что натворил за последние полтора часа?

– Конечно, Картер, беги, сынок, – с улыбкой сказал Луи. – Спасибо и тебе! И знай, что я всегда тебе рад. Передавай огромный привет всем, к кому сейчас побежишь. Надеюсь не видеть вас в моём заведении по назначению, а просто так приходите всегда, буду вас очень ждать.

Мы обнялись, и я почувтвовал невероятную силу в этом невысокого роста и худом старике.

– До встречи, Луи! – прокричал я, выбегая из двери, его ответ я уже не услышал, хотя чувствовал, что он сказал что-то доброе.

Когда я прибежал в дом Кейт, все сидели в гостиной, смотрели телевозор и разговаривали. Заметив меня, они замерли на мгновение, но потом выдохнули и улыбнулись.

– Я же говорил, что он вернётся и споёт нам, – сказал Мартин, протягивая мне гитару. – Мы тебя очень ждали, – добавил он. Да, кстати, Мартин всё-таки стал обращаться к нам с Фейт на «ты».

Если честно, то приёма лучше в сложившейся ситуации просто невозможно представить, серьёзный разговор можно на время отложить.

– Да, да, мы тебя очень ждали, – повторили двойняшки, усаживаясь на подушки, которые лежали на полу перед диваном, – а то уже устали слушать Мартина, а Фейт не захотела нам спеть, и тут я заметил, что вот как раз её в комнате нет. Мне так хотелось её найти, так хотелось, чтобы она просто была рядом, но я не мог снова сбежать, поэтому, взяв себя в руки, я сел на стул, стоявший в центре гостиной перед телевизором, который только что выключила Кейт и села на диван между своими родителями, улыбнулся и начал петь.

Мне показалось, что эти пять песен были бесконечны. Нет, не подумайте, мне очень нравится исполнять песни, тем более свои, но сейчас мне хотелось поскорее найти Фейт, я всё время думал об этом, хотя, надеюсь, мой сценический опыт помог мне это скрыть, надеюсь, что все просто слушали меня. Почти с самого начала мы пели хором, атмосфера была чудесная, но мне была нужна Фейт, и только она.

Доиграв финальный проигрыш пятой песни, я попросил прощения, сказал, что мне нужно проветриться, пообещал, что больше не исчезну надолго, взял свой телефон, который всё это время лежал на обеденном столе, – а я-то думал, почему мне никто не звонит, – и уже был переполнен пропущенными звонками, на которые последнее время я очень редко отвечал, и вышел на улицу. Было уже почти совсем темно, я набрал номер Фейт и сразу же услышал её голос.

– Да, Картер. Ты вернулся? – спросила она.

– Да, Фейт. Я вернулся. А где ты? – спросил я в ответ.

– Совсем близко, – услышал я её ответ, только не в телефонной трубке, а за спиной.

Я развернулся и как будто воскрес. Оказывается, мне было достаточно только лишь увидеть Фейт, чтобы окочательно проветрить свои мысли. Мы стояли на таком расстоянии, что чувствовали тепло наших тел, но не касались друг друга.

– Я хочу рассказать это всем, – ответил я на её немой вопрос.

Фейт развернулась, открыла входную дверь, и стала заходить в дом, я последовал за ней. Фейт села на диван рядом со своим отцом и посмотрела на меня, и я понял, что вот теперь всё только в моих руках. Мартин как раз закончил играть на гитаре очередную мелодию, у него, кстати, действительно круто получается, и я обратил внимание на себя, сказал, что хочу объясниться. Мартин уступил мне место прямо в центре гостиной, и, оказавшись там и чувствуя, что на меня сейчас молчаливо смотрят глаза дорогих для меня людей, я очень сильно занервничал, так, как даже не переживаю на своих концертах, где нахожусь под пристальным вниманием тысяч человек, в общем, я почувствовал себя практически полностью духовно обнажённым, тепер следовало довести дело до конца и обнажиться полностью. Я сделал глубокий вдох и выдох и практически на одном дыхании, но, вроде бы, довольно размеренно рассказал всё, что со мной произошло за время моего отсутствия, как только смог, поделился всеми мыслями и переживаниями, которые меня посетили. И знаете, сразу стало так легко. После моего монолога всё для меня было немного в тумане, но я точно помню добрые глаза всех, кто был в доме, помню совместные объятия, свет и теплоту. Наверно, вот как-то так просто всё и должно быть в кругу близких людей, честно и без лишней мишуры, сели и поговорили, пуслушали друг друга.

Вместе с нашими родителями мы вышли из дома Кейт примерно в девять часов вечера. Родители сразу пошли домой, а мы решили немного прогуляться, вернее, Фейт сказала, что хочет меня с кем-то позакомить.

– Знаешь, если честно, я сейчас не настроен на новые знакомства, я немного измотан, хочу просто пройтись, может быть, даже помолчать. Хотя буду очень рад, если ты мне что-нибудь расскажешь. Просто я устал, правда. Редко даже сам себе в этом признаюсь, не говоря уже об окружающих, но сейчас это действительно так, – сказал я, когда мы остались одни.

– Я всё понимаю, Картер, но эта встреча тебе сейчас только поможет, я уверена, – и она улыбнулась, как же можно так обворожительно улыбаться.

Как я и хотел, мы просто шли и молчали. Фейт не сказала мне, куда именно мы направляемся, решила, пусть будет сюрприз. Слава Богу, что расстояния здесь маленькие, до любого места идти максимум полчаса, поэтому я знал, что я всё скоро узнаю, не стал выпытывать информацию у Фейт, хотя, конечно же, несколько часов я бы не вытерпел.

Мы шли по улицам, которые стали для меня почти родными, а потом свернули на подъездную дорожку к дому, который я раньше не замечал, иногда мы долго не обращаем внимания на значимое. Но потом почему-то пошли не к дому, а к гаражу, такому же серенькому и аккуратному. Я не задавал лишних вопросов, знал, что, когда будет нужно, всё узнаю. Фейт постучала в дверь, и секунд через десять она распахнулась. Перед нами стоял статный высокий мужчина, на вид ему лет семьдесят (хотя потом я узнал, что ему гораздо больше, добрые люди всегда выглядят моложе, наверно, вы замечали это), но с первого взгляда в нём чувствуется такое благородство, что язык не повернётся назвать его стариком или дедушкой, хотя, конечно, в этих словах я не вижу ничего обидного, просто ему они совсем не подходят.

– О, Фейт, дорогая, здравствуй! Проходите, пожалуйста, – он распахнул дверь шире и пригласил нас к себе. – Не ожидал увидеть тебя в столь поздний час и не одну, обычно ты приходишь раньше и без друзей, – он расплылся в по-истине голливудской улыбке, я был поражён, честное слово, с каждым мгновением я влюблялся в этого человека всё больше и больше, хотя пока даже не знал его имени.

– Здравствуйте, Мистер Питерс! Да, простите, пожалуйста, за столь поздний визит, но я очень хотела познакомить Вас с моим другом, – она посмотрела на меня. – Мистер Питерс, это Картер Джонс, мой друг, вместе со своими родителями Тейлор и Тейлор Джонс он приехал к нам с папой на лето. Картер, это Мистер Питерс, невероятно талантливый фотограф и просто замечательный человек, – представила нас друг другу Фейт.

– Очень приятно, – сказали мы в унисон, пожимая друг другу руки.

– А твой отец случайно не вырос здесь? – спросил меня Мистер Питерс.

– Да, Вы правы, мой папа жил здесь в детстве, они были лучшими друзьями с папой Фейт, – ответил я, мне было очень приятно, что Мистер Питерс знает моего отца.

– Да, славные были ребята, а сейчас достойные люди. Хоть я давно не видел твоего отца, но уверен, что он настоящий мужчина, другой бы не смог воспитать такого сына. Фейт с плохими людьми не дружит. Я бы даже сказал, что и не все хорошие становятся её друзьями, это должны быть исключительные люди с большими сердцами, – мы с Фейт, конечно, засмущались оба, но Мистер Питерс тут же разрядил обстановку, – мне самому так ценна дружба с ней, осознавать себя исключительным довольно приятно, – мы засмеялись. – Ах, что же я, присаживайтесь, – предложил нам Мистер Питерс.

Все втроём мы сели за небольшой круглый стол, стоявший в углу недалеко от входной двери. И только сейчас я смог оглядеть то место, где мы находились. Это небольшое, но крайне уютное помещение было буквально всё в фотографиях. Фотографии висели в рамочках на стенах, были прикреплены прищепками к художественно натянутым верёвкам. Фотографии лежали на столе, на полках единственного здесь шкафа, на тумбочке, в общем, они были везде. Вообще в гараже было всё пропитано духом фотографии как искусства, и я вспомил, что в самом начале нашего знакомства Фейт рассказывала мне про Мистера Питерса и обещала с ним познакомить, а, как известно, Фейт свои обещания держит.

– Может быть, вы хотите попить чай или поесть? – спросил Мистер Питерс.

– Нет, нет, спасибо! – ответили мы в один голос и засмеялись.

– Просто мы только что были на ужине у Хемилтонов, спасибо! – пояснила Фейт. – А Вы сами не голодны?

– Нет, я не голоден, и рад, что и вы сыты, а то у меня довольно скудные запасы еды, но для вас я бы обязательно что-нибудь придумал, если бы вы захотели, конечно. Как там Кейт и её родители? – спросил Мистер Питерс.

– Они замечательные! Очень рады, что, наконец-то, дома, и свято верят, что болезнь не вернётся. И мы тоже в это верим, – ответила Фейт.

– Да, конечно, а как же иначе. Я слышал, вы устроили какую-то грандиозную встречу для Хемилтонов? – спросил Мистер Питерс. – Простите, что не помог вам в этом важном деле: хоть я и не люблю говорить о всяких болячках, но я неважно чувствовал себя последние две недели. Зато теперь со мной всё отлично, и я в полном вашем распоряжени, – улыбнулся он.

– Простите меня, Мистер Питерс, – взволнованно начала Фейт, – я не знала, что Вам не здоровилось, так бы я обязательно Вас навещала почаще, простите. Но я очень рада, что сейчас Вам лучше, и Вы уже работаете.

Было видно, что Фейт действительно переживала, но Мистер Питерс поспешил её успокоить:

– Фейт, милая, да ты что, конечно, я всегда чувствую твою поддержку, даже когда тебя нет рядом, она греет мне душу и очень сильно помогает. Я даже рад, что вы пришли тогда, когда я могу достойно вас принять. Лучше расскажите мне поподробнее, что вы там придумали такое? Вы ведь практически весь город привлекли, да? – с неподдельным интересом спросил Мистер Питерс.

Мы с Фейт рассказали ему обо всём, начиная с обсуждения идей и заканчивая вчерашним вечером. Так было здорово вспомнить всё это вот так вслух.

Мистер Питерс в свою очередь рассказал нам про свою жизнь, конечно, очень кратко, ведь невозможно вместить девяносто лет жизни в полчаса, но, как бы там ни было, рассказ получился невероятно интересным, я вдыхал каждое слово, удивительная жизнь. Мистер Питерс родился здесь, конечно, в детстве его представления о будущей профессии менялись не раз, но в старших классах он окончательно решил стать фотографом, уехал учиться делу всей своей жизни в Нью-Йорк, где и познакомился со своей будущей и единственной женой, она была редактором журнала, где стажировался Мистер Питерс. У них родились три сына, а потом и пять внуков и внучек, у троих из которых уже есть свои дети. Мистер Питерс занимался фотографией для глянцевых журналов, фотографировал на модных показах, в общем, крутился в мире моды. Иногда были очень напряжённые в плане работы времена, но он всегда был уверен в том, что всё будет хорошо, потому что рядом с ним была его милая Маргарет, потом дети, а затем и внуки и правнуки. Когда у детей уже появились свои семьи, Мистер и Миссис Питерс приехали на его родину, где они продолжали счастливо жить, занимаясь любимыми делами, а летом принимали у себя своих детей, внуков и правнуков, иногда ездили к ним сами. Два года назад супруга Мистера Питерса умерла. Это событие стало для него тяжёлым ударом, ведь они так любили друг друга, но ему помогли люди, в частности, Фейт, которая осветила и обогрела его душу, а также занятие фотографией, к которому после смерти Маргарет он абсолютно потерял интерес, но, опять же, Фейт помогла ему снова научиться радоваться тому, что нравилось когда-то, тому, что нравится.