По праву крови

– Офицер Чан, – представился он и протянул мне стопку сложенной тюремной одежды. – Мисс Демаре, вам необходимо переодеться.

Я смерила его презрительным взглядом и коротко ответила:

– Нет.

– Таковы правила.

– Пока мне не разъяснят, по каким обвинениям меня задержали и кто отдал приказ о задержании, я ничего не буду говорить или делать.

– Я не уполномочен давать подобные разъяснения.

– Так позови того, кто уполномочен.

Чан учтиво склонил голову и покинул камеру, оставив одежду на краю койки. Я продолжила ходить по камере, пока дверь снова не распахнулась, и внутрь не влетел Кирон.

– Переодевайся! – он схватил с койки робу и швырнул в меня.

Одежда упала на пол, я лишь проводила её взглядом.

– Нет.

– Я не стану повторять.

– А я не стану переодеваться.

Кирон шагнул ко мне. Чан возле двери напрягся, видимо, взрывной нрав Кирона был ему хорошо знаком.

– Мне переодеть тебя? – вкрадчивым голосом спросил Кирон, находясь на неприлично близком расстоянии.

– Только попробуй.

Он схватил меня за воротник куртки и резко сдёрнул её вниз, я едва удержалась на ногах, чтобы не свалиться на пол.

– Офицер Кирон… – начал было Чан, но осёкся, стоило Кирону бросить в его сторону грозный взгляд.

– Мне продолжать?

Я молча смотрела на него, не двигаясь с места. Из-за блокирующего сигила, который нанесли мне на шею, я не могла использовать силу, но теоретически я могла бы попробовать обратиться к магии крови. Был небольшой шанс, что эта сила могла пробиться. Кирон принялся расшнуровывать ворот моего платья, в этот момент я отклонилась, чтобы ударить его. Он не ожидал и не успел вовремя увернуться. Оказывается, бить кого-то головой в лицо – это очень больно. Перед глазами заплясали звезды, и я отступила на шаг. Однако, это сработало, Кирон коснулся разбитой губы. Я быстро потянулась к нему и смазала кровь пальцем, затем так же быстро, пока инквизиторы не успели среагировать, я коснулась этим пальцем своих губ. Как только я ощутила вкус его крови, я также испытала короткий прилив силы и власти над ним. Я направила энергию в его тело, наполняя болью. Кирон пошатнулся и сделал несколько шагов прочь от меня, его скрутила судорога. Чан молниеносно заключил меня в парализующий круг, но круг не прервал мою связь с Кироном, по-прежнему корчившимся в агонии. Кирон сделал над собой усилие, превозмогая боль, выпрямился и занёс руку для удара. Ладонь с силой обрушилась на мою щеку. Я отлетела на пол и врезалась плечом в деревянную койку у стены. Глаза стал застилать туман, в голове зазвенел колокол. Я потеряла концентрацию и связь с его кровью.

– Ты… – выдохнул Кирон. – Ты только что подписала себе приговор.

Он рывком поднял меня за локоть и швырнул на кровать. Чан снял с меня паралич.

– Анна Демаре, вы обвиняетесь в использовании запрещенной магии крови при двух свидетелях.

– Что ж… – я прикоснулась к ушибленной щеке и пожала плечами, – я уже в камере.

– Офицер Чан, вы засвидетельствовали применение магии крови? – Кирон не отрывал от меня разъярённого взгляда.

Чан неуверенно кивнул.

– Да, капитан.

Кирон склонился надо мной, чтобы тихо сказать:

– Это было очень опрометчиво, глупо. Если раньше я мог тебе помочь, то теперь ты сама выкопала себе яму, – он выпрямился. – Переодевайся. У тебя пять минут.

Кирон и Чан покинули камеру. Когда через пять минут Кирон вернулся, я оставалась сидеть, не двинувшись с места.

– Своим упрямством ты ничего не добьёшься.

– Я хочу узнать, на каких основаниях меня арестовали?

– Желаете говорить официально, мисс Демаре? – Кирон усмехнулся. – Что ж… – он заложил руки за спину. – Анна Демаре, на основании имеющихся свидетельств и доказательств, Вы обвиняетесь в незаконном использовании магии крови, сотрудничестве с террористической мятежной группой, сокрытии документов подлежащих конфискации Инквизицией, а также нападении на офицера Инквизиции при исполнении. Дважды.

– Первый раз ты был не при исполнении. И я не сотрудничала с мятежниками…

Лицо Кирона расплылось в злой ухмылке.

– О, дорогая, ты совсем ничего не знаешь о том, кого пускаешь в свою постель?

Я ничего не ответила, хмуро глядя ему в глаза. Что он имел в виду?

– Таким образом, – продолжил Кирон официальным тоном, – на основании предъявленных обвинений Вы подлежите задержанию с дальнейшей дачей показаний и заключением под стражу до вынесения решения совета или суда Инквизиции. Все ли вышесказанное Вам понятно?

Я молчала. Кирон повторил последний вопрос ещё раз.

– Да, я поняла.

– Теперь прошу Вас переодеться и сдать все имеющиеся у Вас личные вещи на хранение.

До меня стало доходить осознание того, что я не скоро покину эту камеру. Все было куда серьезнее, чем я предполагала. Кирон пристально наблюдал за мной.

– Хорошо, – наконец, сдалась я.

Кирон покинул камеру, вбивая каблуки сапог в каменный пол с такой силой, будто хотел проломить его. Я неохотно сняла свою одежду и облачилась в штаны и рубашку из грубой серой ткани. Кирон вернулся, когда я складывала свою одежду.

– Украшения тоже, – указал он.

Я сняла серьги, кольца и кулон. Кирона внимательно осмотрел меня и удовлетворительно кивнул. Он забрал мои вещи и оставил меня. Я опустилась на кровать и обхватила голову руками. В ней пульсировала боль после удара и от напряжения последних часов. Мной овладело отчаяние. Я действительно была под стражей в тюрьме инквизиции. Будоражащая энергичность схлынула, оставив после себя тугой узел тревоги. Я легла и закрыла глаза, гоня прочь самые мрачные мысли. Сон казался мне благословением, чтобы не думать о то, что меня ждёт, вот только он никак не шёл. Мне почти удалось забыться, когда дверь снова скрежетнула по полу. Кирон вошёл неспешно – прямо дива на сцене. Он поправил куртку и улыбнулся.

Я села на койке, потёрла глаза.– Как поживаешь в новых апартаментах? Не слишком скромно?

– Если ты пришёл разыгрывать спектакль, я тебе не зритель.

Кирон подошёл ближе, его тихий голос намеренно приправленный хрипотцой, заставил дрожь отвращения прокатиться по моей спине:

– О, но ты – главная героиня, – он легонько провёл пальцами по спинке стула, будто проверяя пыль, и подняв взгляд на меня, продолжил, чуть громче. – И, кажется, ты забыла свою роль…

Я вскочила с койки, в пару шагов ретировалась в самый дальний от него угол.

– Не подходи ко мне.

Кирон притворно огорчился, развёл руки в стороны.

– Так холодно? А я принёс подарок, – он достал из кармана браслет, тот самый – ключ от криптекса, видимо, забрал при обыске, – Твой отец подарил, да?

– Если он тебе так нравится, оставь на память. Я вижу, твоя фиксация на нём граничит с клептоманией.

Он игриво подбросил его, поймал, ловко покрутил между пальцев.

– Надо признать, я привязался.

– Я хочу поговорить с Оливией или её отцом, – я решила перевести тему, не давая ему возможности продолжить его игру.

– Зачем? – с улыбкой спросил он, неспешно кружа по камере.

Отец Оливии был потомственным юристом. Я рассчитывала получить его поддержку в своей деликатной ситуации.

– Господин Алькасар будет моим представителем в суде.

Кирон искренне расхохотался, затем приблизился вплотную и, глядя на меня сверху вниз, проворковал:

– Конечно… если ты будешь хорошо себя вести.

– Я похоже на пятилетку, чтобы со мной так разговаривать? – прорычала я, взбешённая его снисходительным тоном.

– Может быть, – гадкая ухмылка скривила его губы.

– Думаю, Оливии было бы жуть как интересно посмотреть на эту твою сторону.

При упоминании Оливии он слегка отстранился.

– О, моя милая, трепетная Оливия. Добрая душа. Верит, что я "работая допоздна не покладая рук, стерегу покой и порядок на улицах города", – в его голосе звучала приторная мягкость. Он посмотрел на свои пальцы и сжал их в кулак. – И она права. Я стерегу покой и порядок. В городе. В Инквизиции. А вот твои забеги по лесам совсем не вписываются в определение покоя.

– Я в поход ходила. Развеяться.

– Развеялась? Понравилась наша зверушка?

В груди у меня будто кислоту разлили.

– Вы используете эфирных?! – мой голос дрогнул.

Кирон не ответил на мой вопрос, вместо этого он вернулся к своей теме:

– Где документы, Анна?

– Без понятия. Я их отправила путешествовать по другой реальности.

Кирон вдруг резко прижал браслет к моей груди, и я вздрогнула, вспомнив обжигающую боль от его прошлых фокусов с ним.

– Врёшь, – шептал он, губы почти касаются моего уха. – И мне очень не нравится, когда лгут.

– Отпусти!Я упёрлась кулаком в его плечо в попытке оттолкнуть, он перехватил мою руку, я усилила нажим в неравной схватке.

Он снова засмеялся, мягко отвёл мою руку и прижал её к стене.

– Какая резкость… – ласково промурлыкал он, его пальцы скользили по моей ладони, будто изучая линии. – Ты же умная. Думаешь, я просто так играю с тобой? Нет. Я даю тебе выбор, – внезапно сжал мои пальцы – не больно, но ощутимо. – Документы… или будем играть в ту игру, где одна сторона ломается.

Я дернулась в его хватке, ярость бурлила внутри.

–Ты…

Он перебил меня тихим шёпотом:

– Ш-ш-ш… Не спеши, – отвёл мою руку, вложил браслет в ладонь и закрыл мои пальцы своими. – Держи. На время, – пробежал большим пальцем по моим костяшкам. – Завтра я спрошу снова. И если ответа не будет… – внезапно схватил меня за подбородок – …мы займемся чем-то поинтереснее.

Я наконец вырвалась, браслет звякнул об пол.

– Ты больной ублюдок.

Кирон наклонился, поднял браслет и положил его на койку, рядом с жесткой подушкой.

– Возможно. Профессиональные издержки, знаешь ли. Но я также – твой единственный зритель. И судья.

– И не мечтай! Я требую справедливого разбирательства и суда. Или Инквизиция поддерживает самоуправство?

Его фасад дрогнул, на миг промелькнуло сомнение, но он быстро совладал с собой. Он вдруг наклонился, будто подбирая невидимую нить.

– Суд? – его шёпот обжёг ухо. – Ты получишь свой суд. Вот только твой "защитник"Алькасар… Как думаешь, почему его кабинет теперь в западном крыле?

Мои колени подкосились. Отец Оливии перешёл в обвинители?

– Он подпишет твой приговор своими руками. А Оливия… – Кирон поправил обручальное кольцо. – …будет целовать их на свадьбе. А может быть… При счастливом стечении обстоятельств, её лучшая подруга сможет даже присутствовать на торжестве.

Я впервые не нашлась, что ответить. Если господин Алькасар в тисках контроля инквизиторов, у меня нет никаких шансов. Что у них было такого, чтобы переманить самого рьяного защитника справедливости в городе на свою сторону?

– Спокойной ночи, Анна. Сладких снов… пока они ещё возможны.

Когда дверь закрылась, я сползла на пол у стены и впервые за ночь заплакала.

12. Клубок змей. Александр.

Чтецы подтвердили, что содержимое тайника было в доме Демаре, но после исчезло. Намеренно или нет, Анна умудрилась спрятать документы так, что лучшие из Чтецов не смогли извлечь их обратно. Разговор с ней был утомительным: дерзкая и упрямая. Даже с её отцом было проще договориться, при всей его праведности. Эта же… как осколок стекла в ране. Осколок, причиняющий дьявольскую боль. Кто бы мог подумать, что она решится использовать магию крови в камере Инквизиции! Будет занятно сломить её боевой дух и погасить огонь в этих бесстыдных синих глазах.

– Капитан Кирон.

Мерный стук трости за спиной оповестил о приближении Дирака.

(Только тебя мне не хватало.)

Пришлось остановиться и повернуться, чтобы узреть его ненавистное лицо.

– Генерал Дирак, – я отсалютовал. – Чем могу служить?

– Мне доложили, вы задержали Демаре.

(Ну, конечно! Везде свой нос засунешь.)

– Да, генерал.

– Уже допросили?

Дирак всегда говорил нарочито ласково, и эта его манера повышать интонацию в конце фразы раздражала до зубовного скрежета. Кажется, даже штукатурка на стенах начинала крошиться от звуков его голоса.

– Мне так интересно, какие… откровения ты вытянул из этой мятежной птички. Говорят, она весьма… колючая, – пропел он с приторной сладостью.

(Колючая? Уж ты-то, гиена, знаешь толк в обламывании крыльев пташкам.)

– Допросы будут проводиться в установленном порядке, генерал. Пока что мисс Демаре предоставила нам, – я помолчал, – живописные детали своего упрямства.

Клак. Наконечник трости по камню. Шаг ко мне.

– Не затягивай, Кирон. Верни документы и передай тем, кому полагается. Тебе не по чину с ними разбираться. Слишком высокие материи для выскочки. Ты ведь помнишь, что случается с теми, кто лезет не в своё дело?

– О, помню, генерал. Помню каждый урок, – я постарался звучать не слишком мрачно.

(Я помню каждый твой "бесценный"урок.)

– Дело курирует генерал Гловер. И я обязан отчитываться исключительно перед ним.

Дирак приблизился ко мне почти вплотную и выпрямился. Даже с тростью, на которую ему приходилось опираться после того, как скверна эфирных изъела его правую ногу, он всё ещё сохранил ауру надменного превосходства. Его слова прокатились по узкому коридору, отскакивая от пятнистых серых стен.

– Не переоценивай свою защищенность, мальчик. Гловер далеко. А я… я здесь. И я знаю тебя слишком хорошо. Знаю, как ты добываешь информацию. Одна жалоба, один свидетель, – он ткнул мена пальце в грудь и понизил голос, – и твой карточный домик рухнет. Вместе с твоей карьерой, – я старался не отводить взгляда от его бледных глаз рептилии, а он продолжал, дыша на меня вином и пряными травами с мясным душком. – Если ты сломаешь её раньше времени или, не дай бог, потеряешь нить к документам…

– Генерал, генерал, – парировал я, всё же сделав шаг назад и проведя рукой в перчатке по подбородку – ткань источала слабый запах моего одеколона, что меня несказанно порадовало. – Вы преуменьшаете мои скромные таланты. Разве можно потерять то, что уже так красиво спрятано? Документы будут найдены. Анна Демаре сломается. И произойдет это под моим чутким руководством. А вы, – я почтительно кивнул, – можете занять место в партере и наблюдать. Или нет. Мне всё равно. Прошу меня извинить.

Его трость метнулась мне под ноги, я едва успел переступить, чтобы не растянуться на полу, но ругательство сдержать не смог.

– Беги, беги… Ты всегда знал, когда надо отступать. Помнишь, как заползал под койку, когда тебя искали? Я до сих пор чувствую этот запах страха.

(Тварь! Однажды я засуну эту поганую трость в твою глотку!)

Я оправил китель и выпрямился.

– Не понимаю, о чём речь, генерал, – процедил я сквозь зубы.

– Не понимаешь? – произнес он с тихим смешком. – Скоро поймешь, капитан, – сделал особое ударение на звании.

(Знаешь, мразь, что я осведомлён о твоём протежировании. В своих подковёрных играх ты намеренно возвысил меня, чтобы потом дёргать за ниточки, словно марионетку.)

– Когда будешь сидеть в камере напротив своей мятежной пташки, – елейный голос полился в мои уши, когда он снова клацнул по полу, приблизился и смахнул несуществующие пылинки с моего плеча. – Не скромничай. Нам нужны результаты. Быстро. Стены здесь толстые. Кричать можно сколько угодно. Ты ведь помнишь?

Я молчал.

– Кстати… Моя нога сегодня ужасно ноет. Напоминает одного несносного мальчишку.

Я стиснул зубы до боли.

– Это всё, генерал?

– Да, вы свободны, капитан Кирон.

Я соскрёб в кучу остатки гордости и, выпрямившись, устремился прочь, не удостоив Дирака прощальным салютом. Однако старался идти не слишком быстро, чтобы не показать, как сильно я желал оказаться за сотни километров от этой змеи.

Один из младших офицеров сунулся ко мне с докладом, ланью впрыгнул в приветственную стойку, я даже не понял, кто это был, не до него. По мере удаления от эпицентра моей ненависти шаги сами собой становились быстрее. Я бросил дежурившим охранникам распоряжение не пускать посетителей без моего ведома и вылетел за двери быстрее молнии. У входа уже ожидал экипаж. Тяжёлые капли, будто насмехаясь, барабанили по моему защитному кокону. После представления Демаре в камере вытягивать энергию из камня стало тяжело, будто я пытался протолкнуть желе через соломинку – каждое незначительное обращение к силе, как валун с места двигать. Магия крови всегда требовала платы. Я знал об этом в теории, а теперь, благодаря Анне испытал и на практике. Она смогла пробить блокирующий сигил. Неожиданно. Это значит, что прямой физический контакт с кровью действует иначе, не так, как сила кругов. А ещё имеет больший потенциал. Похоже, это как-то связано с паразитической природой сущностей.

(Нужно выбить из Демаре, где документы. Чем скорее я узнаю подробности о происхождении этих тварей, тем больше козырей у меня будет против Дирака.)

Внутри экипажа я с облегчением сбросил кокон и откинулся на сиденье. Запахи мокрой мостовой и хвои просачивались в окно, они остужали мой гнев, холодный воздух немного унял зарождающуюся мигрень.

Вскоре за пеленой дождя показались огни особняка Алькасар – сияющий остров жизни, которой я никогда не пробовал. Моя непутевая мамаша могла только мечтать о роскоши за изящно подстриженными живыми изгородями и коваными воротами. Она жила историями в книжках, покрытая ворохом бумаг в каморке Архива. Она обещала, что однажды переберёмся в уютный домик с садом из конуры, где мы прозябали. Вместо домика я получил койку в кадетском корпусе с наставлением быть сильным и заботиться о себе и других. Кто бы позаботился о том хилом двенадцатилетнем мальчишке? Что же, по крайней мере, кадетов кормили достойной едой, а не жуткой окаменевшей кашей, что готовила мать по утрам. К обеду эта жижа превращалась в зацементированную лепешку, можно было сказать, что в течении дня у меня было разнообразное меню.

Я отбросил мысли о детстве, проглотив привкус желчи от счастливых воспоминаний, выбрался из экипажа и тщательно поправил форму, прежде чем ступить на порог особняка, где меня уже ожидал дворецкий, учтиво склонившись и придерживая для меня дверь.

– Добрый вечер, капитан Кирон.

– Добрый вечер.

Светлый мрамор полов, темное дерево стен, мерцание огней на хрустальных бусинах люстр, запахи цветов, дорогого парфюма и десертов мгновенно захватили меня, окутав иллюзией благополучия. Манящего, соблазнительного, осязаемого, но не для меня. В голове снова и снова звенели слова Дирака, от том, что такое ничтожество не достойно ничего большего, чем миска жидкого супа и порка.

Огромные зеркала в резных рамах обширного фойе поймали моё раздосадованное отражение. Пришлось взять себя в руки и надеть маску радости.

(Радости с привкусом тлена.)

Алькасары жили так, будто завтра не наступит. Завтра, когда надо платить по счетам. Приемы, празднества, подарки – эпитомия беспечности. Сомневаюсь, что моя мягкая, кроглоликая невеста хотя бы раз в жизни испытывала настоящий голод или терзалась сомнениями о том, стоит ли вечером стирать одежду, ведь она может не просохнуть до следующего утра.

(Стоп! Это в прошлом. Я больше не там. Не тот мальчишка, замерзающий в мокрой куртке.)

Шум голосов, звонкий смех, бряцание приборов – пора надевать маску. За дверью в гостиную беззаботная жизнь била ключом. Моё появление было удостоено радостными возгласами Оливии, которая немедленно оторвалась от стайки подружек и мягким облаком в летящих тканях устремилась в мою сторону. До официального бракосочетания мы соблюдали дистанцию, поэтому я формально приложил губы к её ладони, а в воспоминаниях вдруг губы Анны смыкаются вокруг её пальца, запятнанного моей кровью. Я спешно сморгнул это наваждение, отметив однако скребущее чувство в груди.

– Как прошёл твой день, дорогая будущая госпожа Кирон? – я использовал свою привычную прохладно-ласковую манеру обращения.

(Сейчас ты пустишься в перечисление нарядов, что успела сменить, и засыпешь меня именами всех посетителей галереи, перескажешь новости о том, кто, что и с кем.)

Я приготовился кивать и восклицать, параллельно предаваясь мыслям о том, как достать потерянные документы. Для надёжности исполнения моего плана по погружению в местные сплетни, я осторожно коснулся сознания Оливии силой, дёргая за нужные эмоции, расположил её к стремлению выболтать всё, чтобы у меня было время поразмыслить над дальнейшими шагами.

Судя по количеству пустых бокалов, столпившихся нестройными кучками на комодах и столиках, близилось время ужина. Прислуга неприметными тенями подчищала использованную посуду. Я кивал гостям, слушал голос Оливии, искал взглядом её отца. Направить господина Алькасара по правильному пути рассуждений в текущей ситуации могло стать важным шагом к моему успеху.

Мягко коснувшись костяшками внешней стороны ладони Оливии, я переключил её внимание на себя, невесомо, с намеком на трепет, чтобы заставить её щёки порозоветь и желать большего.

– Похоже, сегодня у тебя был крайне насыщенный день.

– Скучать не пришлось, – ответила она с довольной улыбкой. – Но хватит обо мне. Как прошёл твой?

(Ступай аккуратно, капитан Кирон. Этот мост очень узкий.)

Тяжёлый вздох, не слишком трагичный – Оливия должна почувствовать тяжесть моих терзаний, но не нырнуть сразу в жалость.

– Мне нужно будет тебе кое-что рассказать, – говорил я с неохотой, внимательно прощупывая спектр её эмоций на предмет благосклонности. Ещё не готова. –Впрочем, это может подождать. Не буду портить столь прекрасный вечер. В любом случае, теперь я чувствую себя намного лучше, – закончил я и подарил ей тёплый взгляд, припудренный томной нежностью.

Вот оно! Зерно интереса попало в плодородную почву. Теперь нужно дать ему выпустить росток.

– Это всё из-за мятежников?

Я покачал головой, закрывая тему, чтобы она могла покрутить в голове правильные вопросы.

Присутствующие потянулись к манящим дымным ароматам жареного мяса и перцев, усиленным специями, услужливо подбросившим мне образ Дирака. Влекомый под руку Оливией, я, вместе с остальными, вплыл в сияющую блеском столовую, где ломившийся под тяжестью блюд длинный стол – главный герой этой сцены – заботливо принимал рассаживающихся вокруг гостей. Я придержал стул для Оливии, когда она расправила юбку и устроилась на своём месте. Мой взгляд невольно упал на мягкий изгиб её шеи под аккуратно уложенными золотыми локонами, а мысли скакнули сквозь дождливую ночь к другой. Та ещё пахла костром после приключений в лесу.

– Александр, дорогой! Как приятно видеть тебя, – поприветствовал Тадеуш Алькасар. – Оливия говорила, ты загружен работой.

Он протянул мне руку для рукопожатия. Я пожал её с должной твердостью.

– Спасибо за приглашение, господин Алькасар. Да, последние дни выдались напряженными.

– Связано с этим делом Демаре?

Алькасар устроил своё грузное тело, обтянутое светлым пиджаком, в кресле во главе стола, рассеянно кивнул кузену и только после серии других приветственных жестов во все стороны зала обратился снова ко мне.

(Старый отъевшийся лис. Держишь лицо поборника справедливости, но меняешь хозяев при малейшей смене ветра.)

Я чуть было не выпустил ухмылку из под контроля и лишь последний момент вернулся к деловому тону:

– Отчасти. Инквизиция выполняет свою работу по поддержанию порядка.

– Ужасная история, – покачал головой Алькасар. – Я знал её отца. Блестящий ум. Жаль, что дочь пошла по стопам мятежников.

– Папа, что вы такое говорите? Анна не мятежница! – вырвалось у Оливии.

Она не ожидала такого: Тадеуш сразу дал понять, что не желает, чтобы его дочь была втянута в это дело. Никаких репутационных рисков.

– Ох, голубка, – он тяжело вздохнул, прежде чем выложить ей новости, – ты же ничего не знаешь. Демаре, похоже, сотрудничали с бунтовщиками. Я не хотел бы пятнать имя Адама и Вероники, но то, что удалось уже найти следователям… – его грудь снова тяжело поднялась. – Похоже наша Анна ступила на кривую дорожку.

– Вы шутите?! – распахнутые глаза Оливии метались между мной и отцом, пока она пыталась подобрать слова. – Анна же спасла тебя, – наконец выпалила она, её пальцы сомкнулись на моей руке.

Я положил руку ей на плечо, успокаивающе.

– Дорогая, мы все надеемся на лучшее. Но факты – упрямая вещь. Инквизиция обладает неопровержимыми доказательствами.

– Совершенно верно, – поддакнул Алькасар, он уже частично переключил своё внимание на бутерброды с паштетом. – Доверься профессионалам.

– Доказательства чего? – не унималась Оливия. – Папа, мы знаем Анну практически всю нашу жизнь! Она бы никогда…

– Деточка, – её отец проговорил тихо, чтобы умерить пыл Оливии, взглядом показывая, что при гостях не потерпит такого проявления несдержанности. – Иногда близкие оказываются теми, кого мы совсем не знаем на самом деле.

Мне было только на руку, что Алькасар всё выложил Оливии. Я лишь подкидывал дров.