По праву крови

Ксения Родионова

По праву крови

Пролог

Размеренный стук колёс убаюкивал, усыпляя пассажиров одного за другим. До города оставалось совсем немного. Сейчас поезд, подгоняемый вперёд силой алхимических кругов, набирал скорость на прямом отрезке пути. Вагоны мерно раскачивались. Профессор Адам Демаре устало поправил очки и погрузился в чтение последних отчётов по исследованию – результаты были многообещающими. Вероника Демаре уже давно сдалась и отложила в сторону историю болезни пациента, не в силах сосредоточиться на значении слов. Коллега из столичной больницы попросил её взглянуть на этот необычный случай, хотя она уже давно и не практиковала, посвятив всё время работе в Академии. Демаре поднял глаза на жену, когда она мягко придвинула к нему чашку. Легкий танец её пальцев над поверхностью чая активировал маленький сигил огня, и вскоре жидкость вновь стала горячей.

– Благодарю, дорогая, – Демаре улыбнулся и принял заботу жены.

Тихие разговоры других пассажиров иногда заглушались взрывами хохота из курительной зоны, где группа молодых курсантов веселилась, предвкушая отдых во время увольнительной. Из динамика патефона доносилась ненавязчивая инструментальная мелодия. На горизонте солнце спешило упасть за макушки деревьев вдали. Смотритель вагона стал зажигать лампы над столами при помощи простого алхимического круга. Вскоре весь вагон был погружен в теплый желтоватый свет.

Адам Демаре сделал ещё один глоток из своей чашки и вернул её на блюдце. В следующее мгновение и он, и его жена пристально взглянули на остатки чая на дне – круги расходились по поверхности – то были не волны от колебания поезда, они шли не в такт движения. Супруги переглянулись.

– Странно. Ритм поезда не поменялся.

Профессор Демаре вернул записи в папку и спрятал её в портфель.

– Жди…

Сначала их настиг удар. Прочные стёкла с хрустом покрылись сетью трещин. Вагон тряхнуло. На пол посыпались приборы со столов, сумки и лампы. Пассажиры пока ещё не успели понять, что происходит, криков не было. Вспышка. Нет, вспышки. Зелёные всполохи мелькают то с одной стороны, то с другой. Вакуум на месте воздуха. Теперь крики были задушены его отсутствием. Немая агония. Они вползали через разодранное днище и стены вагона – средоточия ужаса с разинутыми пастями. Бледно-зелёное свечение покрывало их кожу, обтягивающую длинные многосуставные конечности. У каждой твари свой уникальный облик, всегда с изъяном. Будто они пытались копировать людей, но не понимали в чём суть: слишком длинные ноги, слишком маленькие глаза, слишком растянутый рот, неправильное количество органов. Они пришли насытиться. Ни единого звука в мёртвом воздухе. Ни одного выжившего.

***

Офицер Инквизиции стремительно прошёл через ограждающий круг, не допускавший к месту катастрофы случайных зевак.

– Сколько? – спросил он у младшего лейтенанта, отсалютовавшего ему.

– Все.

– Никто не выжил?

– Никак нет.

Офицер кивнул. Он направился к искорёженным вагонам. Тела уже вытаскивали и раскладывали на поле рядом с путями. Инквизитор сверился со списком пассажиров и, перешагивая через обломки, устремился в нужный вагон, тот лежал на боку, словно кит, выброшенный на берег немилосердным штормом. Инквизитор протиснулся в брешь на крыше и остановился, чтобы осмотреться внутри. Погибших уже вынесли, остались только их вещи. Он неспешно пробежался взглядом по разорённым остаткам жизней несчастных. Взмахнув рукой, отшвырнул в сторону груду обломков, засыпанные пылью чемоданы, сделал ещё несколько шагов вглубь, ища то, за чем явился. Наконец его взгляд выцепил кожаный угол и металлическую пряжку. Камень на его шее снова вспыхнул силой, когда едва заметным движением руки он поманил портфель из-под осколков стекла и фарфора. Его пальцы сомкнулись на покрытой грязью грубо выделанной коже. Офицер откинул крышку, достал папку и пролистал хранившиеся в ней бумаги. Кивнул, удовлетворённый результатом.

Вскоре инквизитор выбрался наружу, где его уже ожидал капитан, которому он незамедлительно протянул папку.

– Здесь только часть. Остальное придётся изъять.

Капитан взял папку и мельком взглянул на бумаги.

– Этим займёмся позже, – он развернулся, чтобы покинуть место событий, но на секунду задержался и бросил через плечо. – Офицер, для общественности случившееся – просто крушение поезда.

– Так точно, капитан.

1. Вечер памяти. Анна.

Я приоткрыла окно, чтобы впустить свежий воздух. В доме ещё чувствовалась ночная прохлада, но вместе с ней оставалось ощущение затхлости. Кухней давно не пользовались, в шкафах нашлись остатки старой муки и круп, немного орехов и фасоли. Я потрясла жестяные банки и обнаружила немного трав, которые мама собирала в саду и сушила для заваривания с чаем. Чая на полках не нашлось. Я наполнила чайник водой, начертала круг пламени над плитой, в печке запрыгал огонёк, и я поставила воду греться.

Когда напиток был готов, я вышла с чашкой на крыльцо. Сад выглядел заброшенным, всюду торчали пучки сорной травы, к плодовым деревьям подобрался плющ и обхватил стволы, кусты изгороди потеряли форму. Уже чувствовалось приближение осени. Солнце не поднималось так высоко, как пару недель назад, и не нагревало воздух так же сильно, даже в ясные дни. В былые времена мама трепетно ухаживала за каждым растением, чтобы позже с благодарностью использовать листья, цветы и плоды. После гибели родителей, оставаться в доме было невыносимо. Заходить в комнаты, где когда-то я проводила время за разговорами с отцом или готовила вместе с матерью – сплошная пытка.

Мне пришлось вернуться в город, чтобы посетить вечер памяти, устроенный в Академии, где работали родители, и уладить все дела с бумагами для оформления наследства. После кратковременного визита я планировала вернуться в лесную свою глушь, как называла моё жилище Оливия, и продолжить не контактировать с внешним миром.

Я допила отвар из трав, задумчиво глядя, как собираются облака, и вернулась в дом, чтобы переодеться к мероприятию. Положение обязывало выглядеть соответствующе, поскольку отец занимал должность заведующего кафедрой. Сама я не была в восторге от необходимости выходить в свет и общаться с малознакомыми людьми. Я узнала об организации вечера памяти лишь из официального приглашения и до последнего не собиралась приезжать, пока семейный нотариус не настоял на моём присутствии для поддержания статуса и во избежание проблем с дальнейшим оформлением документов.

Академия находилась в центре города. Добраться туда из дома можно либо на экипаже, либо воспользовавшись трамваем, пути которого пролегали недалеко от владений членов Академии. На одной улице с нами жило почти все руководство и профессора Академии. Живая изгородь скрывала сады от любопытных глаз с улицы. Аккуратные калитки отделяли улицу от дорожек, которые вели к дому того или иного учёного. Листья кустов уже начинали алеть.

Я решила воспользоваться трамваем, чтобы не привлекать лишнего внимания к своему появлению. Погода располагала к прогулке. Трамвайная остановка находилась в конце улицы в тени раскидистого клёна. Двое мужчин негромко беседовали, когда я подошла. Я узнала в одном из них коллегу отца по лабораторным исследованиям. Он заметил меня, вежливо кивнул, поздоровался и выразил соболезнования. Его собеседник присоединился к нему. Я испытала облегчение, когда после этой формальной церемонии мужчины вернулись к своей беседе и больше не обращали на меня внимания. Вскоре приехал вагон, он неспешно сбавил ход и остановился напротив остановки. Мужчины пропустили меня вперёд в проем без дверей, предложив руку, чтобы подняться. Я заняла место у окна. Отсюда я могла наблюдать за водителем в его кабине. Трамваи, как и другой транспорт, управлялись кинетической силой, эту энергию использовал машинист. Я видела, как он совершает движения руками над разнообразными кругами силы на панели перед ним. Соответствующие алхимические круги были наложены на колеса и детали движителя. Машинист использовал энергию своего кристалла для приведения механизма в движение.

Трамвай неспешно ехал, постукивая колёсами, я рассеянно наблюдала за ходом жизни за окном. После похорон родителей я покинула город, чтобы разобраться в своих чувствах, и поняла, что больше не желаю возвращаться к городскому ритму. По мере того, как вагон приближался к центру города, количество прохожих увеличивалось, становилось более шумно. В городе все было по-прежнему: в лавке сувениров трещали механические игрушки и хохотали дети, из пекарни доносился аромат свежего хлеба, у кафе на улице выставлены столики, за которыми гости трапезничали и громко беседовали, кто-то спешил со стопкой бумаг через дорогу, на углу две женщины ругались, на остановках входили и выходили пассажиры. Каждый угол улицы был наполнен суетливой жизнью.

Я замерла у входа в здание Академии, раздумывая над тем, стоит ли сейчас развернуться и пойти прочь. Невероятным усилием воли я заставила себя сделать шаг, другой и открыть двери. В животе появилось неприятное ощущение, будто сердце пропустило удар, и по телу поднялась волна жара.

– Добрый вечер, мисс Демаре, – приветствовал меня охранник. – Вас уже ждут в банкетном зале. Позвольте Вас проводить.

Он вышел из-за стойки и указал направление. Я прекрасно знала, где располагался банкетный зал, но нормы приличия требовали соблюдения протокола поведения. Я заметила объявление о вечере памяти о погибших в крушении поезда на стенде рядом с объявлениями о продаже книг и расписанием на новый учебный год. Десятки людей перестали существовать в этом мире, а сотни других продолжали свои обычные дела и каждый день будут приходить учиться и работать в эти стены. Мои родители были среди жертв этого крушения. Формально мероприятие было посвящено всем им, но только мистер и миссис Демаре имели прямое отношение к Академии, поэтому в большей степени люди здесь говорили о них. Тем не менее, были приглашены родственники всех погибших.

Охранник остановился перед массивной дверью и украдкой глянул на меня, видимо, понимая мое желание сбежать.

– Примите мои соболезнования, мисс Демаре.

– Благодарю, – я улыбнулась и вошла в зал.

За дверью оказалось гораздо больше людей, чем я ожидала. Я намеренно припозднилась, чтобы пропустить вступительные речи и другие церемонии. Это, конечно, могло произвести плохое впечатление на некоторых членов Академии, но я мало заботилась об их мнении и всегда могла использовать в качестве оправдания горе утраты. Слушать речи о деяниях родителей было выше моих сил.

Стоило мне оказаться в зале, набитом академиками и другими людьми, ко мне тут же вереницей потянулись соболезнующие. Каждый выражал свою скорбь от утраты столь замечательных учёных и сочувствие. Я вежливо улыбалась и выслушивала каждого. В один момент передо мной оказался ректор Академии и завёл долгий разговор о работе отца, его достижениях, влиянии на алхимические науки и прочих заслугах. Я перестала слушать его где-то после третьего предложения, ухватила с подноса у официанта бокал с вином и использовала его как щит между собой и ректором. Ректор Бирнисон был человеком почтенных лет и имел очень большой жизненный опыт, отчего мысли его часто перескакивали с одной идеи на другую и обратно, он начинал повторяться. Я сосредоточилась на пузырьках в бокале, иногда вежливо кивая и поглядывая на Ректора Бирнисона. На лацкане его пиджака блестела двойная брошь с цепочкой, в одной из половинок сверкал камень силы серого цвета. Я отметила изысканность ювелирной работы. Мастер, изготовивший эту брошь, был отличный знатоком своего дела, тонкие витые линии металла охватывали камень, словно миниатюрные лозы, во второй половинке броши сверкал темно-зеленый изумруд в аккомпанементе мелкой россыпи синеватых кристаллов.

Ректор Бирнисон наконец умолк, отвлеченный кем-то из гостей, я вынырнула из пучины размышлений и рассеянно поблагодарила его за участие. Я надеялась скрыться в каком-нибудь уголке и не привлекать к себе внимания, чтобы как можно меньше разговаривать с людьми, но это оказалось непросто. На пути к менее людному, как мне казалось, коридору, я была остановлена ещё несколькими сочувствующими и их товарищами, желающими выразить свои соболезнования. Двое из них были также родственниками других погибших. Я выслушала их, они немного рассказали о том, как справляются с переживаниями.

В конце концов, я оказалась у галереи с окнами во внутренний двор. Здесь было не так много людей, в основном из-за того, что официанты циркулировали по большому залу, не достигая входа в галерею. Я надеялась, что пропустила торжественные речи, но надежды не оправдались. Ректор Бирнисон призвал собравшихся к тишине и начал важно говорить об огромной утрате для общества и науки. Его голос, усиленный камнем в броши, разносился по залу, перекрывая гул шепотков. Далее Ректор стал перечислять имена всех погибших и коротко говорил об их участии в жизни города и страны. Я прислонилась к стене между оконными рамами, вполуха слушая выступление старика и осматривая собравшихся.

Через какое-то время я обнаружила, что тереблю свой камень силы, вставленный в подвеску на браслете. В отличие от многих, вероятно, почти всех присутствующих, мне не нужен камень, чтобы использовать силы преобразования и алхимические круги. Я, как и мои родители, могла управлять энергиями напрямую, без фокусирующего камня. Однако никто не должен знать об этом, поэтому я с раннего детства была обучена прятать свои возможности. Я получила свой камень силы, как положено, в шестилетнем возрасте. Первое время он был вставлен в простой кулон, который я носила на шее, позже отец заказал огранку и инкрустацию в серебряный браслет. Для меня этот браслет был не более, чем приятным подарком от отца, совершенно бесполезным с практикой точки зрения, но окружающие должны считать, что я ничем не отличалась от остальных. Я знала, что люди, способные пользоваться силами напрямую, не редкость. Мы скрывались, чтобы не попасть в поле зрения Инквизиции, объявившей нас еретиками, практикующими запрещенные кровавые ритуалы и получившими силы от сущностей хаоса. За нами велась охота. Я стала раздумывать над тем, сколько из людей, собравшихся здесь, могли быть такими же, как я. Тем временем, Ректор передал слово желавшим рассказать о жизни жертв крушения, отчего все мероприятие стало ещё более тоскливым.

Я почувствовала приближение кого-то сзади из второго зала, где располагался выставка портретов погибших. Туда я не ходила, чтобы не видеть их лица. Я обернулась, готовая снова кивать и слушать, и взбодрилась, увидев Оливию. Она выглядела очень торжественно в тёмно-зеленом платье на округлой женственной фигуре, светлые кудри собраны в высокую прическу, подчеркивающую изящество мягких линий ее шеи и плеч. Моя мягкая, улыбчивая хохотушка.

– Анна, как здорово, что мы тебя нашли! – воскликнула она и крепко обняла меня. – Я уже начала думать, что ты не появишься или что ты незаметно ускользнула.

– Признаться честно, я обдумываю такой план, – улыбнулась я. Встреча с Оливией меня порадовала, хотя ранее и постаралась оборвать все связи. Оливия понимала меня, не обвиняла и не навязывала общение.

– Анна Демаре, позвольте представить Вам моего спутника, – начала Оливия в шутливо- официальной манере, указывая на мужчину, стоящего позади неё, – офицер Александр Кирон.

Я только теперь внимательно взглянула на сопровождавшего Оливию мужчину в парадной форме офицера Инквизиции. Существует мнение, что при наличии камня силы практически невозможно понять, что человек не пользуется им по назначению, но мне также было известно, что у Инквизиции есть свои методы дознания, не всегда общеизвестные и законные.

Я вежливо склонила голову в приветствии. Офицер Кирон поклонился чуть ниже, как того требовал этикет.

– Примите мои соболезнования по поводу Вашей утраты, – произнес он.

– Благодарю, – ответила я, отметив, что тяжёлый взгляд мужчины не выражал никакого сочувствия.

– Анна, Александр и я собираемся объявить о нашей помолвке в конце месяца. Надеюсь,ты будешь присутствовать при этом очень важном для меня событии.

Я не успела отпить из бокала, иначе я бы точно поперхнулась.

– Помолвке? – повторила я в недоумении. – А давно вы знаете друг друга?

Сказав это, я поняла, что вопрос прозвучал не очень тактично. Я бросила беглый взгляд на офицера, тот выглядел абсолютно бесстрастным.

– Я хотела сказать, что это очень неожиданно, – поспешила добавить я. – Очень рада за вас, поздравляю.

Я знала Оливию много лет и могла сказать, что она была доброй и доверчивой, но не легкомысленной. Отстранившись от общения с ней я могла многое упустить, но мне с трудом верилось, что за те три месяца, что мы не общались, Оливия нашла любовь всей своей жизни, ведь только за такого мужчину она намеревалась выйти замуж. Я ощущала смутную тревогу от этой новости. Оливия обожала романы о любви и грустные песни, к ней в очередь выстраивались светские щёголи, чтобы пригласить на свидание. Она была хороша собой и прекрасно воспитана, к тому же состояние её родителей обеспечивало ей солидное приданое, чтобы выбирать кавалеров из высших слоев общества. Почему она оказалась в обществе этого инквизитора? Я ещё раз с любопытством взглянула на офицера Кирона: он явно был старше Оливии, в уголках глаз уже залегли морщины, высокие скулы, прямой нос, бледные глаза. С достаточно мужественными чертами контрастировали чувственные губы и почти романтические завитки светлых локонов. Держался он статно, как и положено военному.

– Анна, ты уже видела выставку портретов? – поинтересовалась Оливия.

– Нет, я не готова смотреть на их лица.

Оливия понимающе кивнула. После секунды неловкого молчания, она предложила перейти в главный зал, где все еще звучали речи друзей и родственников погибших.

Отец тесно сотрудничал с Инквизицией, поэтому на мероприятии присутствовало много её представителей. Стоило нам вернуться в толпу гостей, ко мне сразу устремились пожилые командиры, чтобы отдать дань уважения супругам Демаре. Я каждый раз напрягалась, когда подобные люди приближались ко мне. Оливия со своим спутником не отходили далеко и несколько раз спасали от нудных разговоров со старыми профессорами. Оливия рассказывала, о том, что произошло за время моего отсутствия городе, кто из наших знакомых, чем занимался и как много скучных вечеринок я пропустила. Через полчаса такого непрерывного общения мне стало сложно удерживать внимание на разговоре, я решила, что пора бы удалиться.

– Думаю, я выказала достаточно внимания, – изрекла я. – Пойду найду Ректора и попрощаюсь.

– Да, нам тоже пора, – радостно согласилась Оливия.

Я вздохнула. Я хотела остаться одна.

Ректор Бирнисон как раз беседовал с пожилой парой у самого выхода. Я направилась к нему, дождалась, когда разговор закончится и пара отойдет.

– Ректор Бирнисон, я очень благодарна Вам за такой прекрасный вечер, – соврала я, подводя к прощанию.

– Это была честь для меня, – улыбнулся старик.

– Мне пора уходить, – я постаралась изобразить грусть.

– Анна, раз уж вы спешите, позвольте мне сразу перейти к делу.

Я напряглась: так приятные разговоры начинались редко.

– Я хочу предложить вам остаться в Академии и взять на себя обязанности вашей матушки.

Бирнисон застал меня врасплох этим предложением.

– Мне очень приятно, что вы так высоко цените мои навыки, но, боюсь, я вынуждена отказать.

Бирнисон понимающе улыбнулся, немного помолчал и сказал:

– Это, должно быть, очень бестактно с моей стороны предлагать вам вернуться так скоро после всего, что произошло.

Я сказала бы, что вернуться – не самое подходящее слово. Я не была причастна к Академии в той же мере, что мои родители, и сбежала оттуда сразу же после окончания обучения. Мне не были интересны ни научные изыскания, ни политические интриги.

– Если все же надумаете вновь посетить родные стены, сообщите мне, – добродушно продолжил старик.

– Конечно.

– Что же, приятно было Вас видеть. До встречи.

Оливия и офицер Кирон также попрощались с ректором. Мы покинули торжественное мероприятие и молча шли по коридорам к выходу. На улице уже стемнело, воздух стал прохладным и свежим. Я намеревалась взять экипаж, чтобы добраться домой в одиночестве, но Оливия предложила отвезти меня в своём. Мне пришлось согласиться. Весь транспорт должен был ожидать на заднем дворе, чтобы не загораживать вход в здание, туда мы и отправились. На стоянке ожидали несколько экипажей, но водители, должно быть, отошли выкурить дымной смеси или поиграть в карты, раз гости пока не спешили по домам.

– Я позову водителя, – вызвался Кирон и ушёл вглубь двора, где под деревьями находилась беседка.

Я решила воспользоваться моментом и спросить Оливию:

– Слушай, это может прозвучать неприятно, но ты уверена в этом мужчине?

Оливия хмуро посмотрела на меня.

– Что ты имеешь в виду?

Я замешкалась.

– Просто не рановато ли вы решили жениться? Зачем такая спешка?

– Мы подходим друг другу, – в голосе Оливии звучал вызов, а спорить с ней всегда было себе дороже, она всегда оставляла последнее слово за собой, даже если ее аргументы были абсолютно лишены какой-либо логики.

– Хорошо. Просто я…

Я не успела закончить фразу, когда заметила краем глаза зеленоватое свечение в темноте и повернулась. В нескольких шагах от нас находился силуэт. Я могла хорошо разглядеть то, что назвали бы мордой. Обезображенная пасть с бесчисленными клыками широко разинута, там, где могли быть глаза зияла темная пустота. Конечности походили на человеческие руки и ноги, но в них было слишком много суставов и они неестественно гнулись. С поверхности существа вырывались миниатюрные гейзеры зеленого свечения, они искажали пространство вокруг него.

Оливия с таким же ужасом уставилась на него.

– Это же…– прошептала она.

– Эфирный, – закончила я.

Мы осторожно попятились. Эфирный сделал неуверенный шаг в нашу сторону.

– Возвращаемся к зданию.

Мы не решались поворачиваться к созданию спиной, отступали, держа его в поле зрения. Вдруг заторможенные движения создания наполнились силой и скоростью, он бросился на нас, рот хищно разинут, скрюченные пальцы стремятся ухватить добычу. Оливия вскрикнула и бросилась бежать, я вскинула перед собой руку с защитным кругом. Круг вспыхнул в воздухе между мной и эфирным созданием. Оно натолкнулось на щит, отступило на шаг и снова бросилось вперед. Второй удар оттолкнул меня вместе со щитом, который слегка померк. Эфирный уже приготовился к следующему рывку, когда под его ногами ярко вспыхнул алхимический узор и запер его в энергетической клетке. Из темноты приближался Кирон, он чертил линии на цере – металлической пластине с выгравированными на ней заготовками для алхимических кругов, прикрепленной на поясе справа, сотворяя еще один круг, удерживавший создание, белые глаза без радужек и зрачков придавали его лицу неестественно зловещее выражение.

– Отойди, – скомандовал он.

Я поспешно уступила ему место. Воздух вокруг него вибрировал. Он произвёл ещё некоторые манипуляции и заключенное создание закричало от боли. От этого звука кровь стыла в жилах. Звук не был похож на крик человека или животного. Из распахнутого рта существа вырвался высокий звук на грани слышимости, тихий, но от него уши пронзала боль и появлялось чувство тошноты.

– Что происходит?

– Уходи дальше, чтобы уши не пострадали, – распорядился Кирон.

Я послушно направилась прочь от неприятного зрелища кричащего существа в клетке. Мимо меня пронеслись еще двое инквизиторов на помощь Кирону. Перед массивной дверью уже столпились любопытные гости и сотрудники Академии. Никто не решался отходить далеко от безопасного места. Оливия протиснулась навстречу мне.

– Ты в порядке? – взволнованно спросила она, стиснув меня в объятиях.

– Да, все хорошо. Кирон появился в самый нужный момент.

Я высвободилась.

– Александр? – тут же переключилась Оливия. – Он не пострадал?

– Он же военный, – раздраженно ответила я. – С ним тоже все в порядке, я полагаю.

Я все еще слышала этот неприятный свистящий крик. К нам присоединился ректор Бирнисон, после того, как выдал какие-то распоряжения своим сотрудникам. Он внимательно выслушал нас о том, что произошло, уточнил, не нуждались ли мы в помощи и, убедившись в безопасности гостей, направился к месту событий. Гостей попросили вернуться в здание. Я и Оливия остались ждать на крыльце вместе с двумя офицерами, получившими приказ охранять вход.

Кирон нашел нас после того, как представители Инквизиции транспортировали эфирного в Крепость – место заключения для всего того, с чем боролась Инквизиция. Он настоял на том, чтобы я и Оливия возвращались домой под охраной, и приставил к нам младшего лейтенанта. Мне эта идея не очень понравилась, но я не стала противиться и просто молча забралась в экипаж вслед за Оливией.