По праву крови

Но сначала нужно было разобраться с этим… состоянием.

Я отложил приказ и взял в руки толстую, потрёпанную тетрадь, что содержала мои записи. Всё, что мне с таким трудом удалось собрать по крупицам, выцарапать из архивов, выпытать у пленников. Символы связи. Теории передачи силы. Записи очевидцев о природе источников.

Листал страницы, почти не видя знаков. Пальцы сами искали знакомые очертания, водили по бумаге, повторяя изгибы линий. Сигилы, которые я нанёс на нас обоих, были лишь мостом. Изощренным в изготовлении шлюзом. Энергия проходила через него, но связь… связь была чем-то большим. Она была каналом. И через этот канал просачивалось не только могущество.

(Оно смотрит. Через неё. Через меня.)

Мысль была навязанной, но от этого не менее верной.

Источник. Поглощающая тьма и ослепляющий свет. Оно не просто давало силу. Оно было живо. И оно проявляло интерес.

Все эти кошмары, зуд, шум в ушах – то были не просто побочные эффекты. Это был зов. Приглашение к диалогу. Анна, будучи природным носителем, вероятно, с рождения была на него настроена, её сознание как-то фильтровало этот контакт, делая его возможным. Моё же, чуждое, неприспособленное, грубо врезалось в эту связь и теперь трещало по швам, пытаясь адаптироваться.

Нужно было не глушить симптомы её близостью, а было установить контакт. Взять под контроль не только поток силы, но и само внимание источника. Приручить его или договориться с ним.

Я откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, пытаясь пробиться сквозь шум с собственном сознании, сквозь зуд и звон. Представил не линии сигила, а саму связь. Тонкую, невидимую нить, натянутую между мной и Анной. Тёплую, живую, пульсирующую той самой чужой, огромной силой. И по этой нити я отправил послание, воплощенное в намерение. Показал жажду. Голод.

Голод по пониманию. По контролю.

(Я здесь. Я слышу. Давай договоримся.)

В ответ где-то в самой глубине черепа, в костях, дрогнуло. Словно лёд тронулся. Зуд на мгновение стих, сменившись странной, пульсирующей пустотой. Оно не говорило словами. Оно послало мне… образ. Ощущение. Дрожащей, почти не слушающейся рукой я зарисовал его на полях тетради. Получилась кривая, асимметричная загогулина, больше похожая на детскую каракулю или на след, оставленный когтем безумного бога. Ни капли не походило на строгие, выверенные геометрией сигилы Инквизиции. Это было что-то древнее и дикое.

Но это был контакт. Дверь приоткрылась.

Зуд вернулся, едва я вышел из кабинета и направился в казармы. Стал даже навязчивее, будто требуя продолжения. Единственным лекарством была она.

Анна сидела за столом, склонившись над книгой.

– Вставай. Переодевайся.

Я бросил ей на колени свёрток с формой инквизитора-новобранца без знаков отличий, без нашивок, серая, утилитарная униформа.

Она медленно, с преувеличенной неохотой, развернула свёрток.

– Вам, капитан, определённо стоит сменить портного. Или хотя бы рассказать ему, что женщины бывают не только квадратной формы.

– Шутки кончились, Демаре. Операция. Одевайся.

– А у меня есть выбор? Я бы предпочла закончить главу, всяко интереснее вашего махания хвостами друг перед другом.

(Ах, как же она выводит. И как чертовски оживляется кровь.)

– Выбор есть всегда. Ты надеваешь это сама, либо я тебя одену. Но если дело дойдёт до моих рук, форма будет твоей меньшей проблемой.

– Фу! Не стоит рассказывать всем о своих грязных мыслишках.

Она посмотрела на меня с таким ледяным презрением, что по коже пробежали мурашки – приятные, щекочущие. Потом, фыркнув, начала расстёгивать свою робу. Я отвернулся, делая вид, что изучаю небо за окном, но краем глаза ловя её движения. Рядом с ней… да. Зуд стихал. Нервное напряжение спадало, сменяясь другим, тёплым и тревожным томлением, словно перед летней грозой.

Через десять минут мы вышли к остальным. Взвод уже был построен, Моррет отдавала последние распоряжения. Её взгляд скользнул по Анне в серой форме, и на её губах появилась узнаваемая голодная ухмылка.

– Ааа, новобранец к строю присоединился, капитан? Будем надеяться, не обдерёт коленки в первом же бою.

– Попридержи свои шпильки, Моррет, – буркнул я беззлобно. – Грузимся.

Погрузка в закрытые экипажи, больше похожие на арестантские фургоны, прошла быстро и без слов. Анна втиснулась на скамью рядом со мной, её плечо упёрлось в моё.

– Такой кортеж… – тихо проговорила она, глядя, как последние инквизиторы занимают места. – Уж не на воскресный пикник же мы собрались? Да и для массового отлова эфирных многовато железа и серьёзных лиц.

Я не ответил, уставившись в противоположную стену. Лучше пусть думает, что это облава.

Дорога заняла несколько часов. Фургон трясло на колдобинах, воздух внутри быстро стал спёртым, пропитался запахами пота, кожи и потрескивающих сигилов, пока бойцы играли в цепную реакцию: зажжённую точку необходимо по очереди подхватывать своим сигилом, не давая упасть или потухнуть. Чтобы разрядить обстановку, я перекинулся парой фраз с Моррет, сидевшей напротив.

– Смотри-ка, Моррет, даже здесь твой стилет не даёт тебе скучать, – кивнул я на оружие, которое она вертела в пальцах с гипнотической ловкостью, она не присоединялась к игре парней.

– А что, капитан, скучать – грех. Тем более есть кому показать, где тут остриё, – она бросила взгляд на Анну, явно наслаждаясь её напряжением, и подмигнула. – Кисуня, ты как?

Анна лишь стиснула зубы и отвернулась к узкому оконцу, за которым мелькали унылые, покрытые жухлой травой поля. Моррет фыркнула, но ухмылка не спала.

– Ну, новобранец, – продолжила она, – поздравляю. Боевое крещение у тебя будет знатное. Капитан любит… яркие впечатления.

Наконец, экипажи замерли. Двери распахнулись и впустили поток холодного, пахнущего сырой землёй и дымком ветра. Мы высадились посреди бескрайних диких полей. На горизонте лес. Ни домов, ни дорог. Только сырая, промозглая пустота, грязь под сапогами и редкие пучки травы.

Взвод быстро построился. Я вышел вперёд, чувствуя, как знакомое напряжение снова сковывает виски, но теперь к нему примешивалось нетерпение.

– Что это за место? – спросила Анна, её голос прозвучал глухо в давящей тишине полей.

Взвод, как хорошо смазанный механизм, разделился, занимая позиции. Наша группа из шести человек укрылась в тени полуразрушенного скотного двора, от которого остались лишь груда камней да торчащие из земли обугленные балки. Я отдал приказ проверить снаряжение и метки. У Демаре не было ничего, кроме формы, поэтому она просто глазела по сторонам, пытаясь понять, зачем мы притащились в эту богом забытую дыру. Я намеренно держал её в неведении, сообщив лишь сквозь зубы:

– Будь готова к работе.

Кроме развалин вокруг не было ничего примечательного: высокая бурая после зимы трава, чахлые кусты и бесчисленные деревья на горизонте.

– Здесь спрятан небольшой анклав носителей. Нам пришлось потрудиться, чтобы найти его, – ответил я, затягивая ремни, удерживающие церу на поясе. Проверил целостность начертанного на металле круга. Удовлетворённо отметил, как мгновенно с лица Анны исчезли последние краски.

– Прямо вот за тем деревом? – усомнилась она, с вызовом ткнув пальцем в сторону одинокой кривой сосны.

Я хмыкнул, но ничего не ответил, зато наградил её ледяным прикосновением к разуму – коротким, болезненным уколом, напоминающим о последствиях неповиновения. Она вздрогнула, стиснув зубы.

– Что вы собираетесь делать? – прошипела она, уже без прежней бравады.

– Ты будешь делать то, что я велю, – я ещё раз, чуть сильнее, кольнул её сознание, заставив вздохнуть. – Начинаем наступление по сигналу третьей группы, – теперь я обратился к своим бойцам.

Я начал черпать силу. Знакомый поток хлынул через связь, заставляя сигилы на наших спинах пылать огнём. Через пару минут в эфире щёлкнул условный сигнал. Я резко махнул рукой вперёд.

Отряд бесшумно двинулся сквозь заросли колючей травы. Анна шла последней, её дыхание было частым и прерывистым. Когда мы добрались до границы рощи, я на мгновение задержался, прежде чем ступить под сень деревьев. Проходя между двух высоких, почти сросшихся стволов, я внезапно ощутил, будто меня с головы до ног окатило ледяной водой. Воздух затрепетал, загудел. Переход.

Мы ступили в узкий, тёмный переулок, зажатый между серыми, почти чёрными каменными домами. Обернувшись, чтобы проверить Анну, я увидел позади неё не лес, а открытую дверь в такой же каменной стене, уходящей высоко вверх. Дверь медленно захлопнулась, растворяясь в камне.

Началось.

Первая кровь. Из-за угла выскочил подросток с горящими от ужаса и гнева глазами. Он вскинул руки, и сгусток сырой неотёсанной силы, полетел в сторону Моррет, идущей первой. Та даже не шелохнулась. Её цера вспыхнула, в воздухе сверкнул малый щит-сигил. Сгусток ударился в него и рассыпался искрами. Стилет в её другой руке описал короткую дугу. Подросток захрипел, захлебнувшись собственной кровью, хлынувшей из перерезанного горла. Быстро. Эффективно. Без эмоций.

Подавление. Из окна второго этажа ударила струя ослепляющего света. Двое моих людей взвыли, падая с обожжёнными сетчатками. Вторая группа уже реагировала. Безликая железная тумба механического страж на трёх конечностях вывалилась вперёд, испуская низкочастотный гул. Воздух задрожал. Свет из окна померк, сменившись криком боли и отчаяния. Сила в этом секторе была подавлена. Оставалось только зачистить.

Уличный бой. На площади нас попыталась остановить группа из трёх носителей. Они сражались с яростью обречённых. Один метал сгустки сжатого воздуха, разбивая мостовую, другой пытался выжечь нам мозги, третий – самый опасный – плёл сети из плоти павших товарищей, всё, чего касались его сети мгновенно увядало. Но все они были самоучками. Дисциплина, отработанные до автоматизма, связки и смертоносная эффективность инквизиторских сигилов сделали своё дело. Воздух разрезали лезвия манифестированной энергии, щиты гасили атаки, а церы мгновенно накладывали круги подавления. Через две минуты площадь была зачищена. Двое носителей лежали мёртвыми, третий, истекая кровью, был закован в сигильные наручники, глушащие его дар. Сеть плоти разлагалась в грязи.

Анна застыла у стены, как вкопанная, на лице – маска ужаса. Я чувствовал, как она из последних сил пытается блокировать поток, зажать его внутри себя, чтобы я не мог использовать силу против её же сородичей. Это было похоже на попытку перекрыть камнем ревущий поток. Больно. Изматывающе. Но бесполезно. Я лишь сильнее открывал шлюзы, заставляя её стонать от перегрузки, и направлял её же силу в удары, сметающие защиту носителей.

Выживших выволокли из домов, то были старики с пустыми глазами, женщины, прижимающие к груди детей, побитые мятежники, кто ещё не сдох от ран. Всех сгоняли на центральную площадь. Они плакали, молили о пощаде, цеплялись друг за друга. Их окружал железный круг инквизиторов с бесстрастными лицами. Воздух пах озоном, кровью и страхом.

Я подошёл к Анне, которая смотрела на эту картину, не мигая, с лицом, выражавшим такое смятение и боль, что на мгновение даже моё чёрствое сердце дрогнуло.

– Поздравляю, Демаре, – сказал я тихо. – Ты только что прошла своё боевое крещение. Приняла непосредственное участие в зачистке анклава. Как ощущения? Чувствуешь свою мощь?

Анна стояла, полу оглушённая, едва соображающая. Её взгляд, полный немого ужаса, скользил по площади, где инквизиторы с холодной эффективностью сковывали пленных магическими наручами и рисовали на земле яркие, подавляющие круги. Воздух звенел от сконцентрированной силы, крики и плач тонули в низком, методичном гудении стражей.

– Ищите среди них глав или их заместителей!

Бойцы замерли на секунду, прежде чем они ринулись выполнять приказ.

Главы анклава, как выяснилось, уже полегли в уличных стычках. Но нашлись несколько бледных, перемазанных сажей и кровью интеллектуалов из тех, кто вёл учёт, хранил карты или просто был чуть более осведомлён. Их сразу же оттащили в сторону.

– Вон тех. В дом, – я кивнул на трёх мужчин, которых уже держали под руки. – Остальных держать здесь. Круги подавления усилить.

Я подхватил Анну за локоть, она вздрогнула, как от ожога, я потащил за собой в ближайшее уцелевшее здание, разбитую лавку с завешенными окнами. Внутри пахло пылью и специями.

Моррет уже орудовала над первым из пленников. Она работала без изысков, по старинке: её стилет методично, почти с любовью, искал слабые места на теле мужчины. Он хрипел, из его рта текла кровь, смешанная со слюной.

– Упрямый болван, – бросила она через плечо, не прекращая работы. – Как осёл.

Лезвие проложило свой путь под очередной ноготь, цепляя и сковыривая его. Анна за моей спиной пискнула и задала рот рукой.

– Ты его скорее прикончишь, чем он успеет что-то рассказать, – я с отвращением отдернул Моррет за руку. – Хватит. Дай мне.

Она фыркнула, отступив в тень, но её глаза горели азартом, когда она облизнула тонкие губы.

Я приблизился к пленнику. Тот был уже на грани, глаза закатились, дыхание стало прерывистым. Бесполезно. Тогда я перевёл взгляд на следующего – более молодого, с умными, полными животного страха глазами.

– Смотри на меня, – приказал я, и моя воля, усиленная током энергии Анны, хлынула в его сознание.

Он попытался сопротивляться, слабо, по-детски. Но его психические барьеры были жалкими по сравнению с той мощью, что сейчас бурлила внутри меня. Я легко проломил их.

Карты. Переговоры. Тайные встречи в лесу. Обмен посланиями. Южный анклав, более крупный, лучше организованный. Их план предполагал не просто выживание. Они хотели напасть на архив Инквизиции и прииски, где добывают руду для цер и камни. Они хотели лишить нас ресурсов. Смело, но глупо.

Я вынырнул из его разума, оставив его безумно рыдающим на полу, такие грубые вмешательства плохо сказывались на душевном состоянии. Информация была отрывочной, но ценной. Достаточной.

– Южный анклав ведёт переговоры с местными, – я повернулся к Моррет, голос был холодным и ровным. – Готовят нападение на архив и прииски. Нужны даты. Места встреч. Имена. Иди работай.

Моррет кивнула и отправилась за другими пленниками. Я снова погрузился в изломанное сознание юнца, выцарапывая оттуда крохи знаний. Анна, прислонившись к стене, смотрела на это, и по её лицу текли беззвучные слёзы. Она видела не просто допрос. Она видела, как я разламываю чью-то душу, как перебираю обломки памяти, как стираю личность. И всё это при помощи её силы. Силой, которую она так отчаянно пыталась удержать в себе.

Это было даже лучше пыток Моррет. Намного эффективнее и несравнимо более жестоко.

Добыв всю необходимую информацию и поняв, что из полубезумных пленников уже не выжать ни капли полезного, я коротко бросил Моррет:

– Кончай их.

– Нет! – крик Анны прозвучал хрипло и отчаянно. Она метнулась ко мне, глаза полные слёз и ярости. – Ты получил, что хотел! Зачем их убивать? Они же безоружны!

Я лишь улыбнулся.

– Потому что так положено. Это показательный пример для всех, кто осмелится пойти против совета и Инквизиции. Скоро и до твоих дружков доберусь.

Мы вышли на залитую кровью площадь, оставив за спиной приглушённые хрипы и влажные звуки ударов. Я остановился, достав свой кинжал и грубо схватил запястье Анны.

– Стой смирно.

Она попыталась вырваться, но моя хватка была железной. Точной рукой я нанёс на её ладонь, а затем на свою тот самый искажённый, когтеобразный символ, что явила мне сущность. Силы не прибавилась. Но что-то… щёлкнуло. Словно дверь, которую до этого лишь приоткрыли, теперь распахнули настежь. В привычный поток силы вплелись тонкие, почти неосязаемые струи чего-то иного и непостижимого. Это была не сила для удара. Это была воля. Голодная, любопытствующая, жаждущая зрелища.

И это зрелище было вокруг. Хаос. Страдание. Безысходность.

Анна, не имеющая возможности использовать силу, сопротивляться или нападать магически, ещё и подверженная этому сочащемуся внушению, сорвалась. Её взгляд упал на обломок железной арматуры, валявшийся в грязи. С рычанием, больше похожим на стон отчаяния, она подхватила его и бросилась на меня.

Это было жалко и неуклюже. Порывистый удар сверху, вся сила в импульсе, а не в умении. Я даже не стал использовать магию. Легко уклонился, пропуская ржавое железо мимо своего плеча. Инерция понесла её вперёд. Я ловко подставил подножку, схватил её за руку с зажатым обломком и, провернув её же локоть против сустава, заставил выпустить импровизированное оружие. Оно с глухим стуком упало в грязь.

Анна оказалась прижатой спиной к моей груди, моя рука обвила её, сковывая движения. Она дышала часто и прерывисто, всё её тело дрожало от напряжения и бессильной ярости.

– Успокойся, дикарка, – прошептал я ей на ухо, и мои губы касались её уха. – Твоя ярость бесполезна.

Она попыталась вырваться, но я лишь сильнее прижал её к себе, чувствуя каждый изгиб её тела через ткань формы.

– Знай, – продолжил я, добавив интимной бархатности в голос, – эта твоя вспышка… она дорогого стоит. И за неё я подарю тебе опыт. Самый незабываемый. Ты увидишь, на что способна настоящая сила. Твоя и моя вместе.

Я отпустил её, легко оттолкнув от себя. Она споткнулась и пошатнулась, глядя на меня с ненавистью.

– А теперь иди и смотри, – холодно бросил я, поворачиваясь к ожидавшим приказа инквизиторам. – Закончим зачистку.

Я тащил Анну за собой обратно на площадь, к этой жалкой кучке сломленных людей. Давящий и нервирующий, как зубная боль, гул подавителей висел в воздухе. Мой взгляд выхватил в толпе подходящий экземпляр – изрядно потрёпанного мужчину. Его глаза были залиты кровью, слепые, беспомощные, а руки исполосованы осколками, будто его поколотили сворой кошек с железными когтями. Идеально.

– Вот этот, – бросил я одному из бойцов, указывая на слепца.

Его выволокли из общего строя. Я отвёл и его, и Анну на несколько шагов в сторону, за пределы действия основных глушителей, но оставив в поле зрения пленных и инквизиторов.

Пленник грузно рухнул на колени перед Анной, бессмысленно водя своим окровавленным лицом из стороны в сторону. Я встал позади неё, положил руки ей на плечи. В этот жест я вложил сразу нежность и всю тяжесть своей воли, усиленную подчиняющим сигилом, что уже пылал у меня на ладони, скрытый от посторонних глаз.

– Ну же, милая, – прошептал я ей на ухо, и мой голос был сладким, как яд. – Покажи им всем, на что способна наша сила. Убери его. Быстро. Чисто.

Я приоткрыл шлюзы, дав силе хлынуть в неё. Она вздрогнула, ощущая знакомый поток. Сначала на её лице было лишь недоумение и ужас, а затем появилась решимость. Та самая, упрямая, что сводила меня с ума.

И она её использовала.

Вместо того чтобы испепелить, разорвать или иссушить, она протянула к нему дрожащие руки. Ей пальцы по памяти рисовали мелкие исцеляющие сигилы. Она сосредоточенно водила руками перед его изувеченным лицом, и плоть послушно затягивалась, кровь останавливалась. До меня донёсся её тихий стон, ведь исцеление такой тяжести давалось нелегко, особенно под гнётом моей воли. Кто-то из пленных ахнул. Другие перешёптывались. Инквизиторы замерли в ожидании.

Ярость вскипела во мне, такая бешеная, что мир на мгновение поплыл в красной пелене. Но на лице у меня оставалась лишь лёгкая, снисходительная улыбка.

Я оттащил её от исцелённого мятежника, грубо дёрнув за шиворот, как непослушного щенка.

– Ты ж моя святая! – прошипел я, и сладость в голосе сменилась злобой. – Решила поиграть в спасительницу? Советую подумать ещё разок.

Удар тыльной стороной ладони пришёлся ей по щеке. Чётко, сочно, с характерным хлопком. Она ахнула и скатилась на землю, к ногам того, кого только что пыталась спасти. На разбитой губе выступила алая ниточка.

– Давай по новой!

Она, шатаясь, поднялась. Глянула на меня с ненавистью. И снова села перед узником. И снова её руки потянулись к нему. На этот раз она попыталась исцелить его искалеченные руки.

(Глупая, упрямая тварь. Ты думаешь, этим ты что-то докажешь? Ты лишь продлишь его агонию. И свою.)

Я повел головой, делая глубокий вдох. В легкие ворвалась вонь крови, страха и пыли.

(Ты смеешь противиться моему приказу! Перед десятками глаз моих подчинённых! Перед этой жалкой сворой, которая должна видеть мой контроль!)

Ярость, острая и сладкая, застилала взор. Уже в следующее мгновение я снова дернул её к себе, крепко вцепившись пальцами в её горячую, влажную от напряжения шею. Пинком под колено отправил её на землю.

Тут попыталась вмешаться Моррет. Она сделала шаг вперёд, слегка заслонив собой Демаре, и тихо, но настойчиво кивнула в сторону замершей публики.

– Капитан… – её голос был предостерегающе-ровным.

– С дороги, лейтенант! – хрипло рыкнул я и отшвырнул её плечом в сторону.

Прижал Демаре к залитым грязью и кровью камням мостовой. Коленом в спину, лишая её возможности дышать. Одна моя рука грубо придавила её ладонь к холодному, шершавому камню, растопырив тонкие, изящные пальцы. Другая рука крепко вцепилась в её волосы, пригибая голову к самой земле.

– Если эти руки не выполняют мои приказы, – прошипел я, и мое дыхание обжигало её лицо, – может, они и вовсе не нужны?

Я перенёс вес, и каблук моего сапога с громким, отвратительным трескучим звуком обрушился на её пальцы.

Хруст костей был приглушённым, влажным. Крик, что вырвался из её горла, был нечеловечески высоким, полным чистой агонии. Злость, смешанная с почти безумным восторгом, окончательно завладела мной.

– Вот теперь, – я наклонился к ней ещё ближе, наслаждаясь её сдавленными рыданиями, – будем играть по моим правилам.

Я отпустил её разбитую руку и встал во весь рост. На моей ладони уже пылал новый сигил. Моё детище, уродливый гибрид из инквизиторской геометрии и кривых символов, что засели в моём сознании после путешествия в иную реальность. Я направил его на того самого мятежника, которого Анна тщетно пыталась спасти.

– Смотри же, святая! – рявкнул я

Сигил вспыхнул багровым светом. Анна взвыла. Это был крик души, которую рвут на части. Она чувствовала как её сила, вырванная моей волей, обращается против её же сородича и жизнь уходит из него, выжигаемая дотла. Он не просто умирал. Он иссыхал и сморщивался, как старая картофелина, оставленная на солнце. Его плоть трескалась, обнажая кости, которые тут же рассыпались в серый пепел.

Я вдыхал этот пепел. И смеялся.

– Отлично! – провозгласил я. – Продолжаем!

Мой взгляд упал на следующего пленника. Женщину, прижимавшую к груди ребёнка. Сигил на моей ладони вспыхнул с новой силой.

Анна схватила меня здоровой рукой за штанину в попытке заблокировать меня, за что получила сапогом с скулу. Наша связь была теперь слишком прочной, слишком извращённой моим новым знаком.

– Нет! – её голос был сорванным, полным слез и крови. – Остановись!

– Ты остановишь меня, Демаре, – сказал я мягко, глядя, как женщина на моих глазах начинает чернеть и рассыпаться. – Только послушанием. Больше никак.

– Остановись! – умоляла она хриплым шёпотом, полным такой бездонной муки, что хватило бы на десятерых. – Пожалуйста! Убей меня, но не их! Не так!

Мне было плевать на её слова. Они долетали до меня, как сквозь толстое стекло. В моих жилах пела иная музыка. Гимн абсолютной власти. Сладкий и опьяняющий голод, что струился из символа, пометившего нашу плоть. Это Оно жаждало зрелища. Жаждало конца. И я был проводником это воли.

Я повернулся к следующему пленнику. Подросток, лет пятнадцати. Он плакал, закрыв лицо руками. Сигил на моей ладони вспыхнул с новой силой, и я чувствовал, как чистая сила Анны вытягивается из неё, проходя через меня и извращается, превращаясь в инструмент абсолютного распада.

Подросток не закричал. Он просто… рассыпался. Словно пепельная статуя, в которую ткнули пальцем. Осталось лишь тёмное пятно на камнях да лёгкое облачко праха.

– Чувствуешь? – обратился я к Анне. – Чувствуешь эту мощь? Это и есть твой дар! Вот его истинное применение!

Я двинулся дальше. Старик. Женщина. Ещё один мужчина. Без разбора. Без жалости. Багровый свет сигила вспыхивал снова и снова, и с каждым разом я чувствовал, как Сущность по ту сторону связи ликует. Мир сузился до меня, источник силы у моих ног, и цели передо мной.

Инквизиторы замерли. Они не вмешивались, ведь их приказ был ясен: уничтожить анклав. Только вот то, как это делал я, выходило за рамки их инструкций. Это была не военная операция. Это было жертвоприношение. В их глазах читалось отвращение и уважение к той силе, что я демонстрировал. Я смог вызвать трепет.

Наконец, я остановился. Дыхание срывалось с моих губ паром. Рука с пылающим сигилом дрожала от перенапряжения. На площади не осталось ни одного живого пленника. Лишь тёмные пятна да горстки пепла, развеваемые ветром.

Я посмотрел вниз на Анну. Она лежала неподвижно, уткнувшись лицом в камни. Её тело время от времени вздрагивало в беззвучных рыданиях.