По праву крови

Их было бесчисленное множество. Они плавали в этой бесформенной пустоши, не видя ни друг друга, ни меня, как киты в отдельных океанах вселенной. Они не были враждебны. Они не были равнодушны. Они были. Или нет. Моё существование здесь оставалось настолько ничтожным, настолько микроскопическим и незначительным, что не заслуживало даже доли их внимания. Я был бактерией, забредшей в собор.

И сквозь этот ужасающий хаос пробивалась она. Наша сущность. Та, что была привязана к Анне, а теперь и ко мне. Я узнал её той самой связью, что жгла мою спину. Она была похожа на исполинское древо из сплетённых нервных окончаний, из вопящих ртов, из горящих домов. Каждая ветвь уходила в никуда и тут же возвращалась, пульсируя энергией. Она металась в этом пространстве, будто в неистовой агонии. Разрывалась. Её якорь в моём мире – Анна – был под угрозой, и это причиняло ей невыносимую боль, понятную лишь в её, извращённом смысле.

Именно она и протащила меня сюда через брешь в реальности для того, чтобы я стал цепью.

Я почувствовал, как её “взгляд” упал на меня. Всепроникающее сознание просветило каждую частицу моего существа от мыслей и страхов, до строения генов. Ни любопытства, ни ненависти. Был лишь холодный, безжалостный императив.

Там. Где якорь. Угроза. Исправить.

Никаких слов, понятных разума человека. Только примитивные и доступные понятия. Её воля, огромная и неумолимая, как прилив, обрушилась на меня. Я узнал команду на уровне инстинкта, как новорождённый знает, что нужно дышать.

Последнее, что я ощутил перед тем, как моё сознание с грохотом влетело обратно в привычную вселенную – это всепоглощающее безразличие того места, где обитают истинные хозяева силы. И безумный шёпот собственного разума, заражённого новым знанием.

Мир снова разверзся и разорвал меня на частицы, прежде чем собрать в прежнем порядке на разогретом полу подземного купола. Звуки обрушились лавиной: шелест возгласов, смешанный с гулом работающего экстрактора, свистом металлических колец, готовых обезглавить меня, вздумай я поднять голову. Одурманенный разум возвращался к функционирования, инстинкт подсказал, что мне нужна связь. Я подполз ближе к цилиндру, нащупал поток силы, исходящий от Анны, и направил его весь на то, чтобы выдернуть из гнезда провод толщиной с кулак. Скрежет колец надо мной и нисходящий вой затихающего механизма оповестили о прерванном процессе. Для надежности я ещё выпустил разряд в одного из семи техников, что питали круг силы. Тот отлетел к стене и мешком свалился на пол. Кольца вернулись в свои пазы, символы на них выцветали вместе с оттоком энергии. Техников вышибло из транса, они пока не представляли опасности, даже если бы решили напасть. На втором марше мостков с искривленной от ненависти рожей Дирак перегнулся через перила.

(Конечно же, без тебя здесь не обошлось!)

– При всём уважении, генерал Дирак, не думаю, что у Вас есть полномочия единолично принимать решение об извлечении источника мисс Демаре.

Мой голос заглушил разрозненный хор учёных, почти все настороженно замерли, ожидая реакции Дирака.

– Капита Кирон, – Дирак быстро подобрался, выпрямился, обхватив трость обеими руками, – поведаете нам, как вы здесь оказались без допуска?

– Позволил себе нарушить протокол в угоду спасения опытного образца, решения по которому, насколько мне известно, должны приниматься советом.

(Как последняя крыса ты решил убрать Демаре, пока меня нет рядом. И почему я не удивлён?)

Стук трости по металлическим переходам, как барабанная дробь перед драматическим поворотом, заставил всех обратить взоры к Дираку, пока он неторопливым шагом двигался к выходу.

– Надеюсь, твоя очередная необдуманная выходка не стоила нам целостности экстрактора, – Дирак окинул взглядом затихший купол. – Образец весь в твоём распоряжении.

Он исчез. Теперь, когда боевой пыл схлынул, предательская слабость разлилась по конечностям. Я жестами показал, чтобы лаборанты вынули Анну из капсулы. Те нерешительно мялись на краю круга.

– Быстро! – рявкнул я.

Подпрыгнув от звука, они через мгновение бросились выполнять поручение. Её тело вывалилось на руки подоспевшего двухметрового техника. Он без суматохи подхватил Анна и понёс прочь. Стоило нам выйти за пределы круга, как муравейник ожил, голоса по нарастающей громкостью заполнили воздух командами. Преданные науке, они спешили удостовериться, что всё цело.

Я велел технику привести целителей, после того, как он разместил Анну на кровати в её палате, сам устало рухнул на стул подле. Меня колотило, холодный липкий пот стекал под ворот сорочки. Я всячески старался отгонять мысли от месте, куда меня выдернул источник, но образы то и дело вспыхивали перед глазами. Мне казалось мой мозг горит и искрится. Пришлось даже активировать обезболивающую и лечебную метки.

Дыхание Анны странным образом успокаивало, хоть и было слабым, поверхностным. На бледной коже её лица неестественно горел лихорадочный румянец. Я коснулся её руки – ледяная на ощупь, на коже мраморный рисунок, а лицо и шея пылали.

(Не смей помирать, Демаре. Я не для этого в прямом смысле прошёл через ад.)

Когда, наконец, прибежала взволнованная медичка в сопровождении помощницы, я отступил в сторону, давая им пространство для работы. Пока они занимались облегчением состояния Анны, я вышел из палаты, сжал свой камень в ладони и вызвал Моррет, когда она мысленно ответила, потребовал, чтобы та как можно скорее прибыла в исследовательский центр. Сейчас я мог доверять только ей.