
Полная версия:
Небесный город
– Эта теория никогда не была нелепой, – сказал он в ответ. – Но думаю, ты легко обнаружишь, что записи ранних архитекторов были верны.
– Какие записи? О том, что размеры якш – их единственная защита от ярости земли? Что у них нет определенного места обитания? – Ахилья насмешливо улыбнулась. – Наиля тоже была настроена скептически. Вы, архитекторы, все одинаковые. Понастроили кучу зданий в небе и теперь думаете только о том, как уклониться от нежелательных столкновений, а не о выживании.
– Уклонение и есть выживание.
– Не для якш. Они живут в джунглях. И они здесь процветают. У них должен быть дом, какое-то убежище, даже если они роют норы или… или выращивают ракушки. Если мы проведем исследования, то кое-что узнаем.
– Ничего нового мы не узнаем. Только то, что никто, кроме них, не способен пережить земную ярость.
– Деревья же как-то выживают, – прервал его Оам. – Очевидно, что все растения джунглей переживают ярость земли, иначе бы их просто не было.
Ираван приподнял бровь, изучая молодого человека. Ахилья вздрогнула от смущения. Она, конечно, поняла выражение его лица: «Этот мальчик хоть раз был в джунглях?»
– Не смотри так, Ираван, – пробормотала Ахилья тихим голосом, предназначенным только для его ушей. – Оам идет в джунгли впервые. Единственный настоящий археолог Накшара – это я, и ты не хуже меня знаешь, что джунгли никого не волнуют. Только траектория и полет – вот единственные известные нам истины. Ни одна из наших историй не рассказывает о джунглях, кроме примечаний о том, как мы покинули их.
Ираван недоверчиво покачал головой и повысил голос.
– Растения джунглей не выживают в земной ярости. Ничто и никто в ней не выживает. Ты никогда не видел настоящих разрушений, которые оставляет за собой ярость земли. Фактически это полное опустошение. Накшар улетает прежде, чем ярость достигает пика.
Сам он видел земную ярость только однажды. Несколько лет назад Киана представила совету увеличители. Ираван все еще помнил шок и трепет, которые ему пришлось испытать, глядя в окно увеличителя, чтобы увидеть, что происходит внизу. Он всегда знал – все знали, – насколько разрушительными могут быть гнев и ярость земли. Бушующие на земле бури представляли собой сотрясения и толчки огромных масштабов. Это были торнадо, которые разрушали глубокие слои самой почвы. И все же увидеть их, по-настоящему увидеть, как клубится земля, как вздымаются гигантские облака пыли, как рикошетят и крошатся валуны и стволы деревьев, бесконечно, яростно… Весь дрожа, он отошел от увеличителя с ужасом и смирением, пульсировавшими в нем в равной степени.
– Это неистовое буйство, которое уничтожает все, – сказал он. – Растения джунглей вырастают из семян, которые разлетаются вокруг после каждого приступа гнева и ярости. Самому старому дереву, которое ты увидишь, столько лет, сколько было в момент окончания последнего приступа земной ярости. Сейчас ты выйдешь в джунгли, которые рождаются буквально у тебя на глазах.
– Это зависит от продолжительности и свирепости земной ярости, – пробормотала Ахилья.
– Другие животные… – одновременно начал Оам, но замолчал.
Ираван кивнул Ахилье: она была права, хотя все ее знания были почерпнуты из книг. Но познания Оама о мире, вернее его незнание мира, просто шокировали.
– Ты имеешь в виду белок, птиц и всех тех существ, которые есть у нас в ашраме? – сказал он, глядя на молодого человека. – Думаешь, это те, кто выжил в джунглях?
Ахилья еще раз поморщилась, избегая его взгляда, но Ираван прекрасно читал ее мысли.
Оаму следовало бы лучше подготовиться к экспедиции. Если бы он уделял больше внимания ее исследованиям, а не флирту, он бы уже это знал. Ираван даже немного удивился тому, как легко ей удалось завлечь молодого человека в свои сети. Из Ахильи получился бы великолепный архитектор, если бы у нее была способность траектировать.
Когда она заговорила, голос звучал мягко.
– В джунглях таких существ нет, Оам. Там только якши и растения. Те виды, которые живут у нас, когда-то обитали на земле, и джунгли были нашим естественным домом, но тысячу лет назад, когда приступы гнева и ярости стали более частыми и свирепыми, архитекторы тех времен создали первые ашрамы. Они подняли в небо нас и всех существ, которым повезло попасть в ашрамы. Сейчас единственные существа, оставшиеся от тех джунглей, это якши, но не все эволюционировали, чтобы стать ими.
– Здесь выживают только якши, – сказал Ираван. – Возможно, они не очень умные и не способны почувствовать, когда мы приближаемся к ним, но они очень сильные и крепкие. Можно не сомневаться, что их устойчивости способствуют огромные размеры. Нам не следует и надеяться, что у нас получится то, что получается у них.
Ахилья повернулась к нему, сверкнув глазами.
– Ты не знаешь этого наверняка, – сказала она. – Даже если записи архитекторов верны, даже если здесь нет никаких обиталищ якш, даже если причиной выживания являются их размеры, их изучение все равно даст нам информацию. Даст подсказки, как выжить, если нам когда-нибудь придется вернуться в джунгли.
– Мы – беженцы, – категорически сказал Ираван. – Это наша история. Наша идентичность. Джунгли были нашим домом, но отвергли нас, изгнали нас. Вот почему мы летаем. Если бы архитекторы тех времен не научились траектировать растения для обеспечения полета, мы бы вымерли, как и все остальное. Архитекторы нашли нам новый дом. Они обеспечили выживание нашего вида. Пока у нас есть убежище в небе, мы никогда не вернемся в джунгли. Никогда, пока существуют архитекторы.
Оам нахмурился, но ничего не сказал. Ахилья уставилась на Иравана, подбородок у нее дрожал. Он взглянул на нее в ответ, и в его взгляде был молчаливый призыв опровергнуть его логику, но затем, без предупреждения, что-то внутри него шевельнулось, нарушив серьезность момента. Губы Иравана дрогнули. Он почувствовал внезапное желание заключить ее в объятия, вдохнуть ее запах, сказать ей, как сильно он скучал по ней и их разговорам. Он больше не хотел ссориться. Он хотел баловать и нежить ее. Осознание этого застало его врасплох. Ираван моргнул и отвел взгляд.
Когда лист кувшинки бесшумно ударился о берег, это стало для всех почти неожиданностью. Все трое сошли. Над ними искрился купол из шиповника, каждый дюйм которого был покрыт шипами и колючками.
Ираван остановил траектирование и постучал по одной из своих бусин рудракши. Она был похожа на ту, что он забрал у Наили и раздавил. Только в его бусине содержались более высокие разрешения, предоставляемые исключительно Старшим архитекторам. Код активировался, и зазвучала тонкая сложная мелодия, слышная только ему.
Мгновение ничего не происходило.
Затем стена из шиповника застонала. Дерево разгибалось с болезненным звуком, похожим на скрежет костей. Ветки в агонии ломались одна за другой.
В стене появился проем, но движение казалось вынужденным.
Ираван нахмурился. Его ключ работал, но чувствовалось какое-то странное сопротивление. Как будто ашрам не хотел их выпускать. Он подумал, не предостеречь ли их от выхода наружу, но после его категоричного выступления такое предостережение вряд ли бы способствовало улучшению образа архитекторов. Он также не мог отменить миссию: в лучшем случае его сочтут трусом, а в худшем – властным ублюдком. Он молча махнул Ахилье, но она проигнорировала его.
Ее взгляд был прикован к проему, руки дрожали.
– Что случилось? – спросил Ираван.
Она поиграла медальоном у себя на шее, и он тихо зазвенел.
Он увидел, как участился ее пульс.
– Это из-за джунглей? – снова спросил он. – Нам необязательно идти. Возможно, это неплохая мысль.
– Нет. Ты не поймешь.
– А ты попробуй объяснить.
Она не потрудилась ответить, теребя медальон.
Оам протянул руку, и Ахилья схватилась за нее.
– Наши истории не имеют значения, – сказал молодой человек. – Ты обязательно что-нибудь обнаружишь благодаря якшам. Это того стоит.
Иравана осенило. Все его разговоры об архитекторах и их важности, все его речи об их историях… а ведь у обычных граждан не было вообще ничего своего, с чем они могли бы соотносить себя. Официально действующие истории практически стерли истории обычных граждан. Его доводы о выживании были правильными, но все, что он делал, это пытался отговорить Ахилью от экспедиции. В этой группе из трех человек именно он был незваным гостем. Эта мысль застала его врасплох. Он взглянул на Ахилью, но что он мог сказать? Только хуже сделает.
Ираван придержал язык. Он двинулся вперед и вышел через проем в зарослях шиповника прямо в джунгли.

6. Ираван

Сначала на Иравана обрушился крик джунглей – безмолвный, лихорадочный, зловещий.
Он пронзал его насквозь, будто под кожу загоняли шипы. Браслет из бусин рудракши у него на запястье сильно завибрировал, изо всех сил стараясь удержать стену из веток шиповника. Когда внешний лабиринт покинул Оам, Ираван снова постучал по бусине. Ветви в стене шиповника, яростно зашуршав, встали на свое место, закрывая проход.
Ираван сглотнул. Крик звучал рагой[7], остатком траектирования – именно этим способом природа приводила в гармонию работу архитектора с естественным состоянием растения. Архитекторы интерпретировали раги как мелодии, но за всю жизнь Ираван никогда не ощущал ничего похожего на рагу джунглей. Она звучала как последние опустошающие отголоски древнего крика. Волоски у него на шее встали дыбом.
Проход, через который они вышли, исчез полностью. Лианы и лозы скользили по шиповнику, становясь гуще, толще. Над ними сплетались ветви. Листья на деревьях уже были вполне зрелыми, а ветви сгибались под тяжестью пухлых белых ягод, готовых лопнуть. Трава у ног теперь доходила ему до коленей и росла поразительно быстро – гораздо быстрее, чем можно было ожидать вскоре после земной ярости. А то, что здесь уже были деревья, да еще и увешанные плодами, казалось просто невероятным.
Ахилья лихорадочно осматривала окрестности, стараясь заметить как можно больше. От сумки ее взгляд метнулся к стволу белого бука, который становился толще прямо на глазах, затем перескочил на Оама и, наконец, на мгновение замер на Ираване. Когда их взгляды встретились, Ираван открыл рот, но она пошла туда, где стоял Оам, уставившись на джунгли. Она что-то шепнула ему, и они оба открыли сумки и стали в них копаться, извлекая различное оборудование.
Ираван начал траектировать и последовал за ней.
– Ты ведь тоже это чувствуешь?
Она настороженно посмотрела на него.
– Чувствую что?
– Джунгли. Что-то не так.
Как всегда при траектировании, его зрение разделилось на две формы восприятия. В первом он видел, чем занимаются Ахилья и Оам, как становятся гуще кусты, как капает сок с каучукового растения, а листья и побеги разворачиваются и растут во все стороны с головокружительной скоростью.
Вторым восприятием, существуя в виде пылинки, Ираван увидел джунгли как поле, усеянное звездами. Последний раз он был в джунглях несколько лет назад, но не помнил, чтобы тогда Момент был таким зловещим. Он плыл сквозь него, ощущая дикость, темную невольную жестокость, поскольку травы, стебли и стволы существовали, исходя только из возможностей насилия, и душили друг друга, сражаясь за драгоценный солнечный свет. Древние архитекторы, должно быть, столкнулись с Моментом, очень похожим на этот, когда впервые подняли эти виды в небо почти тысячу лет назад.
Ахилья ничего не ответила. Они с Оамом продолжали распаковывать вещи, вытаскивая мачете, встряхивая и раскрывая оборудование, с тихим щелчком прикрепляя необходимые инструменты к ремням экипировки.
Неархитекторам звучание раги было недоступно, но в поведении и движениях Ахильи была некая скрытая нервозность.
Конечно, она видела, что джунгли настроены враждебно. Может, она так сильно злится, потому что не хочет подтверждать, что он прав и что есть причины для беспокойства?
Ираван создал линии созвездия, связывая различные звезды в сложные узоры, но даже после этого его линии сильно дрожали.
– Это нормально, Ахилья? – тревожась, спросил он. – Никто из других архитекторов во время предыдущих экспедиций не упоминал, что джунгли кажутся странными?
– Да все так говорили, – ответила она. – Но все они были в джунглях впервые, так что…
Она встретилась с ним взглядом, и он увидел, что она говорит искренно. Он знал, о чем она думает, да и сам он думал об этом же. Даже если в предыдущих экспедициях джунгли сбивали с толку Младших архитекторов, Иравана это не должно было коснуться.
– А ты что чувствуешь? То же самое, что в прошлые разы, или что-то другое? – спросил он. – Тебе не кажется, что джунгли в этот раз другие?
– Не больше, чем обычно. Ведь технически, каждый раз это новые джунгли.
Ахилья снова накинула сумку на плечи, поднесла руку к звенящему медальону, какое-то время изучала его, а затем пошла к деревьям.
– Нам сюда.
– Держись рядом, – сказал Ираван. – Ты тоже, Оам.
Юноша бросил на него презрительный взгляд и помчался за Ахильей, срубив набухающие лианы мачете. Срезанные плети, извиваясь, упали на землю, а затем скользнули друг к другу. Глаза Оама широко распахнулись от удивления. Он последовал за Ахильей, держась всего на шаг позади.
Сама Ахилья выглядела вполне спокойной. Ираван даже не смог вспомнить, когда он видел ее такой умиротворенной. Глаза жены были устремлены на медальон, и она инстинктивно скользила по джунглям. В отличие от Оама, который, казалось, намеревался уничтожить тропу, Ахилья ныряла под растущие ветки, отводила в сторону перистые листья, а мачете использовала только для того, чтобы отсечь тянущиеся к ней лозы, которые просто меняли направление, а не укоренялись заново, упав на землю.
Она знала эти джунгли. Знала их лучше, чем Ираван, несмотря на то, что он дрейфовал в Моменте. Когда она надолго исчезла из поля зрения, сердце у него бешено застучало – не от беспокойства за нее, как он понял, а от беспокойства за себя. Судя по виду Оама, его тоже охватила паника. Он метался по кругу и, дико взмахивая руками, рубил джунгли. Ираван резко двинулся вперед, чтобы оторвать растения от мальчишки, пока они не удушили его. Он прокладывал путь к Оаму при помощи собственного мачете. Они обменялись нервными взглядами, и Ираван уже открыл было рот, чтобы позвать Ахилью, но, прежде чем он успел вдохнуть, она появилась снова. Она шла среди деревьев, с удовлетворенной улыбкой поправляя одежду.
– Больше так не делай, – пробормотал Оам, когда они догнали ее.
Она просто усмехнулась и махнула рукой, призывая их идти вперед, уверенная, что двигается в нужном направлении.
Ираван траектировал тропу, отодвигая в сторону морозник, растущий на лесной подстилке. Трава сопротивлялась, и от усилий, которые ему приходилось прикладывать, у него на груди и шее выступил пот. Инстинктивно он потянулся к Ахилье.
– Поговори со мной, – выпалил он, положив руку ей на плечо.
– Что? – спросила она, оторвавшись от трекера.
Смахнув его руку, она продолжила движение.
– Расскажи мне, каким образом вы должны взаимодействовать с Накшаром. Можно ли услышать сигнал оповещения о взлете за стеной из шиповника?
Ахилья вопросительно взглянула на него, а затем снова уткнулась в трекер.
– Мы же только что приземлились, Ираван. И двух часов не прошло. Пройдет несколько дней, а то и недель, прежде чем нам снова потребуется взлететь.
– Пожалуйста, Ахилья, просто ответь мне.
Ираван прекрасно понимал, что, если он не сможет траектировать, никто и ничто не сможет защитить их, потому что рядом нет ни других архитекторов, ни храма. И это осознание было пугающим.
– Можно ли здесь услышать сигнал оповещения, который дадут в ашраме?
Ахилья помахала ему рукой.
– Если внутри Накшара сработает сигнал оповещения, призывающий горожан готовиться к взлету, он прозвучит в кольце гражданина, точно так же, как если бы я находилась в городе. Я пользовалась им сотню раз, когда была в экспедиции. Я никогда не ухожу слишком далеко от Накшара, и мы всегда возвращаемся с запасом в несколько часов.
– А ты проверила кольцо? Оно точно работает?
– Оно будет работать, пока ты траектируешь, – сухо сказала она.
Ее слова нисколько не утешили Иравана. Растениям джунглей не нравилось его траектирование. Линии его созвездий дрожали, как паутина во время грозы. Теперь он в любой момент ожидал, что растения заставят слиться два его восприятия. Могла ли эволюция изменить врожденное сознание вида? Может, поведение растений в джунглях каким-то образом повлияло на их собратьев в Накшаре? Не потому ли им было так трудно траектировать во время последнего приступа земной ярости? Он был так поглощен своими мыслями, что налетел на Оама, который резко оттолкнул его.
Археологи остановились. На их пути лежал серый ствол гигантского дерева с шероховатой корой. Ираван тут же нырнул в Момент на поиски звезды дерева, но так и не увидел ее. Это было странно. Растение в зарождающихся джунглях не обнаружилось ни в одном из возможных видов существования. Для этого была только одна причина.
– Придется пойти в обход, – сказал он. – Не знаю, что это за дерево, но оно мертво. Полностью и безвозвратно. У меня не получится страектировать его.
Ахилья ошеломленно уставилась на него.
– Это не дерево.
Оам открыл рот.
Ираван нахмурился и выпрямился. Он снова повернулся к серому стволу. Ахилья отошла от него, потянулась вперед, отодвигая низкие ветки, пытаясь создать просвет для прохода. Ираван траектировал, и от усилий его курта пропиталась потом. Но ветви раздвинулись, лозы и лианы отступили, и на них обрушился ливень из листьев.
А затем сквозь просветы в листве он увидел черные бугорки, шишковатые, как валун, а дальше что-то моргнуло… там блестел глаз.
Ираван отшатнулся. Якша. Он смотрел на якшу.
В голове у него помутилось. Ладони покрылись влагой. Все время, пока Накшар был в полете, он издалека видел воздушные воплощения существ, летящих вдалеке, как гигантские точки. Но никогда он не видел их так близко.
Размеры якши-слона не поддавались никакому разумению. Он достигал по меньшей мере двадцати футов в высоту, а его широкий костистый лоб выглядел как небольшой холм. По гигантской спине бежали острые гребни позвонков. Якша затрубил, и пронзительный, леденящий кровь звук сотряс деревья и заставил сердце Иравана учащенно забиться. Существо повернуло голову, и Ираван увидел два толстых бивня, изогнутых по обе стороны от хобота. Их концы были острыми, смертоносными. Лианы тут же обвились вокруг бивней, но когда существо шевельнулось, растения оторвались и упали на землю джунглей, как извивающиеся змеи. И Ираван увидел, что на один из бивней намотан медальон, идентичный тому, что был у Ахильи.
Якши, как известно, были миролюбивы, но отправиться на их поиски… Такого Ираван даже представить себе не мог. Его прерывистое дыхание отдавалось в ушах, и от шока он на мгновение перестал траектировать. В голову ему пришла случайная мысль, что, возможно, следовало прикладывать больше усилий в борьбе с советом, чтобы дать шанс экспедиции и дать шанс Ахилье.
Он взглянул на нее и впервые за долгое время наконец разглядел. Глаза Ахильи были прикованы к якше-слону. Она сияла – удивительная женщина, полная отваги и упрямства. С ее губ срывался радостный смех. Бесстрашно она продиралась сквозь высокую траву, оставляя за собой униженного и смиренного Иравана.

7. Ахилья

Ахилья громко рассмеялась. Голова у нее закружилась, стало трудно дышать.
«Привет, старый друг», – подумала она, но в голове, в глубине разума археолога уже описывала свою встречу для потомков.
«Несмотря на прошедшие годы и многочисленные приступы гнева и ярости земли, якша-слон почти не изменился. На бивнях стало больше завитков, но животное не увеличилось в размерах по сравнению с прошлым разом. Важно отметить, что на нем нет признаков повреждений, что позволяет предположить, что у него, наверняка, есть укрытие, где он прятался во время многих и многих приступов гнева и ярости, обуревавших землю с тех пор, как его видели в последний раз».
Пока она складывала походное снаряжение, руки у нее дрожали. Их меченый якша был абсолютно здоров, его размеры не изменились – этих фактов было достаточно, чтобы она могла сформулировать гипотезы. Сейчас ей нужно было только выполнить тщательные замеры, и у нее появится реальный шанс быть номинированной на вакантное место в совете. Ахилья поежилась от волнения, и веревка под куртой вдавилась в обнаженную кожу. Когда Ираван и Оам потеряли ее из виду, она пошла на ужасный риск, чтобы найти спираль-траву для Дхрува, но теперь шансы на то, чтобы изменить управление городом, были не только у гелиотехнолога. Теперь и Ахилья сможет понять, как выжить в джунглях. Она станет их надеждой. От волнения она схватилась рукой за сумку, сжимая и разжимая кулак.
Оам, шагающий рядом с ней, вскрикнул, и в его голосе послышались истерические нотки.
– Это невероятно, – произнес он. – Просто невероятно!
– От них дух захватывает, правда? – ухмыльнулась она.
– Да они чудовищны! Как тебе вообще это удалось? Это невероятно. Ты – невероятна.
Якша-слон выдохнул, и деревья вокруг сильно завибрировали. Животное начало двигаться, переставляя гигантские ноги, для которых не было непреодолимых расстояний. Ахилья выбросила из головы мечтания и ринулась бежать, роясь в сумке, доставая разные гелиотехнические приборы и передавая Оаму гелиопланшет.
– Итак, давай-ка приступим к работе, Оам. Ты знаешь, что делать…
– Эскизы, да, – ответил он. – Но я могу больше, Ахилья. Позволь мне снять показания.
– Нет, мы пока не можем полагаться на приборы Дхрува. Мы можем положиться только на наши наброски и наблюдения, пока он не изобретет что-то более долговечное. И, Ираван, мне надо добраться до трекера. Отправь меня наверх, пожалуйста. – Она шагнула вперед, чтобы последовать за якшей, но почему-то оказалась на коленях, у нее перехватило дыхание.
Ахилья на пару мгновений застыла, но этих мгновений без движения хватило, чтобы по бедрам у нее зазмеилась белая трава. Она лежала на лесной подстилке, полусогнувшись, полурастянувшись, а трава росла и росла, опутывая ее руки и ноги, удерживая на месте. Оам тоже стоял на четвереньках. Взгляд помощника скользнул мимо Ахильи, за ее спину. Он выругался.
Ахилья шевельнула шеей, и ей стало больно в тех местах, где ее фиксировали растения. Ираван же стоял точно там же, где был и до этого. Он смотрел поверх нее, высокий, красивый и, как заметила Ахилья, совершенно бесполезный. Его темная кожа больше не излучала сине-зеленый свет траектирования.
– Ираван, – гаркнула она. – Ты пытаешься убить нас?
Он хмыкнул, словно внезапно осознав это. Не сводя глаз с якши, он побежал к ним.
– Я не доверяю этому существу.
– Что?
Рядом с ней Оам рубил белую траву, неуклюже взмахивая мачете.
– Зашибись! Он что, снова пытается сорвать нашу миссию?
– Я не доверяю этому существу, – повторил Ираван и остановился, потому что белая трава вцепилась и в него. – У каждого живого существа есть сознание, которое можно обнаружить, даже если нельзя использовать для траектирования. Сейчас я пытался проверить это существо и так и не смог обнаружить у него сознание.
Ахилья моргнула. Это была новая информация.
– Уверен?
Ираван кивнул, и через мгновение его кожа озарилась светом траектирования.
Трава на талии Ахильи остановила рост и сжала тело, не давая дышать. Ее пронзил ледяной холод, рядом хватал ртом воздух Оам. Затем трава затрещала и превратилась в пыль. Оам встряхнулся, встал и последовал за якшей.
– У него нет сознания, – сказал Ираван, догоняя Ахилью, которая тоже поднялась на ноги, смахивая с себя белые хлопья.
– Как думаешь, что это значит?
– Не знаю. Я просто предположил… в смысле, как оно может быть живым, если у него нет сознания?
– Вот именно. Сознание существует в спектре жизнедеятельности. Сознания нет только у мертвых существ и неживых объектов. Но это существо явно ни то ни другое. Кто-нибудь упоминал о таком раньше?
– Кажется, нет… Их задача заключалась лишь в том, чтобы траектировать растения здесь вдоль нашей тропы, и думаю, что у них было достаточно работы по контролю за джунглями.
Ахилья взглянула на Иравана.
– Откуда ты знаешь?
– Это качество присуще траектированию. Когда архитекторы траектируют, они видят состояния сознания, существующие как звезды в Моменте.