Небесный город

– Да, знаю. Но я думала, что Момент показывает только растения.

– Момент может показывать и людей, и других животных. Но архитекторов учат воспринимать только сознание растений и больше ничего. Оставаться в Моменте с существами более сложными, чем растения, опасно, поэтому мы намеренно учим архитекторов закрывать второе восприятие, чтобы они случайно не начали траектировать сложное существо. Траектирование сложного существа может…

– Безвозвратно повредить разум архитектора. Да, знаю, – Ахилья задумалась. – Но ты же можешь видеть животных и людей в Моменте? Даже если не траектируешь их?

– Я могу, – сказал Ираван. – Если постараюсь. Я же Старший архитектор. Моя работа – обеспечивать соблюдение ограничений траектирования, и я не могу обеспечивать то, чего не понимаю. Но даже я редко позволяю себе расширить восприятие настолько, чтобы увидеть сложных существ в Моменте.

– И ты не видишь якшу?

Ираван облизнул губы, не сводя глаз с существа.

– Это невозможно, ты же понимаешь. Это означает, что якши не существует. Что он неживой.

– Может, ты упускаешь его из виду. Ошиба…

– Я не ошибаюсь.

Ахилья нахмурилась. Существо остановилось, запутавшись бивнями в быстро вьющихся лозах. Оно тихо трубило, покачивая гигантской головой из стороны в сторону. Она взглянула на Иравана, задаваясь вопросом, стоит ли ей попросить его более подробно все объяснить. Это могло изменить все ее исследование. Но он отказался смотреть ей в глаза, отводя взгляд. Она стояла рядом с ним, слышала его учащенное дыхание. На лбу у него выступил пот.

Ей потребовалась секунда, чтобы понять. Он был напуган. Она не могла в это поверить.

Все Младшие архитекторы, которые сопровождали ее в джунглях раньше, проявляли нервозность, когда встречали якшу. Некоторые реагировали ошеломленным молчанием, другие – непрекращающейся руганью или нервным смехом. Ахилья научилась игнорировать их реакции, но сейчас перед ней стоял Ираван. Он всегда был таким сдержанным. Кроме того, он был экспертом Накшара по вопросам сознания, и именно поэтому вообще получил место в совете. То, что он почувствовал отсутствие сознания в этом существе… что бы это могло означать?

– Не нравится мне все это, – снова повторил он.

– Ираван, оно безобидно. Я уже работала с ним раньше, помнишь?

– Нет, я не про него, – пробормотал он и сглотнул. – Не только про него. Я про траектирование. Про джунгли. Про все вместе. Нас здесь быть не должно. Нам следует вернуться в ашрам.

Она слегка коснулась его локтя.

– Чего именно ты боишься?

Он посмотрел ей в глаза, и взгляд у него был неуверенным.

– Не знаю. Это на уровне инстинкта.

Про это Ахилья тоже слышала раньше. Джунгли всегда заставляли архитекторов нервничать, но от Иравана она такого не ожидала. Она взглянула на него, затем снова на якшу. Как бы она ни злилась на него, он был самым компетентным человеком из всех, кого она знала. Можно ли сбросить его мнение со счетов? В голове у нее прозвучал голос Дхрува: «У нас не так много времени. Если мы этого не сделаем – можно не только забыть о выдвижении, можно и с нашими профессиями попрощаться».

Ахилья вздохнула, подергала себя за ремни и указала на якшу, нависавшего над ними.

– Мне надо туда подняться.

Муж непонимающе посмотрел на нее. Затем узоры его татуировок изменились. Растения поползли вверх по ногам и бедрам Ахильи, крепко обвили ее талию, обернулись вокруг ремней снаряжения, образовав защитную кабинку-спираль, и она начала подниматься. Сначала исчезло лицо Иравана, сменившись зелеными кущами. Толстые листья заблокировали обзор, голову она прикрыла руками, и по ним били ветки, а на шею капал липкий сок.

Затем она поднялась над растущим зеленым пологом.

Моргнув, она обнаружила перед собой сплошную серую стену. Ее подняли на уровень колена якши, затем плеча и, наконец, она оказалась напротив его левого бивня. Спираль остановилась, и Ахилья повисла в воздухе, чувствуя, что растения сжали ее крепче. Перед ней тускло-желтым светом мерцал гигантский бивень, и на нем, мягко поблескивая, висел трекер – именно там, где она и оставила его пять лет назад.

Ахилья протянула руку и перерезала волокна. Трекер упал ей в ладонь знакомой тяжестью. Улыбнувшись, она прикрепила его к своему ожерелью, и приемник с передатчиком слились в крупный кулон. Она покопалась в сумке, достала новый трекер и осторожно прикрепила его туда, где раньше висел первый.

Ахилья услышала, как Оам выкрикнул ее имя, и повернула голову. Юноша поднимался с другой стороны якши, генерируя собственный торнадо из листьев. Он улыбался, и выражение его лица было радостным. Он издал тихий возглас.

Она улыбнулась в ответ.

– В это невозможно поверить. Никогда не думала, что снова увижу это существо.

Оам смотрел на нее широко раскрытыми глазами.

– Ты и вправду невероятная, да.

Ахилья рассмеялась, вытащила сканер плотности кожи и посмотрела на показания. «Проценты ничем не отличаются от человеческих, – сформулировала она, как будто уже писала в своем гелиопланшете. – Но при правильном сравнении эти данные могут опровергнуть преобладающую теорию выживания якш, основанную на их размерах». Она положила сканер обратно в сумку – он будет продолжать вычисления, пока она будет снимать другие показания – и повернулась, чтобы посмотреть вниз. Ираван страектировал для себя открытую поляну, с которой была видна полная картина происходящего. Он ждал внизу, расхаживая взад и вперед, в глазах светилось беспокойство, а на лбу залегла морщина.

– Выше, – крикнула она. – Мне нужно снять показания на зрачках и оценить его слух.

Он кивнул, и его золотистый налобный фонарь и сине-зеленый свет траектирования подпрыгнули. Возник вихрь, который понес ее вверх, мимо складки на шее, откуда рос бивень, пока она не оказалась на уровне глаз. Она увидела свое отражение в натуральную величину, но искаженное.

Ахилья ахнула.

В глазу якши блеснул странный узор, как будто вокруг радужной оболочки появилось больше колец. Ахилья сжала ретиноскоп. Приводимый в действие с помощью траектирования Иравана, тонкий аппарат размером с ручку зажужжал у нее в руках. Она помахала им перед зрачком животного, как маяком. Якша и глазом не моргнул.

– Ахилья, – крикнул Ираван снизу. – Здесь что-то не так. Думаю, я понял, почему джунгли кажутся такими странными. Почему они препятствуют моему траектированию.

Она посмотрела вниз, но он отошел на несколько футов. Виден был только его тусклый сине-зеленый свет, движущийся маленькими кругами сквозь траву. Ахилья заменила ретиноскоп глазным рефрактором. Схватив рефрактор, она повторила движение, размахивая им несколько мгновений.

– Это те же виды, которые мы используем для проверки безопасности… – крикнул Ираван. – Но почему они не… – он замолчал, и напряжение в его голосе стало осязаемым.

Ахилья прекратила свои дела и посмотрела вниз, нахмурившись.

– Что ты имеешь в виду… – начала она, но спираль, удерживающая ее в воздухе, резко опустилась на несколько футов, выбив из нее дыхание.

Сердце громко застучало. Она схватилась за край созданной растениями спирали и, задыхаясь, посмотрела вниз. Теперь она видела Иравана, скорчившегося среди сорняков, далеко от нее. Глаза у него были расширены от ужаса.

А затем ее спираль разрушилась, а листья и ветви, взорвавшись, разлетелись.

Ахилье казалось, что она падает очень медленно. Ей хватило времени, чтобы увидеть, как рядом с ней падает Оам с искаженным от ужаса лицом. Ей хватило времени заметить, что она кричит. Она успела заметить, как Ираван широко раскинул руки, и увидеть, как устремляется вверх зеленая земля.

Ахилья пронеслась сквозь ливень из листьев и коры и упала на что-то мягкое, пружинящее. Перед глазами у нее все поплыло, левый локоть заныл.

Она приземлилась на скользкий мох и теперь медленно поднималась.

Ираван стоял в нескольких футах от нее, все еще пылая, как факел, в темноте джунглей. Он стиснул зубы от напряжения, а глаза практически вылезли из орбит. Он размахивал руками, но движения казались вялыми.

Оам тоже приземлился на подушку из мха. Ахилья упала на колени, поскользнувшись на мхе, и злость взяла верх над страхом.

– Чертовы гнев и ярость, что за… – начала она, но Ираван прервал ее резким голосом.

– Потерял контроль.

– Ты, черт возьми, шутишь?

– Нам надо уходить, – отрезал он. – Вы оба. Подойдите ко мне. Быстро.

– Что? Мы пока не собираемся уходить, мы приехали сюда с миссией!

– Чертовы гнев и ярость, Ахилья, – сказал Ираван, поворачиваясь к ней, все еще окруженный высокой травой. – Вы должны подойти ко мне сейчас. Я сдерживаю это из последних сил.

Он кивнул головой в сторону травы. На каждом стебле быстро вырастало по несколько игл, торчавших почти как наконечники стрел.

– Смотри. Это магнарут – великий корень. Тот же вид, что растет в храме и сообщает нам, когда нельзя приземляться. Если существует опасность, он становится упругим и выбрасывает иглы. Посмотри на него.

Она в изумлении уставилась на траву. О чем это он? Ведь Накшар приземлился, и она приняла все меры предосторожности, прежде чем отправиться в джунгли.

Она вдруг почувствовала, как земля задрожала сквозь мох, и эта дрожь гулким эхом отозвалась в сердце. Глаза Ахильи расширились, а челюсть отвисла.

Ярость земли.

Рядом жалобно застонал Оам, пытаясь подняться, но ноги у него разъезжались на скользком, влажно чавкающем мхе.

– Этого не может быть, – сказала Ахилья, даже когда начала сползать с мха. – Сигнал оповещения от Накшара, он должен был…

Еще один толчок, на этот раз более громкий и глубокий, пророкотал по лесной подстилке. Якша-слон взревел, и его рев на таком близком расстоянии оглушал. В ушах зазвенело, якша поднял голову и понесся на Ахилью, она закричала, упала, поскользнувшись, и отползла назад. Животное едва не задело мох, на котором она стояла. Она почувствовала порыв ветра, когда якша исчез за деревьями. Спотыкаясь, она встала, инстинктивно отряхнула одежду. Рука коснулась бедра. Она моргнула, глядя на свою руку, и поняла, что потеряла сумку.

Ахилья уставилась на пустую руку, когда дрожь утихла.

– Ахилья, гнев и ярость, иди ко мне, сейчас же.

– Я потеряла сумку, – крикнула она в ответ.

Она скатилась со мха, оглядывая все вокруг, крутилась в разные стороны, пиная кусты и лианы. Где она ее потеряла? Где?

– У нас нет времени. Надвигается ярость земли. Это были первые толчки.

– Там все гелиотехническое оборудование Дхрува! – закричала она. – Все данные, которые я только что собрала. Я не могу все это бросить.

– Я вижу ее, вижу, – крикнул Оам.

Он изменил направление и побежал туда, где был якша, взвалил сумку на плечи и помчался обратно к Иравану.

Джунгли уже бушевали.

Ахилья потеряла равновесие. Зрение у нее затуманилось.

– Ахилья, БЫСТРО КО МНЕ, СЕЙЧАС ЖЕ.

Ахилья взглянула вниз, но кора уже крепко зажала ей ноги. Она боролась изо всех сил, но это не помогало.

Ее взгляд упал на мужа. Ираван представлял собой сине-зеленый силуэт. Он создал вокруг себя и Оама сферу-гнездо из ветвей, но они находились почти в пятидесяти футах от нее. Слезы затуманили ей зрение. Джунгли вздымались и трещали.

И тогда она поняла, что ей ни за что не выбраться. И они умрут там из-за нее. Она обещала Оаму, что будет беречь его, но потерпела крах как руководитель экспедиции. Их голоса доносились до нее издалека, но сейчас она слышала только одно – презрение Тарьи к ее выбору. Сестра была права. Вот к чему это привело. Это ее вина.

– Уходите, – прошептала она.

– Вставай, – прорычал Ираван. – Вставай.

– Ираван, уходите. Пожалуйста, просто забери его и уходите.

– Ахилья, давай, – пронзительно закричал Оам. – Хватай мачете, руби кору. Ну давай же!

Дрожащими руками Ахилья нащупала мачете, висевший на ремнях ее снаряжения, и начала рубить кору, та замедлила рост. Краем глаза она увидела, как Ираван протянул к ней кулак. Он контролировал рост коры, отвлекся, и это дорого ему стоило. Гигантская ветка, словно копье, вонзилась в гнездо. Оам вскрикнул, съежившись, но гнездо выдержало.

– Мне не выбраться, – прохрипела она, когда земля под ней снова затряслась. – Уходите, пожалуйста. Вы должны уйти. Сбереги его. Просто уходите.

– НЕТ! – взревел Ираван. – Вставай же, гнев и ярость.

Кора треснула. Ахилья брыкалась и дергалась, осколки вонзались в кожу. Она выползла и двинулась сквозь бушующий ветер, сквозь пыль и джунгли. Ираван протянул к ней сжатые в кулаки руки. Он пылал так ярко, что Оам зажмурил глаза, защищаясь от его света. Гнездо заскрипело и уменьшилось.

Перед Ахильей шаг за шагом открывалась тропа. Одной рукой она махала ножом, обрубая корни, которые держали ее, рассекая лозы, летевшие в лицо. Она была почти у сферы.

Затем Оам протянул руку, втащил Ахилью внутрь, и она врезалась в него. Оба упали, переплетясь конечностями, и гнездо сжалось. Земля затряслась, и на этот раз толчки было очень хорошо слышно – из глубины земли доносился рев.

Гнездо вздрогнуло и рвануло вверх, стремясь подпрыгнуть как можно выше. Ахилья подлетела, врезалась в Оама, стукнувшись с ним головами, и тяжело приземлилась. Боль была ослепляющей. Ираван твердо стоял в центре гнезда, вытянув руки.

– Держитесь! – крикнул он.

Сквозь щели в гнезде Ахилья увидела летящий на них ствол дерева. Он ударил их раз, второй, третий. Кричал Оам, и сама она кричала, а потом наступила…

Тишина.

Гнездо мягко опустилось обратно на лесную подстилку.

Ужас Ахильи отразился в глазах Оама. Джунгли затихли.

Все растения – и деревья, и травы, и корни – застыли в неподвижности, как мертвые.

Вокруг них эхом раздавалось дыхание Оама, паническое, поверхностное.

– Э-э… это все? Конец?

– Нет, – ответил Ираван. – Это только начало.

– Н-Накшар? – выдавила Ахилья. – Он все еще там? Они все еще здесь? – она потерла кольцо гражданина, но оно молчало, хотя гелиомедальон все еще тихо позвякивал.

– Не знаю, – ответил Ираван. – Но мы должны верить, что нас ждут. Это наш единственный шанс. – Свет траектирования у него на коже вспыхнул ярче. – Держитесь. Я собираюсь вытащить нас отсюда.

Ахилья ухватилась за ветки и крепко зажмурила глаза.

8. Ираван

Ничего не произошло. Гнездо из магнарута не сдвинулось с места. Не откатилось.

Ираван погрузился в какой-то кошмар. Вокруг висела жуткая тишина – такого ужаса он не испытывал никогда.

Раздвоенным восприятием он видел линии созвездия, которые извивались, как змеи, отказываясь соединяться с великим корнем. Ираван держался, перенося вес своего существования на звезду. Она сопротивлялась, и на секунду сила их противоположных желаний заставила гнездо тревожно загудеть. Ахилья ахнула, Оам взвыл, а затем они закричали хором. У Иравана горели даже зубы, а кости под кожей вибрировали от сотрясения. Руки и грудь пронзила сильная боль. Магнарут размахивал ветками, как кнутом, и боролся изо всех сил, раскалившись докрасна, словно провод под высоким напряжением, прожигая насквозь такой же раскаленной докрасна болью. Он вел себя как живое существо и сейчас казался Иравану живее всех растений, с которыми ему приходилось иметь дело.

Ираван отпустил несколько линий созвездия. Гнездо из магнарута встряхнулось в последний раз, затем успокоилось, удовлетворенное тем, что пока еще не развалилось и сохранило форму, и снова замерло.

– Что это было? – выдохнул Оам.

Дыхание Иравана стало прерывистым. Он всегда знал, что траектировать в диких джунглях труднее, чем в прирученном ашраме, но никогда раньше не испытывал такого противодействия своей воле. Все выглядело так, будто магнарут был не просто растением, а чем-то большим, будто он обладал разумным сознанием сложного существа.

Снаружи начали дрожать и качаться деревья.

Они почувствовали еще один толчок. Гнездо подпрыгнуло и рывком поднялось в воздух. Ахилья и Оам вскрикнули. У Иравана скрутило желудок. Они врезались в массивный ствол дерева и снова подскочили, перевернулись вверх ногами, от чего в горло хлынула желчь. Потом сфера еще немного переместилась и, наконец, приземлилась довольно далеко от того места, где стояла раньше.

Держитесь, хотел сказать Ираван, но не смог вымолвить ни слова. На него навалилось изнеможение, заполнившее каждую клеточку тела, но он пролетел сквозь Момент, лихорадочно анализируя и отбрасывая возможности одну за одной, даже когда Ахилья и Оам пришли в себя. Может, ему стоит отпустить магнарут и поискать тик или железное дерево? Нет, слишком поздно, времени на поиски уже нет. Может, ему стоит ликвидировать гнездо и создать броню? Нет, ни одна броня не выдержит волны земной ярости, разрушится от первого же удара. Сердце у него упало.

– Чем ты занимаешься? – пискнул Оам. – Почему мы просто стоим и ждем?

Ираван попробовал еще раз. В первом восприятии он увидел себя таким же, как Оам и Ахилья: ноги уперлись в переплетенные ветви гнезда, кулаки сжали ветки, голова склонилась в изнеможении. Кожа у него ослепительно светилась, а татуировки траектирования складывались в сложные фракталы.

Во втором восприятии он приблизился к звезде магнарута, взмахивая линиями созвездия, как сотней кнутов, пытаясь обнаружить отверстие, чтобы закрепить их.

Звезда опередила его и прежде, чем он успел принять решение, каким будет его ход, расширилась и врезалась в его разум, не оставив времени даже на вдох.

Два его восприятия слились воедино, и в этот момент Ираван почувствовал настоящий ужас.

Кожа начала трескаться и кровоточить. На спине, на шее и в глазах росли колючки. Он открыл рот, но оттуда вылетела только пыль и вырвались крошечные серо-белые ростки. Десны гнили, из-под ногтей торчали шипы, за волосы цеплялись ветки, и он думал: «Давай, это хорошо, рвись, истекай кровью, умирай, сей семя, выживай». Он распознал крошечное пульсирующее вмешательство – свое собственное, – когда летящая по траектории пылинка пыталась помешать растерзанию его «растительного я» на части. Он улыбнулся, обнажив окровавленные зубы, и вдавил боль поглубже в себя. Агония была прекрасна. Ираван заплакал от восторга и…

Моргнул.

Он задергался, пытаясь вырваться из хватки магнарута, и в панике отполз от звезды.

Восприятия разделились, но Ираван продолжал отступать, скуля от ужаса. Опасно, очень опасно, когда сливаются два восприятия. Архитектор может потерять себя, сгинуть и никогда не вернуться в собственное тело. Его вырвало прямо на пол гнезда. Свет траектирования погас.

Гнездо начало распадаться.

Сначала рассыпались в пыль шипы у них над головами, затем треснула и разлетелась обломками ветка. Ахилья жалобно заскулила, глаза у нее стали безумными, когда она увидела, как рушится их хрупкая защитная сфера.

– Что он делает? – закричал Оам. – Он что, сумасшедший?

Ахилья уставилась на него. Волосы у нее растрепались, по лбу текла кровь, но она все равно была такая красивая и… испуганная. Дрожащими руками она попыталась скрепить гнездо, как будто бы это могло помочь.

В отчаянии Ираван бросился назад, к звезде магнарута. Не имея времени на изощрения, он зажал линии созвездия, сотни линий, и погрузил их в глубины звезды грубым неопрятным пучком. Гнездо перестало распадаться и снова загудело от ярости.

Линии созвездия вздыбились, вибрируя в его хватке. Гнев великого корня был слишком силен. Сейчас его снова засосет внутрь, и восприятия сольются. Этого допустить нельзя.

Внезапно гнездо затихло.

Сердце Иравана воспарило – краткий миг победы.

Слишком поздно он увидел, как по воздуху к ним летит булыжник – валун-разрушитель.

Ираван в отчаянии вскинул руку, цепляясь за линии созвездия, чтобы ухватиться за внешние нити гнезда. Он вдавил ветви друг в друга, расщепив магнарут, переплетая его с самим собой.

Валун врезался в гнездо. Они, кувыркаясь, покатились по лесной подстилке, врезаясь друг в друга телами, но сфера выдержала, гнев и ярость, она выдержала.

Откуда же магнарут узнал, что в них полетит валун? Это же растение, а не пылинка, ему не дано видеть возможности – но времени обдумывать эту мысль не было.

Ираван закрепился в Моменте, создавая одну линию созвездия за другой, привязывая их к гнезду, по максимуму используя желание великого корня распасться. Намереваясь уничтожить себя, магнарут прыгнул, чтобы на этот раз подчиниться ему. Побеги врезались друг в друга. Кора гнезда превратилась в переплетение ветвей. Она становилась все плотнее, и волна надежды и триумфа пронзила Иравана. Он сделал это, он нашел способ.

А в следующее мгновение из трещин вылетели мягкие белые семена, заполнив собой воздух.

Яркий свет от его тела рассеялся, и теперь все они кашляли, хрипели, задыхались, даже когда их швыряло из стороны в сторону. Глаза Ахильи вылезли из орбит, рука сжалась на горле, и он знал, что убивает ее, убивает их всех.

«НЕТ», – беззвучно закричал он.

Траектируя, он почувствовал экстаз магнарута, когда тот вырвался из-под его власти.

Но где-то же должен был существовать выход в безопасное место. Обязательно должен!

Ираван метался в Моменте, пытаясь отыскать его и проклиная все на свете. Он пробовал снова и снова, направляя линии созвездий в звезду, чтобы растение не смогло себя разорвать, но гнездо загудело и взмыло в воздух. Он изменил схему, чтобы заставить гнездо успокоиться, но магнарут дождался, когда в него врезался валун, а, может, это был ствол дерева, как следует встряхнув их. Ираван атаковал его, используя собственное желание корня, но гнездо наполнилось крошечными белыми ростками, которые стали душить их, и лицо Ахильи уже обрело фиолетовый оттенок. Надо попробовать еще раз. И еще. И еще.

Этого он, конечно, не мог предвидеть. И больше ничего не мог сделать. Выхода не было. Исчерпаны все возможности, все комбинации.

Магнарут насмехался над ним.

Ираван уставился на корень, изучая темные углы Момента, в который они попали.

«Да провались ты в гнев и ярость, – подумал он. – Я достану тебя изнутри». И он бросился к звезде, соединяя два восприятия.

И погрузился в черноту.

Восприятия врезались друг в друга.

И в экстазе зарыдали.

Они с ужасом подумали о том, что делают, в кого превратятся. Но ужас был мимолетным.

Взорвались вены, сгнили листья, и рассыпались драгоценные, драгоценные семена. Как в тумане они подумали, что превратились в великий корень с определенной целью. Но другой цели, кроме выживания – выживания им подобных, у них не было. Для них это означало смерть.

Они улыбались, обнажая окровавленные зубы. Их атаковало сознание джунглей. Оно поднималось из-под земли, все больше ужесточаясь, и волны разрушения накатывали одна за другой. В сознании у них раздался рев миллиона криков, к ним обратились исказившиеся от испуга лица, голодные глаза, скорбные рты.

Они знали, как им удавалось так ловко сражаться с самими собой. Звезда была не просто их состоянием. Это была возможность джунглей, возможность жизни. Каждая застывшая звезда, каждое дискретное состояние были иллюзией. Когда архитектор траектирует, он только создает изображения, чтобы постичь вселенную и ориентироваться в ней, но Момент не был неподвижной реальностью. Он был яростной бурей.

«Я – это он, – поняли они. – Я – архитектор. Ираван». На мгновение два его восприятия разделились. Они увидели, как он ревет в агонии, как наблюдают за ним, застыв от ужаса, Ахилья и Оам, но потом все стало так, как и должно было быть, и они снова превратились в магнарут.

Удерживая линию и безвозвратно слившись, они смотрели, как несется к ним Момент. И его нельзя было назвать существованием одного растения. Это была пауза джунглей, целой планеты. Ее необъятность… Они чувствовали ее в каждом ударе ветки, в каждом надрыве коры. Они были джунглями. А джунгли были готовы к одной возможности, нацелены только на одно: уничтожение.

Они тихо всхлипывали.

Погруженные в Момент, они видели, что сейчас произойдет. Ему оторвет правую руку и размозжит голову, и они узнают о его смерти в шокирующей вечности. Они чувствовали его панику и ужас из будущего, издалека.

«Пусть это поскорее закончится», – подумал он.

И тут перед ним вспыхнул Резонанс, мягко мерцая расплавленным серебром.

Он сверкал у них перед глазами, как капля ртути, и они дернулись и потянулись к нему.

Момент исчез.

Началось вечное падение.

Затем наступила слепота.