скачать книгу бесплатно
– И я их за это не осуждаю. Цукаты дело такое.
– А при чем здесь цукаты?
– Разве вас сейчас это интересует? Давайте присядем, – деликатно, но крепко ухватил меня за локоток и подвел к гнутокованной скамейке с сидением из шлифованных деревянных брусков.
– Что за дерево? – я невольно залюбовался игрой солнечных бликов в вязи зеленовато-жёлто-золотистых с коричнево-чёрными прожилками древесных волокон.
– Бокоте, оно же мексиканское розовое дерево, розовое дерево Майя, бекоте, сирикоте, салмвуд.
– И не размокает от дождя?
– Нет, оно пропитано льняным маслом.
– А не пачкается?
– Нет, присаживайтесь, – усадил меня и осторожно примостился рядом. – Сейчас вас должны волновать не цукаты и не немцы, не скамейки и не дожди, а вопрос, где вы очутились.
– А где я? – легко подхватил я.
– Stadt Stra?enbahnen, что в вольном переводе с немецкого означает Город трамваев.
– Почему с немецкого?
– А вы оригинал? – старичок прищурился, став похожим на рассерженного кота, – обычно новички спрашивают, почему трамваев.
Я молчал, глядя на собеседника. Вопрос он слышал, к чему мне повторяться?
– Хорошо, отвечу на ваш вопрос. С немецкого потому, что мне не нравятся немцы. А трамваев потому, что наша жизнь подчиняется строгому расписанию движения трамваев, их чарующему ритму. Если бы я был поэтом, то сказал бы, что наши сердца пульсируют в такт бегущим по рельсам трамваям.
– А вы поэт…
– Скажете тоже, – вроде как смутился. – Теперь пару слов о вас. Что вас сюда привело?
– Маршрутка поломалась, пришлось пойти пешком.
– Я в глобальном, так сказать, смысле.
– Случайно зашел…
– Понимаете ли… – замялся, с ожиданием глядя на меня.
– Дмитрий.
– А по батюшке?
– Можно просто Дмитрий.
– Понимаете ли, Дмитрий, в наш город нельзя попасть просто так.
– Почтовый ящик? Они еще существуют?
– Вы еще помните про почтовые ящики?
– Мне почти сорок лет, так что помню.
– Чудесно, продолжайте.
– Я ехал на симпозиум.
– Кого?
– Теологов, но на самом деле там должны быть представители общей и социальной философии, истории философии, социологии, антропологии, психологии, этнологии, археологии и других наук.
– И какую же из этих наук представляете вы? – глаза горели любопытством, словно у ребенка, впервые поджигающего коврик у соседской двери.
– Понимаете ли, – невольно скопировав его манеру, смутился я, – никакую из них.
– А что вам тогда там делать?
– Я написал статью… Про ритуальную магию у кошек… и вот, получил приглашение.
– Как интересно.
Из проулка вышла девочка в пестреньком летнем платьице и панаме, с отглаженным пионерским галстуком на груди и авоськой в руке. В авоське сиротливо жалась бутылка зеленого стекла.
– Вот и наша Аннушка, – расцвел старик и, вскочив со скамейки, будто молодой козлик, церемонно поклонился проходящей девочке.
Я вежливо кивнул. Девочка, не обратив на нас ровно никакого внимания, строевым шагом пересекла трамвайные рельсы. Обернулась и, словно только сейчас заметив, мило и смущенно улыбнулась нам. Отвернулась и деловито скрылась в проулке.
Будто по команде улица заполнилась спешащими по своим делам, но не забывающими вежливо раскланяться с моим собеседником, людьми.
– И что это значит?
– Ну же, – поощряюще посмотрел мне в глаза, слегка улыбнувшись, – человек, нашедший признаки карго-культа, получающего дальнейшее развитие в примитивную симпатическую магию, у кошек. Смелее!
«Аннушка!» – будто укол в мозг. – «А в авоське у нее получается масло?!»
– Аннушка, как у Булгакова? – несмело спросил я.
– Совершенно верно, – старичок тихо поаплодировал. – Вы догадливы, Дима. Аннушка не пролила масла, значит, трамваю на этой улице в ближайший час не потребуется жертва.
– Почему час?
– Таков интервал движения по этой улице. На других улицах он другой.
Послышался звонок, откуда-то из-за угла выскочил моторный четырехосный трамвай: красны низ, желтый верх и с важным видом скользнул мимо скамейки.
– А если просто не ходить по рельсам?
– А как же вы на другую сторону улицы попадете, милейший?
– Пройду дальше, где-то же рельсы уйдут в сторону.
– Не уйдут.
– Перейду на другую улицу.
– Там тоже рельсы.
– На перпендикулярную выйду.
– И там рельсы.
– Что, у вас рельсы под прямым углом пересекаются?
– Да.
– Так не бывает!
– А у нас именно так. Это же Город Трамваев.
– Хорошо, хотя это и противоречит физике, – я махнул рукой. – Можно же перейти, когда трамвая нет. Вы сами сказали, что он тут раз в час проезжает, строго по расписанию. Вот сейчас, – я посмотрел на часы, – целых пятьдесят минут в нашем распоряжении. Переходи, не хочу.
– Вы не понимаете, Дима. Если Аннушка пролила масло, то первый же прохожий просто обязан на нем поскользнуться, упасть и…
– И?..
– И ждать на рельсах в том положении, в котором оказался после падения, если понадобится все пятьдесят минут.
– Но почему?
– Не нами заведено, не нам и менять. Вы же знаете, как живучи обычаи. Все эти «присядем на дорожку», «через порог не здороваются» и прочие.
– Не знаю, я технарь.
– А как же ваша работа? Та, на симпозиум?
– Просто пришло в голову из наблюдений за котом.
– «Становится страньше и страньше» – как говорила Алиса. Впрочем, я думаю, что после того, как вы сделаете доклад, я и не только я, будем иметь честь задать вам вопросы по существу работы. Пока же предлагаю пройти на соседнюю улицу, и – посмотрел на часы-луковицу на цепочке, – там как раз вскоре пройдет трамвай к гостинице. Поселитесь в номере, приведете себя в порядок, отдохнете. А завтра милости просим в ратушу на доклад.
– Простите, но завтра я должен выступать на симпозиуме в вышнем Сельце.
– Собственно говоря, Дима, приглашение на симпозиум в Вышний Селец было от нас, так что все в порядке.
– Но как же?
– Мы же не какие-то дикари: трамваи – сфера духовного, но и почта с интернетом у нас есть, – встал со скамейки и увлек меня за собой.
Проулком вышли на соседнюю улицу. Почти сразу подкатил трамвай, но другой расцветки: желтый верх и синий низ. Над стеклом гордо красовалась начищенная медная «12».
– По расписанию? – спросил я.
– Они всегда юный друг мой. Можно часы сверять по трамваям.
– А если вдруг выбьются из расписания?
– Если они выбьются из расписания, – помрачнел, – то весь наш Город Трамваев… Впрочем, не будем о грустном. Мы достигли полной гармонии, как в «золотом веке», описанном древними.
Вошли в гостеприимно распахнувшиеся двери, сели на сидениях из натуральной кожи. Натуральная кожа, х-м, а если еще добавить, что изнутри трамвай был обшит мореным дубом и поручни у него хромированные, то неплохо тут за трамваями ухаживают. И разумеется, никакого граффити или мата на сидениях. Трамвай мягко тронулся и поехал.
– А это кто? – я показал на юношу со строгим, как молоток маркшейдера лицом, одетого как постовой милиционер в старых советских фильмах.
– Член общества добровольных помощников трамвая «Трамвайная дружина», в просторечии «друзья трамвая». По большей части для таких как вы, скептиков и гостей города. Истинные патриоты города рады принести и конечность и жизнь свою трамваю, а вот приезжие бывают несознательными. Некоторые, поскользнувшись на масле, пытаются даже встать с рельсов, – лицо старичка скривилось от отвращения. – Для таких случаев, редких, но все-таки, у помощников, как вы можете видеть, есть револьвер системы Нагана в кобуре. Очень помогает.
– А кому проезд оплачивать?
– Проезд бесплатный, – мягко сказал старик.
– Совсем?
– Дима, вот вы, когда в церковь приходите, деньги платите.
– Я в церковь не хожу, но знаю, что свечи там денег стоят.
– Но можно же и просто прийти, без всяких свечек.
– Можно.
– Никто же вас гнать не станет.
– Нет.
– Так и у нас: трамвай для горожанина – это как церковь для прихожанина, – улыбнулся. – Вот стихами с вами заговорил. Короче говоря, трамвай для нас как храм для иногородца.
– Вы нас называете иногородцами?
– Надо же вас как-то называть? Согласитесь, – пожал плечами.
– Хорошо, согласен. Называйте, как хотите: хоть горшком, только в печку не ставьте.
– Печку у нас еще заслужить надо, – отозвался туманно.
***
В гостинице встретила милая девушка-портье с латунной табличкой «Маша», приколотой к пиджачку цвета морской волны.
– Иногородный? – прощебетала весело, открыв протянутый мною паспорт.
