Уральская Хиросима

– Ладно, я писать уже умею печатными.

– Буду ждать.

Что делать, не знаю, прописи, что ли, писать? Про школу ничего не известно, да там и стекол нет. Когда уроки начнутся? Ничего не понятно.

На улице затарахтел мотоцикл. Папка приехал? Приоткрыла дверь в сенях – точно, он.

– Танюшка, собирайся, поедем в Михайловку, к бабушке Марусе. Школа пока на ремонте, да и нам надо стекла вставлять, уже холодает. Побудешь там, пока все утрясется. Возьми что потеплей: куртку, ботинки, штанишки с начесом. Ну, сама знаешь, не маленькая.

– Что, прям сейчас?

– Да, меня на день отпустили, туда и обратно.

Собралась я быстро, что было брать-то? Одежки, Мишку-Мурзилку, да книжку Конек-Горбунок – вот и все мои пожитки.

– Где поедешь? В люльке иль со мной?

– С тобой!

– Не боишься?

– С тобой не боюсь.

Отец сложил всю поклажу в люльку, и мы поехали.

– Устанешь, скажи, в люльку пересядешь. Ехать далеко, как бы не уснула за спиной.

– Не усну, я на дорогу смотреть буду.

– Ну, держись за меня. Поехали!

– Папк, а долго ехать?

– Далековато, почти двести километров.

– Ого, так далеко до Михайловки.

– Ну да, Чкаловская область большая.

– А почему область Чкаловская?

– Это в честь знаменитого летчика назвали областной город. Был такой летчик Валерий Чкалов – летал через Северный Полюс.

– Ой, ей, ей! И он не заблудился? Там же снег один и никаких опознавательных знаков.

– Нет, не заблудился. Зато у нас полно опознавательных знаков. Вот и будешь моим штурманом. Видишь, дорога широкая пошла? На Московский тракт выехали, знак стоит: до Тоцка – 17 километров. Вот и наблюдай. На поезде ехали бы с комфортом, да сейчас пассажирские поезда задерживают. Пропускают только литерные – военных вывозят после учений.

До Тоцка домчались быстро, дорога ровная была, а перед Погромной улетели в овраг. Через овраг был мостик, его разрушили военные драндулеты и засыпали песком, а у мотоцикла колеса узкие, вот мы и слетели с моста прямо в овраг. Ладно, овраг был не глубокий, а то бы покалечились. Только ушиблись немного, да все в репьях. Навстречу ехала молоковозка, и шофер помог нам выбраться и мотоцикл поднять. Вот и начались наши дорожные приключения.

Отец меня пересадил в люльку. До Бузулука – 33 километра, знак я заметила и отчиталась. По этим знакам можно сосчитать, сколько мы проехали. Только надо внимательно смотреть, если пропустить знак, то счет собьется.

– Вот и считай километры по знакам, а потом сверим, у кого точнее – по спидометру или по знакам.

До Бузулука я держалась стойко, потом запросила есть. И мы сделали остановку. Чай в термосе еще не остыл, да пирожки с картошкой – вот наш обед. От Бузулука на знаках перестали писать километры.

– Папк, почему на знаке Пилюгино нет километров?

– Да мы выехали на старый почтовый тракт, сейчас пойдут верстовые столбы. Вон видишь, полосатый столбик?

– Да.

– Это и есть верстовой столб, они идут через каждые 25 километров.

Что было дальше, я не знаю. После еды меня разморило, и я уснула. Проснулась только, когда подъехали к бабушкиному дому.

Бабушка Маруся вышла встречать. Как я ее любила, она ведь нянчила меня. А руки-то у нее не годились – ревматизм еще с войны.

– Здравствуйте, мои дорогие! Леня, Танек! Что ж вы телеграмму не прислали, я ведь не ждала?

– Да неожиданно, мам, собрались.

Отец распахнул калитку в обе стороны, чтоб загнать мотоцикл во двор.

Бабушка Маруся была мамкина мать, а отец ее все равно мамой звал, как свою. Они даже родились в один день, только в разные годы.

– Уж не случилось ли чего? Танюшку привез? А как же школа?

– Да в школе разруха, и наш дом немного пострадал. Как все восстановится – заберу, или сами на поезде приедете.

– Да что ж за разруха у вас кругом, и в школе, и дома?

Бабушка всплеснула руками от удивления.

– Ученья были военные, вот немного и нам досталось.

Отец выгрузил из люльки мои пожитки.

– Гостинцев не привезли, второпях собирались, вот денег вам на житье. Чаю мне в дорогу, и помчался обратно, отпустили на день только.

– Ох, как же, ночью ведь приедешь?

Бабушка засуетилась, закружилась по кухне.

– Сейчас керосинку разожгу. Танечик, ну-ка, сбегай в курятник, яйца собери – пожарим, да отцу с собой дадим.

Я побежала в курятник, нарвала в огороде травы, чтобы куры на меня не налетали. Возле дверей на крючке висела корзина, пока куры клевали свою траву, я быстренько собрала в нее все яйца. Всего было десять штук.

Отца мы проводили и стали думать-гадать, что со мной делать? Я могла бы и дома посидеть, и читать и писать умею. Только дома скучно, это ведь не лето, все друзья в школе.

– Танек, может, походишь к тете Нине в класс? У нас и школа рядом, и твоя подружка Надюшка у нее учится?

– А разве можно? Да и школьных принадлежностей у меня нет.

– Тетради сходим купим, учебники у Нади можно брать, они ведь наши соседи. Тетя Нина, бабушкина старшая дочь, мамкина сестра и моя крестная – вот какая родная. Она уж точно с директором договорится, чтобы меня взяли.

– Ладно, утро вечера мудренее, давай спать, а завтра в школу сходим, и все будет ясно.

Утром меня разбудил бабушкин петух, пел свои песни курам:

– Ко-ко-ко, ко-ко-ко, не ходите далеко,

Лапками гребите, зернышки ищите.

Деловой какой. Вставать, надо, умываться, в школу собираться. Только формы у меня нет.

Бабушка в сенях разжигала керосинку.

– Танек, омлет приготовлю?

– Ой, да, хочу, хочу! А молоко откуда?

– Да у соседки взяла, у тети Моти. Помнишь, ты ее в погребе закрыла в позапрошлом году?

– Ну, я же еще маленькая была, бестолковая. А все ругались – хулиганка, хулиганка, а хулиганке всего пять лет было. Бабушк, а где форму возьмем?

– Да у сестры твоей, у Людочки, прошлогодняя осталась, она уж ей мала, а тебе впору будет.

В школу мы пришли как раз на перемене, после первого урока. Тетя Нина в своем классе, тоже в 1А, заполняла журнал, а ребятишки бегали по коридору.

– Ой, Танюшка, здравствуй, крестница!

Тетя Нина встала из-за стола и обняла меня.

– Здравствуй, теть Нин.

– А что это ты приехала, почему не учишься?

– Да у нас школа маленько повредилась после взрыва, пока не учимся.

– И что это у вас взорвалось?

– Ученья были военные, только об этом нельзя говорить. Пока у вас побуду. Может, в свой класс возьмешь меня временно? Я тебя буду Ниной Ильиничной называть.

– Ну конечно, а как же еще учительницу называть? Не тетей же. Ну, что ж, пойду к директору после занятий, думаю, не откажет. Идите домой, вечером зайду к вам.

Прозвенел звонок, все ребятишки ринулись по классам, а мы пошли домой.

– Бабушк, давай тетради хоть купим.

По дороге домой мы купили тетради, ручку с перьями, карандаши.

– А чернильницу?

– Да есть чернильница, я ведь письма вам пишу. Отдам тебе свою в пользование.

– Ну, ладно, договорились.

Я радостно вприпрыжку побежала к дому.

Вечером пришли Тетя Нина с Людочкой, принесли мне форму и радостную весть: меня взяли в 1-й класс.

– А как же буду без портфеля?

Только я накуксилась и собралась реветь, как бабушка достала из сундука дедушкин кожаный планшет. Дедушка пришел с войны целехонький, без единого ранения, но попал под грозу и его молния убила. Это мне отец рассказывал. С тех самых пор я и боюсь грозы. А бабушка дедушкин планшет берегла, вот и пригодился. Учебников-то у меня нет, а тетради поместятся. Так и собрали меня в школу.

Утром за мной зашла Тетя Нина.

– Тань, собралась?

– Да, теть Нин. А Людочка где?

– Она сама ходит, большая уже, пойдем скорее.

Когда мы с тетей Ниной вошли в класс, все ребята закричали:

– Новенькая, новенькая!

– Ребята, это Таня Зайцева, она у нас будет временно учиться.

– Почему временно?

Все опять загалдели.

– Приехала ненадолго. Тань, посидишь пока с Надей Марковой, ее сосед сломал ногу, не скоро придет.

– Хорошо Нина Ильинична.

Моя подружка Надюшка сидела на среднем ряду на первой парте, она обрадовалась мне. Мы дружили с рождения, вместе росли, когда я с родителями жила в Михайловке. Потом мы переехали, а когда я гостила у бабушки, мы с Надей всегда вместе играли.

После уроков нас с Надей задержала тетя Нина.

– Девочки, я попрошу вас взять шефство над Ваней Маловым, он ведь рядом живет.

– Да, он наш сосед, – выпалила Надюшка.

– Ну, вот и хорошо, будете ему с уроками помогать, пока у него нога в гипсе.

Когда мы с Надюшкой шли домой, поболтали о том о сем.

– Надь, у меня ведь учебников нет, будем вместе уроки учить?

– Пока тепло, можно у нас в беседке, во дворе.

Надюшки отец плотник, беседка у них красивая, похожа на царские хоромы из кино. Мы всегда там играли в теплое время года.

– Давай после обеда встретимся, уроки сделаем, да пойдем к Ваньке, – Надюшка закрыла за собой свою калитку.

– Ну, давай.

Ванька был дома один, родители на ферме.

– Вань, скучаешь? – в два голоса, не сговариваясь, спросили мы.

– А то!

– Мы тебе уроки принесли.

Надюшка достала из кармана листок в клетку, исписанный рукой тети Нины.

– Ладно, потом сделаю, может, поиграем?

– Да во что поиграем, с твоей-то ногой?

Надя потрясла Ванькиным костылем.

– Да хоть в морской бой или в крестики-нолики.

Ванька забрал у нее костыль.

– Ну, ладно, только не долго, а то мне влетит. Надо еще в сенях прибраться.

Надя жалобно вздохнула.

– В выходные горох молотили в поле, в ларь пересыпали, теперь все мешки собрать да шелуху подмести.

– Всего и делов-то, если б не нога, я бы тебе помог, – Ванька запрыгал на одной ноге за карандашами и листочками.

Вот так мы шефствовали над товарищем, весь вечер проиграли. Очнулись, когда начало темнеть, и мы с Надюшкой разбежались по домам.

В эту ночь я долго не могла уснуть, все думала: как здесь тихо и спокойно с бабушкой, и друзья рядом. А дома? Что там? Как мамка с папкой? Что же там теперь делается? Страшно. Бабку Фросю, наверное, уже закопали. Леньку жалко, совсем один, отец умер давно, брат в армии, а мать на работе, да по выходным полы моет в детдоме. Так захотелось домой, лучше бы я не уезжала. У нас тут тепло, а они без окон, мерзнут, наверное – по ночам стало холодать. И печку не затопишь, все выдует.

Незаметно пролетели две недели, в пятницу вечером в дверь постучали.

– Кто там?

Бабушка отодвинула занавеску на окне, а на улице уже стемнело, не видно ничего.

– Вам телеграмма, – голос за окном.

– Ох, случилось чего? – бабушка заохала, засуетилась, вышла в сенцы.

– Нет, все хорошо, распишитесь вот здесь, – письмоноска протянула бабушке химический карандаш.

– Это от Лиды: «Мам, привози Танюшку». Вот, всего три слова. Ну, слава богу, наверное, уж все отремонтировали. Танек, давай с вечера соберемся, а прямо утром на вокзал.

– Хорошо, бабушк, жалко, что с друзьями не попрощаюсь.

– Да чай не последний раз приехала – еще каникулы будут, приедешь.

Я стала собирать свой дорожный баульчик, в нем оказалось мало места, мой Мурзилка не помещался. Тетя Нина надавала мне нарядов, то, что Людочке стало мало, а мне впору. Хотела Мишку оставить, но расстаться с ним не могла.

– Баба, помоги мне Мишку уложить.

– Давай я его в свою сумку уложу.

– Давай.

– Ну, все, теперь спать, завтра рано разбужу.

Страшная тайна

Добрались без приключений. На станции нас встречал отец. Телеграмму мы не отбили, и он поджидал все проходящие поезда – с каким-нибудь приедем. Я как всегда села к отцу за спину, а бабушку посадили в люльку. Пока ехали, я все расспрашивала отца про школу, про Леньку – как он один-то? Отец все подробно рассказал: как школу отремонтировали – вставили новые окна и парты отладили, бабку Фросю похоронили, а Ленька заболел, у него температура. Надо будет его проведать.

До дома доехали быстро, вокзал у нас недалеко. Мамка нас встречала у калитки. Я с ревом бросилась к ней на шею.

– Танек, ты чего ревешь? Как будто год не виделись.

А я не могла вымолвить ни слова. И тут баба Маруся выручила.

– Это она от радости, уж больно горевала, что вы мерзнете без окон. Да все про какую-то тучу талдычила. И что это за туча такая страшная?

Я понемногу успокоилась и отпросилась проведать Леньку. Только мамка не велела близко подходить к нему, как бы не заразиться. Она положила в тарелку два пирожка с картошкой – гостинчик для Леньки.

В соседском дворе тетя Люда возилась со скотиной. Я подошла к забору.

– Тетя Люда, здравствуйте! Можно Леньку проведать?

– А, Танюшка, приехала? Здравствуй! Заходи в избу, Ленька на бабкином топчане лежит, что-то ослаб совсем.

Я зашла в сени, дверь в дом была открыта, и было слышно, как Ленька кашлял.

– Лень, привет! Ты что так кашляешь? Где простыл-то, купался, что ли? Холодно ведь уже.

– Привет, Тань! Я думал, ты не приедешь. Я столько всего для тебя нашел, потом все покажу и расскажу, вот немного поправлюсь. Сейчас боюсь, мать услышит, убьет.

– Ладно, молчи пока, я подожду. Вот, я гостинчик тебе принесла – пирожки с картошкой, теплые еще.

Леньку при виде пирожков чуть не стошнило.

– Убери, я еду видеть не могу.

Я все-таки оставила тарелку с пирожками на столе, вдруг потом захочет.

– Ну, ладно, пойду я, выздоравливай.

– Пока, приходи, когда матери не будет.

– Ладно.

Домой пришла расстроенная. Мамка накрывала на стол, а мне есть совсем расхотелось, при виде больного Леньки пропал аппетит.

Взрослые за обедом говорили о своих делах, а я все думала про Леньку. Уж больно у него измученный вид: бледный такой, исхудавший, а под глазами синяки, как будто его били-колотили. Я взяла со стола пирожок, чтобы ко мне с едой не приставали, и ушла в свою комнату. В ней после отъезда подселенцев все вернулось на свои места, только окно было новое и рама выкрашена белой краской. В комнате сидеть было тоскливо, настроение совсем испортилось, и я решила выйти во двор. Никуда идти не хотелось, пошла в свой закуток за малинник. Стала разгребать свои секретики и любоваться ими. Почти все Ленька помогал собирать. Разыскивал всякие интересные штуковины и стеклышки шлифовал по краям. А если он помрет? Как же я без него буду жить? И тут на меня накатила такая жалость. Непонятно, кого было жальче, больного Леньку или себя. Я зарыдала в голос и не могла остановиться. Тетя Люда выглянула из-за забора.

– Тань, ты что ревешь?

– Леньку жалко.

– Ну, что ты, лечимся ведь, поправится.

– Да он же ничего не ест, с голоду помрет, даже пирожки не стал.

– Ничего, я его козьим молоком пою, поправится.

Я немного успокоилась и пошла в дом. Места себе не находила и не знала, чем заняться.

На следующее утро мы с отцом поехали на вокзал провожать бабу Марусю. На вокзале было все спокойно, никаких военных, и все поезда шли по расписанию. На обратном пути заехали на базар, мамка наказала продуктов купить.

– Папк, купи леденцы в баночке – гостинчик для Леньки, а то его все время тошнит. Хоть чем-нибудь его порадовать.

– Ладно, купим гостинчик, выбирай сама.

Я выбрала розовую баночку с девочкой в голубом платье-пачке, как у балерины на большущем шаре.

– Танюшк, что ж ты девчачью баночку выбрала, вон с мотоциклами есть?

– Ленька все равно мне баночку отдаст.

– Да не смеши ты, купи две – и себе, и Леньке.

– Ура!

Я обрадовалась, мне такая баночка была очень нужна, больше, чем леденцы. Когда приехали домой, я побежала к Леньке. Он сидел во дворе на скамейке и что-то строгал.

– Лень, привет! Что делаешь?

– Привет, Тань! Вот палочки счетные тебе строгаю, обещал ведь.

– Ой, спасибо! А я тебе гостинчик принесла. Вот с отцом купили на базаре. А ты выздоровел, в школу пойдешь?

– Не знаю, вчера доктор приезжал, сказал, что надо бы меня в госпиталь положить, но там нет мест. У меня болезнь как у военных после испытаний.

– Это он так сказал?

– Да, он матери говорил в сенях, когда уходил, а я все слышал. Потом мать плакала в сарае, чтобы я не увидел ее слез, а я все видел. Только чур, никому ни слова, а то водиться не буду, поняла?

– Ты что, Лень, не доверяешь мне? Никому я не скажу.

– Там полно военных лежит, и даже некоторые уже умерли. Их отправляют в цинковых гробах по месту дислокации.

– Ой, Лень, не пугай меня, ты ведь не помрешь?

– Пока не знаю, мать жалко, бабка Фрося только померла, а тут еще я. Не знаю, держусь, как могу.

– Лень, а почему ты заболел как военные, ты же не был на ученьях?

– Да был я там после учений. Мы с Петькой Мусатовым ездили на велосипедах, когда мать на работе была. Что видели, даже рассказывать страшно. Там еще охрана стояла, не пускали никого. А мы велики оставили в уцелевших кустах и перебежками на полигон. Там пепел по пояс, земля вся вспучилась, как будто перепахана. Весь лес погорел. От ближних деревень одни трубы остались. Самолеты поплавились, а танки, которые уцелели, по башню в землю ушли. Животных покалеченных полно. Страшно, аж жуть. Может, я там и отравился, вдруг отравляющий газ пускали на ученьях, кругом противогазы валялись. А стекла у них затемненные, как в сварочной маске. Мы с Петькой много чего нарыли там: и стеклышки от противогазов, и приборчики всякие от техники. Особенно в самолетах много всего наколупали. Ну, там по мелочи кое что. И еще кусок красного знамени, прям со звездой – золотом вышита. Отдам тебе, только никому не показывай и не рассказывай. Это страшная тайна! Я все надежно спрятал в тайнике.

Ленька ушел в сарай и вынес мне круглое темное стеклышко от противогаза, несколько золотых пуговиц разной величины, и кусок шелкового красного знамени с вышитой шелком звездой. И еще два каких-то круглых приборчика, сказал, что они из самолета. Я все трофеи тщательно спрятала в своих секретиках за сараем, а кусок знамени положила в сундучок из-под чая и тоже закопала в завалинку.

Потянулись тоскливые школьные дни. В школе мне было скучно, я ведь все уже проходила в Михайловке, в теть Нинином классе. И мне приходилось повторять одно и то же. Была одна радость – меня взяли в танцевальный кружок. После уроков я ходила в Детдом на репетицию, как раз готовили к осеннему балу танец «Вальс цветов». Жаль, что не было Леньки, он все болел. Меня нарядили ромашкой, юбочка была из белых лепестков, желтенькая кофточка, а на голове венок из ромашек. Репетировали каждый день, чтобы успеть к празднику. Я даже не успевала зайти домой покушать. Хорошо хоть в школе нам стали давать молоко. После второго урока две тетеньки привозили в больших флягах, и нам наливали по кружке.

– Танюшк, завтра генеральная репетиция, а у вас физкультура последним уроком, ты уж косы переплети.

– Да, мам, расческу бы не забыть.

Наутро я положила в портфель расческу, не забыла. Да как же забудешь, вот и сбылась мечта, я буду участвовать в настоящем концерте. После репетиции я побежала к Леньке. Завтра концерт, может, придет хоть посмотреть. Ленька был дома один, лежал на бабкином топчане.

– Лень, привет! Как ты?

– Привет, Тань! Да так себе, голова болит и тошнит. Что съем, то и вырвет, только козьим молоком спасаюсь, надоело уже болеть.

– Да ты бледный какой! Нам в школе тоже стали молоко давать. Только не все пьют, некоторые не любят, а я люблю, на молоке ведь выросла. В Баклановке у деда коровы всегда были.

– В кружок-то ходишь?

– Хожу, Лень, завтра уже выступаем, может, придешь?

– Не знаю, смогу ли?

– А давай я папку попрошу, он тебя на мотоцикле привезет. Он обещал прийти на мое первое выступление.

– Хорошо бы, уж как охота.

– Ну ладно, пока!

– Пока.

Вечером я упросила отца взять Леньку с собой. Жалко его, он и в школу не ходит, и на репетиции ни разу не был.

– Ладно, возьму твоего друга на концерт, а ты давай пляши.

– Зачем сейчас-то, завтра уж и посмотришь.

– Нет, хочу сейчас, тебе письмо.

– От кого?

– Угадай!

– От деда с бабой?

– Нет.

– От тети Нины?

– Нет, пляши давай!

Пришлось покружиться с притопом вокруг отца. Письмо было из Чкалова, конверт подписан красивым почерком. Я аккуратно срезала край конверта. Листок был в клетку, исписан печатными буквами, и открытка с танкистом в шлеме. Это от Саньки, он хоть и мал еще, но очень смышленый. Санька писал, что они вернулись в свою часть, и спрашивал, как мы справились с разрухой. И Леньке привет передавал. Письму я была очень рада, и сразу уселась писать ответ.

– Мам, дай конвертик.

– Возьми на полке с книгами.

– А марки есть у тебя? – конверты были все без марок.

– Марок нет, оставь письмо на столе, завтра на почте куплю, и сразу отправлю.

– Ой, спасибо, мам!

Ну, все, теперь можно спать спокойно. Завтра у меня важный день, мой первый концерт, надо хорошенько выспаться.

День прошел, как в тумане, я была рассеяна и отвечала невпопад. Спасибо, хоть двойки не ставили. Еле дождалась конца уроков и побежала в детдом, так хотелось, чтобы поскорее все началось. Перед выступлением я очень волновалась, мне еще ни разу не приходилось выступать перед зрителями. Надела свой красивый костюм и пританцовывала в раздевалке в ожидании нашего номера.

– Эй, ромашка, не свались, а то костюм помнешь.

– Ой, Лень, как хорошо, что ты приехал, а ты будешь выступать?

– Да нет, я ведь не репетировал.

– Ну, за меня будешь болеть.

– Да я и без тебя болею, надоело уже.

– Я же не в этом смысле.

– Ладно, я шучу.

Ленька горестно вздохнул, выглядел он бледно.

Наш танец был вторым в концерте. Я быстро переоделась и вышла в зал, уселась к отцу на коленки.

– Ну, как мы выступили?

– Молодцы, прямо как настоящие танцоры, – похвалил меня отец.

– Мы же старались.

Ведущая объявила «Полет шмеля», вышел Костя Сидоров с аккордеоном. Играл очень хорошо, ни разу не сбился. И как он ухитрялся так быстро перебирать клавиши, ведь пьеса очень сложная? Отцу понравилось его выступление.

– Папк, я так хочу аккордеон, купишь? А детские бывают?

– Бывают. Ладно, куплю. Нам премию обещают к Новому году.

Тут Ленька запросился домой.

– Дядь Лень, Тань, я домой пойду, голова кружится и тошнит, не могу больше сидеть.

– Как же ты пойдешь, упадешь еще где-нибудь? – отец ссадил меня с колен. – Пойдем, отвезу тебя. Танюшк, поедешь с нами или останешься?

– Да поеду уже, я ведь на репетиции все номера видела.

Отец высадил меня у крыльца.

– Танюшк, натаскай дров с поленницы, а я пока у соседей затоплю печь. Тетя Люда на работе, а Ленька совсем квелый.

– Ладно, натаскаю.

Отец вернулся быстро.

– Ну, все, печь затопил, Леньку уложил. Скоро уж тетя Люда придет с работы.

– Папк, как же тетя Люда одна управляется? У нее и скотина, и на работу надо, и Ленька болеет.

– Да Иван в ноябре из армии придет, будет ей помощь. Давай печку топить, а то мамка придет, а в избе холодно.

В окно забарабанил дождь. Эх, не успела я свои секретики откопать из завалинки, как бы их дождем не размыло.

– Папк, можно я выйду?

– Да куда ж ты по дождю?

– Надо мне.

– Ну, фуфайку хоть накинь.

Возле двери на гвоздике висела дежурная фуфайка, кому надо было выйти – одевали. Я схватила ее, взяла баночку из-под леденцов, нашла в сенях свою лопатку и побежала к сараю. Хорошо хоть прикрыла свои секретики дощечками, не успели размокнуть. Быстро все откопала, сложила в баночку, да в сундучок из-под чая, где лежал кусок знамени. Теперь надо перепрятать, а куда? В чулан, там есть мешок с мукой, вот за него и спрячу. Никто и не догадается, что там мое добро.

Вот и пришла настоящая осень. Береза во дворе перед крыльцом скинула все листья, и хлестала на ветру голыми ветками по оконному стеклу. Почти каждый день шли дожди. Леньку положили в больницу, и к нему никого не пускали. Радовало одно – репетиции в танцевальном кружке. Мы готовились к Новогоднему концерту, в этот раз я была снежинкой.

Осенние каникулы я провела в Баклановке. А потом нас принимали в октябрята, старшеклассники надели нам красные звездочки.

Незаметно подкралась зима, стало раньше темнеть, на улице долго не побегаешь. Я записалась в школьную библиотеку и стала брать книги домой, чтобы не скучать. Учиться мне было легко, уроки я делала быстро. И все ждала, когда мне купят аккордеон, так хотелось научиться играть, как Костя.

Как-то вечером мамка пришла с работы вся в слезах и велела мне быстро собираться.

– Танюшк, собирайся быстрее, поедем к тете Наде, пока автобусы ходят.

– Зачем к тете Наде? А в школу?

– Ничего, пропустишь три денечка.