Лучинушка

– А что тебе мешает поехать, поправить своё здоровье и заодно посмотреть мир? Теперь тебя ничто не держит, средств у тебя достаточно.

– Но я нигде дальше нашего Зареченска не была…

– Ничего страшного. Теперь побываешь.

– А дом? А Родька?

– Дом никуда не денется, Игнат за ним присмотрит. А Родьку возьмёшь с собой.

– Хорошо, я об этом подумаю.

Через час дом затих. Укол, чашка бульона и тёплая мягкая постель подействовали благотворно и Стеша почувствовала себя значительно лучше. Однако воспоминания о трагических событиях, произошедших за последние дни, и мысли о дальнейшем будущем никак не давали уснуть. Электронные часы, стоявшие на комоде, показывали три, а сон не шел. Наконец она решила, что пора прекращать думать о грустном и принялась считать овечек.

Счёт перевалил за триста, когда в соседней комнате подал голос ребёнок. Стеша подождала, пока к нему кто – нибудь подойдёт, но все уже крепко спали. Она поднялась на ноги. Голова кружилась, ноги дрожали, но держали вполне уверенно. Малышка снова закряхтела, и она медленно, придерживаясь рукой за стену, пошла на голос. В свете ночника было видно, что ребёнок лежит в большом мягком кресле, беспокойно ворочая темноволосой головкой. Надежда Семёновна, спавшая рядом на диване, пошевелилась и снова уснула.

Стеша нашла лежавшую около малышки пустышку и дала ей, а сама отступила в тень и присела на стул в ожидании, что она уснёт. Девочка взяла соску, немного почмокала, озираясь по сторонам, словно пытаясь понять где она находится, и выплюнула. Похоже, спать она пока не собиралась. Её личико искривилось, и Стеша, поняв, что она сейчас заплачет, поспешила к ней и взяла на руки.

– Ну что, подружка, тебе тоже не спится? – прошептала она, держа малышку перед собой, -Пойдём – ка со мной, будем коротать ночь вместе.

Девочка гукнула и доверчиво улыбнулась. Стеша прижала её к груди, и, ощущая приятное живое тепло, вздохнула глубоко – глубоко, как будто вынырнула из темноты и тлена, в которые она была погружена в последнее время, и почувствовала, как её сердце наполняется нежностью, теплом и силой. Все её тревоги и опасения казались мелкими и незначительными по сравнению с тем, что произошло с этой крохой. Где её родители? По какой причине она оказался на безлюдной дороге вдали от человеческого жилья в старой корзинке для дров или сена? Кем была женщина, которая её везла? Куда она спешила, кого пыталась догнать, или наоборот, от кого убежать, пускаясь глухой ночью в такой опасный путь?

Стеша вышла с малышкой в свою комнату, прикрыла за собой дверь, и, присев на кровать, стала её укачивать, тихо напевая колыбельную. Девочка сначала разглядывала её лицо и прислушивалась к голосу, словно пытаясь его запомнить. Постепенно её глазки начали закрываться и она уснула, уютно посапывая на её груди. Стеша осторожно положила её на свою постель и прилегла рядом.

Глава 29

Проснувшись, Асенька открыла глаза и, глядя на окно, прислушалась. Уже наступило довольно позднее блёклое утро, в доме стояла тишина. Гости отсыпались после вчерашних мытарств, и она тоже решила позволить себе понежиться в постели, тем более что еды за вчерашний день было наготовлено на целую неделю. Она повернулась на бок и свернулась в уютный калачик, собираясь ещё вздремнуть, но, услышав за окном шарканье лопаты, вскочила на ноги, отдёрнула шторы и выглянула в окно. Ветер утих, но серая муть, затянувшая небо, продолжала осыпаться редкими сухими снежинками. Асенька сунула ноги в тапки, надела халат, и, стараясь не наступать на места, где паркет на каждый шаг отзывался скрипом, менявшим свою тональность в зависимости от настроения наступавшего, вышла на крыльцо.

Открыв дверь, увидела расчищенный от снега двор и разрумянившегося Родьку, стоявшего с лопатой в руках возле росшей у ворот рябины, любуясь алыми гроздьями. В снежных шапочках они выглядели особенно, по – праздничному яркими. Асенька хотела его окликнуть, но, услышав голос молочницы Катерины, доносившийся от соседей, вспомнила, что сегодня среда, день, когда она приносит им козье молоко, и поспешила на кухню за банкой.

Побоявшись, что Катерина разбудит гостей, Асенька вынесла банку на крыльцо, и негромко постучала по столбику. Родька оглянулся. Она призывно махнула рукой, и дождавшись, когда он подойдёт ближе, сказала.

– Родечка, ты уже расчистил двор, какой же ты молодец! Я хочу тебя попросить – постой, пожалуйста, у ворот, сейчас нам должны принести молоко. Ты его забери, а эту банку отдай! Хорошо?

– Хорошо! – согласился Родька, беря банку и широко улыбаясь.

– Ну вот и славненько! А я пока поставлю чайник.

– Хорошо! – повторил Родька.

Вернувшись в дом, Асенька набрала полный чайник воды, поставила на плиту и пошла умываться. Вода не успела закипеть, когда в доме началось движение. Первой вышла Софья Николаевна. Она тоже направилась в ванную и встретилась с Асенькой у двери. Они едва успели поздороваться, когда появилась Надежда Семёновна.

– Признавайтесь, кто забрал ребёнка? – спросила она, упирая руки в бока и переводя строгий взгляд с одной на другую.

– Забрал? – хором спросили обе, замирая на месте, – как забрал?

– Не знаю. Я спала, проснулась его нет. Стеша сделать это не могла, кроме вас некому. Хватит шутить, признавайтесь…

– Мы не брали…

За долю секунды все трое развернулись и, едва не сбивая друг друга с ног, понеслись в комнату, в которой она спала. Тщательно осмотрев кресло и пол вокруг него, заглянули даже под подушку и кровать, затем в комнату, в которой спал Родька(разволновавшись, Асенька забыла о том, что он стоит на улице в ожидании Катерины). Не найдя ни его, ни дитя и встревожившись ещё больше, открыли дверь в комнату Стеши. Увидев её спящей в обнимку с малышкой, облегчённо выдохнули и на цыпочках вернулись на кухню.

Там они стали накрывать на стол и делиться пережитыми впечатлениями.

– Как я могла проспать ребёнка, а ещё бабушка…– сокрушалась Надежда Семёновна.

– Наверное, девочка заплакала и Стеша её забрала к себе. – предположила Асенька.

– У меня едва не случился инфаркт, когда ты сказала, что малышка исчезла… – пожаловалась Софья Николаевна, – но как Стеша смогла её унести, ведь она едва держалась на ногах?

– Девочки, материнский инстинкт это такая сила… – откликнулась Асенька,– Вот какое лекарство поможет ей гораздо больше, чем всякие уколы и капельницы.

– Безусловно это так, но прошу вас не забывать, что это «лекарство» мы должны вернуть его родителям, которые в данный момент сходят с ума от неизвестности. – отрезвила их Надежда Семёновна, – Асенька, включи пожалуйста телевизор. Возможно, там уже показывают объявление о пропаже ребёнка.

Асенька нашла пульт, включила местный канал, и, взявшись за чашку с чаем, охнула.

– Девчонки, мы тут сидим, распиваем чаи, а Родю позвать забыли. А он, между прочим, уже очистил от снега весь двор. Представляю, как он проголодался. Пойду его позову.

На столе в веранде стояла банка с молоком. Видимо, Катерина уже ушла, но во дворе было пусто и тихо. Асенька прошлась вокруг дома, подумав, что Родька отправился знакомиться с их участком, но его не было нигде. Она вышла за ворота. Вокруг было пусто. Не считая нескольких ворон, бродивших по дороге в поисках съестного. Небо потихоньку разъяснялось. Облака растягивались, местами просвечивало голубоватое небо. Асенька собиралась возвращаться во двор, когда заметила на обочине двойной след, ведущий в поле. Она приложила руку козырьком ко лбу, и, присмотревшись, увидела державшуюся за руки пару, уходившую вдаль, оставляя за собой два параллельных следа, похожих на две аккуратно прошитые строчки.

Вернувшись в дом, Асенька в ответ на вопросительные взгляды развела руками и сказала.

– Нашего Родю увели…

– Как увели? Кто увёл? – спросила Софья Николаевна, опустив чашку с чаем на стол.

– Наша молочница.

– Молочница – это грибковая болезнь, если мне не изменяет память…– хохотнула Надежда Семёновна.

– Это у вас молочница грибковая болезнь, – почему – то обиделась Асенька, – а у нас это девушка Катя, которая приносит нам молоко.

– Девушка? – хором удивились подруги.

– Ну да, девушка. Не понимаю, почему вас так удивляет то, что молодой человек заинтересовался девушкой?

– Да в общем – то ничего… Просто, если ты не заметила, Родя у нас не совсем обычный молодой человек, хотя и очень хороший.

– И что же в нём такого необычного?

– Дело в том, что у него действительно необычная биография. Я расскажу её вкратце. Всю свою жизнь он прожил в глухом лесу среди болот вместе со своей матерью, пока к ним не попала Стеша, заблудившаяся в лесу. Так получилось, что его матушка, которой на то время было где – то около ста лет, в тот же день умерла. Естественно, Стеша не могла оставить Родьку одного и вывела к людям. Вернее, из леса вывел её он, а она привела его в город и стала о нём заботиться. Понятно, что такая жизнь не могла не отразиться на его характере. Родя очень добрый, искренний молодой человек, но у него есть некоторые странности, которые мешают ему привыкать к обществу людей, хотя он очень старается.

– Это понятно, но, насколько я знаю, небольшие странности в характере не обязательно должны влиять на физиологию, а зачастую даже наоборот. А ваш Родя здоровый, сильный мужчина, у которого вполне может быть естественное влечение к женскому полу.

– Вполне возможно. Но, как бы это объяснить… Дело в том, что они со Стешей поют.

– Поют? – удивилась Асенька.

– Да, поют, причём очень хорошо. И им не раз приходилось выступать в обществе, где бывало достаточно красавиц, но мы никогда не замечали, чтобы он проявлял к ним интерес.

– Я думаю, причина кроется в том, что он ещё не совсем не адаптирован к общественной жизни, поэтому её яркая мишура его не только не привлекает, а наоборот, пугает или даже отталкивает. Возможно, ему нужна девушка попроще, которая соответствовала бы его развитию и понятиям.

– И это ваша Катя?…

– А почему нет? Тем более, что у них есть много общего.

– Общего? Но что может быть общего у людей, которые никогда о друг друге даже не слышали?

– И тем не менее, общего у них очень много. Кате примерно лет двадцать пять. Живёт она вместе с матерью на отшибе деревни, в доме, построенном её дедом – пасечником. Живут тем, что продают дачникам мёд из пары ульев, оставшихся после деда, корзины, в плетении которых обе слывут знатными мастерицами, и козье молоко, а летом собирают грибы и ягоды.

Катина мать Лизавета воспитывалась отцом. Её мать, Катина бабушка, умерла, когда она была маленькой. Отсутствие женщины в доме дало свои плоды. Глуховатость отца приучила Лизу говорить очень громко, его грубоватость воспитала в ней мужиковатость и прямолинейность, то есть, привычку отстаивать своё мнение даже тогда, когда его не мешало бы оставить при себе. Естественно, это нравилась далеко не всем. За громогласный голос и неумение кривить душой её стали считать не то чтобы дурой, но бабой «с большим приветом».

Видимо, Катя слишком рано разобралась в истинном отношении людей к её матери, начала всех сторониться и стала молчаливой и необщительной. Постоянно опущенные глаза, светлые волосы и бледное, ничем не примечательное лицо делали её безликой и бесцветной, хотя это не совсем так. Начитавшись романтических историй, она, как и многие девочки её возраста, стала мечтать о сказочном принце, который когда – нибудь обязательно приедет и увезёт её с собой, и будут они жить долго и счастливо в красивом доме на берегу моря или большого озера. Естественно, по молодости лет она не знала одной известной мудрости, – «не рассказывайте о себе ни хорошего, ни плохого. В первом случае вам не поверят, а во втором – приврут и приукрасят». Катя поделилась своими мечтами с подружкой, которая рассказала о них ещё кому – то. Над нею начали подсмеиваться, и она стала закрываться ещё больше. Мнение, сложившееся о матери плюс её собственные странности привели к тому, что люди начали думать, будто и она тоже немного с приветом. Да и Лизавета, родившая её после недолгого романа со строителем, сбежавшем по окончанию сезона не оставив адреса, не желала ей такой же участи и всегда держала в ежовых рукавицах. Вот и получилось, что все её ровесники уже давно повыходили замуж и поженились, а она так и продолжает жить в иллюзорном мире, придуманном ею самой.

– Действительно, у них много общего. Но то, что Родька пошел за этой вашей Катей, ещё ни о чём не говорит, – посомневалась Надежда Семёновна. – проводит её и вернётся.

– Конечно, вернётся, куда ж он денется. – подтвердила Софья Николаевна. – Девочки, начинаются криминальные новости. Давайте послушаем.

Все замолчали и повернулись к телевизору. Диктор долго рассказывал об аномальном снегопаде. Картинки с показом пробок, заторов и аварий сменяли одна другую. Среди них мелькнула и та, свидетелями которой им пришлось побывать. Разница была лишь в том, что на момент съёмки машина с трупом девушки была занесена довольно толстым слоем снега. О погибшей было сказано вскользь, без каких бы то ни было подробностей, о ребёнке не упоминалось вообще.

– Ну вот видите, мы были правы, что забрали девочку и уехали, не дожидаясь ДПС. Похоже, они действительно явились нескоро… – резюмировала Надежда Семёновна, – однако о том, что из машины пропал ребёнок, почему – то ничего не говорится.

– Да, это очень странно. А может о том, что он должен был находиться именно в этой машине, никто не знал? Иначе о его исчезновении уже били бы во все колокола. – согласилась Софья Николаевна, – девочки, вам не кажется, что пришло время звонить в полицию?

– Не надо никуда звонить… – сказала Стеша, входя в комнату с малышкой на руках.

– Почему? – удивилась Софья Николаевна.

Стеша пожала плечами и прижав девочку к себе, молча погладила её по головке.

– Ты что – то задумала? – голос Надежды Семёновны был строг и требователен.

Стеша обвела глазами присутствовавших, спросила:

– А где Родя?

– Скоро придёт. Так что ты скажешь о малышке? У тебя есть какие – то свои планы?

– Мне её жалко…

– Нам всем её жалко. А её родителям, я думаю, ещё больше. Тебе не кажется, что пришло время их успокоить?

– Кажется. Но я боюсь…

– Боишься чего?

– Я не знаю. Мне кажется, что ей угрожает опасность.

– Почему ты так решила?

Стеша подошла к окну, в которое вовсю светило солнце, и подставляя ребёнка под его яркие лучи, сказала:

– Посмотрите сюда.

Все три дамы одновременно надели очки, окружили Стешу и стали разглядывать личико, животик и спинку девочки, ожидая увидеть на её коже сыпь, ранки, или, того хуже, следы побоев.

– Не понимаю, что ты хочешь сказать. Нормальный здоровый ребёнок. – сказала Надежда Семёновна.

– Посмотрите на её бровки и реснички…

– Боже мой…– ахнула Софья Николаевна, сравнивая золотистые реснички и чёрные как смоль бровки и волосики на голове девочки, – кому пришло в голову красить волосы и брови такой крохе?

– А главное, зачем? – добавила Асенька.

– Я думаю, всем ясно, что в этом деле присутствует криминал. – заявила Надежда Семёновна, – Похоже, её похитили с целью выкупа, поэтому и везли в корзине.

– Надо сообщить в полицию.

– Нет – нет, – возразила Софья Николаевна, – я думаю, спешить с этим делом не стоит. Возможно, об исчезновении девочки пока никому, кроме её родных, не известно. Вы же знаете об обычных угрозах похитителей в случае обращения в полицию. Мы можем их подставить.

– Но как же нам быть?

– Для начала надо её покормить… – ответила Стеша.

– Конечно, – воскликнула Асенька, подхватываясь со стула – я сейчас, я быстренько…

– А я хочу спросить вот о чём, – сказала Софья Николаевна, – кто – нибудь из вас слышал, чтобы похищение совершалось одним человеком?

Все переглянулись и молча пожали плечами.

– Вот и я не слышала. – Софья Николаевна подняла руку и стала загибать пальцы, – во – первых, нужно помещение, где можно спрятать похищенного, далее за ним должен кто – то присматривать, ещё кто – то должен созваниваться с его близкими, отъезжая подальше от этого места, поскольку телефонные звонки могут отслеживаться. И я не думаю, что при таком раскладе само похищение могло быть совершено одной – единственной девушкой, скорее всего, в нём участвовал кто – то ещё. Хотя, есть ещё один нюанс…

– Какой?

– Волосы… Зачем ей покрасили волосы? Чтобы получить выкуп, красить их было не нужно. То есть, выкуп не самое страшное, что могло произойти с этой девочкой. Покрасили её для того, чтобы её труднее было узнать. А вдруг её украли для того, чтобы продать, например, на органы…

При этих словах Стеша вздрогнула, словно почувствовав холод, и прижала малышку к себе.

– Всё может быть, – согласилась Надежда Семёновна, – мне кажется, нам нужно попытаться найти её родителей самим.

– И как ты себе это представляешь? – спросила Асенька, – Расклеить объявления – «найден ребёнок, возраст такой – то, пол такой – то, обращаться по телефону такому – то…»? Нет, надо звонить в полицию.

– А вдруг у похитителей есть там свой человек? Узнав о нашем заявлении, они могут пойти на крайние меры.

– Какие крайние меры, если ребёнок находится вне опасности, то есть у нас? – возразила Софья Николаевна.

– Как вы не понимаете, – настаивала Надежда Семёновна, – вычислить нас по звонку очень просто. Через час сюда подъедут несколько дядек в масках и с автоматами, и заберут дитя, не объясняя кто забрал, куда и зачем. И это в лучшем случае, а в худшем… Короче, не буду вас пугать, но искать родителей надо самим.

Софья Николаевна поёжилась, представив себе автоматчиков в масках, выламывающих двери, и молча кивнула.

Асенька оглянулась на окно, словно боясь, что они уже здесь, и прошептала:

– По – моему, мы собираемся ввязаться в авантюру, за которую нас по головке не погладят.

– Девочки, я уже всё продумала. – успокоила Надежда Семёновна, – Мы начнём плясать от роддома.

– А причём здесь роддом? – удивилась Асенька.

– При том. Малышке примерно четыре – пять месяцев. Так?

– Так… – подтвердила Софья Николаевна, – и что дальше?

– Мы должны добыть списки новорожденных с адресами их родителей за пару месяцев, соответствующих примерной дате её рождения. Это дело мы поручим Асеньке.

– Мне? – удивилась Асенька, – А кто мне их даст? И как я объясню свой интерес?

– Ну ты же работала в детской клинике, тебя все знают. Ты можешь сказать, что НИИДПИФР проводит мониторинг детей – грудничков, связанный с исследованием их развития при использовании искусственного питания.

– А что означает этот НИИДПИ… ПИ… с первого раза и не запомнишь.

– Не имею понятия. Ты же знаешь, что чем сложнее название организации, тем больше к ней доверия.

– Но все в курсе, что я давно уже не работаю…

– Скажешь, что выполняешь их поручение по просьбе руководства на общественных началах.

– В принципе, это возможно…

– Далее дело техники – проехать по адресам под видом патронажной сестры, и, если кто – то не сможет предъявить ребёнка и поведёт себя неадекватно, тот и есть наш клиент. Что вы на это скажете?

– По – моему, идея неплохая, – поддержала Софья Николаевна, – только всё нужно хорошенько продумать, чтобы не попасть впросак.

– НИИДПИФР… – повторяла Асенька, записывая на бумажке, – надо выучить наизусть. А если спросят, что это значит?

– Я думаю не спросят, побоятся показывать свою неосведомлённость. Но давайте на всякий случай расшифруем, – ответила Надежда Семёновна, и подняв глаза к потолку, стала говорить, прихлопывая ладонью по столу, – научно исследовательский институт детского питания и… чего там ещё?

– Физического развития. – подсказала Софья Николаевна.

– Ну да, наверное, именно это я и имела в виду.

– Надюша, ты у нас всегда соображала быстрее всех, поэтому поедем вдвоём с тобой.

Глава 30

Родька стоял у ворот с пустой банкой в руках, и по привычке прислушивался к звукам. Где – то далеко прокукарекал петух, ему ответила собака. С рябины упал комок снега, оброненный снегирями, не поделившими приглянувшуюся рябиновую кисть. Из соседнего двора слышался разговор двух женщин. Голос одной был молодой и звонкий, второй, с заметной хрипотцой, принадлежал женщине постарше.

Услышав, как они распрощались, вышел на улицу. Вид приближавшейся к нему девушки, одетой в серый платок, старую коричневую куртку, и мешковатые брюки, заправленные в валенки, был довольно невзрачен, но его это не смущало.

Девушка несла две перекинутые через плечо сумки, связанные полотенцем, в которых виднелись банки и бутылки. Родька понял, что она и есть та, девушка, которую его просили подождать, и встал на её пути. Она шла, сосредоточенно глядя себе под ноги, боясь оступиться, и заметила его только когда подошла совсем близко.

Всех жителей деревни, и тех, которые прожили здесь всю свою жизнь, и потянувшихся из города «господ», понастроивших современные особняки почище барских хором, она знала. А этого молодого человека, улыбавшегося ей так, будто они были давно знакомы, видела впервые. Катя оглянулась на двор, надеясь увидеть в нём тётю Асю, которую очень уважала за то, что она, в отличие от остальных, обращалась с нею как с равной, ласково и приветливо, но вокруг никого, кроме этого улыбчивого парня, не было. Увидев в его руках банку, поняла, что это Асин гость, которому поручено её дождаться.

– Привет, – сказал он, не переставая улыбаться, – Я Родька.

– Привет. – коротко ответила девушка, и привычно опустив взгляд, начала снимать с плеча сумки.

Родька шагнул ей навстречу, положил свою банку на сугроб, и, помогая ей освобождаться от ноши, повторил:

– Я Родька. А ты?

– Я? – переспросила она, поставила сумку рядом, и, меняя банки, стала совать пустую на место полной. Ей мешали отсыревшие, не гревшие варежки, и она их сняла. Посиневшие от холода руки плохо слушались и банка никак не хотела становиться на место. Родька заметил это и стал ей помогать. Их руки столкнулись, и, почувствовав его тепло, она наконец – то посмотрела ему в глаза. В них было что – то невероятно доброе, подкупающее своей искренностью настолько, что не ответить ему было невозможно.

– Я Катя. – ответила она.

– Катя… – повторил Родька, по – детски прищёлкнув языком, и уловив от неё запах коз, спросил, – Лялечки?

– Что? – не поняла Катя.

– Молоко, лялечки, козы… – перечислил Родька, продолжая радостно улыбаться.

– А, лялечки значит козы. – догадалась Катя, – Вы любите козье молоко?

– Да, люблю. Я хочу на них посмотреть.

– На коз?

– Да, на лялечек. Можно?

– Конечно можно, – ответила Катя, – но они не здесь. Они далеко.

– Где далеко?

– Там… – сказала Катя, показывая рукой на поле и синеющую за ним кромку леса, и ловя себя на мысли, что будет очень жалко, если он не захочет идти в такую даль ради того, чтобы посмотреть на коз.

– Пойдём. – сказал Родька, вешая её сумки на своё плечо.

– А молоко? – спохватилась Катя, поднимая со снега и вручая ему полную банку, – сначала надо отнести молоко.

– Да. Надо отнести, – согласился Родька, забирая банку из её рук, но сумок не отдал, как будто боялся, что она сбежит, – Я сейчас, Катя, я быстро.

Перебираясь через сугроб, оставленный грейдером на обочине дороги, Родька взял её за руку и больше не отпускал. Катина рука слабо шевельнулась, пытаясь освободиться, но он очень мягко её придержал, и она осталась в уютных объятиях его тёплой ладони. Они шли молча, прислушиваясь к нежности, растущей от прикосновения рук, которые жили своей, отдельной от хозяев жизнью, сливаясь не только кожей, а каждым пульсирующим толчком крови, заглушавшим все звуки вселенной. Это новое, не испытанное до сих пор чувство пьянило своей необычностью, и они молчали, боясь ему помешать, просто время от времени придерживали шаг и смотрели друг другу в глаза, чтобы убедиться в том, что слышат и чувствуют одно и то же. При этом Родькины глаза сияли нескрываемым восхищением. Катя же быстро опускала взгляд и отворачивала лицо, чтобы он не понял, какой счастливой делают её его улыбка и эти прикосновения. Время, за которое они преодолели расстояние длиною около трёх километров, пролетело как одно мгновение.

Катин дом находился в конце длинной деревни, повторявшей подковообразной изгиб небольшой речки. Он стоял в стороне от дороги и соседей, в окружении елей. На единственной, выцветшей детской фотографии её матери, где ей было лет пять, она стояла между этими ёлочками, которые в ту пору были одинакового с нею роста, на фоне нового, сиявшего свежеструганным кругляком дома, который построил вернувшийся с войны дед. Дед давно умер, ели выросли в высокие роскошные деревья, а спрятавшийся за ними дом, казавшийся тогда таким огромным и красивым, потемнел и уменьшился, став похожим на насупленного, уставшего от мирской жизни старика, ищущего покоя в одиночестве.