Лучинушка

Софья Николаевна как раз закончила мести дорожку к воротам, когда пустился мелкий противный дождь, и, довольная тем, что успела вовремя закончить дела, пошла в дом. Из – за дождя в комнатах было сумрачно, словно наступил поздний вечер. После долгих лет работы в школе она не терпела тишины и одиночества, и до сих пор скучала по временам, когда у неё жили Стеша и Родька. Как они поживают… Оба больных совсем плохи и Стеше не до гостей, поэтому она навещала их не так часто, как хотелось бы.

Адам Викентьевич был несомненно прав, выбрав этих молодых людей для того, чтобы они были рядом до их последнего часа. Бремя ухода за ними, выпавшее на плечи Стеши и Родьки, было слишком тяжелым. Возможно, кто – то другой и согласился бы взять его на себя ради обещанного наследства, но вряд ли стал бы выполнять с такой самоотверженностью, как это делали они. Надо будет узнать, не нужна ли им помощь. С этими мыслями она пообедала, помыла посуду, прилегла на диван и задремала .

Разбудил её шум разыгравшейся бури. На улице совсем стемнело. В свете фонарей было видно, как усилившийся ветер раскачивал ветки росшей напротив берёзы с такой силой, словно задался целью непременно её сломать. Дождь перешел в настоящий тропический ливень. Он хлестал сплошными потоками по стёклам и выбивал бешенную дробь по жестяным отливам подоконников. Софья Николаевна включила телевизор, но его звук заглушил шум дождя. Впрочем, она к нему не особо и прислушивалась. Его бормотание создавало иллюзию присутствия собеседника, и тягучая медлительность времени, напоминавшая, что впереди ждёт долгая ночь, ощущалась не так тяжело. Постояв у окна, она отправилась на кухню, по пути включив свет на крыльце. Когда оно было освещено, было не так страшно.

Софья Николаевна заваривала чай, когда свет несколько раз помигал и погас. При свете газовой конфорки она подошла к буфету и открыла ящик, в котором хранились свечи для таких случаев, но рука нашарила в нём пустоту. Софья Николаевна чиркнула спичкой и осмотрела все ящики. Свечей не было нигде, да и стопка спичечных коробков тоже убавилась примерно на половину. Использовать их или переложить в другое место она не могла. Проблемы с электричеством бывали довольно часто, поэтому она тщательно следила за их наличием и пополняла запас не дожидаясь, когда он сойдёт на нет.

Разволновавшись, она присела в кресло, взяла на руки подошедшего Гогена, и, поглаживая его по спине, стала придумывать объяснения, куда они могла деться. Провалами в памяти она пока ещё не страдала. Соседей, которых можно было бы заподозрить в хищении, не было. А если допустить, что в её дом забрался какой – то случайный бомж?… Нет, на его месте она взяла бы что – то посущественней, например, то, что можно съесть, продать или обменять на спиртное, а не десяток свечей и несколько коробков спичек. Несмотря на испуг, она улыбнулась при мысли, что на старости лет в её характере вдруг обнаружились криминальные склонности.

Она сидела довольно долго в ожидании, что поломка на электролинии устранится и свет включат, как это бывало всегда. Но ливень не прекращался, словно разверзшиеся небеса решили разом вернуть на землю всё, что собрали с неё за необычайно сухую осень. Похоже, делать ремонт в такую погоду никто не рискнёт и электричества не будет до утра. А впереди долгая, бессонная ночь. Она вздохнула, и не выпуская из рук Гогена, в присутствии которого почему – то чувствовала себя уверенней, пошла в спальню.

Электричество дали после полуночи. Софья Николаевна, так и не уснув, поднялась, включила везде свет, вооружилась скалкой, и обошла весь дом, возвращаясь в каждую комнату по нескольку раз. Только потом, немного успокоившись, ещё раз проверила запоры и легла спать.

Серое туманное утро прошло в раздумьях. Поначалу, проснувшись после долгой тревожной ночи, Софья Николаевна твёрдо решила дождаться начала рабочего дня и позвонить участковому. Но, представив себе, с каким выражением лица он будет выслушивать её рассказ о пропаже нескольких коробков спичек и свечей, начала сомневаться, и в конце концов пришла к выводу, что вся эта история не стоит выеденного яйца.

День начался как обычно. Она прибралась в комнатах и сварила щи. Затем подогрела суп для собак и отправилась их покормить, а заодно и проведать дом Надежды Семёновны.

Сначала она зашла во двор Марьи Ивановны, лелея надежду, что она уже дома. Однако по первому взгляду на Сержанта можно было понять, что хозяйка не появлялась. Он сиротливо лежал в конуре, глядя на огромную лужу, залившую половину двора.

– Ну что, мой дорогой, мы с тобой остались совсем одни… – сказала Софья Николаевна, наливая в его миску суп из принесённой кастрюльки,– никто не знает, куда делась твоя хозяйка. От полиции толку нет. Мне нужно было сразу взять тебя и пустить по её следу, а я не догадалась. Как ты думаешь, смог бы ты найти Марью Ивановну или нет?

Пёсик жалобно поскуливал и пытался облизать её руки.

– Осторожно, прольёшь суп, а мне ещё нужно покормить Фоку. Его хозяйка обещает скоро вернуться, а вот твоя молчит. Ну ладно, ешь суп, пока он тёплый, и не скучай, а я пойду.

Фока, чёрный лохматый пёс неизвестной породы, подаренный Зое Семёновне каким – то давним поклонником, был уже не молод. Но каждый раз, увидев Софью Николаевну со знакомой кастрюлькой в руках, он начинал весело лаять и приплясывать на задних лапах.

– Привет, Фока! Ай, молодец! – улыбалась Софья Николаевна, – скоро, скоро вернётся твоя хозяйка. Поди, соскучился? Конечно, конечно же соскучился… Погоди – погоди, сейчас налью тебе супчика. Сержант оставил и тебе. Ешь, мой хороший.

Гладя пса, она невольно сравнивала поведение обеих собак, оставшихся без хозяек, и думала о том, как оно разнится. Эмоции Фоки выражали восторг, а взгляд Сержанта, несмотря на его попытки выразить благодарность за еду, был полон безмерной тоски.

Зайдя в дом подруги, она первым делом проверила газовый котёл и открыла все окна, чтобы сменился застоявшийся воздух. Во дворе залаял Фока. Наверное, мимо двора шёл какой – то прохожий. Она выглянула в окно. Улица была пуста, а пёс рвался куда – то за дом. Софья Николаевна перешла в спальню, окно которой выходило в сад. По нему неторопливо, не обращая внимания на неистовый лай Фоки, брёл чей – то рыжий кот. Снова пустился мелкий холодный дождь, забивавший в окно. Софья Николаевна закрыла его, и, зябко передёрнув плечами, пошла в ванную. Ей не хотелось чтобы дом выглядел чересчур запущенным, поэтому она иногда вытирала пыль с мебели и подоконников, и хотя бы раз в две недели протирала полы.

Софья Николаевна щелкнула выключателем и зашла в ванную. Обычно, заканчивая уборку, она тщательно мыла использованные тряпки и развешивала сушиться на горячей трубе. Сегодня она собиралась только вытереть пыль, но, беря нужные тряпки, случайно зацепила и уронила ту, которая предназначалась для пола. Поднимая её, ощутила в руках сырость. Бросив остальные тряпки в раковину, она тщательно её прощупала и замерла. Тряпка действительно была влажной. Софья Николаевна машинально повесила её на место и потрогала висевшее рядом полотенце. Оно тоже было сырым. Она насторожилась и огляделась повнимательней.

Кафельный пол в ванной сиял свежестью, словно был протёрт не далее, чем пару часов назад. Значит, в доме побывал кто – то посторонний. Ей стало не по себе, но она постаралась найти всему логическое объяснение. Возможно, к Зое приехал кто – то из её многочисленных родственников, но каким образом он смог попасть в дом без ключей, которые были только у неё? И где его или её вещи, например, сумка или чемодан? Софья Николаевна быстро прошлась по комнатам, оглядываясь и попутно закрывая окна, но ничего нового не обнаружила, и, забыв про уборку, заперла дверь и ушла.

Вернувшись домой, она снова обошла все комнаты, подозревая, что этот непонятный «кто – то», моющийся в чужих ваннах, захаживает и в её дом, похищая свечи и спички. Осмотревшись, взяла телефон и набрала номер участкового. Он не отвечал.

Софья Николаевна села на диван, и стала рассуждать. Да, в доме Надюши однозначно побывал кто – то чужой, но вряд ли это был вор. Насколько она успела заметить, все её вещи были на месте, а грабителя, зашедшего просто помыться, да ещё и оставившего за собой идеальный порядок, она себе как – то не представляла. Скорее всего, это действительно был кто – то из Надюшиных родственников или знакомых. Как он попал в дом? Да очень просто, она могла дать ключи кому угодно и так давно, что сама об этом позабыла. На неё это очень похоже. Отсутствие чужих вещей тоже ни о чём не говорит. Например, этот случайный гость знал о том, что она находится у дочери, но, оказавшись в городе по своим делам, забежал на минутку помыться, а вещи оставил в камере хранения.

Она как раз раздумывала над тем, стоит ли звонить участковому ещё раз, когда в дверь постучали. Вздрогнув от неожиданности, приподнялась и посмотрела в окошко, в которое было видно крыльцо. Там стоял участковый.

– Стёпушка, мой дорогой. Как же я вам рада! – воскликнула она, чуть ли не бросаясь ему на шею.

– Здравствуйте, Софья Николаевна. – сказал Степан, удивляясь порыву обычно сдержанной Софьи Николаевны.– Как ваши дела?

– Всё хорошо, Стёпа, всё хорошо…

– А почему вы звонили?

– Звонила? Да так, пустяки…

– Давайте – ка мы с вами присядем, и вы поделитесь со мной всеми своими пустяками.

– Да – да, заходите, я напою вас чаем. А ещё у меня есть прекрасные щи с говядиной. Не желаете ли тарелочку?

– Щец я бы поел… – согласился Степан, в желудке которого плескалось несколько чашек кофе, которым его угощали в каждом кабинете, и больше ничего.

– Тогда мойте руки и присаживайтесь, – пригласила Софья Николаевна, трогая рукой кастрюлю.

Щи были достаточно горячие. Она открыла крышку и ахнула. Кастрюля была наполовину пуста, а от приличного куска говядины остался один навар.

– Что – то случилось? – спросил Степан, вешая полотенце на крючок.

– Вот… – только и смогла сказать Софья Николаевна, тыча рукой в кастрюлю.

– Что «вот» – не понял Степан, заглядывая в неё и втягивая носом аппетитный запах.

– Щи кто – то съел. Я сварила их сегодня и ещё не обедала. Кастрюля была полна. И мясо тоже кто – то съел. И свечи, и спички…

– Свечи и спички… – не понял Степан, – их тоже кто – то съел?

Взглянув в его изумлённые глаза, Софья Николаевна поняла, что он подозревает её в старческом маразме.

– Я конечно волнуюсь,– она старалась говорить как можно спокойней, – но я не сумасшедшая. Разумеется, свечей и спичек никто не ел. Они просто исчезли.

– Исчезли? Когда?

– Я не знаю, когда это случилось. Но вчера вечером у нас погас свет…

– У нас тоже.

– Да, и у нас… – повторила Софья Николаевна,– такое бывает довольно часто, поэтому у меня вот в этом ящике всегда лежит запас свечей и спичек. А вчера я обнаружила, что нет ни одной свечи и половины спичек. Теперь кто – то съел щи. И ещё… кто – то мылся в Надюшиной ванной.

– Мылся в ванной? – спросил Степан, не скрывая любопытства,– и кто это был?

– Я не знаю.

– А кто вам сказал, что в ней кто – то мылся?

– Тряпка.

– Как «тряпка»?

– Сейчас я всё объясню. Понимаете, пока я была в Голландии, Надюша следила за моим домом. И делала это очень хорошо. Теперь, когда она уехала к дочери помочь с новорожденной внучкой, я делаю то же самое. Я каждый день кормлю Фоку, проверяю всё ли в доме в порядке, то есть газ, вода, окна и прочее. Затем поливаю цветы, иногда немного убираюсь, но после обязательно стираю все использованные тряпки и сушу их в ванной, на трубе. А вот сегодня половая тряпка оказалось сырой, хотя я пользовалась ею дней десять назад, а пол слишком чистым, словно в ванной кто – то недавно мылся. А теперь вот щи… И что прикажете обо всём этом думать? Могу ли я оставаться спокойной, зная, что кто – то шарит по нашим домам, моется в чужой ванной, ест щи и абсолютно ничего не боится… А если это убийца? А тут ещё и Марья Ивановна пропала…

– Марья Ивановна нашлась…

– Слава богу! – обрадовалась Софья Николаевна, – она уже дома?

– Боюсь, домой она уже не вернётся. Её недавно выловили из нашего озера. Я только что был на её опознании.

– Она утонула? – охнула Софья Николаевна,– как это могло произойти?

– Пока ещё ничего не понятно. А вы не можете сказать, когда вы видели её в последний раз?

– Могу, ведь она пропала на моих глазах.

– На ваших глазах? И как это случилось?

– Мы с нею были у Стеши, вернее у Адама Викентьевича.

При упоминании о Стеше лицо Степана вытянулось и посуровело. Он до сих пор не мог простить ей того, что, отвергнув его ухаживания, она неожиданно вышла замуж за старика. Если бы её избранник был молодым, здоровым мужчиной, он бы ничуть не обиделся, так как понимал, что сердцу не прикажешь. Но то, что она, вся такая скромная, порядочная и правильная, погналась за богатством, заставляло сомневаться в её искренности и говорило о её меркантильности, чего можно было ожидать от кого угодно, только не от неё.

– Пожалуйста, не осуждайте Стешу… – сказала Софья Николаевна, почувствовав его настроение, – вы не знаете всех причин её поступка. Когда – нибудь я всё вам объясню.

– Ладно, давайте продолжим о Марье Ивановне.

– Давайте. Сара Вульфовна чувствовала себя очень плохо, и мы с Марьей Ивановной поехали к ним, чтобы ей помочь. Марья Ивановна собиралась попарить её в травах. Она в них неплохо разбирается. То есть разбиралась, – поправилась Софья Николаевна, и, всхлипнув, продолжила, – эти травы нужно было сначала заварить, поэтому она пошла на кухню и вернулась оттуда сама не своя. Она увидела повара, работавшего у Адама Викентьевича, и пыталась рассказать о нём что – то такое, что её очень насторожило, я бы даже сказала, испугало. А я её не выслушала, потому что в это время Стешу допрашивал следователь по поводу аварии, помните, которая произошла у казачьего камня?

– Помню…

– Ну вот. Я так волновалась за Стешу, что не обратила на Марью Ивановну никакого внимания. Если бы я её выслушала… Потом она снова пошла на кухню и больше её уже никто не видел. Наверное, повар догадался, что она знает о нём какую – то тайну, и за это убил.

– Как он мог убить её в доме, в котором было полно людей? – не согласился Степан.– Хотя, свернуть шею слабой женщине дело одной секунды, но ведь на кухню в любую минуту мог кто – то зайти.

– У неё была свёрнута шея? – спросила Софья Николаевна, хватаясь рукой за грудь.

– Да. Софья Николаевна, вам нехорошо? Простите меня за то, что я подвергаю вас таким испытаниям. Может, вам вызвать скорую?

– Нет – нет, давайте продолжим о Марье Ивановне.

– Хорошо. А что говорил по поводу её исчезновения сам повар?

– Ничего не говорил, а потом и сам исчез, в тот же день.

– Хорошо. Итак, допустим, он её убил. Куда он мог спрятать тело, в шкаф?

– Конечно, нет. Мы обыскали весь дом, и не раз, и только потом узнали совершенно случайно, что под ним находится огромный подвал, в котором никто, кроме повара, не бывал. В нём есть два хода, один прямо из кухни, второй со двора.

– Ход из кухни? И вы не заметили, что на кухне присутствует лишняя дверь

– Не заметили. Она сделана как вторая половинка дверцы шкафа, которую мы открыли случайно, даже не надеясь кого – то там найти. Он мог держать её в подвале, а потом вынести и бросить в озеро.

– А хозяева? Они – то знали об этом подвале или нет?

– Конечно, знали. Но оба уже забыли, когда были в нем в последний раз. Но Марьи Ивановны не оказалось и там, и мы все продолжали надеяться на то, что она жива и ушла сама по каким – то срочным делам. – Софья Николаевна помолчала, с ужасом глядя на Степана, потом воскликнула, – Господи, я боюсь чтобы он не сделал то же самое со Стешей.

– Не бойтесь, ничего ни с кем он уже не сделает. Ваш повар сгорел при пожаре на лесопилке.

– Сгорел? Вы уверенны?

– Стопроцентной уверенности нет, но кто – то из деревенских подтвердил, что в последнее время на лесопилке жил мужчина, похожий на вашего повара. Его личность, установленная по словесному портрету, настолько приметна, что ошибиться невозможно. Кроме него сгореть там было некому.

– Вот! – воскликнула Софья Николаевна, поднимая вверх указующий перст, – это ещё раз подтверждает, что Марью Ивановну убил он. Иначе зачем бы ему уходить из тёплого, сытного места и жить на какой – то лесопилке, тем более, впереди зима.

– Ну, если это и так, то он за это уже наказан. Софья Николаевна, мне пора идти. Запирайтесь получше и ничего не бойтесь. Утречком я к вам обязательно забегу.

Глава26

Проводив участкового, Софья Николаевна заперла дверь, задвинула шторы на окнах и включила телевизор. Несмотря на то, что предыдущая ночь прошла почти без сна, спать совсем не хотелось. По стёклам снова застучал дождь и послышался протяжный, тоскливый вой. Это Сержант оплакивал свою хозяйку. Наверное, его маленькое, преданное сердце чувствовало с самого начала, что её нет в живых, поэтому он и был таким грустным. Софья Николаевна заплакала, думая о нелепой смерти Марьи Ивановны, но, почувствовав, как в груди начало жечь и покалывать, решила взять себя в руки. Выпив валерьянки, она подумала о том, что у Марьи Ивановны наверняка найдутся какие – то наследники. Если Сержант не будет им нужен, она попросит отдать собачку ей. Словно услышав её мысли, в комнату явился Гоген, и, неторопливо, по – хозяйски пройдясь по ковру, уселся посередине.

– Ну ты, Гоген, конечно, номер первый,– сказала Софья Николаевна, – но Сержанта я возьму всё равно, как бы ты не возражал. Уж он то не позволит, чтобы кто – то шарился по моему дому и поедал мои щи, а вот ты даже не муркнул, только и знаешь важничать, а больше ничего.

Гоген оглянулся на голос, и, словно подчёркивая нелепость её слов, звучно чихнул.

– Хочешь сказать, что охранять хозяйские щи не кошачье дело? Может ты и прав. Но как ты мог пустить в дом чужого? Никогда тебе этого не прощу. Меня тоже могли бы убить, и ты остался бы совсем один, тебе было бы хорошо?

Софья Николаевна говорила не думая, только для того, чтобы не позволять грустным мыслям завладевать разумом. Видимо, поняв по интонации, что хозяйку гнетёт тоска, Гоген подошел и запрыгнул к ней на колени. Софья Николаевна на секунду прижала его к себе так крепко, что ему стало больно, но он не вырывался, а, подождав, когда объятия хозяйки ослабнут, привольно развалился на её коленях и успокаивающе заурчал.

Продолжая его гладить, Софья Николаевна откинулась на спинку кресла, и, подняв лицо к потолку, увидела, как по нему прошелся луч света и тут же погас. Следом зазвонил телефон. Эти пляшущие огни и ночной звонок заставили сердце тревожно забиться. Софья Николаевна протянула руку к трубке и тут же отдёрнула назад, но звонки не прекращались. В конце концов она ответила. Знакомый голос словно возродил её из пепла.

– Софочка, это я!

– Наденька, моя дорогая!!! – воскликнула Софья Николаевна, давая волю слезам – Ты где?

– Я вот она, стою у запертых ворот! Встречай же, подружка!

– Бегу – бегууууу!!

– Почему ты не позвонила, я встретила бы тебя на вокзале. – спрашивала Софья Николаевна, помогая подруге тащить огромную сумку.

– Зачем я стала бы тревожить тебя в такое время и такую погоду. Я прекрасно доехала на такси. Ну как вы тут поживаете? Все ли живы – здоровы? – щебетала Надежда Семёновна.

– Не все…– ответила Софья Николаевна, останавливаясь передохнуть, – не все здоровы и не все живы… Об этом я расскажу потом, сначала скажи, как внучка?

– Внучка просто чудо. Между прочим, уже улыбается, а назвали её Софией, в честь тебя.

– Надеюсь, ты её сфотографировала?

– Обязательно…

Они просидели до полуночи, рассматривая фотографии маленькой Софочки, и, признав единогласно, что она похожа на бабушку как две капли воды, выпили за здоровье обеих по бокалу шампанского, которое она достала из своей объёмистой сумки. Затем попытались разгадать тайну исчезновения Марьи Ивановны, вместе оплакали её трагическую судьбу, пожелали сгоревшему повару гореть и дальше в аду и обсудили неизвестного, ворующего свечи и моющегося в чужих ваннах.

Вдвоём все эти события казались не такими уж и страшными, но, когда Надежда Семёновна засобиралась уходить, Софья Николаевна сделала робкое предложение:

– Зоечка, может сегодня переночуешь у меня?

– Моя дорогая, я так соскучилась по своему дому, что мне ничего не страшно…– призналась Надежда Семёновна, – Даже если какой – то бомж и помылся в моей ванной, да ещё и прибрался, значит, что – то хорошее в нём ещё осталось. Может, стоит с ним познакомиться? Подберём, обогреем, обмоем, приоденем, вдруг на что – нибудь сгодится. Ты не будешь возражать, если я заберу свою сумку утром? У меня нет никаких сил тащить её сейчас.

– Конечно. Жаль только, что я у тебя не прибралась из – за всей этой истории. А ведь собиралась. Ой, по – моему, твоё шампанское ударило в голову.

– Ничего, завтра наведём порядок в доме, в мыслях и вообще во всём. А сегодня возьмём бутылочку с собой. Ты меня проводишь, и мы выпьем ещё по чуть – чуть за здоровье Софочки у меня дома. Согласна?

– Обязательно. Пойдём.

Фока завизжал при виде хозяйки и стал прыгать, пытаясь до неё дотянуться. Растроганная Надежда Семёновна пошла к нему пообниматься, а Софья Николаевна открыла дверь и вошла в дом. Зайдя в гостиную, она остолбенела. В комнате мерцал голубоватым светом экран телевизора, а над спинкой кресла возвышалась чья – то голова.

Возможно потому, что она была не одна, а может причиной её смелости послужило выпитое шампанское, но, вместо того, чтобы сразу же выскочить из дома на улицу, она щелкнула выключателем и спросила:

– Кто здесь?

С кресла поднялся высокий, очень худой и совершенно голый мужчина. Из – за высокого лба с залысинами, длинных тёмных волос, прикрывающей шею бороды и мрачного взгляда он показался ей похожим на Мефистофеля. В следующий момент Софья Николаевна поняла, что перед нею стоит повар.

– Это вы?…– прошептала она, пятясь назад.

– А это ты, старая сука. Как же ты мне надоела, куда не пойдёшь, всюду ты, вечно куда – то заглядываешь, кого – то выслеживаешь, что – то ищешь … Даже ночью и то припёрлась. И что ж тебе не жилось… – проскрежетал он, и, сделав огромный шаг вперёд, схватил её за горло, и, повалив на стол, стал душить.

Надежда Семёновна, вошедшая следом, увидела, что её подругу пытаются убить, и размахнувшись из всех сил бутылкой с остатками шампанского, ударила его по голове.

Повар рухнул на свою жертву, как подкошенный.

– Софочка, ты жива? – спросила Надежда Семёновна, сталкивая его на пол.

– Жива. Оооох…

– Слава богу. Ах ты, гад …– Надежда Семёновна ещё раз пнула свою жертву ногой.

– Надеюсь, ты его не убила? – спросила Софья Николаевна, падая на диван.

– Как же, его убьёшь. Это тварь даже в огне не горит…

– Это точно… Надюша, надо его связать. Если он придёт в себя, нам с ним не справиться. У тебя есть верёвка?

– Есть, только я не помню где она лежит.

– Вспоминай, пока он не очнулся.

– Не могу. Давай действовать подручными средствами. Вот шарф, надеюсь он выдержит. Что ещё? Скатерть… Пойдёт… Нет, не пойдёт. Давай затащим его в кресло. Засранец, такой худой и такой тяжёлый. Ишь ты, искупался в моей ванне и расселся голышом, как у себя дома, да ещё и телевизор включил…

– Надечка, надо торопиться…

– Да – да… Вспомнила! У меня же есть скотч, в кино всех преступников связывают скотчем. Вот он. И упаковочная плёнка есть, тоже сгодится.

– Быстрее, Надечка, быстрее, мне кажется, он шевелится. Ты вяжи скотчем, а мне дай плёнку. Ты слева, я справа. Ноги надо привязать к ножкам кресла. Раздвигай их пошире. Тьфу, какая мерзость…

Очнувшись, повар не сразу понял, что накрепко привязан к креслу и начал дергаться, пытаясь освободиться. Надежда Семёновна стояла напротив, и, наблюдая за его тщетными попытками, потирала руки, что говорило о том, что в её голову пришла какая – то идея. Софья Николаевна пыталась набрать номер полиции, но никак не могла попасть дрожащими пальцами в нужные кнопки. Надежда Семёновна протянула руку за телефоном, и она покорно его отдала, подумав, что она хочет позвонить сама. Но та положила трубку на тумбочку, достала из ящика какой – то тяжелый, судя по стуку, предмет и сказала:

– Погоди звонить, Софочка, сначала мы его допросим.

– Как допросим? – удивилась Софья Николаевна.

– А как положено. – сказала Надежда Семёновна, поворачиваясь к пленнику и щёлкая огромными старинными портняжескими ножницами, – Эта сволочь убила нашу подругу, а мы будем с нею церемониться? Говори, это ты убил Марью Ивановну? Почему, что она тебе сделала?

В ответ повар презрительно сощурился и плюнул на пол.

– Ты посмотри, он ещё и плюётся… Да ты не понимаешь, куда попал… Ты знаешь, что с тобой будет, если ты не признаешься? Я тебя оскоплю… – пригрозила Надежда Семёновна, наклоняясь и щелкая ножницами возле его паха.