скачать книгу бесплатно
– Конечно, нет, – ответил он…
И на крике господин министр продолжал:
– Не по уму сделано, господин! Я ничего не знал о перечисленных вами проблемах. Имело место полнейшее самоуправство! Совсем люди распустились.
– Вы проведете проверку, господин министр? – спросил я.
– Конечно, проведу. Четыреста девяносто пять метров вашей земли забираю у вас и сам лично досконально разберусь в вашем деле.
Я спросил ошеломленно: то есть мне остается всего пять метров?
Изволили ответить: пять метров вам даже много. Зачем они вам? В недалеком будущем упокоитесь на двух метрах, и никаких проблем у вас не будет. А на этих пяти метрах вы можете построить башню высотой в пятьдесят и эксплуатировать ее. Главное – иметь разрешение на строительство, и я лично вам его выдам.
Я спросил: вы действительно это сделаете?
Изволили ответить: конечно, сделаю.
И они поставили подпись на маленькой бумажке и вручили ее мне.
И я, счастливый и восхищенный, вышел из кабинета, понимая теперь тайну радости других, кто выходил отсюда. Одновременно мною владело и чувство огорчения: почему я не пришел сюда раньше?
Лето 1976 г.
Эпидемия
Я и несколько моих друзей были арестованы по обвинению в стрельбе в сторону собственных детей. Такая стрельба имела место, это правда; но это не вся правда.
Мы беспокоились о наших детях, мы боялись, что они заразятся, мы скорбели о том, в какую страшную ситуацию они попали, но никогда мы не имели намерения убить собственных детей. Разве можно помыслить, чтобы кто-то стрелял по своим детям?!
Вначале никто не считал присутствие в городе свиней опасным. Но мы начали бить тревогу с самого начала.
Когда в городе появилась первая свинья, некоторые кричали «ура», некоторые просто удивлялись, некоторые сокрушенно качали головами. Первая свинья проскользнула по улицам и переулкам с неуверенностью и страхом. Она заглянула в некоторые дома и собрала вокруг себя некоторое количество детей. Они радовались тому, что так близко видят настоящее животное. Часть детей, правда, побежала прятаться по домам, но другие стояли вокруг и смотрели.
Однако мы начали бить тревогу: ведь мы считали свиней поистине нечистыми, мы уже видели, как в других городах их появление вызвало разрушительные последствия. Поэтому мы били тревогу, но наши предупреждения терялись в приветствиях тех, кто изо всех сил кричал свиньям «ура».
Потом появилась вторая, третья свинья, и их присутствие в городе стало совершенно обычным. Свиньи занялись размножением, их число росло неуклонно, и вскоре они взяли под свой контроль все до одного районы города и во всех районах организовали игры местной детворы.
Те, кто приветствовал появление свиней, приводили такие аргументы: мол, у детей появилось занятие, отвлекающее их от шалостей и неподобающих игр.
Мы криком кричали: занятие, но какой ценой, и какое занятие может быть хуже этого? И слышали в ответ, что, мол, общение детей со свиньями улучшает их понимание животного мира; еще нас обвиняли в противодействии просвещению и биологической науке.
Некоторые говорили: то, что происходило в других городах, было лишь случайностью, и вывод должен быть такой, что не следует паниковать. Если бы свиньи действительно были опасны, их не встречали бы так тепло везде и повсюду.
Мы лишь оплакивать могли эти беспомощные доводы и, рыдая, вопрошать: «Как можно размеры эпидемии считать доказательством ее безвредности?»
Ответа мы так и не услышали.
Кое-кто еще и такие мысли высказывал: мол, сами по себе свиньи не являются нечистыми. Если, мол, мы как следует отмоем свиней от грязи, то они и будут совершенно чистыми.
А позже, когда своей грязью они переполнили все улицы города, эти же люди говорили: что ж, если мы хотим иметь свиней, то мы должны и терпеть связанные с этим неудобства.
И как мы ни кричали, что мы вообще не хотели иметь свиней, наших голосов никто не слышал.
Через некоторое время дети уже совершенно привыкли к свиньям, и тогда на улицах появились хозяева свиней. За то, чтобы дети могли по-прежнему играть со свиньями, они теперь потребовали плату.
Родителей это вначале шокировало, но началось давление со стороны детей, прослышавших об этом, началась конкуренция между детьми, и в результате родители согласились и на оплату, и на ее постепенное увеличение.
Дети же из неблагополучных семей вынуждены были соглашаться на всё, на любую работу, чтобы тоже добыть себе возможность оплаты.
Мы по-прежнему криком кричали и решительно протестовали, но нас по-прежнему отказывались слушать.
Результатом наших постоянных протестов стало лишь то, что против свиней были выпущены прокламации, где осуждалось увеличение их поголовья.
Однако ни в одной из этих листовок ни слова не говорилось ни о хозяевах свиней, ни о тех целях, которых они хотят добиться, поощряя игры со свиньями.
Владельцы же свиней, видя пассивность и робость народа, постепенно смелели и наглели и уже начали затаскивать детей следом за свиньями в свои дома.
Прошло всего несколько месяцев после появления свиней в городе, а среди детей уже распространился вирус свиной болезни.
Это и было то самое, что мы видели в других городах, это было то, чего мы боялись, против чего мы предостерегали.
Девочки, как только заражались свиным вирусом, срывали с себя одежду и в таком виде бегали по главным улицам города и по паркам.
Мальчики, заражаясь, вели себя в точности как свиньи, а именно: при всём честном народе, на улицах и даже на перекрестках, без всякого стыда и без зазрения совести начали справлять большую и малую нужду.
И никто не предпринял ничего для противодействия этому, никто не озаботился лечением эпидемии.
Народ настолько был занят повседневными делами и добыванием средств к существованию, что вообще не думал ни о чем, кроме того, как свести концы с концами.
Но мы объявили хозяевам свиней войну. Мы, хотя и знали, что шансов на победу у нас нет, что силы неравны, все-таки, повинуясь чувству долга, объявили войну. И это в то время, когда нас решительнейшим образом все предостерегали против этого, приводя такие аргументы:
– Враг значительно сильнее вас.
– Враг пользуется поддержкой извне.
– Враг пустил в городе глубокие корни.
– Враг совратил детей многих представителей городской власти.
– А каким оружием воевать?
– Поражение неизбежно.
– Да и вообще, ради чего? Сосредоточьтесь на собственной жизни.
– Не надо лезть на рожон.
Но эти доводы не только не ослабили нашу решимость – они мобилизовали и вдохновили нас. Потому что все эти доводы были связаны с успехом в этом мире и с упрочением такового, но мы уже давно определили, что наши отношения с миром совсем иные.
И вот одним холодным зимним утром мы разобрали всё то оружие, что у нас было, и напали на штаб владельцев свиней. Однако после первых же залпов мы услышали из их лагеря очень знакомые стоны. Прекратив стрелять, мы приблизились. Голоса раздавались из вражеских окопов. Враг окружил свой лагерь высокими брустверами из мешков, защищавшими окопы. И ошибки не было никакой: голоса эти действительно были нам знакомы. Оказывается, враг построил круговые укрепления не из чего-либо, а из живых людей. И в этих людях мы узнали собственных детей.
Мы растерялись.
Мы оказались в тупике при виде врага, защищающего себя детьми.
Если бы мы продолжили стрелять, мы убили бы собственных детей, а если бы прекратили огонь, то стали бы свидетелями медленной смерти этих же детей. И вот мы стояли перед самой неразрешимой проблемой в своей жизни.
Но прежде, чем мы смогли что-либо предпринять для разрешения этой роковой для нас проблемы, нас арестовали и препроводили в суд.
И теперь нас обвиняют в том, что мы стреляли в сторону собственных детей. Стрельба имела место, это правда; но это не вся правда.
Неумелый вор
Когда, выглянув из окна аптеки, я увидел, что какой-то человек возится с дверцей моего автомобиля, я вначале чуть не закричал: «Держи вора!»
Но потом я решил мгновенным броском достичь машины, схватить его за шиворот и привести в чувство. И, комкая в кармане бланк рецепта, я выскочил из аптеки и побежал к машине. На полпути, однако, я решил, наоборот, приложить все усилия, чтобы казаться спокойным, ведь так мне будет проще схватить вора и сдать его в полицию.
И вот я замедлил шаг и с полным кажущимся безразличием подошел к нему.
Вор между тем в своей работе отнюдь не продвинулся: он всё так же нервно озирался и возился с замком.
И вот я уже был буквально в метре от него и легко мог бы наброситься на него, или, к примеру, одной рукой обхватить его «замком» за шею, или, напав сзади, схватить его за обе руки, или нанести удар кулаком в бок, или мощным ударом по затылку свалить его на землю… Но я предпочел ничего этого не делать. Вместо этого я хладнокровно и спокойно остановился рядом с ним и спросил:
– Вижу, трудности возникли?
Вор попытался спрятать свою растерянность:
– Нет… Просто дверца не открывается.
В лице его не было ничего воровского. Вообще-то у воров не должно быть запоминающейся внешности, но в его случае неумелость и растерянность выдавали как минимум его непрофессионализм. Его лицо и поведение в высшей степени вызывали сострадание, так что я практически вынужден был спросить:
– Я могу вам чем-то помочь?
– Нет, спасибо, – ответил он, не прекращая возиться с замком. – Ключ затерялся, и вот пытаюсь проволокой открыть.
Я сказал сам себе: «Удивительная наглость!» – и продолжал стоять и смотреть на него.
Вдруг мне пришло в голову: а не продолжить ли ту же самую игру дальше? Куда она в конце концов приведет? Ведь и вор, и машина фактически у меня в руках, поводов для беспокойства нет…
– Не хотите мои ключи попробовать? – предложил я.
Он оглянулся на меня:
– Неплохо было бы.
Для очистки совести я добавил:
– Но с условием: если подойдут, подвезете меня в одно место.
Он схватил мои ключи:
– Молитесь, чтобы подошли, тогда отвезу вас, куда угодно.
И он вставил ключ в замок, и дверца легко открылась, после чего он заинтересовался моими ключами:
– Но у вас у самого должна быть машина?
– Была машина, – ответил я. – Но теперь остались одни ключи. – И я продолжал: – Вы только от двери потеряли или от зажигания тоже?
– Все они были вместе, – ответил он.
– Тогда дайте я попробую моими включить зажигание. У меня счастливая рука.
Он согласился, и машина легко завелась.
– Если разрешите, – продолжил я, – я ее и поведу. Не так давно сам водил машину.
Он поколебался, потом возразил:
– Я предпочту сам вести.
– Как вам удобнее, – ответил я и вышел из машины. И, огибая ее, пошел к пассажирской двери.
Вор сел за руль, и я на миг подумал: сейчас он газанет и умчится, и как я тогда буду выглядеть?
Но странное спокойствие заставило меня отбросить эту мысль, а когда вор открыл мне пассажирскую дверцу, то этот вариант уже стал невозможен.
И я сел в машину, и вор повел ее и спросил меня:
– Куда прикажете вас везти?
– А вы решили сдержать слово? – спросил я.
– А почему же нет?
Он всё еще был растерян и затравленно озирался по сторонам. И я сказал:
– Вы выглядите очень обеспокоенным. Состояние у вас тяжелое, да?
Мы уже выехали на проспект, и он ответил:
– Не могу скрыть от вас одну вещь.
– Тогда скажите.
– Знаете, почему я вам не дал сесть за руль?
– Нет. Откуда мне знать?
