Сентиментальные сказки для взрослых

Смущало одно: Машенька вовсе не походила на Идеал. Тот самый, что занимал сознание Медведева вот уже столько лет. Но наш герой уже давно понял, что идеал это одно, а реальная жизнь – другое. И им никогда не пересечься на этой Земле. Более того, он был почти уверен, что если случиться чудо, и идеальное вернется на землю, то люди его не примут, и непременно отправят назад. А то и чего хуже сделают.

Медведев понимал все это как никто другой. Не понимал он только одного: как Машенька, как это чудо оказалось рядом с ним, человеком, на его взгляд, весьма скучным и неинтересным. Ну, что интересного может быть в мужчине, которому перевалило за тридцать, а он до сих пор не только не миллионер, но даже жилья приличного не имеет. Не говоря уже о машине, даче и, чего там еще из того набора, что делает из мальчика мужа. Даже профессия у него была какая-то странная: не брокер, не менеджер и даже не риэлтор. Директор музея города Орешкино. Ладно бы там Лувр, Прадо, Британский Музей на худой конец, а то – Орешкино? Ну какая может быть история в Орешкино, тем более достойная музейного сопровождения! Однако, что есть, то и есть, а пока…

Утро было уже в самом разгаре, когда они подъехали к зданию Музея.

– Сергей Сергеевич! Теперь я от Вас никуда. Вы слышали, что сказал доктор?

– Но у меня, правда, столько дел в Музее.

– Все дела завтра. А сегодня я разрешаю Вам посвятить делам не более двух часов. Пока меня не будет с Вами.

– Разве Вы уезжаете?

– Только подготовлю все необходимое к завтрашней работе. Мне надо позвонить в редакцию и заказать оборудование.

Когда она вернулась, Медведев сидел в своем кабинете и заканчивал работу над каталогом.

– Одну минуту, Маша. «Еще одно последнее сказанье, и летопись окончена моя». Ну вот, осталось только сделать снимки, и каталог будет готов.

– У меня все в порядке. Необходимая аппаратура будет завтра утром.

– Что же. Тогда положим все материалы в сейф, до утра.

Медведев поднялся и убрал исписанные листы бумаги. Затем закрыл сейф и положил ключ в карман.

– Все. Я готов. Что Вы хотели бы посмотреть в нашем городе?

– Давайте начнем с окрестностей.

– Отлично. Тогда я хочу показать Вам развалины старинной дворянской усадьбы и рассказать одну весьма любопытную историю.

Усадьба Тихвинских, точнее все то, что сохранило от нее время, располагалась недалеко от города, в окрестностях старинного села «Куделькино». Как и положено барскому дому, он был построен в березовой роще на небольшом пригорке, куда вела грунтовая дорога от самого села. Но, к сожалению, время и революции не пощадили этот дом. Его сожгли и разграбили еще в 1917 году, а последующая коллективизация завершила начатое. Дом, буквально разобрали по камешку. Сохранился лишь фундамент, который подземные воды и дожди превратили в небольшой, но весьма живописный пруд. Пока Маша вела машину, Медведев рассказал ей о портрете, о несчастном художнике, о его неразделенной любви и о дерзкой надписи, которую он оставил своей возлюбленной, как некое завещание. Машенька была удивительной слушательницей, чутко реагирующей там, где это было нужно, и замолкавшей, тогда, когда того требовал сюжет. У пригорка она остановила машину, и до развалин усадьбы они прошлись пешком.

– Вот здесь, в этом пространстве и происходили наши события. Все-таки, там, в Петербурге был уже их мрачный финал. – И Медведев прочёл:

«Кончено время игры,

Дважды цветам не цвести.

Тень от гигантской горы

Пала на нашем пути».

– Какие замечательные стихи, – сказала Маша. – Никогда прежде их не слышала.

– Это Гумилев. Николай Гумилев.

– К сожалению, не читала. Я вообще весьма необразованный субъект. Чисто специфические знания и навыки. К счастью, их для работы пока хватает. А читать – совсем нет времени. Сергей Сергеевич! Миленький! Расскажите или почитайте еще что-нибудь!

И Медведева понесло. Он читал ей и «Шестое чувство», и «Озеро Чад», и, конечно же, «Капитанов». Машенька слушала так, что нельзя было не залюбоваться ею. Казалось, она переживала каждую рифму, каждую строфу. И все это отражалось на ее лице: изгибе бровей, движении губ, сумасшедшему блеску в глазах.

– Я никогда и не думала, что наш язык может звучать так красиво. У меня всё-таки дворовое воспитание. Нет, конечно, помню со школы «Чуден Днепр при тихой погоде…». Но, здесь другое, что-то другое, я чувствую. И ещё, знаете, Сергей Сергеевич, мне впервые мужчина читает стихи, и при этом не пытается залезть под юбку. И это очень приятно. А, если честно, то мне никто ещё, и никогда не читал стихи и, вообще, не разговаривал со мной вот так, как с равной. Обычно, или как с фифой гламурной, или, так как говорит начальник с подчиненным: одни указания и пожелания.

А день, между тем, разгулялся! Солнышко припекало, небо голубело, а первое золото листьев трепал легкий ветерок. По тропинке из леса к ним приближался старичок-боровичок с огромной корзиной, доверху наполненной отборными грибами. Медведев вспомнил, как в детстве он тоже любил эти грибные походы.

– Знаете, Машенька, а пойдемте в лес, за грибами. Сейчас самый сезон. Половина Орешкина с самого утра по лесам бродит. Смотрите – у деда полная корзина, и одни белые!

– Вот здорово. Я никогда не ходила в лес за грибами. Да, и честно сказать, и грибов-то не знаю. Какие можно собирать, а какие – нет?

– Это не беда. Перед Вами – Знаток! Именно так, с большой буквы. Составитель и автор экспозиции «Флора и фауна нашего края». А грибы, да будет Вам известно, это часть флоры.

Грибов в лесу, действительно, было много, но, как сказал Медведев, их интересуют лишь аристократы грибного мира – белые грибы, а также подосиновики и подберезовики. А за ними нужно было походить! На тропинках они не растут. Но, почему-то лишь тропинками и шли по лесу наши герои. Сначала друг за другом, а потом рядом, плечом к плечу. И как-то незаметно их руки переплелись. Они даже не поняли как. Само собой, разумеется.

– Знаете, Сережа, в детстве я очень любила сказку «Машенька и медведи». Восхищалась смелостью и находчивостью маленькой девочки. Мечтала походить на нее. А теперь вот думаю: «Чему я так радовалась»? Пришел человек в чужой для него мир, перебил посуду, переломал мебель и убежал. И за что её любить?

Они рассмеялись.

– Наверное, для начала человека нужно понять. А любить? Вы читали Апостола Павла? «Любовь не ищет своего, не мыслит зла…любовь никогда не перестаёт…». Нам нужно всего лишь помнить об этом. И тогда все будет хорошо. И все будут счастливы.

Они остановились. Машенька смотрела на него снизу вверх, своими огромными синими глазами, а он не мог оторвать от неё взгляд. Медведеву нестерпимо захотелось притянуть ее к себе и обнять. Он даже решился и положил свои руки на плечи девушки, чувствуя, как дрожит под ладонями ее тело. «Целуй, ну что же ты ждешь, дурачок», – пронеслось в голове то ли у него, то ли у нее.

А между тем, от набежавших на солнце тучек повеяло холодом. Верный признак приближающейся осени.

– Холодно. Становится прохладно. Накиньте мою куртку, – сказал он.

– Да, пожалуй, пора возвращаться, – сказала она. И добавила:

– Что мы будем делать с грибами?

– Пожарим. С луком и молодой картошкой. Сейчас мы поедем к Ивану Ивановичу. Он ждет нас.

Грибов они все-таки набрали, целый пакет.

Часы в кабинете Медведева пробили шесть раз, когда он убрал в сейф последний экспонат коллекции. Титанический труд был закончен. Машенька, молча, сворачивала аппаратуру, аккуратно упаковывая ее в картонные коробки. Во время съемок они почти не разговаривали друг с другом, полностью сосредоточившись на весьма тонкой и деликатной работе. «И вот сейчас нужно будет говорить с ней, и, желательно не о работе», – подумал Медведев. «Не начинать же сразу читать стихи»? Обаяние вчерашнего дня и то минутное, ощущение близости между ними, так неожиданно возникшее на лесной тропинке, исчезло, хотя след его явно присутствовал, должен был остаться, как считал для себя Медведев. И все же…

– Сергей Сергеевич! Если Вы позволите, я могу оформить все снимки в виде альбома. Вам останется только дополнить его текстом, и каталог будет готов, – несколько суховато, по крайней мере, чуть более чем хотелось бы, сказала Машенька.

Похоже, она тоже испытывала некоторую неловкость. А впереди их ждал еще целый вечер. Не помашет же она ему рукой прямо у дверей Музея и не рванет в свою Москву? Хотя бы из вежливости? Впрочем, почему столь славная девушка должна убивать свое время на Его Ничтожество? И что такое сверхъестественное он должен совершить, чтобы заслужить ее внимание?

– Да, да, конечно. Вы же профессионал! Делайте так, как считаете нужным, – вслух и что-то уж, совсем кисло пробормотал Медведев. Однако Машенька его вновь удивила:

– Сергей Сергеевич! Я думаю, что мы с Вами заслужили небольшой ужин и даже с бутылкой вина. Давайте договоримся так: у меня есть бутылка вина, значит ужин за Вами. И желательно, у Вас дома. Боюсь, что на «общепит» меня сегодня не хватит.

Машенька чуть насмешливо посмотрела на Медведева.

– Ну что Вы так смотрите, Сергей Сергеевич? Надеюсь, что на макароны с колбасой, хотя бы, я сегодня наработала. В конце концов, я девушка не гордая и могу Вам помочь на кухне – отварить пельмени, например?

– Нет, нет, готовить буду я, – сказал Медведев.

– Тогда поехали.

Готовить Медведев умел и любил. Ах, если бы знать заранее. Но даже из своего скудного набора он сегодня сумеет приготовить нечто особенное. Хотя, что такое особенное сможет удивить столичную девушку, да еще из гламурной тусовки? Только одно: чистота намерений и помыслов. Ну, а также искренность чувств и богатство духовного мира.

– Знаете, Машенька, в чем прелесть испанской кухни? Нет? В полной свободе творца. Берете большую чугунную сковородку, наливаете оливкового масла и кладете на нее все, что имеется под рукой: овощи, рис, рыбу, морепродукты, затем посыпаете все это перцем и иными специями, поливаете вином и ждете. Ну, а дальше либо аплодисменты, либо битки в дверях. А какие названия звучные: паэлья, тортилья, тапас, косидо! Даже объяснять не хочется, что тортилья всего лишь вариант яичницы, а косидо – гороховый суп.

– И что у нас будет сегодня?

– Тортилья!

– Замечательно. Я так люблю тортилью, так люблю, только вот, к сожалению, ни разу не ела.

– О! Это целая поэма или песня, если хотите. Берем лук и нарезаем его кольцами, а картофель – тоненькой соломкой. Всё это опускаем в раскаленное оливковое масло и жарим до готовности в один слой. Затем заливаем взбитыми яйцами, аккуратно переворачиваем нашу лепешку или блин, и поджариваем с обеих сторон. А дальше, всё то, что есть на данный момент в холодильнике, всё это достается и идет на украшение нашей тортильи: и помидоры, и колбаса, и оливки, и сыр. Я потом запишу Вам рецепт, и Вы еще прославитесь среди своих московских друзей!

– Да, среди моих друзей, пожалуй, и правда кулинаров редко встретишь, – как-то вяло согласилась Машенька.

Медведев вдруг подумал, что он почти ничего не знает об этой девушке. Да, журналистка. Да, из Москвы. И всё! То, что она ему нравилась – не факт биографии!

– Машенька! Расскажите о себе, – попросил он. – Я хочу знать, кто Вы и как попали в наш мир?

– Хорошо, только взаимно. В ответ Вы расскажите о себе.

– Договорились.

– Я родилась и выросла в одном маленьком провинциальном городке. В очень красивом и очень уютном городке. Но только вот жить там, скука смертная. В семнадцать лет поехала покорять столицу, и, знаете, поступила с первого раза в университет, без всякого блата, между прочим. Потом встретила одного человека и полюбила. Собиралась даже замуж, но не сложилось.

– Вы разошлись?

– Нет, он погиб.

– Простите.

– Ничего, я уже привыкла, что его нет. Потом искала себя, искала работу, и вот нашла.

Машенька усмехнулась, но как-то невесело, с горчинкой.

– В журнале? – Спросил Медведев.

– Да, – снова усмехнулась Маша. – Можно сказать, в журнале. – И, помедлив, добавила:

– Так что я девушка с опытом. А теперь Вы, Сергей Сергеевич! Почему Вы один? Свободу свою так цените?

– Пожалуй, что и нет. Свобода, она часто заканчивается одиночеством. А это плохо. Сейчас я понимаю, что человек не должен жить один.

Они замолчали, но на этот раз молчание не разъединяло, нет, скорее сближало их. Два одиноких человека потянулись друг к другу.

Потом они ужинали, говорили о чем-то и даже смеялись. Время незаметно подошло к той черте, когда надо было принимать какое-то решение.

– Вино! – сказала Машенька. – Мы забыли, что у меня есть бутылка старого французского вина! Я хочу выпить с Вами и,… как это называется, когда целуются? Я хочу поцеловать Вас, Сергей!

Она встала, достала из сумки бутылку вина и поставила её на стол.

– Открывайте. А я пока приготовлю посуду.

Сергей открыл бутылку и разлил рубиновое вино в принесенные бокалы. Они выпили, а потом Маша крепко поцеловала его в губы. Медведеву никогда в жизни не было так хорошо. Он почувствовал, как все тело его наполняет какая-то неведомая сила. И она тянет его куда-то вверх. И вот он уже летит в голубом небе, под ослепительными лучами яркого Солнца, раскинув руки, а рядом с ним летит Маша. И руки их соединяются, и это уже не руки, а крылья. Только вот какая-то неясная тревога начинает проникать в его сердце. Что с ним? Где он? Такого просто не может быть? И что это так стучит? Его сердце? Но почему тогда … Его крылья-руки вдруг сложились, и он камнем полетел вниз.

Глава 11. Короткая, но не менее важная

Перед самым Орешкиным фирменный поезд «Санкт-Петербург – Сочи» сбросил свою сумасшедшую скорость. Литочка в своем новом облике стояла в тамбуре вагона, привлекая взоры всех пассажиров. И тех, кто собирался вместе с ней выходить в Орешкино, и тех, кто следовал дальше, к теплым черноморским берегам. Однако подойти и заговорить никто из них не решался. Даже хамоватые дети гор понимали: «Нэ по Сэнке шапка».

Накануне, в тот вечер, у профессора, они долго еще говорили обо всем, но больше о жизни вообще, и о Литочкиной, в частности. Пока милейшая Вера Дмитриевна не отправила их по койкам, справедливо заметив, что сегодняшним вечером жизнь не кончается, и у них будет еще и завтрашний день.

А утром они сели писать статью о своих открытиях. Точнее две статьи. Первую – сухую, академически выверенную для научного журнала, а вторую – с романтическим оттенком, для любого другого, кого заинтересует эта история.

– Лишний пиар никогда не лишний, – заметил при этом профессор Серов.

А потом начался процесс «превращения Золушки в принцессу», как обозначил его милейший учитель. Сначала они посетили «Салон красоты», какой-то особенный, где восхищенные красотой волос нашей девушки мастера, уложили их в прическу, простую и торжественную одновременно. Затем были магазины, хотя магазинами назвать эти заведения как-то не поворачивался язык. Служители красоты (не продавщицами же было называть этих величественных жриц), окружили Литочку такой заботой и вниманием, словно от этого зависело их счастье и благополучие. Совместными усилиями гардероб Маргариты Николаевны не просто обновился, он стал качественно другим, подчеркивавшим её новый образ – красивой, знающей себе цену и уверенной во всем женщины. Вот только чему послужит ее новый облик, какие плоды принесет? А, может, и не стоило все это затевать?

Она везла с собой копии рисунков гениального художника, в том числе и его автопортрет. Словно какая-то печать обреченности лежала на его лице. Может, не будь он так влюблен в подругу своих детских игр, детских грез и юношеских мечтаний, и его судьба сложилась бы по-другому. И мир узнал бы еще об одном гении из России. Или природа его Гения как раз и заключалась в этой неразделенной любви? И что делать теперь ей, со всем этим знанием? Все рассказать или промолчать? Да и самой надо что-то решать. До бесконечности детской любви не бывает.

Перрон приближался, однако среди встречающих она не заметила Медведева. Странно, неужели он так занят? Почему-то она была уверена в том, что Медведев встретит ее на вокзале, и они сразу же поедут в Музей, чтобы вернуть портрет на отведенное ему место и подготовить его к экспозиции, как самое главное событие в культурной жизни Орешкино за последние годы. А заодно и объясниться, наконец. Медведева не было ни на перроне, ни на привокзальной площади. Литочка взяла такси и поехала в Музей. В конце концов, разные бывают обстоятельства.

Дверь в Музей была открыта, но на входе ее также никто не встретил. Литочка поднялась на второй этаж, подошла к двери кабинета директора и толкнула дверь. Она со скрипом отворилась. В кабинете Медведева было пусто. На письменном столе, небольшой горкой лежали какие-то мешочки. В замке сейфа торчал ключ, но сам сейф был почему-то открыт. Литочка заглянула внутрь, затем опустилась на стул и зарыдала. Случилась беда. Коллекции не было. Она подошла к телефону и набрала 02.

Глава 12. Неожиданные открытия

Медведев, наконец, понял, что их с Машей полет был остановлен человеком, который весьма чувствительно бил его по лицу. И, что самое обидное, незнакомец, который шлепал его по щекам, нисколько при этом не церемонился.

– Проснитесь! Господин Медведев, Вы меня слышите? Да проснитесь же Вы.

Медведев открыл глаза, и первое, что он увидел – это был человек. Оно и понятно, не горилла, не йети, а человек. Но это был человек в форме. «Милиция?» – пронеслось у него в голове. «Что здесь делает милиция?»

– Где Маша? Кто Вы? И что Вы здесь делаете? – Спросил он.

– Хороший вопрос, – сказал незнакомец. – И даже не один. Я думаю, Вам лучше подняться и как можно скорее привести себя в порядок. А потом мы с Вами прокатимся в одно место.

– И все же, кто Вы? Назовите себя!

– Лейтенант Колобков, уголовный розыск. У Вас в Музее кража.

При этом молодому лейтенанту очень хотелось добавить, что-то вроде: «Ваша карта бита» или «Руки вверх», но он понимал, что, к сожалению, для этих слов время еще не наступило. Это было первое крупное дело, которое доверило ему начальство. И от его успеха зависело многое: карьера, слава и прочее. Кое-какие мысли у него уже были. Если при хищении нет явных следов взлома, то преступников или их сообщников, по крайней мере, нужно искать внутри коллектива. Поэтому первой подозреваемой у него была Литочка. «Приехала, открыла сейф своим ключом, спрятала вещички, а теперь разыгрывает кражу. Но лейтенанта Колобкова на мякине не проведешь. Не этому его учили в школе милиции, чтобы вот так с ходу, он поверил в объяснения красивой женщины». А тут и второй подозреваемый нарисовался – директор Музея. Наверняка, без него не обошлось. Лучшего наводчика и не придумаешь. Вот, только, было одно «но». Медведев крепко спал, когда Колобков приехал к нему на квартиру. Но и этому можно было найти объяснение, если подумать. Перенервничал человек и отключился. Криминалистика и не такие случаи описывает. Однако подозреваемые повели себя несколько странно. Встретившись в кабинете директора, они как-то неловко переглянулись, словно бы извиняясь друг перед другом, и заговорили о какой-то картине. Которая, кстати, вовсе не была похищена, а находилась здесь, в кабинете, и была по их словам, самым ценным экспонатом Музея.

– Здравствуйте, Маргарита Николаевна. Как Ваша поездка? И, может быть, Вы мне расскажите, что происходит здесь, в Музее.

– С поездкой всё в порядке. Мне удалось установить автора портрета. А профессор Серов установил и его героиню. Вы были правы. Это была, скорее всего, семейная драма князей Тихвинских. А здесь? Здесь, похоже, была совершена кража. Коллекция и ее описание пропали из Вашего сейфа. Он был открыт, как впрочем, и сам Музей, и Ваш кабинет, тоже.

– И как выяснило на данный момент следствие, без единого следа взлома, – наконец вставил свое слово лейтенант Колобков. Похоже, эти двое совершенно не принимали его всерьез. – И кто такая Маша?

– Молчите? – Колобков обвёл присутствующих суровым взглядом. – Тогда я, именем Закона объявляю Вас задержанными до выяснения всех обстоятельств по данному делу и предлагаю следовать за мной.

Все же лейтенанту Колобкову удалось поставить этих зарвавшихся фигурантов на место.

– Лейтенант Колобков! Отставить задержание! – Раздался за спиной Колобкова хрипловатый мужской голос.

В дверном проеме стоял коренастый, угрюмого вида мужчина средних лет.

– А Вы, собственно, кто такой? – спросил Колобков

– Майор Подберезовиков, из МУРа. Вот мое удостоверение.

И он протянул лейтенанту Колобкову раскрытую красную книжицу.

– А пока, Вы изучаете его, я отвечу сразу же на Ваш второй вопрос. Маша, а для Вас старший лейтенант Мария Корабельникова, сотрудник МУРа, в настоящее время – агент под прикрытием. Сейчас, – он посмотрел на часы, – я думаю, она уже вернулась в Орешкино. А коллекция здесь, в Музее. Сегодня ночью мы с лейтенантом Корабельниковой подлинник коллекции вернули в тайник в подвале, а в сейф положили фальшивые ордена и монеты, которые бандиты и выгребли, вместе со сроком, на который их теперь удастся приземлить. Так что, лейтенант Колобков, Вы свободны, и передайте Вашему начальству, что я буду у него примерно через два часа, а сейчас, извините, но мне необходимо поговорить с ребятами наедине.

И Медведев, и Литочка выглядели явно ошеломленными. И если, Литочка не понимала вообще ничего, то до Медведева, что-то стало доходить. И самое главное, что он начал понимать, так это то, что Маша жива и она не предательница. Между тем, Подберезовиков подошел к столу, сел сам и пригласил за стол директора и Музея и его Главного Хранителя.

– Садитесь, господа. У меня очень мало времени, поэтому я сейчас изложу только факты, а все остальное потом. У нас будет еще время поговорить. Итак, первое:

Ваш звонок Эдуарду Живописцеву был очень важен, так как позволил сразу же начать оперативную разработку этой банды. Боюсь, что обратись Вы, со своими подозрениями в местные органы, то сейчас мы имели бы дело с Вашим трупом.

– Как трупом? – похолодел Медведев.

– Обыкновенным, в морге, либо со следами насилия, либо с признаками отравления, а может быть, все считали бы, что Вы решили покончить жизнь самоубийством. И Вас пришлось бы извлекать из петли. Да, да, это были очень серьезные ребята, и убрать человека для них пара пустяков. Но прошу меня не перебивать.

Итак, Эдик сразу же передал мне о Ваших подозрениях. Он знал, что я не первый год пытаюсь посадить господина Волочинского и его покровителей в тюрьму, но как видите, особо не преуспел. Уж больно хитер, гад, и ничего не делает сам, своими руками. Но, примерно, полгода назад, нам удалось внедрить в окружение Волочинского своего человека, как Вы сейчас поняли, это была Маша Корабельникова, журналисточка, без комплексов, готовая за хорошие деньги на многое. И нам удалось сделать так, что именно её Волочинский послал в Орешкино, чтобы познакомиться с Вами и подготовить план операции по захвату коллекции. Так что, история попадания Вас под автомобиль Марии, это, простите, спектакль. Маша у нас, между прочим, мастер спорта по автоделу, и ударила она Вас мастерски. Претензии есть? – Вдруг засмеялся Подберезовиков.

Медведев сидел, слушал и каменел с каждой минутой. «Какой же он был болван! Соловьем заливался, стихи читал, а дальше-то, дальше, что было…». Медведев начал, ко всему прочему, еще и краснеть.

– Что с Вами, Сергей Сергеевич? Вам плохо?

– Нет, я в полном порядке.

– Тогда я продолжу. – Сказал Подберезовиков. – Главной фигурой во всей истории стали Вы, Сергей Сергеевич. А обеспечение Вашей безопасности – главной задачей для нашего агента.

– Моей безопасности? Но что мне могло угрожать?

– Ваши знания. Только Вы один смогли бы описать коллекцию, доказать ее происхождение. Без Вас она превращалась в простой набор артефактов, которые могли всплыть где угодно, у кого угодно и под любым прикрытием: от бабушкиного наследства, до «купил у незнакомого человека на городском рынке». Что невероятно облегчало бы её дальнейшую реализацию, в том числе и за границей. Причем, убрать Вас необходимо было в тот момент, когда коллекция окажется у бандитов, в безопасном месте.

– Почему?

– А вдруг всё пойдет не так? Отягощать кражу или ограбление ненужным трупом? Простите, пожалуйста. Проще было Вас сначала нейтрализовать, например, усыпить, и, лишь потом, «зачистить».

– Что Вы и сделали? Подмешали снотворное, затем взяли мои ключи, ну и так далее…

– Совершенно верно. А в довершении начатого, по замыслу бандитов, Машенька должна была вернуться и «зачистить» Вас.

– Каким образом?

– Яд. Укол небольшой дозы яда растительного происхождения. Вскрытие показало бы смерть от кровоизлияния в мозг. Ну, перенервничал человек, бывает. Стрессы это подлинный бич нашего времени.