Сентиментальные сказки для взрослых

Глава 6. Литочка

Поиск документов в архиве чем-то похож на сбор грибов. Дилетант может целый день пробегать по лесу и уйти с пустой корзиной. Специалист же знает куда идти и под какую елочку заглянуть, чтобы найти искомое. Литочка была специалистом, но повезло ей, лишь тогда, когда в руки она взяла третью папку с документами. По закону Всемирного тяготения заветное письмо находилось в самом конце папки. И все же Литочка сразу поняла: она нашла. Это было то самое письмо, о котором упоминал Медведев. Письмо поверенного князя Тихвинского в делах, в городе Санкт-Петербурге. Судя по адресу получателя, это был Баден-Баден. Что же, место для русской аристократии вовсе не чужое. Поехал князь водички попить, а может и в рулетку порезвиться. Письмо было длинным и обстоятельным. Поверенный князя Тихон Сыроежников подробно рассказывал, а точнее «извещал Его Светлость» о судебной тяжбе, о ремонте господского дома. А в самом конце как бы невзначай сообщал: «… с Великим прискорбием о смерти Вашего воспитанника Егора от скоротечной горячки», а посему деньги, выделенные на обучение оного в Академии Художеств в текущем году, он высылает назад, за исключением средств, ушедших на погребение и помин души покойного. А еще упоминал он, что «портрет Вашей воспитанницы Марии, писанный Егоркой, он отправил с нарочным к «Вашей милости». И посетовал, что чиновники из Академии Художеств хотели забрать его себе, потому как талантливо писан, говорят. «Но слуга Ваш покорный тут стеной встал: берите, что хотите, но портрет не получите». Потому как он князю принадлежит, равно как и крепостной его бывший Егорка. А более того он, Тихон, старался, потому что уж больно дерзкая надпись на обороте оставлена. И как бы, по его Тихона разумению, она к ненужной огласке не привела. А еще как бы случайно Тихон извещал князя, что «Егорка последние месяцы к учебе относился с нерадением. В церковь не хаживал, но целыми днями запершись в своей мастерской, писал этот портрет».

У Литочки сжало сердце. История неразделенной любви. Она буквально видела сквозь время как бедный юноша, сжигая свои легкие в сыром петербургском воздухе, пишет портрет своей возлюбленной. Отсюда и эта дерзкая надпись. А ему просто некого было бояться. Он знал, что скоро умрет, потому и написал: «Никто не будет тебя любить так, как я». Егор и Мария – воспитанники князя Тихвинского. Она просто обязана узнать о них всю правду. И, прежде всего, о Егоре. А для этого надо ехать в Петербург и начинать с архива Императорской Академии Художеств.

Литочка скопировала письмо управляющего и пошла в Музей. Там был настоящий бедлам. Журналисты и не думали покидать его здание. Судя по темпу, с которым перемещались эти люди, с минуты на минуту ожидалось прибытие Телевидения. Поднимаясь по лестнице, она едва разминулась с импозантным мужчиной в дорогом костюме и при галстуке. Господин Волочинский! Он разговаривал по сотовому телефону:

– Да, это действительно стоящая находка. Все экспонаты в прекрасном состоянии, а самое главное: их нет пока ни в одном каталоге. Tabula rasa. Это по латыни, шеф. Я потом объясню. Да, нужно что-то неординарное и как можно скорее. А пока надо…

Вдруг он замолчал, увидев Литочку. Вежливо поклонился и пропустил её вверх. Литочка пролетела мимо него буквально на одном дыхании. Она спешила обрадовать Медведева.

– Ну, что же. – Сказал он. – Все очень интересно, а самое главное небезнадежно. Я думаю, Вам надо ехать в Петербург. Только вот средства…

– Я найду, то есть у меня есть сбережения, не беспокойтесь…

– Что же, тогда удачи Вам, Литочка. И еще, картину и письмо возьмите с собой. Я подготовлю необходимые документы. Думаю, Вам будет, кому её показать, там в Питере.

Медведев подошел к девушке, хотел обнять, но замешкался и ограничился одним рукопожатием:

– А я завтра здесь попробую что-нибудь разузнать, да и ценности эти чертовы… и встреча с утра у мэра по поводу установки сигнализации.

Однако ни на какую встречу в администрации Медведев не попал. Утром при выходе из дома его сбил автомобиль. Слава Богу, Литочка тогда об этом не узнала. Мы не сомневаемся, что она немедленно бы оставила любые изыскания и вернулась в Орешкино, и наша история тогда была бы иной.

Глава 7. Машенька и Медведев. Знакомство

Утро у Медведева началось с нехороших предчувствий. Отчего-то заломило в пояснице и заныло под ложечкой. Однако, не будучи по природе своей суеверным человеком, он после определенного утреннего ритуала и сбора, направился в Музей. День предстоял еще тот. Все эти хлопоты и заботы уже порядком надоели Медведеву, все-таки по натуре своей он был скорее исследователем, чем администратором. Суета лишь раздражала и отвлекала его от главного – исторического поиска. А шумиха поднялась не малая. Особенно его беспокоило то усердие, с которым взялся за дело господин Волочинский. «Предоставьте всё мне, и через неделю о Вашей находке узнают даже пингвины в Антарктиде!» Как будто в этом и состоит смысл работы историка. Нет, слава, конечно, приятна, когда она не мешает основному занятию. Да и характеристика, которой наградил господина Волочинского Эдик Живописцев, давний приятель Медведева, была недвусмысленной: «Как только этот человек захочет тебе помочь, сразу же звони в милицию». А Эдику можно было верить, его связи в правительственных кругах порой вели к заоблачным высотам. Вчера вечером он позвонил Живописцеву. Эдик обещал помочь, но взамен потребовал максимальной осторожности, и попросил ничему не удивляться, чтобы с ним не произошло. «Интересно, а что такое со мной может произойти. В нашем городе…», – но домыслить фразу Сергей Сергеевич не успел. Большой черный автомобиль, выскочивший из-за угла и, нестерпимо завизжавший тормозами, ударил его краем бампера. Медведев упал, и на мгновение потерял сознание.

Первое, что увидел Медведев, когда очнулся, был черный диск, закрывший солнце, словно Луна во время полного затмения. Потом диск куда-то пропал, а к Медведеву вернулась его способность ощущать мир в духовных образах. И первое, что он почувствовал, было ощущение того, что его голова находится в чьих-то маленьких, но сильных руках. Затем он понял, что эти руки существуют не сами по себе, а принадлежат молодой женщине, лица которой он все еще не мог рассмотреть.

– С Вами все в порядке? Вы живы? Господи, что я говорю! Конечно же, живы. Ну, приходите в себя, удар не мог быть…

Тут она замолчала, увидев, что Медведев открыл глаза.

– Слава Богу, наконец-то.

– Это Вы простите меня. Я должен был быть осторожнее при переходе. Но, знаете, задумался… и вот… – сказал Медведев.

Между тем, вокруг начала собираться небольшая толпа.

– Вы можете подняться? – спросила девушка. – Давайте я отвезу Вас в больницу?

– Нет, нет. Я сейчас. Мне кажется, я в полном порядке.

Медведев поднялся и попытался привести в порядок свою одежду.

– И все же, я прошу Вас, садитесь в машину. И мы немедленно едем в больницу.

Она почти силой затолкала слабо сопротивляющегося Медведева в свой автомобиль.

– Давайте знакомится. Я, Мария Корабельникова, можно просто Мария, или Маша. Я журналистка, сейчас пашу на один гламурный журнал. Наших девушек заинтересовал Ваш городской Музей, точнее те таинственные находки, которые были там сделаны. Вы, часом, не в курсе?

– Часом в курсе. Я директор этого Музея. Сергей Сергеевич Медведев.

Девушка вдруг резко затормозила:

– Вот, блин, попала. Ну, и везет же мне. Теперь меня точно попрут.

– Никуда Вас не попрут. А я охотно побеседую с Вами, если Вы сейчас же отвезете меня на работу. Право, не надо никакой больницы. Я в полном порядке. И не вините себя. Я, по крайней мере, тоже должен был смотреть по сторонам. Давайте, разделим вину пополам и забудем об этом дурацком столкновении.

– Договорились, но в больницу мы все-таки заедем. Хотя бы на минутку, давайте, показывайте дорогу.

– Хорошо, только отвезите меня в нашу районную больницу. Заведующий хирургическим отделением там мой старый приятель и давний партнер по шахматам.

С Эскулаповым Медведев познакомился в городском Доме Культуры. Иван Иванович читал лекцию о возможностях человеческого мозга. А, в качестве демонстрации проводил сеанс одновременной игры на двадцати досках вслепую. Сергей Сергеевич был единственным игроком, которому удалось свести партию в ничью. Позднее они провели много замечательных вечеров за шахматами, домашней наливкой и особенным чаем, с ароматом каких-то «немыслимых трав». Иван Иванович был удивительным собеседником и знания имел поистине энциклопедические. Наверное, именно такими людьми были старые земские доктора. А среди предков Эскулапова были и земские врачи, и военные хирурги, и даже придворные медики. Сам Иван Иванович был тринадцатым по счету врачом в династии Эскулаповых. А был уже и четырнадцатый, а скоро будет и пятнадцатый врач.

Иван Ивановича они нашли в маленьком домике небольшого тепличного хозяйства при больнице, где он распивал свой знаменитый чаек в компании еще одного местного уникума, садовода Александра Ивановича Иванова.

– Сергей Сергеевич, здравствуйте! Сколько лет…. Решили проведать старика и рассказать о своих последних находках. Признаюсь, мы с Александром Ивановичем как раз и беседовали на эту тему.

– Простите, Иван Иванович, но ранее никак нельзя было выбраться. Да, и сейчас, Вы уж простите еще раз, я не совсем так приехал.

– Сергей Сергеевич попал под машину. А машину вела я, – это вмешалась в разговор Маша, которая была просто Мария.

– Да? – Насупил и без того свои суровые брови Эскулапов. – Что же вы так неосторожно, юная леди. Машина, она, знаете ли…

– Нет, нет. Маша не виновата, – он почему-то назвал эту девушку просто по имени, что было ему никак не свойственно. – Вина, целиком и полностью на мне. Я задумался при переходе и вот, не успел среагировать. Знаете, у меня все в порядке, нигде и ничего не болит.

Медведев встал во весь рост, закрыл глаза и зачем-то вытянул руки.

– Вот, смотрите, – указательным пальцем он попытался дотронуться до кончика носа. Получилось.

Эскулапов подошел к нему, пощупал руки, попросил подергать ногами, затем, приподняв веки, осмотрел зрачки. На первый взгляд все было в норме.

– Кажется, все в норме. И все же, батенька, постарайтесь сегодня не переутомляться и пораньше лечь спать. Удары по голове, они, знаете ли, чреваты. Последний тест – скажите-ка мне, как начинается староиндийская защита?

– Пешка d2-d4, конь g8-f6, – произнес Медведев.

– Ну, что же и память функционирует, – удовлетворенно заметил старый доктор. – А теперь, на правах домашнего врача, позвольте мне сказать Вам пару слов наедине.

Маша согласно кивнула и забралась в машину.

– Кто эта девушка, Сергей? – Спросил Эскулапов пониженным голосом.

– Случайно, совершенно случайно, я шел, она ехала… и вот. – Начал бормотать Медведев какие-то оправдания.

– Так вот, Сережа. Если ты сейчас же не воспользуешься случаем и не познакомишься с ней, я упеку тебя в психиатрическое отделение. Раскрой глаза, посмотри какая девушка! К тому же у нее сейчас комплекс вины перед тобой. Что ты все ищешь? Мир стал другим, сейчас не 16-й век. Люди стали другими, это я тебе уже как врач говорю.

– Хорошо, Иван Иванович, я присмотрюсь к ней, – согласился Медведев, но как-то вяло, наверное, просто, чтобы прекратить разговор на эту волнительную для него тему.

– Присмотрись, а вечером позвони. Она кто по профессии?

– Журналистка, приехала из Москвы в наш город специально для того, чтобы написать статью о находке в нашем Музее.

– Ну вот тем более, тебе и карты в руки. Или, знаешь что: приезжайте вечером ко мне. У меня есть что рассказать даже столичной журналистке.

– Машенька, Вы уж проследите, чтобы больной сегодня как можно меньше работал, – внезапно, крикнул он девушке. – Этим Вы хотя бы частично искупите свою вину перед ним.

– Иван Иванович, зачем Вы так, – Медведев смутился и пошел к машине.

– Какой замечательный старик, – сказала Маша, едва они отъехали.

– Да, Иван Иванович – личность. Между прочим, он тринадцатый врач в своем поколении, и о каждом из своих предков может рассказать занимательную историю. Его прапрадед был лейб-медиком у самого Петра Первого. Вот только с начальством Эскулаповы никогда уживаться не умели. Кстати, Иван Иванович пригласил нас в гости, Вы ему очень понравились.

– Взаимно, передайте ему при случае. Но у меня задание. Сергей Сергеевич, Вы помните о своем обещании?

– Конечно, и на какую аудиторию мне ориентировать свой рассказ?

– Наши читательницы не обременены интеллектом. Так что на людей, у которых чуть больше чем две извилины в голове, но, в целом, не более четырех.

– Понятно, среди находок, в основном, старинные ордена и монеты. Есть еще один очень интересный портрет. Наша сотрудница сейчас как раз пытается в архивах как-то проследить его историю, узнать, кто был автор. Но портрет сейчас у нее. Придется подождать ее возвращения.

– С наших читателей достаточно будет орденов и монет, лишь бы было что-то такое, эксклюзивное.

– Я как раз начал составлять каталог. Но, к сожалению, у нас нет необходимой аппаратуры, чтобы все сфотографировать, напечатать снимки. А фотограф-профессионал, да со стороны…– это не для нашего бюджета.

– Фотограф? Нужны снимки коллекции?

– Да. И очень качественные снимки, чтобы можно было впоследствии идентифицировать каждый предмет.

– Сергей Сергеевич! Вам, а точнее нам повезло. И нашим дамам из журнала тоже. У меня с собой вполне профессиональная цифровая камера, да и владеть ею я умею. Еще нам потребуются штативы, лампы, приличный принтер, компьютер, программное обеспечение – начала Маша перечислять необходимую аппаратуру для съемок, явно все более увлекаясь свое идеей.

– Машенька, простите, Мария, но где вы все это возьмете, да и время для этого…

– Сережа, простите, Сергей Сергеевич, давайте не будем. Мы уже договорились о сотрудничестве, а теперь заключим и партнерское соглашение. А аппаратуру я достану, это не проблема, даже здесь, в Орешкино. В конце концов, я журналистка или нет?

– Но мы не сможем оплатить Вашу работу и….

– Сергей Сергеевич! – Машенька повысила голос. – Предлагать деньги даме? Похоже, наш мир действительно перевернулся. «Где друзья минувших лет? Где гусары удалые?» Продолжить или достаточно?

– Достаточно, – вздохнул Медведев. Машенька начинала нравиться ему все больше и больше.

Глава 8. В Петербурге. Литочка

Поезд из Орешкино прибывает в Петербург в половине седьмого, а занятия на кафедре начинаются с девяти. Времени было достаточно и собраться, и мысли в порядок привести. А еще Литочке нестерпимо захотелось хоть немного пройтись по улицам города, который еще два года назад был для нее почти что родным.

Улицы изменились мало. Вот люди, пожалуй, да. Когда каждый день, в одно и то же время ходишь по одним и тем же улицам, окружающая толпа начинает прорастать лицами, которые становятся вдруг частью твоего мира. С некоторыми из них начинаешь даже раскланиваться. А сейчас вокруг Литочки были чужие, незнакомые лица. «Все правильно», – подумала она. «Все течет, все изменяется. Что же, здравствуй, племя младое, незнакомое».

Профессор Серов, свободный в этот день от занятий со студентами, ждал её на кафедре. Накануне она звонила ему из Орешкино, и он любезно согласился встретиться со своей, некогда самой способной ученицей.

Глядя на профессора Серова, можно было подумать, что время остановилось для него, когда ему исполнилось 70. «Самый прекрасный возраст, как для ученого, так и для политика», – говорил он. «Только сейчас начинаешь хоть что-то понимать и в искусстве, и в людях, в женщинах, кстати, тоже». С тех пор он совершенно не изменился, был бодр, остроумен, да и кавалером был отменным.

– Здравствуйте, Литочка, – чуть нараспев, приветствовал он свою гостью. – Скажите, пожалуйста, что в Орешкино закрыли Вашу богадельню, и Вы решили вернуться к старому учителю?

– Здравствуйте, профессор! Нет, не закрыли, более того, сейчас я являюсь как бы полномочным представителем этой самой, как Вы выразились, богадельни. И у меня к Вам уйма вопросов.

– И у меня для Вас есть пара слов, как сказали бы наши одесские друзья. Но, о личном потом. Давайте сначала посмотрим портрет и письмо.

Литочка распаковала портрет неизвестной девушки, положила рядом письмо управляющего князя Тихвинского:

– Вот, смотрите.

Профессор внимательно осмотрел картину, прочитал письмо, посмотрел надпись на обратной стороне.

– Никто не будет тебя любить так, как я, – прочитал он. Это Катулл, Литочка. Довольно вольный перевод, но однозначно – Катулл. Amata nobis quantum amabitur nulla. Странно, что Вы не заметили этого. По-моему, у Бунина есть рассказ, где упоминается эта фраза. Далее – и я, совершенно согласен с Вами, написать такое мог только человек, для которого мир был уже за чертой. Это поступок, это его прощальное письмо, завещание, да что угодно.

– А сам портрет? Что Вы скажете о нем?

– А скажу то, что мы просто обязаны узнать, кто был его автором. Такие мастера не должны оставаться без имени. И знаете, я думаю, что это не так уж и трудно будет сделать. Архивы Императорской Академии прекрасно сохранились и достаточно хорошо изучены. Пожалуй, я даже знаю, к кому Вам следует обратиться. И непременно сейчас же позвоню. Меня же интересует девушка на портрете. Я попробую покопаться в литературе и найти что-нибудь об этой особе.

– Вы думаете, она тоже была воспитанницей князя?

– Может быть. Воспитанницей, актрисой, родственницей, может дочерью, а может и женой. Сейчас мы еще ничего не знаем. То, что Тихвинские содержали театр, в котором играли крепостные, факт общеизвестный. Но я знаю, что среди этих князей были исключительно порядочные люди: собиратели, коллекционеры, ученые, ну, и военные, само собой. О каких-либо изуверствах, я, по крайней мере, не слышал. Своего «Тупейного художника» Лесков, однозначно, взял не из нашей истории. Да и на картине изображена вовсе не жертва трагических обстоятельств. Нет, скорее всего, наша героиня из тех, кого называют «la femme fatale».

– Мне тоже кажется, что самая трагическая фигура в этой истории – сам автор, – сказала Литочка.

– Вот именно, автор. Давайте поступим следующим образом. Вы идете в архив, а я поработаю с портретом и кое-какими документами. А вечером соединим наши изыскания. В семь часов вечера я жду Вас у себя дома. Надеюсь, Вы не откажитесь от моего гостеприимства? Да и старуха моя будет рада Вас видеть. Договорились?

– Договорились.

Глава 9. Вечер у профессора Серова

Когда Литочка, закончив свои изыскания, пришла на квартиру профессора, тот был уже дома.

– Ну, как Ваши дела? Вижу, что нашли, – и он показал на толстую папку в руках у Литочки.

– Да, благодаря Вашему звонку, у меня было три первоклассных помощника. И директор архива…

– Милейший человек, – перебил ее профессор. И поспешно добавил:

– И все же, что именно Вы нашли?

– Прошение князя Тихвинского на имя ректора Академии, с просьбой о зачислении на курс «живописи и ваяния» своего воспитанника. Ну и вот это.

Она достала из папки толстый бумажный конверт:

– Рисунки Юрия Медведева. Те, что собрали его товарищи и передали в Академию. Но, похоже, с тех самых пор их так никто и не открывал. Конверт был запечатан. – Сказала Литочка.

– Юрий? Ну, конечно! Егор, Георгий, Юрий – все это разные варианты одного имени. В моих розысках он упоминается, как и в письме управляющего князя, под именем «Егор». Правда, без фамилии. Но это как раз и естественно. Кому в голову придет именовать крепостного по прозвищу или фамилии? Достаточно одного имени, да упомянуть, чей он собственно будет. Итак, давайте подведем итоги. Что нам известно на данный момент?

Во-первых, имя художника. Юрий Медведев. Отлично! Какой год указан в прошении? 1853-й? Плюс два года обучения. Следовательно, датой написания портрета и смерти художника будет 1855-й год. Ну, а датой рождения, по некоторым косвенным фактам, о которых я расскажу позже, будем считать 1835-й.

Во-вторых, из работ этого мастера мы сегодня имеем один портрет и рисунки. – При этом он вопросительно посмотрел на Литочку.

– Очень хорошие рисунки, кстати. Бытовые зарисовки, различные наброски, и вот, похоже, автопортрет, – сказала она и достала из пакета лист бумаги с рисунком.

– Чуть позже, – сказал профессор. – Закончим сначала с нашими изысканиями. Теперь о женщине на портрете. Не буду Вас томить. Это Мария, Машенька Тихвинская, к сожалению, подлинной фамилии установить не удалось, но ведь их у крепостных и не было, только прозвища. Так вот, взята она была на воспитание из большой крестьянской семьи, что осталась тогда без кормильца, и, внимание, «за особую смышленость была взята в дом для образования вместе с «приемышем» Егоркой, который в живописном деле весьма себя проявил». Вот и наш Юрий появился. А если предположить, что он с детства воспитывался вместе с Машенькой сначала в ее семье как приемыш, а затем, в княжеском доме, как воспитанник, то все встает на свои места. Потому что будь он братом Марии, его бы так и поименовали, как брат, а здесь однозначно написано «приемыш». Ну, а дальше, по всей видимости, их судьба была такова: Юрий был послан в Петербург, учиться живописи, а Мария поступила в театр, сначала княжеский, а затем и «Его Императорского величества». А учил ее театральному мастерству сам Михаил Семенович Щепкин, который, кстати, тоже был из крепостных. Однако в театре она играла недолго. В 1856-м году наша Мария становится женой князя Тихвинского, и свою дальнейшую жизнь целиком посвящает мужу и детям. Что? Осуждаете? Что так быстро утешилась, что бросила сцену, что променяла великую честь быть возлюбленной Гения на княжескую корону? – профессор лукаво взглянул на Литочку.

– Нет. Сейчас, пожалуй, нет, не осуждаю.

– И правильно делаете. Я не знаю, когда, как и почему в нашем обществе сложилось представление о том, что общественное важнее частного. Что служение Идеалам, есть нечто особенное, гораздо более значимое, чем простая домашняя жизнь с мужем и детьми. Черт бы побрал эти Идеалы и их служителей заодно. Сначала придумывают всякую глупость, а потом эту самую глупость возводят, чуть ли не в ранг единственно верного учения или того хуже – религии. И что самое страшное, порой кровь человеческую льют без меры за эти Идеалы.

Литочка впервые за долгие годы видела профессора в таком возбуждении.

– Вот, Вы, Литочка, Вы же знали, что Ваша прабабка была урожденной княжной Тихвинской? Ленская – это ее революционная кличка, или псевдоним. Этот портрет – это, как знак свыше. Знак Вам, Литочка. Не верите? Снимите свой дурацкий берет, и подойдите к зеркалу. Практически одно лицо: овал, скулы, линия рта. Вы же искусствовед, вы должны были сразу же обратить на это внимание. Или Вы там, в своей глуши забыли, как выглядите сами?

– Я догадывалась.

– Догадывались? А теперь знаете, достоверно. Вам пора что-то делать со своей жизнью, Литочка. Вы должны объясниться наконец-то со своим возлюбленным. Да-да, возлюбленным. Я не вчера родился, и об отношениях полов знаю чуть больше. И давно догадался, что именно держит Вас в Орешкино. И если Ваш возлюбленный не изувер, он отпустит Вас или поедет с Вами, я не знаю, но это только, если он Вас любит и желает Вам счастья. Ваше место здесь, Ваше призвание…

– Профессор, сейчас Вы противоречите сами себе. Только что Вы говорили о примате семейных отношений перед общественным долгом.

– Никакого противоречия. Если бы они были у Вас, эти самые семейные отношения, и Вы были бы счастливы, я сам благословил бы Вас на служение обществу в Вашей глуши. Но, я, же вижу, как Вы страдаете. О каком семейном счастье тут можно говорить?

Профессор подошел к Литочке, снял с головы «чапелу» и ласково провел ладонью по ее роскошным волосам цвета старинной меди. Плечи Литочки начали едва заметно вздрагивать, но она сдержала себя. Затем взяла со стола рисунок и передала его в руки профессору.

– А вот это, пожалуй, еще один знак, только откуда, пока не знаю. Или из прошлого, или свыше.

Сквозь карандашные наброски, она увидела явные черты другого человека. Тот же упрямый лоб, та же линия губ. Ошибиться она не могла. Между прошлым и настоящим прослеживалась определенная связь

Глава 10. Машенька и Медведев. Прерванный полет

Медведева понесло так, словно бы он попал в быструю горную речку и забыл, как надо бороться с течением. А, может, ему просто не хотелось бороться. Настолько новыми, яркими были его впечатления от общения с Машенькой. Машенька была не просто красавица. Росту, правда, она была небольшого, но всё остальное…. Как написали бы в старинных романах «вся такая соразмерная». А её светло-русые, приятного оттенка волосы, и темно-синие глаза под густыми ресницами, могли оставить равнодушным лишь человека с каменным сердцем. Нос, пожалуй, был несколько великоват, но он ее совершенно не портил. Характер имела ангельский. И совершенно не признавала никакие условности. Этакое совершенное дитя 21 века.