скачать книгу бесплатно
Наступила молчаливая пауза. Борис делал вид, что изучает свои книги, перелистывая их по одной. Иногда долго вглядываясь в какую-нибудь страницу.
Валера в это время, уже посерьёзнев, про себя размышлял, что его, в общем-то, безобидный поступок стал на деле причиной появления трещины в добрых отношениях с Борисом. И чем дольше он про себя рассуждал об этом и вспоминал свои слова и предпринятые шаги, тем всё больше признавался себе, что поступил нехорошо и даже неприлично по отношению к Борису, к которому ещё на свадьбе расположился ввиду его доброго и тихого поведения. Признаваясь в своей неправоте, Валера в то же время и обвинял Бориса в его, как ему казалось, излишней нетерпимости и официальности к нему. «Чтобы добиться девичьего внимания, можно и такие, и почище фокусы придумать. Лишь бы дали положительный результат. Я, например, не обиделся бы, если бы он сам поступил так по отношению ко мне. Принял бы за игру и не увидел бы тут ничего особенного», – раздумывал Валера. И чем больше думал, тем больше считал инцидент исчерпанным и не стоящим выеденного яйца. Через некоторое время Валера таким образом успокоился и направился в другой конец вагона, к девицам. С этого момента Валера до конца поездки пропадал там, в предпоследнем купе, в обществе всесторонне приятных барышень.
С Борисом почти не общался, да и практически они не виделись, хотя и ехали в одном купе. Боря пока ещё не мог окончательно простить Валере его легкомыслие и клоунаду. А Валера уже не хотел больше тревожить Борю, раз уж он такой обидчивый и непонятливый. К тому же Валера, занятый серьёзными сердечными делами, перепутал день и ночь, то есть бодрствовал ночью и дрых днём. Борис же вёл нормальный и правильный образ жизни – ночью, как все порядочные люди, отдыхал, а днём и утром занимался книгами и наблюдал пролетающие заоконные окрестности…
Поезд в Омск прибыл поздним вечером. Вот тогда после долгого перерыва друзья снова заговорили.
– Боря, возьми и мой чемоданчик, пожалуйста, – попросил Валера, проходя мимо своего купе к выходу. Его руки были заняты сумками и чемоданами, впереди и позади его шли девушки – Ирина и её подруги.
Поздоровавшись с Борисом, оживлённая компания прошла к выходу, в тамбур, за ними поплёлся и Елин. Проводив девушек до такси, Валера не стал обмениваться с ними адресами, поскольку у девушек адреса пока не было, но телефон и адрес свой Валера дал девушкам ещё в поезде.
Борис настаивал подождать до утра на вокзале, но Валера убедил Бориса, что дядя и его жена отличные люди, и если они заявятся к ним даже за полночь, не обидятся. А будут даже рады.
Ты знаешь, и дядя Митя и тётя Клара, его жена, меня, как сына любят. Одно время уговаривали мать, чтобы она разрешила им усыновить меня… Так что, Борька, не бузи, мы с тобой ко мне домой идём, а не в гости, – заверил Валера Елина, забыв вообще о том, что произошло в поезде.
12
Действительно, услышав голос племянника, дядя Митя на том конце провода обрадовался его приезду. Спросил о здоровье сестры, матери Валеры, велел никуда не отлучаться и ждать его у главного входа в вокзал, около уже закрытого киоска «Союзпечати». Ждать дядю Митю пришлось недолго. Оказалось, жил он в доме, прямо против вокзала, на другой стороне широкой, ярко освещённой улицы. Выглядел дядя Митя лет этак на пятьдесят пять – пятьдесят восемь. Он был высок и строен, лишь немного сутулился при ходьбе. Удлинённое сухощавое лицо излучало тепло и доброту. Обняв Валерку, он долго не выпускал его из объятий, разглядывал и ворошил рукой ему вихор. Поздоровавшись очень тепло с Борисом, он вопросительно взглянул на племянника.
Валера изложил ему краткую биографию Бориса и извинился перед дядей, что не смог заранее сообщить, что едет вместе с товарищем.
Дядь Мить, мы с Борькой вместе хотим поступать, – закончил он.
Узнав, что Елин из его родных мест, дядя Митя очень обрадовался, спросил, как поживает его наумовский знакомый, Никита Ярославцев.
Борис рассказал печальную правду о Никите: он не возвратился с фронта Отечественной. Дядя Митя посерьёзнел и задумался.
Да-а. Проклятая война унесла многие жизни. Многих хороших русских мужиков, – с сожалением произнёс Дмитрий Никитич, глядя куда-то вдаль. – Я ведь с ним вместе рос, знал, как родного брата, хороший был человек.
Он встрепенулся, как бы отгоняя воспоминания:
Ну ладно, ребята, потопали, до дома недалеко. Сейчас Клара Константиновна тревожится и наверняка уже через окно смотрит, идём мы или нет, – и направился от вокзала. За ним спешил Валера. А поодаль Борис.
Как мама? – не оглядываясь, спрашивал Дмитрий Никитич племянника. – Ноги-то сильно беспокоят?
Всё так же, дядя Митя. Лекарство, что вы прислали, тоже не помогло. Гудят у неё ноги и гудят, особенно при перемене погоды.
Вот-вот, не слушается она меня. Ей здесь, в Сибири надо жить. Здесь природа стабильная, относительно, конечно. А ей, видите ли, не хочется оставлять родные места. Да и Москва, мол, рядом. Для неё, видишь ли, Москва под боком важнее, чем собственное здоровье. Никак не могу её сагитировать переезжать в Омск. Может, ты, Валерка, теперь её сможешь убедить. Поскольку здесь жить будешь. Поживёшь, увидишь прелести омской природы и напишешь ей, переманишь. Я со многими знакомыми врачами разговаривал. Надо ей или сюда переезжать, или на юга. Так врачи советуют. А на югах у нас с тобой, Валера, друзей и родственников нет. Потому остаётся только Омск.
Не успели дядя с племянником обсудить один из важных семейных вопросов, как все трое вошли в подъезд пятиэтажного дома и по широкой лестнице поднялись наверх. На третьем этаже дверь одной из квартир была уже полуоткрыта – их ждали. И дверь раскрыла настежь и прислонилась к косяку, встречая их, немолодая женщина в полосатом мохеровом халате. Полное круглое лицо женщины сияло улыбкой. Как только все трое мужиков поднялись на лестничную площадку, хозяйка квартиры всё с той же сияющей улыбкой двинулась им навстречу, приговаривая:
Валерка наш, Валерка приехал! Какая радость, дождались, наконец! – И, обняв парня, женщина поцеловала его три раза в щёки. – Ну и вырос ты! Вырос, возмужал. Разве это тот самый хилый мальчик, что был? Жених, тут нечего и говорить!
Увидев рядом с Валеркой незнакомого парня, Клара Константиновна обняла и его, ничего не спрашивая, догадавшись, что Валерка приехал не один и явно с другом.
Как там мама, ничего? – спросила Клара Константиновна, пропуская мужиков впереди себя. Она захлопнула и заперла за собой на замок дверь. Здесь же, в передней, нашла для парней тапочки, переделанные из старых летних сандалий. Её вопрос фактически не требовал ответа, потому что впереди предстояла более основательная беседа с Валеркой.
В трёхкомнатной квартире тёти Клары царила идеальная чистота. Через открытые двери Борису было видно, как аккуратно и со вкусом расставлены кровати, диван, стулья. В доме было хорошо и уютно.
Однажды Борису в Александрове как-то пришлось побывать в квартире у одного школьного товарища. Его родители служили какими-то там большими начальниками. Мебель в квартире собралась новая. А комнаты напоминали забитый вещами склад, некуда ногой ступить. К тому же, по следу пальца по столу, слишком явно замечалось, что хозяйка по несколько недель не берёт в руки тряпку.
Здесь же всё виделось наоборот. Обои на стенах в прихожей улыбались, краска на стенах в кухне сияла, словно вчера провели ремонт. По всему виделось, что хозяйка, тётя Клара, очень домовитая и аккуратная женщина. В деревне мать Бориса Дарья Силантьевна тоже в свободную от работы минуту не выпускала тряпку из рук, проходила по всем углам и закоулкам. Но даже с наумовским домом чистоту и уют этой омской квартиры Борис сравнить бы не смог. Борису нравились чистоплотные женщины, и он имел привычку оценивать, кто чего стоит, именно по порядку и чистоте в доме. И, несмотря на свой, ещё ничтожный жизненный опыт, он готов был клятвенно утверждать, что ленивая женщина, не заботящаяся о чистоте домашнего очага, не может быть ни добрым человеком, ни хорошей хозяйкой, ни хорошей женой и матерью. Так что тётю Клару он с первого взгляда занёс в список самых лучших и ответственных женщин и не ошибся…
13
Угостив приезжих горячим сладким чаем и бутербродами с сыром, тётя Клара сама присела за стол в кухне вместе с ребятами. Подробно расспросив о семейных делах Валерку, стала заботливо и трогательно знакомиться с Борисом. Заметно было, что она от души рада приходу в дом этого неуклюжего, нестандартного парня и считает сейчас, после знакомства с ним, своим долгом помочь ему и поучаствовать в его судьбе, раз уж обожаемый ею племянник привёз своего друга с собой.
Клара Константиновна вместе со своим мужем преподавала в Омском политехническом институте математику. До экзаменов оставалась всего одна неделя, и добрая женщина решила по-домашнему проэкзаменовать новоприбывших абитуриентов. В случае слабых знаний, а это можно назвать очевидным, она взялась подготовить их к вступительным экзаменам по всей форме, чтобы ребята получили хотя бы положительные оценки.
У нас в институте обычно каждый год бывает недобор, но с двойками всё равно не берём. Поэтому прямо с завтрашнего дня я буду заниматься с вами по несколько часов подряд. Сначала ведём теорию до обеда. А после обеда перейдём на практику. Задачи и примеры будем решать.
Борису слова хозяйки очень понравились. Однако его волновал во всём этом один момент. Он считал, что Валерка, наверно, будет жить с ними, потому как он словно родной сын при них, а ему после сдачи документов придётся устроиться в общежитие. И за подготовку, наверно, тоже придётся хозяйке платить, чего он не сможет при скудных финансовых средствах. При мыслях об этом лицо у Бориса нахмурилось и стало заметно озабоченным. Не прошло это и мимо взгляда Клары Константиновны. Она явно догадалась о внезапно испортившемся настроении парня, и потому, глядя на мужа, произнесла, скорее для Бориса, чем для мужа:
Мить, пусть ребята поживут у нас. Мне будет легче с ними заниматься. Да и для них полезно. Пусть не теряют время на дорогу и прочие дела. Им всё это время надо хорошенько позаниматься. Иначе студенческого билета им не видать.
Конечно, конечно, дорогая. Если только они не против? И Валерка, и Борис будут жить у нас, разве они могут отказать такой прекрасной даме, как ты! Правда ведь, парни?
Парни дружно кивнули головами в знак согласия. Причём Борис не только кивнул, но и немного покраснел и вскинул глаза на Валерку. А тот, дожёвывая бутерброд, снова замахал головой, как лошадь. Но лошадиное помахивание головой Валеры Клара Константиновна восприняла как должное, потому что Валера так или иначе должен оставаться у неё на жительство: её дом – его дом. Но её интересовало согласие Бориса. Понравился ей этот скромный, даже чересчур тихий парень со слегка испуганными глазами, которые как бы спрашивали – не надоел ли он своим присутствием хозяевам такой чистой и уютной квартиры. Клара Константиновна взглянула на мужа, и тот, сразу перехватив её взгляд, не заставил себя ждать.
А Борька-то чего молчит? Не уважает красивых женщин, что ли? – со смешком в глазах спросил Дмитрий Никитич.
Борис Елин, чуточку покрасневший от горячего чая, от чрезмерного внимания совершенно незнакомых, но очень добрых людей, сначала глянул на Валерку, потом на тётю Клару, которая в это время с доброй и искренней улыбкой смотрела на него, и наконец с трудом выдавил из себя:
Да, конечно, огромное спасибо!
Тётя Клара, довольная, словно это она сама сдала трудный вступительный экзамен, отчего улыбка ярче засветилась на её, ещё хранящем красоту лице, потянулась к чайнику, чтобы повторить для гостей чайную заварку. И как только наполнила чашки кипятком, предложила ребятам распоряжаться самим, а сама извинилась, поднялась от стола и ушла готовить комнату для ночлега.
Вскоре хозяева и гости, перебросившись несложными фразами, пожелали друг другу спокойной ночи и разбрелись по своим местам. Молодые люди, осовелые от вагонной усталости, от сердечного приёма и сытной еды, немного поговорив, уснули глубоким убойным сном.
14
На следующий день парни бесстыдно проснулись только к обеду…
Вот с этого момента для абитуриентов Омского политехнического института началось настоящее ученье. Как сказал бы бюрократ, – кропотливый труд по искоренению пробелов и по овладению знаниями в объёме средней школы под пристальным и чутким контролем Клары Константиновны и Дмитрия Никитича Каракозовых.
Первые уроки показали заслуженным преподавателям глубокую бездну, в которую провалились все знания, накопленные приятными мальчиками из Подмосковья за десять лет своей школьной жизни. Они напрасно потеряли эти десять лет и так же напрасно протирали на партах купленные на отцовские деньги штаны.
Чтобы парни смогли показать на экзаменах хотя бы минимум знаний, позволяющих им увидеть свои фамилии в студенческих списках, Клара Константиновна и Дмитрий Никитич придумали для своих подопечных жёсткую ускоренную программу подготовки к экзаменам. Эта программа не давала будущим студентам расслабиться и забыть цель своего приезда в сибирские просторы. Распорядок дня уплотнили до немыслимых в другое время границ. Исключили свободное брожение по городу, а также походы в кинотеатры и прочие культурные заведения. Время между уроками, или занятиями, так называемые перемены сократили до пяти минут. Десять минут давали на большую перемену. За обеденным столом сибаритствовали не больше пятнадцати – двадцати минут.
Если преподаватели отлучались по своим служебным делам, то заранее задавалось столько примеров, что одно переписывание с учебника на тетрадку занимало всё это время свободы, не разгуляешься. А ведь ещё надо их решать, записать решения.
Короче говоря, юные абитуриенты находились как бы взаперти, словно в темнице, и не могли не подчиниться суровому диктату этих бескорыстно, искренне помогающих тебе людей. А как же иначе, если добрые люди постановили сделать из безформенных шалопаев и двоечников настоящих, мыслящих людей!..
Ну что ж! За семнадцать дней Каракозовы сумели привить бывшим двоечникам уважение и даже любовь к ученью и основательные знания, которые помогли подмосковным парням стать студентами Омского политеха!
15
Оба приятеля стали первокурсниками строительного факультета.
И вот наступило первое сентября!
Борис и Валера, уже настоящие друзья, отправились в институт, разодетые, по студенческим понятиям, в пух и прах, – а это означало – в светло-коричневые костюмы и новые парусиновые туфли. По случаю поступления сына в институт отец Бориса был настолько изумлён, что, получив телеграмму, немедленно отправил, телеграфом же, сыну-студенту полторы тысячи рублей.
С сияющим радостными лицами они окунулись в шумную студенческую толпу и с трепещущими сердцами открыли массивные двери политеха, направляясь в фойе, где на стене уже висело расписание занятий по факультетам и курсам.
С громкими криками, топаньем и прочим шумом новоиспечённые студенты восторженно обсуждали новые дисциплины, которые, согласно расписанию, предстояло осваивать, расспрашивали друг друга, где, на каком этаже или в каком корпусе та или иная аудитория. А некоторые молча и сосредоточенно, заметно бравируя новыми вечными ручками, записывали в свои тетради порядок занятий. Толпа у расписания скопилась огромная, не все могли взять то, что нужно им в первую очередь. Поэтому приходилось понемногу, по мере ухода впереди-стоящих, приближаться к самому вожделенному стенду, на котором аккуратно хорошим каллиграфическим почерком, на белом, прекрасного качества ватмане, красовался студенческий план институтской жизни. Особенно трудно и неудобно приходилось коротышкам вроде Валерки, которому такое испытание самолюбия доводилось переживать не впервой. Парень некоторым особо рослым студентам доходил до груди, поэтому для него настоящей стеной вставали спины, то мужские, то девичьи. С девичьими, конечно, иметь дело бывало приятнее, но рослые парни не раз заставляли его взвывать, наступая ему на ноги. Впрочем, Валера так же страдал и от высоких девичьих каблуков.
Борис застал Валерку крепко зажатым между двумя высокими уверенными девушками, причём Валерка не знал, радоваться ему или вырываться, спасая жизнь. Спас его Борис, который благодаря своему высокому росту успел раньше его записать расписание занятий своего курса и своей группы. Вытащив помятого Валерку из мятущейся толпы, Борис отправился вместе с ним искать аудиторию номер пять. По пути новички расспрашивали встречавшихся работников института и всех, кто попадался в коридорах…
Первый день занятий, прослушивание первых лекций и участие в первых семинарах показали Борьке, что институт – это уже не средняя школа, где при желании можно и дурака повалять, а самые настоящие трудовые будни, в какой-то мере почище, чем сенокос или уборка картофеля в колхозе. Тут надо попотеть по-настоящему, чтобы не осрамиться перед такими же, как ты, парнями, перед семьёй, перед которой взял на себя какую-то ответственность, а также перед самыми добрыми и бескорыстными на земном шаре людьми, каковыми для него стали Клара Константиновна и Дмитрий Никитич…
Программа лекций по математике в первый же день ученья была до того обширна и уплотнена, что за два часа лектор вспомнил всю математику средней школы. Да ещё порядком добавил новой информации. Борис, когда шёл на лекцию, подумал, что всё так же будет, как и в школе первого сентября, – поговорят с учителями о том, о сём и особенно о том, как провёл лето, и на этом расстанутся.
Всё оказалось по-другому. Преподаватель, с бородой, как у Маркса, вошёл в аудиторию, поздоровался, представился, записав свои реквизиты на доске. Сразу же, не расхолаживая публику, начал лекцию и рассказывал в таком темпе, что казалось, будто его у подъезда ждала пожарная машина, и он, прочитав лекцию, быстро наденет блестящую каску и побежит тушить пожар. Он рассказывал притом с такой уверенностью, что парням и девушкам, включая Бориса и Валерку, казалось – он таким образом говорит:
– Я свой предмет знаю хорошо, а вы все тут просто дураки! И чего я тут с вами время теряю?
Борис не привык писать так быстро и не мог за ним успевать. Намечал только некоторые слова и фразы. А остальные пропускал. Только некоторые моменты удавалось зафиксировать хорошо. После лекции пытался прочитать написанное. Но увы! – не смог свой же почерк разобрать.
Ещё хуже получилось на следующий день, когда начали изучать начертательную геометрию. Почти всё, что сказал преподаватель на лекции, Борьке не вместилось в голову.
Вот и пришлось обратиться за помощью снова к Кларе Константиновне, и та в очередной милосердный раз назначила своим подопечным дополнительные занятия.
И теперь только Борис Елин почувствовал, что всё это происходит не во сне, и что он по-настоящему поступил в институт.
Глава 9
Омский студент
1
Как и предполагалось, Валерка стал жить у своих, как бы приёмных, родителей, а Борис устроился в общежитие института. Общежитие находилось недалеко от дома, где проживали хорошие, добрые люди Каракозовы. Поэтому-то Валерка часто пропадал у Борьки, а Борька бывал чуть пореже в квартире Каракозовых.
Старательности и трудолюбия у Бориса, если уж он захочет, не отнимешь. Теперь уже он поставил перед собой цель – во что бы то ни стало окончить вуз. Всё теперь складывалось хорошо: соединялись вместе великая родительская забота, помощь преподавателей четы Каракозовых, потому и появилась у парня уверенность, что институт он всё-таки закончит и получит какие надо «корочки», то бишь диплом. Но это и возможность учиться основательно и приобрести нужные в дальнейшем знания – уж не так, конечно, как в школе.
Очень скоро ещё одно обстоятельство позволило Борису подняться в своих собственных глазах. На четвёртой неделе ученья урок физкультуры провёл новый преподаватель. Николай Иванович Рябушкин, высокий, худощавый с впалыми щеками и острым носом, словно клюв у орла, ещё достаточно молодой. Когда закончились занятия по бегу на стометровку по программе, Николай Иванович предложил Борису записаться в секцию волейболистов. Волейбольная команда политехнического института славилась своими победами не только в масштабе института и города, но и в области и в Российской республике. Об этом Борис узнал ещё раньше, чем агитировал его Николай Иванович. Во время посещений консультаций к экзаменам Борис услышал много хороших слов от абитуриентов, которые в перерывах, покуривая на лестничной площадке этажа, в так называемой курилке, рассказывали друг другу все узнанные новости об институте, гордились, что поступили в такой престижный в здешних краях институт как Политех и с восторгом, стараясь удивить друг друга, сообщали о больших победах институтской волейбольной команды на спортивных площадках.
А из тебя, Боря, между прочим, выйдет хороший спортсмен-волейболист. Ты ведь и ростом вышел и силой удара тебя Бог не обделил, – так уговаривал Бориса тренер и преподаватель.
Да что вы, Николай Иванович, у нас в деревне некогда было и в волейбол-то играть. Я и мяч-то видел всего несколько раз в своей жизни, какой уж из меня спортсмен! – Кем-кем, а уж участником легендарной институтской команды он себя вовсе не представлял. Видя, что преподавателя эти выкладки не обескуражили и он всё-таки с интересом приглядывается к нему, Борис снова возражал, выкладывая дальнейшие аргументы:
Вы сами понимаете, у нас в деревне свободного времени не бывало, там не до волейбола. То сено надо заготавливать, то картошку полоть, то за коровой ходить. Так что из меня спортсмен, как китайский император.
Да ты не бойся, Борис, ты овладеешь техникой, научишься, потренируешься, всё придёт. Давай, соглашайся. Это тебе и для себя нужно. Спорт дисциплинирует человека, волю укрепляет. И, я тебе гарантирую, учиться будет веселее. Приходи послезавтра после занятий на тренировку. Сюда же, на стадион. Посмотришь. Не понравится – будь по-твоему. А понравится – вылепишь из себя настоящего волейболиста.
Елин слегка улыбался настойчивости тренера, который не понимает, кого вербует в секцию. Он неуверенно, в знак вежливости, чтобы закончить этот бесполезный разговор, кивнул. «Потом забудет, – подумал он о тренере, – мало ли у него забот, да и с моим ростом в институте хоть пруд пруди, это я ему просто под руку подвернулся».
Ну, смотри, не опаздывай на тренировку. В спорте самое главное – дисциплина, – улыбнулся тренер. Кажется, он остался доволен видимым согласием парня, похлопал его по плечу и, высоченный, ускорил свои аршинные шаги и быстро опередил группу студентов, уходивших со стадиона к автобусной остановке.
А ты чего ломаешься, как мятный пряник? Такое дело тебе человек предлагает, а ты – я, видишь ли, деревенский, мяча не видел, сено косил…
Валерка, шедший рядом и оказавшийся свидетелем разговора с Николаем Ивановичем, недовольно и с возмущением во взгляде, посмотрел на Бориса.
Голова садовая! Будешь играть в волейбол за институт, и тебя никогда не отчислят из института. Непонятно, что ли? Будут делать поблажки. Ведь как никак, честь института защищать будешь на просторах Родины. Я об этом знаю. Рассказывали недавно ребята-старшекурсники.
Ладно, посмотрим. Но играть-то я всё равно не умею! Где и когда я играл в волейбол? В футбол ещё мы в деревне на лугах гоняли. А волейбол…
Ну так что же? Ты же будешь тренироваться! Смотри, как тебе повезло! У тебя же все параметры внешних данных подходят. Остаётся только руками размахивать.
А они что у тебя – короткие, что ли? Уж чему-чему нас тётя Клара научила – математике! Так неужели Рябушка толкать мяч не научит? Я и то уж немного в школе и во дворе играл. А что? Давай, учись играть, будешь потом капитаном институтской. Потом меня возьмёшь в команду, уговоришь Рябушку, чтобы нас с тобой не разлучал. Будем ездить с тобой по советским городам, будем казённые деньги в гостиницах проживать и в столовых на талоны харчеваться. Чем плохо?
Ну ты даёшь! Ладно, ладно, будет тебе! – усмехнулся Борис маниловским мечтам своего друга.
Хорошо, хорошо. Пока закончим это разговор.
Друзья, не заметившие в беседе расстояние и время, быстро юркнули в автобус, ещё не успевший закрыть двери.
2
Через день, когда закончились лекции, Валерка напомнил другу о тренировке по волейболу. Борис, уже позабыв о разговоре с тренером, равнодушно махнул рукой и состроил гримасу: мол, я забыл и тебе не советую вмешиваться в чужие дела. Однако едва Елин успел выйти из аудитории, как увидел, что в коридоре его поджидает Николай Иванович Рябушкин собственной персоной. Светясь улыбкой, как солнышко в ясную погоду, Николай Иванович приветственно протянул рослому первокурснику руку, – для студентов первого курса это невероятная честь! – а другой похлопал удивлённого и смущённого студента по плечу:
Борька, не забыл, что сегодня у тебя экзамен по волейболу? На городском стадионе «Локомотив»?
Не ожидавший подобного внимания от уважаемого в институте человека, Борис на секунду замешкался, не зная, что ответить на этот шутливый, но прямодушный намёк: такой поворот дела вовсе не соответствовал его сегодняшним намерениям. Но, видя дружеский взгляд на себе тренера, он размяк и ответил:
Нет, нет, Николай Иванович, не забыл. Вот сейчас выпью стаканчик чаю и отправляюсь на стадион.
Вот-вот. Правильно, молодец! А то я думаю, вдруг парень забыл в суете тяжёлой студенческой жизни. Отправляйся, и я скоро там буду.
Мгновенно напустив на лицо строгость, Николай Иванович кивнул головой, видимо, в знак одобрения обязательности студента. И жирафьими шагами отошёл в сторону, взяв курс в направлении на кафедру физ воспитания.
Ну, Борька, везёт тебе, – изумлённо вытаращил глаза стоявший рядом Валера. Глядя вслед уходящему тренеру, он добавил:
Смотри-ка, сами преподаватели к тебе на поклон идут. Ты уж смотри, не подводи! Давай-ка скорей в буфет, а оттуда на стадион. И я с тобой, так и быть, приду. Посмотрю на твой первый урок. Тебя поддерживать буду!
Ну, пошли, – усмехнулся Елин и торопливо, не глядя на земляка, двинулся к лестнице, на первый этаж.
3
Волейбольная команда института, собравшаяся на стадионе «Локомотив», по количеству игроков или тренируемых выглядела внушительной. Студенты здесь были все, как на подбор, рослые, крепкие и весёлые. Вообще говоря, здесь собралось несколько команд, и ещё столько же шумной студенческой и окрестной дворовой публики пришло поболеть или просто поглазеть на игру своих любимых игроков. И тренеров насчитывалось несколько. А среди них главный – Николай Иванович Рябушкин.
Вот раздались сразу несколько судейских свистков, и народ, мгновенно оторвавшись от беспорядочных мотаний на турниках и с мячом по площадкам, молниеносно построился в своих командах. Молодёжь на поле крытого стадиона разделилась на четыре команды, заняв две отведённые для волейбола площадки. А новички, изъявившие желание изучать азы большого, модного в те годы спорта, под руководством Николая Ивановича Рябушкина, невдалеке по указанию тренера разделились на две группы. По обе стороны волейбольной сетки они приступили к первым урокам мастерства.
Новички отрабатывали умение бить по мячу руками, но не ладонью, как это делали многие, – коровьим шлепком, а кончиками пружинящих пальцев. Конечно, самым неумелым игроком в команде новичков оказался наш Борис Елин. Как раз он прикасался к мячу всей поверхностью ладоней, и звук удара по мячу раздавался глухим мягким шлепком, словно автор удара три дня не завтракал, не обедал и не ужинал. Отчего от души накачанный мяч, сопровождаемый взрывом смеха окружающих, падал в двух шагах от новоявленного спортсмена. Своеобразный игровой почерк будущего волейболиста все воспринимали с весельем, но только не сам Елин. Борис этот смех воспринимал очень тяжело. Он краснел, отчаянно переживая своё неумение бить по мячу. При неудачах он то косил глазом в сторону тренера Рябушкина, то лихорадочно высматривал среди болельщиков своего друга Валерку. А встретившись с ним взглядом, перекашивал лицо и старался потом увиливать от мяча. Однако Николай Иванович всё видел и не давал Борису ни расслабиться, ни спрятаться от мяча. Он терпеливо подавал команды:
– Петров, подавай мяч к Елину! Вы тоже не чемпионы! Елин, подавай мяч к Неверову!
И, хочешь или не хочешь, – через считанные секунды мяч снова оказывался в руках нашего новичка.
