скачать книгу бесплатно
В старших классах, возможно под влиянием интереса к истории, Борька Елин изменился характером. Ранее общительный, организатор всех игр, готовый с поводом и без повода доказывать кулаками свою правоту, заводила класса и деревенских мальчишек, стал тихим, задумчивым, безразличным к окружающим людям. Среди товарищей своего возраста ему было неинтересно. В школе учился так себе, больше тройки не получал, разве вот только по труду, физкультуре, пению и истории ставили ему хорошие отметки, немножко его интересовала география. Остальные предметы не имели для Борьки цены. Прибавлять и отнимать он знал – и баста, зачем голову свою забивать какими-то квадратными корнями, всякими тригонометрическими функциями, которые никакой практической пользы мужику не принесут. Да и пусть ими занимаются специалисты – те, которые от них счастливыми спать ложатся!
После смерти Сталина весна ходила рядом с Борькой из Наумова в школу, в Александров. Из Александрова возвращалась вместе с ним через ручей в Наумово. И когда отцвела в садах сирень, весна с большим трудом пережила вместе с Борькой экзамены за десятый класс. И сказала весна: прощай, Борькино детство!..
А тем временем государство бросало все силы на восстановление народного хозяйства, городов и сёл, фабрик и заводов. Деньги требовались большие, и крестьянину на свой горб пришлось взвалить большие налоги. Каждая корова и овца, каждая курица-несушка обязаны были отдавать свою дань государству. И попробуй – не сдай!
Послевоенная пятилетка поставила перед народом цель – восстановить страну в том виде, в каком она встретила войну. Тяжёлая задача, но пятилетку всё-таки выполнили за три года.
Несмотря на все трудности, советский человек смотрел вперёд с оптимизмом. Начиная с сорок девятого года, к огромной радости народа, начали снижаться цены. Каждый день и каждая неделя приносила какие-нибудь обнадёживающие новости. Рождались и подрастали дети, теперь советскому человеку только жить да жить, приумножая могущество Родины.
Глава 8
юность Бориса
1
Не отличался Борька большими достижениями в школьном учении, закончил десятилетку почти со всеми тройками. Но, слава Богу, закончил. Осталась от школы и продолжилась в дальнейшие годы любовь, но лучше сказать, громадный интерес к отечественной и мировой истории. В отличие от своих одноклассников, по-иному и по-особенному смотрел Борька на историю мира и страны.
Когда узнал, кто такой Александр Македонский, он внимательно приглядывался к нему – надо же, ну прямо сверхъестественный титан, а не человек – если в восемнадцать лет завладел половиной обетованного мира. Когда вспоминал русских князей, то ругал их – что же это, такая сила у них была в руках, а не могли объединиться и на два с половиной века попали в лапы монголам.
Что касается Ленина и Сталина, то перед его глазами в их лицах вставали великие люди, которые всю жизнь и помыслы отдавали делу рабочего класса, всего простого народа. Ведь они так мечтали сделать жизнь всех людей счастливой! Они жизни свои положили, защищая трудовой народ от посягательства буржуазных хищников и их прихвостней.
Борис восхищался судьбами великих людей, за плечами которых были великие свершения, оставшиеся навечно в жизни людей. Уж если они отметились в истории, то навсегда! Однако и тут, раздумывая над их судьбами, он приходил к идее: всё же предпочтительней те из великих, которые своим трудом, постоянной работой над собой, преодолевая трудности, вышли на первые места в Истории.
Вот преклонить надо голову перед Наполеоном, перед Лениным, перед Сталиным. Они достигали вершин власти своим умом, силой, своевременными и правильными мыслями и ораторским искусством. Ну а что, к примеру, представляла собой Екатерина Вторая? Она получила власть, можно сказать, на блюдечке. Ей пробраться в императрицы не составляло никакого труда. А ведь как тяжело подняться к власти человеку простому, даже на самую низенькую ступеньку политической власти! Возьми вот председателя колхоза, и то сможет стать им не каждый колхозник, а только избранный удачник и угодник. Почему же и в верховной власти страны всё время появляются избранные, становящиеся министрами, деятелями ВКП (б), а затем КПСС, одним словом, вождями, хотя прежде их никто и не знал?
Может быть, они какие-нибудь сверхъестественные? Какие-нибудь заговорённые или святые? Может, они и живут не как другие люди? Думают только о народе, как его жизнь сделать всё лучше и лучше, легче и интереснее? Они, может быть, не едят и не пьют, как мы, простые люди, самогонку, в туалет не ходят? Наверно, им некогда думать о себе и о своей семье и о родственниках? Они только что и делают день и ночь, что размышляют, как страну сделать богаче, мощнее и авторитетнее в мире? Ведь не зря солдаты на фронтах Отечественной погибали с именем Сталина. Значит, если бы не было Сталина, его ума и гениальной прозорливости, его полководческих способностей, наша страна ведь могла бы не победить Гитлера и фашизм? Ведь вот – посмотри на их портреты – у них те же уши, те же глаза, что и у нас, обычных людей. Те же руки – а у Борьки они, пожалуй, и покрупнее, и покрепче – с детства много ими поработал, те же ноги – у Борьки они поразмашистее на ходу. Вот, может быть, всё дело в голове? Неужели у них в башке вдвое больше напихано, чем у нас, смертных и простых, которым у Кремлёвской стены ни за что не лечь?
Много и часто задумывался Борька на эти темы. Пробовал намёками и мимоходом поговорить и с другими, более знающими людьми. Но всё-таки ни от кого вразумительного ответа не получил.
Талант, – говорили ему, – талант нужен такой особенный!
Талант? Какой? Они ведь не поэты, не певцы, не художники, не композиторы! – мысленно и вслух повторял Борька, размышляя. – Или может быть, нужно постоянно и упорно бить и бить в одну точку, пока не добьёшься?
2
К окончанию десятилетки Борис Елин и внешне изменился. Молодой человек и ходить стал соответственно новому, изменившемуся характеру. Он немного сутулился и опускал голову вниз, смотря не прямо перед собой, а куда-то в землю. Отцу не нравилась его походка, не нравилось и его поведение, какое-то неживое, боязливое, словно украл что-нибудь и боится, что вот-вот его изловят. Стеснялся он женщин и при встрече с девушками глаз не поднимал, чтобы ненароком не встретиться с ними взглядом.
Да что ты за тюфяк такой у нас, а? Что же ты Единых позоришь? Заболел или боишься кого? – спрашивал отец, когда Борис приходил из школы и, сделав, что нужно по двору и по дому, не выходил на улицу, а взяв какую нибудь книгу из жизни великих людей, часами не отрывал от неё головы.
Читаешь, читаешь, – удивлялся отец, – а всё равно тройки приносишь. Как это у тебя получается? – и, покачав головой, долго смотрел на жену удивлёнными глазами: мол, кого это мы с тобой вырастили, Дарьюшка?
Наедине отец говорил Дарье Силантьевне:
Надо всё-таки приучить его к своему деревенскому делу, а то – смотри, из него ничего не выйдет, ни шофёр, ни тракторист, ни рабочий класс. Он людей боится и стесняется, как он будет среди людей-то учиться, работать, жить? Вот как закончит школу, сразу беру его на ферму, научу этого дурака, как всерьёз с коровами обращаться. А этак он без куска хлеба останется, как мы помрём. Бог-то ростом и силой не обидел, здоровья на два военкомата хватит, а видишь, как от людей шарахается!..
Силой обладал действительно Борис Елин недюжинной, в десятом классе он был уже вполне здоровый парень ростом под два метра. Широкие плечи, широкие скулы, большой широкий лоб, рыжеватые волосы, уже и бритвой пытался тыркать туда, где наступила пора проявляться усам. Но глаза его, маленькие по сравнению с крупными и широкими чертами лица, прикрываемые пышными рыжими бровями, делали вид юноши каким-то испуганным, боязливым или задумчивым и бесстрастным, а потому и безучастным к своим сверстникам, к их интересам.
Может быть, потому один из его одноклассников, доходивший ростом разве только не до его живота, однажды петушился, возвращаясь вместе с ним из школы, из Александрова в деревню:
А чего он, Борька-то? Это он только с виду такой. А повалить его и в глаз ему дать ничего не стоит!
Другой бы на месте Борьки с его медвежьей силой, не задумываясь, дал бы однокласснику-коротышке подзатыльник, от которого тот скатился бы с горки, чтобы другим неповадно было. Елин только глазами смеялся, мирно выслушивал задиристую речь спутника и, послушав болтовню, боком от него ускорял свой шаг и уходил вперёд. А приятели заливались смехом, щупая жидкие мускулы и восхваляя богатырские качества одноклассника-задиры.
3
Борис любил общество наумовского мужика Андрея Парфёнова, того самого красноармейца, инвалида, участника гражданской войны, на болтовню которого приходили в юношестве его отец Иван Елин и его сверстники. Деду Андрею уже было много лет, он уже, в воспитательных целях, отказался рассказывать подрастающему поколению, как брал в плен белогвардейских дам. Но зато он уже рассказывал в подробностях о боях и сражениях, о своих героических подвигах на войне, о том, как брал десятками в плен белогвардейских генералов и бандитских атаманов. Борису нравилось расспрашивать его подробнее о красных командирах, о Чапаеве, о Фрунзе, о Ворошилове, о Щорсе. Дед Андрей так много рассказывал этих историй, что всё село давно уже знало: воевал он рядом со всеми, имевшимися в наличии красными полководцами, которые стали сегодня легендарными. Что Чапаев утонул только потому, что не спросил его совета – переплывать бурную реку или нет. Что вместе с Щорсом не раз сиживали за столом и пили самогон, отобранный у Махно. Что выполнял он специальные поручения по очерёдности то Ленина, то Сталина, которые часто звонили ему по полевому телефону. Свесив голову, Борис с серьёзным видом, не перебивая, слушал и словно верил
тому, что рассказывал старый солдат. Хотя другие парни, слушая деда, нет-нет, да и взрывались хохотом:
– Ну, дед, ты дал! Ну уж загнул так загнул! Вот уж заврался в доску! Получается, что если бы не ты, то и Советская власть давно бы ноги откинула, а?
На подобные замечания дед Андрей надувал губы, хмурился и больше не открывал рот, пока скептики не покидали его общество, а их место на лавке под забором Парфёновых не занимали более сговорчивые слушатели вроде Борьки Елина. Вот Борису дед не уставал рассказывать всё, что он просил, с такими подробностями, что щипало душу.
Но откуда деду Андрею было знать, что Борька и в его рассказах выискивал всё то же, своё: как ведут себя в жизни или как могут поступать командиры и вообще люди, поставленные над людьми, на какую-то высоту?
Наслушавшись небылиц Парфёнова, Борис долго ходил под впечатлением услышанного. Трудно было, конечно, в этой трепотне отделить правду от вранья, но Борис то и дело ловил себя на том, что жил жизнью этих самых командиров, находился как будто в пекле сражения, давал указания и приказы, видя себя в роли красного командира с биноклем в левой руке и револьвером в правой.
Идя домой, никого не видел и никого не слышал, если встречался кто-то по дороге и пробовал завести разговор, он в беседу не вступал. Земляк, видя, что сынок Ваньки Елина не ответил на приветствие, изумлённо вскидывал брови и с недоумением провожал его взглядом: о чём может так усиленно думать парень, чего так ушёл в себя?
Странностям Бориса Елина не было границ. Заходя к знакомым, через минуту во время разговора он без предупреждения мог развернуться и уйти, так что народ и не понимал, зачем он заходил и почему рано вышел. Вот такая рассеянность и забывчивость вошли в Борькин характер. Дома он не помнил, куда, раздеваясь на ночь, уложил свои вещи. Носки свои искал с таким раздражением и недовольством на жизнь, словно наступал конец света, и его заставляли босиком бежать на другую планету. Правда при отце старался вести себя тихо, звука лишнего не издавал. Помнил одну неприятность, что случилась полгода назад. Борис как-то набросился на мать, обвиняя её в том, что она куда-то упрятала его тетрадку, где он записывал все школьные задания. Отец тогда стоял под окнами и слышал раздражённый разговор Бориса с матерью. Не стерпев такого тона разговора, Иван Петрович зашёл в дом и, не заходя в комнату, при открытой двери, насупив брови, крикнул с порога:
– Ты, верзила и лентяй, ты как разговариваешь с матерью? Ещё раз услышу в таком тоне, ремнём угощу. В детстве не применял ремень, а сейчас знаешь, как отполосую!
Тогда Дарья Силантьевна, увидев мужа в таком редком состоянии, агрессивно настроенного против собственного ребёнка, заулыбалась, глядя прямо в его лицо, и смягчила обстановку. Пришлось и Ивану Петровичу подмигнуть жене и ответить лёгкой улыбкой.
Короче говоря, Борис Елин в период окончания средней школы слыл в деревне Наумово непутёвым парнем, со странностями какими-то, не вполне ясной головой, не имеющим перед собой никаких определённых целей или, как обычно про таких выражаются в деревне, – ни рыба, ни мясо.
4
Когда Борис оканчивал школу, сестра Пелагея выходила замуж, и в доме Елиных состоялась свадьба. Жениха сестра сыскала в городе Александрове.
На свадьбу явился приятель жениха, Валерий Рогачёв. Его, собственно, и привезли в Наумово, чтобы он выполнил роль шафера на свадьбе. Это был парень невысокого роста, неказистый с виду, весь в веснушках. С Борисом он как-то сразу подружился. При разговоре предложил ехать вместе с ним в город Омск для поступления в институт.
Омск, – это где? – спросил, почесав в затылке, Борис.
Ну как – где? В Сибири, конечно!
Выпив вместе с ним две бутылки водки, Борис держался как ни в чём ни бывало, словно пил не водку, а простой лимонад. На Рогачёва, по-видимому, это произвело впечатление. Ему показалось очень странным, что после первой бутылки Борис вроде как стал заплетаться языком, раскраснелся, оживился в разговоре. Однако после небольшого перекура и после второй бутылки он мгновенно отрезвел, посуровел и примолк. Это Валеру очень удивило.
Скромное свадебное торжество подходило к концу, шафер покинул жениха, поэтому Борис и Валера, уединившись в углу длинного, во всю избу стола, не спеша отмечали день сестры и друга.
Да как я могу поступать в институт, когда у меня одни тройки, и то еле-еле в аттестат залезут? – отвечал на заманчивое предложение Борис. – А ведь там экзамены надо сдавать, если вместе подавать на строительный факультет! Была бы только история. А вот по математике и физике – это ты мне брось!
А ты не бойся, я ведь тоже на одни тройки школу заканчиваю. Но у меня там дядя работает преподавателем, понял? Приезжал недавно в Москву, ночевал у нас. Говорит – Валера, не беспокойся, приедешь ко мне в Омск, будешь в студентах ходить. Экзамены, считай, почти формальные, конкурса никакого, каждый год колоссальный недобор. Сдашь документы – и, считай, что студенческий билет в кармане.
Они действительно подружились, потянулись друг к другу, как разноименные полюса магнита. Весь остальной вечер провели вместе, не только за столом. Но и на улице, когда выходили освежиться чистым деревенским воздухом.
Как тут здорово у вас в деревне! – говорил Валера. – Прямо рай какой-то. У нас в Александрове дышать нечем – то мясокомбинат, то «Искож».
У нас тут тоже завод рядом, кирпичный, но от него ничего – ни запаха, ни дыма, – отвечал Борис, сидя на перилах крыльца. – Собираюсь на кирпичный работать после школы. Мужики там хорошо получают. Ну, конечно, вкалывать тоже надо.
Да ты что? Я же тебе втолковываю: готовь чемодан – и айда в Омск! Сдавай-ка экзамены в десятом классе, получай аттестат и отдохни пока дома, то да сё… В конце июля готовься ехать и не дури!..
Борис новой проблеме сразу не поддавался. Он и в помыслах не держал поступать в институт, что такое студенческий билет – он не держал и в понятиях.
Ну дядя-то это твой дядя. А я-то ему не племянник, зачем он мне будет помогать? – возражал Борис, снова уже сидя за столом.
Ну вот тебе снова говорю, не бойся. У дяди нет детей, а меня любит как родного сына, во мне души не чает. Каждый месяц денег присылает. То на одежду, то на приличное питание, то на книги. А приедем – что я ему скажу, то он для тебя и сделает, не меньше, чем мне.
Борис задумался и долго смотрел куда-то в одну точку. Разжёвывая только что отправленный в рот кусочек мяса, он вдруг ясно представил себя, свою фигуру в качестве студента Омского строительного института, с портфелем в левой руке разгуливающего по просторным коридорам институтского здания и держащего правой руке огромный студенческий билет. От этой картины у него поприятнело на душе, сердце защемило какой-то новой тоской и ему вдруг всерьёз захотелось послушаться совета своего нового приятеля.
«А кто его знает? – стал размышлять он. – Может, и правда двинуть в Сибирь. Может быть, и правда сдуру в институт поступлю. Этак и человеком стану, инженером. Остаётся вот вопрос, где взять денег на дорогу, на первое проживание. Там уж дальше где-нибудь работать устроюсь, грузчиком вот. Прокормлюсь как-нибудь. А вот с дорогой… Если отец будет против, то, конечно, денег не даст. Тогда попрошу у Ленки. У неё муж учитель, сама преподаватель, получают оба. От Надьки, правда, ждать помощи нельзя, она сама учится, живут на зарплату мужа, у них ещё на шее две старушки, свекровь и мать. Пелагеюшка только вот чуть-чуть сможет помочь, пока в декрет не уйдёт. Рубашку там, туфли парусиновые купить. Но вся надежда на Ленку. Скажу – дай в долг, отработаю потом, верну».
Скажи, Валера, а на что и где будем жить, стипендию будем получать, не знаешь? – спросил Елин. – У тебя-то там дядя, а мне как там жить прикажешь? Отец за мои тройки меня не будет финансировать. Это я знаю. Скажет – пустая затея, это только для умных, скажет. Не поверит, что из меня студент получится.
Да ты не беспокойся. Ещё полтора месяца до отъезда. Поговори с отцом. А если хочешь, я сам поговорю. Если откажется, то у меня мать на железной дороге диспетчером. Ты можешь на разгрузке вагонов заработать на дорогу. Я скажу матери, она тебе будет сообщать, когда денежные работы там начнутся.
Ладно, – наконец согласился Борис. – Поговорю с отцом и с матерью, а тебе скажу, как решили. Поеду я с тобой, но хорошо бы и вправду наверняка поступить. Представляешь, как домой возвращаться, если будет всё наоборот. Меня по крыльцу размажут!
Ну, не бойся!
И новые приятели приступили к разработке деталей будущей поездки в сибирский город Омск…
5
Свадебные гости выпили последний раз и закусили, вечером вразнобой расходились и разъезжались. Пелагеюшку с женихом или мужем Юрой торжественно, с песнями проводили в такси, поскольку они, совершенно трезвые, под конвоем мужниных родителей отправлялись в квартиру жениха.
Когда, уже поздно, к ночи, стали собираться спать, Борис решился поговорить с матерью о своём будущем. Тут же сидела Лена, старшая сестра, преподавательница московского техникума.
Свадебные гости выпили последний раз и закусили, вечером вразнобой расходились и разъезжались. Пелагеюшку с женихом или мужем Юрой торжественно, с песнями проводили в такси, поскольку они, совершенно трезвые, под конвоем мужниных родителей отправлялись в квартиру жениха.
Когда, уже поздно, к ночи, стали собираться спать, Борис решился поговорить с матерью о своём будущем. Тут же сидела Лена, старшая сестра, преподавательница московского техникума.
Услышав намерение сына по поводу учения в институте, Дарья Силантьевна сразу же взглянула на дочь: Лена для родителей была главным авторитетом. Шутка ли – преподаёт в машиностроительном техникуме, мать двоих детей, муж – учитель физики, пользуется всеобщим уважением, похоже, что скоро станет директором школы. Муж у нее мужчина добрый, очень уважал трудовых людей – родителей жены. Всегда, приезжая в деревню, помогает по хозяйству. Не чурается никакой работы, в огороде копается, забор починил, крышу отремонтировал, теперь крыша новая шиферная серебром на солнце сверкает. И материал-то закупил на свои деньги, а когда Иван Петрович заикнулся насчет возврата денег, только улыбнулся и сказал: «Положи, отец, деньги в карман, у тебя в руках они надёжнее». Иван Петрович только крякнул стеснительно в кулак и отошёл в сторону. Прямо-таки по душе был Ивану Петровичу его старший зять, он гордился им, когда на работе заходила речь о зятьях и невестках. Только Романа Васильевича Иван Петрович и Дарья Силантьевна ставили в пример, хвалили самыми теплыми словами. Почти как сына уважал и любил зятя Иван Петрович. Да что там как сына! Вон и родной-то сын, Борька, в последнее время то и дело раздражает отца, нервирует своим странным поведением. Стал каким-то скрытным, весь ушёл в себя, дома порученную работу сделает бегом, – да и садится за книжки. И хорошо бы книжки были какие приличные, учёные, а то все про царей да королей, про великих людей. Никак не видно, чего хочет Борька, к чему стремится, к какому делу его душа лежит. Поэтому и хотелось Ивану Петровичу, чтобы сын-то единственный хоть немного набрался от Романа Васильевича.
Короче говоря, из всего семейства, из детей и зятьёв, только Ленка да Роман Васильевич имели у родителей авторитет непререкаемый. Потому-то и Борька постарался открыться матери при Ленке, имея в мыслях поездку в Омск.
Глядя на брата, Ленка просияла от радости. А отец-то ей постоянно твердил, что нет у Борьки ничего за душой и в голове, что из Борьки ничего путного не выйдет! Если только вот, опять же, вслед за отцом пастухом пойдёт с кнутом по деревне. Да и сама Елена Ивановна как педагог, замечая увлечения брата и несколько странное его поведение, было засомневалась: выйдет ли из него что-то стоящее? Хотя, казалось бы, что, пока она была рядом с домом, Борька рос сообразительным, смышлёным, любознательным и живым парнишкой. А вот в последнее время, когда она приезжала домой, никак не шёл ни на какие разговоры и контакты, махал рукой и уходил в сторону, не поговоришь с ним и не побеседуешь. Говорил: «Не волнуйся, Ленка, все нормально, нечего меня дёргать и проверять!», – и, слегка улыбнувшись, уходил из комнаты.
Теперь же, услышав своими ушами разговор брата с матерью об институте, Елена обрадовалась. Оказывается, братишка не совсем простой фрукт, себе на уме. И планы у него серьёзные, нужные и стране, и самому. Каждому понятно, что в Советском Союзе во главе жизни будут сидеть именно те, кто имеет диплом о высшем образовании, только такие люди могут выходить на главные роли в государстве.
Ну и молодец, Боречка! Давай мы с Романом будем заниматься с тобой дополнительно. Готовить тебя к экзаменам! – Елена Ивановна даже сама заволновалась, переводя глаза то на Борьку, то на мать.
А ты сперва выясни, сможет ли он учиться, знает ли он вообще что-нибудь из школы! – попросила мать. – Ведь в институт, это такое дело!
Ничего, мама, – улыбнулась дочь. – Знания – дело наживное. Захочет человек – гору свернёт, а добьётся своего. В учебных делах главное – это своё желание, желание и желание. Короче говоря, я тебя, Борька, поддерживаю. Мама тоже, надеюсь, и отец, я думаю, поможет, – Лена выжидающе посмотрела на мать.
Дарья Силантьевна, опустив голову, задумалась.
Вот отец-то согласится ли. Он же уже и с председателем колхоза поговорил, чтобы после школы Борьку взяли на ферму.
Да что ты, мам, поговори с отцом, неужели он будет против учения сына. Втолкуй ему, что надо парню в люди выходить. Я и сама поговорю. Будет возражать – Ромка побеседует. Да и Надюшку, и Пелагейку подключим.
Нет, дай я сначала поговорю. Посмотрим, что он скажет…
Разговор с мужем об учении сына в Омске Дарья Силантьевна начала вечером следующего дня, когда он вернулся со своей работы.
Чего, чего? – Иван Петрович едва не поперхнулся, уписывая за столом гороховый суп. – Борька? Учиться хочет? Да ты что, мать, в уме? Он же балбес! Опоздал, надо было раньше об этом думать. Он же сколько будет пятью пять не знает. А тут в институт поступать! Ну, мы с тобой неучи, так все почти в то время такими были. А ему десяти лет было мало, дурака провалял! Теперь не вернёшь!
Дарья Силантьевна выдержала паузу и, подкладывая мужу новый кусок хлеба, тихонько приступила снова.
Вань, Ленка вон поддерживает. Говорит – если надо, поможем. Говорит, если сейчас возьмётся за ум, упущенное наверстает и поступит.
А-а-а! Вот оно что! Вы уже без меня всё решили? А теперь мне докладываете? Значит, так, Даша. Зря свои деньги на этого разгильдяя тратить не буду. Раз решили поступать – поступайте, как хотите. – Он, строго насупив брови, взглянул на жену, встал и отправился проверять скотину. На пороге задержался. – Я перед председателем повинюсь, тем более свободного места на ферме нету. А он хотел уважить мою просьбу и взять его временно на третью бригаду. А потом туда, где освободится. Так что вот тебе и фунт изюму!
Когда Иван Петрович через некоторое время возвратился со двора, из горницы вышла Елена и попробовала отца вразумить. Она приводила всякие доводы из своей педагогической практики, примеры из своих наблюдений, когда не все отличники и золотые медалисты получают институтские дипломы. И даже, наоборот, прежние лодыри вдруг спохватываются и на всех парах летят к вожделенному, даже порой и красному, диплому. Вот, мол, как происходит в институтах, это ведь тебе не школа!
Однако, не взирая на авторитет старшей дочери, Иван Петрович сказал, что лично он умывает руки, – хочет Борька учиться, пускай учится, но денег он на это мероприятие не даст. «На все другие дела – пожалуйста, берите последнюю копейку. А на Борькино учение не дам, бесполезное это занятие».
6
И Ленка, и мать подумали-подумали – и решили – отца по Борькиному учению больше не тревожить и не пытаться склонять на свою сторону.
Постановили – постараться до Борькина отъезда наскрести нужную сумму денег. Так-то будет надёжнее и по делу. Надюша дала слово приобрести будущему студенту обновку, а Роман Васильевич с Еленой Ивановной взялись нести основную ношу, финансировать будущего инженера, а то и учёного. Мать Дарья Силантьевна тоже обещалась незаметно от мужа откладывать в сторону энную сумму денег. Так что до отъезда в Омск у Борьки, по всему видать, должна была собраться нужная сумма. И теперь можно было не думать о ночной дефицитной разгрузке вагонов на товарной станции Александровского вокзала.
Но вот что удивительнее всего – Борька вдруг стал усиленно заниматься науками. Пока Роман Васильевич и Ленка находились дома, благо у них был период отпусков, он и к ним приставал со многими вопросами. Просил – помогите, мол, в том или другом. Конечно, сразу выяснилось, что у будущего строителя база знаний после школы покоилась почти на нуле.
Но женскую часть семьи уже ничто не пугало: раз задумал Борька, надо помочь ему преодолеть такой новый, но такой выдающийся для него рубеж. А стремление его заметили уже все.
7
И вот, когда прошёл месяц с небольшим, Борис Елин и Валера Рогачёв сели в поезд на Казанском вокзале. Борис впервые ехал в дальнем пассажирском поезде, и сначала даже не представлял себе, как будет выглядеть для него эта дорога. Но постепенно стал втягиваться в железнодорожный быт. Прежде всего, молодые люди занялись главным делом: заняв свои места на полках плацкартного вагона, сразу же достали книги и углубились в изучение предметов – только тех, по которым принимают экзамены.
Если правду сказать, только Борис, обхватив голову руками, старательно вникал в учебно-школьные премудрости, пытаясь запомнить каждую формулу, которая так не интересовала его прежде, в школе. А что касается Валеры, то, похоже, его эти формулы вовсе не интересовали. Зато он с интересом наблюдал поведение соседей со всех сторон, ещё занятых поиском своих мест, расфасовкой своих вещей и прочими мелкими моментами бытового устройства. Конечно, Валеру интересовала не вся публика, а та, что помоложе, и, больше всего, женская часть. Вот он и следил внимательно за каждым таким предметом, глядя, как он, этот предмет наблюдений, мечется по вагону, то приводя в порядок свои чемоданы, то несясь сломя голову к проводнице за водой и чаем, то с оханьем взбираясь на свою полку, где уже ожидает его вполне мягкий полосатый матрац с будущими ночными причиндалами. Подумать только, как увлекательно! Особенно, если открытые части тела этого предмета, налитые силой и девичьей полнотой, так и протестуют против искусственного сокрытия. Так что Валера то и дело, незаметно для других пассажиров, толкал коленом Бориса, глазами или кивком головы указывая на проходящих, достойных внимания девиц.
Борис, пару раз действительно отвлёкшись по его знаку от книги и глянув туда, куда просил товарищ, сразу охладел к его занятию, не видя в нём никакого смысла.
Да что ты, Валер, – наклонившись к приятелю, тихо сказал он, – ты же поступать в институт едешь, а не на танцы. На, почитай алгебру, чем балдеть на девок впустую.
Да ладно тебе, разве можно в такой обстановке сосредоточиться, – коварным расхолаживающим шёпотом возражал Валера. – Видишь, какие туда и сюда ходят! А мы, как только приедем на место, как только устроимся в общежитие, сразу и книгами займёмся. Никуда от нас книги не денутся! А тут ведь жара, как в бане. А в бане ведь книги не читают, а?
Видя, что приятеля от учебника не оторвёшь, Валера продолжил свои эстетические наблюдения.
Между тем поезд оставил далеко позади себя столицу и, набрав крейсерский ход, вышел на бескрайние просторы России.
А Валере через некоторое время вдруг крупно пофартило. Одна из барышень с очень элегантной фигурой и не менее соблазнительными глазами, возвращаясь от проводницы со стаканом чая в руках, обворожительно улыбнулась ему и, кроме того, как явно показалось Валере, подмигнула ему. Вот уж от этого нестойкое любвеобильное сердце Валеры дрогнуло и сразу растаяло, как сахар в том же горячем чаю. Не успела девушка спрятаться в дальнем купе плацкартного вагона, как Валера, не в силах усидеть на месте, встал и стал задумчиво прохаживаться по вагону в поисках этой прекрасной барышни. Примеченная незнакомка нашлась в предпоследнем купе, где она восседала не одна, а с такими же молодыми барышнями-подружками, тоже красивыми й привлекательными не менее, чем сама. Девушки о чём-то оживлённо разговаривали и не заметили, как Валера, расплывшись в улыбке, стоит над их головами и наблюдает за их торопливой и жаркой беседой.
Через несколько секунд взгляды Валеры и той прелестной барышни, из-за которой он оказался здесь, встретились. Девушка, прекратив спор с подружками, повернулась в его сторону и, во второй раз награждая незнакомца сахарной улыбкой, кивнула головой.
