
Полная версия:
Диверос. Книга первая
– Грейцель, ну куда же это годится. Защищать свою честь – это правильно, но сама-то ты зачем в драки ввязываешься? Кто братьев задирает? Кто позавчера с мальчишками по деревьям лазил? А на бревно ты зачем пошла?
– На шестах биться.
– Какие тебе битвы – шест же в четыре раза тебя длиннее! Свалишься в ров, сломаешь шею – что мы с мамой делать будем?
– Не свалюсь и не сломаю, – гордо заявила Грейцель. – Я по этому бревну уже с закрытыми глазами бегать могу. Только мне шест еще не дают.
– А я тебе читал, к кому приезжают храбрецы в белых плащах? Которые из Аверда?
– К красавицам, – наморщило лоб юное создание.
– Ну, вот видишь, – Дикфрид начал осматривать боевые следы на маленькой мордашке. – А у тебя вон – нос распух, синяк под глазом, волосы растрепанные, одежда грязная вся – какая же ты красавица? Увидит тебя храбрец и скажет: «Не буду я такую грязную от страшного чудовища спасать, пусть оно ее ест. Хоть помоет перед едой».
– Да какой же он храбрец-то тогда? – равнодушно хмыкнула пятилетняя воительница – Он простой трус. А трусам, папа, белые плащи не дают!
– Ты у меня умная не по годам, – покачал головой Дикфрид. – И ведь возразить-то нечего.
Хруст веток, раздавшийся в стороне, заставил погрузившуюся в воспоминания Грейцель вздрогнуть и очнуться. Кто-то пробирался к поляне прямо через кусты. Повернувшись в сторону шума, девушка осторожно сдвинулась в тень и положила руку на лежащее рядом, прикрытое плащом, оружие.
С громким треском разломилось сухое дерево, и следом послышалось возмущенное сипение рассерженного пэва.
– Что ты мне-то высказываешь?! – раздалось в ответ. – Можно подумать, мне нравится шариться здесь в темноте! У меня ноги покороче твоих, и ничего, не жалуюсь. Топай, давай!
Улыбнувшись, Грейцель оставила меч в покое, вернулась на свое место и села, скрестив руки на груди. Треск кустов, шипение ездовой птицы и недовольное бурчание ее хозяина подбирались все ближе и, наконец, они оба вывалились из лесной темноты на освещенную колыхающимся светом костра поляну.
– Уф! Ну, ты и забралась…
Гость принялся осторожно отряхивать с одежды листья, веточки и прочий мусор. Потом он повернулся к своему пэва, навьюченного большими сумками, заставил его опуститься на землю, и начал расстегивать ремни, державшие их на его спине.
– Ты что, передумал?
– Наиразумнейше менять собственные свои решения, – пришелец из ночи, не отрываясь от работы, важно указал пальцем в черное небо. – В книжке одной прочитал. Не помню, в какой, но помню, что книжка интересная… Ты ела что-нибудь?
– Нет, не хочется.
– Тебе – и не хочется? Скажи лучше – ничего нет и купить не успела.
Он отстегнул наконец сумку:
– Раскладывай, давай плащ свой, или что это там у тебя на камне. Я сам голодный.
На расстеленном плаще начали появляться аппетитно пахнущие свертки и пакеты. Некоторые были еще теплыми.
– Налетай, больше никого не ждем.
Повторять не пришлось. Ощутив запах еды, Грейцель поняла, что на самом деле жутко голодна. Поэтому какое-то время за столом раздавалось ее одобрительное мычание в адрес приготовленных блюд и ответные, столь же невнятные, согласия.
– Ты как поляну нашел? – наконец спросила она. – Костер увидел?
– Нет, все нормально, костра с дороги не видно. Просто я тут уже все поляны знаю наизусть. Хорошо, что ты эту нашла – до остальных в темноте пока доберешься – ноги переломать можно.
Девирг сыто вздохнул, улегся было на край плаща, но поморщился и устроился сидя у камня.
– Ты чего? – удивилась Грейцель. – Что случилось? Вроде не сильно я тебя ткнула-то.
– Да ты тут ни при чем, – Девирг осторожно поерзал, снова дернул уголком рта, но вроде бы, нашел удобное положение. – Посижу лучше. Лягу – усну. А поспать сейчас тебе надо бы.
– Не хочу я.
– Да ты зеленая уже от бессонницы! Сколько не спала, две ночи, три? Завтра будешь с пэва на ходу падать.
Он подбросил в костер ветку и протянул руку:
– Давай, укладывайся, еду убирать лень, утром позавтракаем.
Устроившись рядом, укрытая теплым плащом, девушка вдруг улыбнулась.
– Вот теперь попробуй мне сказать, что ты согласился на это все и сейчас здесь только из-за денег, или из интереса? Говори, а я послушаю.
– Опять ты за свое? Понаучилась там, в своей Академии, всякому. Что за удовольствие жить и видеть, когда тебе врут?
– Мы не видим. Видят только санорра и, наверное, саллейда. Мы понимаем. По голосу там… по интонациям… да много всего.
– Значит, если я сам поверю в то, что придумаю, ты не заметишь?
– В собственную ложь до конца поверить невозможно.
– А в чужую?
– А что ты мне зубы заговариваешь? Хватит юлить, давай, говори.
– О причинах?
Девирг задумался.
– Ну, хорошо, – сказал он, наконец. – Представь, что Ольтар, потеряв все, пожелает рассчитаться с тем, кто это устроил? Наймет кого нужно, деньги-то у него останутся при любом раскладе, и на это он не пожалеет. И этот кто-то, понятное дело, будет поумнее, будет знать, среди кого можно поискать, и начнет с лучших. То есть?..
Он подождал ответа на свой вопрос несколько секунд, а потом толкнул Грейцель в бок.
– Ну? Спишь уже что ли?
– Не сплю я. Откуда я знаю, кто там лучший и с кого он начнет?
– Хм…
– Ах, прости, пожалуйста, как я сразу не догадалась. С тебя, конечно, начнет, с кого же еще.
– Правильно. И от него кто-нибудь обязательно наведается ко мне домой. И кого он там найдет?
– Так ты едешь в Диверт или нет? Если да – то никого.
– Не правильно. Потому что такой внезапный отъезд – это, считай, признание. Тогда я за свою жизнь и цвейда не дам. Нет, он найдет там вполне благопристойную семью одного моего знакомого-гедара, который снял у меня квартиру в аренду на год, причем, по всем бумагам – еще два месяца назад.
– Правда что ли?
– Конечно. А ты думаешь – у меня платья бальные в мешках, весят столько, что пэва еле ноги волочит? Арендная плата за десять месяцев в чистых северных кеватрах! Правда, конечно, знакомый дело знает, и в другое время этих денег хватило бы месяца за три, но, сама понимаешь: все надо было делать быстро и среди ночи. Так что я временно богат, но бесприютен. Или с тобой ехать, или оставаться на этой полянке и дичать потихоньку.
– Значит, поедем.
Грейцель внезапно почувствовала, что стремительно проваливается в сон.
– Поедем. А у вас там хоть спать-то есть где?
Не найдя в себе сил на ответ, девушка молча кивнула, не открывая глаз.
– Если что – мне половинки твоей кровати хватит. И одеяла. Поделишься?
Зная, чего можно ожидать за такую шутку, Девирг заранее прикрыл больные ребра. Но никакого ответа не последовало. Грейцель уже крепко спала.
ГЛАВА 48
– Вейвлле! Ховваль! Навались! Тяни!
Стук топоров, гудение натянутых веревок, скрип снега под десятками ног. Облака пара от горячего дыхания. Громкие крики распугали из округи всех зверей. Не только мелкие ушастые вейги, но и хищные гольвы и стогги, подумав, подальше обходят просеку, на которой валят деревья лесорубы гедары.
– Вальборг, быстро еще веревку! Куда, стогга косолапый, вайге! Стой, говорю, куда полез?! В других санях!
Утреннее солнце, едва поднявшееся над лесами Вольгов, красно от мороза. Блестящая ледяная пыль осыпается с веток и висит в воздухе. Но работающие не замечают холода. Многие из них уже давно скинули теплые полушубки, оставшись в мохнатых меховых жилетах поверх теплых рубах. Натянув рукавицы, они держат в руках канаты, обвязанные вокруг ствола дерева, такого широкого, что его и четверым не обхватить. Тяжелые топоры и длинные пилы уже прогрызли в нем глубокую борозду, осталось лишь свалить дерево на землю. Но оно, кажется, не собирается сдаваться.
– Закрепили?! Берись! Ну, раз, два три!!! Вейвлле! Ховваль!
Вздулись мускулы, сжались со скрипом зубы, толстые веревки врезались в грубую кожу рукавиц. Вгрызлись в утоптанный снег толстые подошвы теплых сапог. Громко, раскатисто взметнулся в небо из десяток глоток яростно-дружный рык:
– Гедаррррра!
– Еще раз!
– Гедаррррра!
– А ну, поднажмите!!! Не заставляйте Гедрэ краснеть за вас! Ховваль!!!
Веревки поддаются, раздается громкий треск, дрогнув, дерево начинает падать, сбивая с веток лавины снега.
– Бросай!
Бросив веревки, лесорубы быстро разбегаются в стороны. Толстенный ствол тем временем продолжает падать на специально расчищенную просеку. Наконец, взмахнув верхушкой, дерево полностью обрушивается на землю, подняв целое облако снега, под радостный крик укрывшихся на безопасном расстоянии гедаров.
Хольда, старшина лесорубов, спокойно смотрел на радующуюся молодежь. За свою жизнь он срубил уже не один десяток таких великанов, выкорчевал целую гору гигантских пней, и отлично понимает, что свалить гиганта – это еще даже не половина дела: древесину нужно готовить к перевозке, а это тот еще труд. Но он знает и то, что молодым нужно дать почувствовать радость победы, поэтому не торопится раздавать новые распоряжения. Успеется. Погода обещает быть хорошей, да и ребята нынче толковые – свалили дерево без единой ошибки. Видимо, заботливая Гедрэ как раз оказалась поблизости. Ну что же – спасибо ей за помощь. Хольда мысленно поблагодарил Наэду всех гедаров. Однако хватит бездельничать. Работы еще непочатый край.
Но, выйдя на просеку, он с удовлетворением увидел, что молодые лесорубы и без команд уже работают вовсю. Некоторые из них забралась на широченный ствол, снимают веревки, обрубают толстые сучья. Несколько гедаров уже несли к нему тяжелые площадки, а их товарищи уже расстелили на снегу завернутые в пропитанные маслом полотна длинные толстые цепи с накрепко приваренными к звеньям прочнейшими острыми стальными зубцами. Сейчас цепи перебросят через ствол, и несколько лесорубов, встав на площадки, начнут перетягивать их по очереди то в одну, то в другую сторону. Зубцы, приделанные к звеньям цепей, вгрызутся в дерево, и превратят его в толстые диски. Останется только погрузить их на полозья и отвезти по накатанной специально для этого дороге в Вольг.
– Бьярне, топору место в руках, а не за поясом! А если ты хочешь прыгать по веткам – иди в лес, живи на деревьях со скельдами, если не сожрут!
Отплясывающий верхом на лежащем дереве здоровяк оглянулся, весело оскалился, сверкнув белыми зубами, и, выхватив из-за пояса топор, одним ударом снес торчащую ветку, толщиной с его руку.
Хольда покачал головой: силы-то хоть отбавляй – а вот ума бы кто добавил…
А по-другому никак – нельзя гедарам, в незапамятные времена получившим в вечное владение высокие северные горы, прозрачные холодные реки и непроходимые леса, спящие под никогда не тающими снегами, быть слабыми.
Прекрасный и богатый край им достался, но красота эта сурова и безжалостна: холодные ветреные зимы, длящиеся много месяцев, короткое лето, отличающееся от зимы тем, что мороз не так жесток, ветры и вьюги – не так яростны, и даже кое-где в низинах тает снег и появляются яркие цветы. И до того, как гедары стали здесь хозяевами, им пришлось отвоевывать каждый шаг у дикой природы, расчищая лес и борясь с приходящими из чащи хищниками. Но, сплотившись, они лишь стали сильнее и, в конце концов, научились говорить с этой землей на равных.
ГЛАВА 49
– Славно потрудилась молодежь, а, Хольда?
Оццель Пустоглазый переложил поводья из руки в руку и немного потянул их на себя. Идущий первым в цепочке тувар задает темп движения всем остальным, так что нужно следить за тем, чтобы он не отвлекался, шагая по широкой, расчищенной в лесу дороге. Животное, опустившее было голову, чтобы подобрать лежащие на дороге ветки, шумно выдохнуло воздух, словно бы вздохнуло печально, и зашагало дальше, волоча за собой сани, в которых сидели погонщик и старшина лесорубов.
За санями ползла большая, поставленная на полозья платформа, на которой, сложенные один на другой, лежали широкие деревянные диски – часть распиленного ствола рухнувшего лесного великана.
Следом по утрамбованному снегу цепочкой двигались еще с десяток таких саней, тянувших точно такие же груженные деревом платформы. В них расположились молодые подопечные Хольды.
Старшина потеплее укутал ноги в теплую пятнистую шкуру скельда, специально для этой цели уложенную на дно саней и кивнул:
– Неплохо отработали. Свалили два девяностолетка, не считая просеки. Хьялмар получит больше, чем заказывал.
– Ничего, он тоже не пожадничал, – Оццель снова подтянул вожжи, понуждая огромного мохнатого быка идти, не сворачивая с дороги. – Его шахтеры отвалили нам горючего камня на четыре воза больше, чем было оговорено. Так что этой зимой мы точно не замерзнем.
– Хьялмар знает, на что тратит. Не отправит же он свою дочку к нам замерзать.
– Значит, у них с Увригом уже все сговорено?
Хольда пожал плечами.
– Да кто ж их знает? Но не просто так же Увра принялся с весны поднимать отдельный дом. Вот увидишь: к зиме пить нам свагу.
– Поживем – увидим.
Старшина лесорубов погладил висящий на шее мешочек с землей, и Оццель последовал его примеру.
– Давно ли мы с тобой у самого Уврига на стройке топорами стучали? Летит время…
– Да уж, летит. Помнишь, как к родителям его пришли? Как старый Йон-то его тогда?
– Кто же Йона забудет! Пусть его отдых будет спокойным.
– Пусть будет…
Хольда очень хорошо помнил этот день, когда им довелось присутствовать при разговоре их общего друга с родителями. Матушка улыбалась и украдкой посматривала на отца, который в доме – глава, и поэтому за ним последнее слово. А Йон, только вернувшийся с вырубки, и, пребывающий после сытного ужина и большой кружки пива в отличном настроении, видно, решил над сыном покуражится.
– Ну, какая тебе жена? – махнул он рукой. – Жену ему подавай. Рубашку-то распахни, жених – волос на груди не отрастил еще, туда же – жениться надумал!
Хольда и Оццель, тогда еще не потерявший глаз, переглянулись и опустили головы, спрятав улыбки.
– При чем тут волосы?! Вон дед – весь в шерсти, как стогга, так что, за ним невесты бегают?! – покраснев, возмтился Увриг. – Сам-то ты много старше был, когда он за тебя мать сватал?!
– А ты по мне и не равняйся! – тоже повысил голос Йон. – Я ее, между прочим, в свой дом привел, а тебя за дверь выпусти – околеешь на снегу, как гольва без стаи! Ни ворот своих, ни двора, ни стен!
– А вот дом подниму – как ты заговоришь?!
– А ты подними сначала!
– И подниму! А вы двое, чего ржете сидите?!
Грохнув стулом, новообъявленный жених вышел из комнаты, протопал вниз по лестнице и хлопнул входной дверью. Йон усмехнулся и указал на деревянный бочонок, стоящий посреди стола.
– Хольда, что смотришь? Или мне вам разливать? Не доросли пока что. Давай… и этому тоже налей, сейчас придет окоченевший, там нынче особенно не погуляешь. Ну, хова!
А потом, вытерев рукавом усы, он откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди, и спросил:
– Ну что, куда свататься ехать? Кто такая? Рассказывайте, давайте.
Увриг, остыл на морозе и отцовскую правоту осознал: чтобы семью завести, сам о себе сначала заботиться научись, ремеслом овладей, друзей надежных заведи, которые помогут и тебе, и семье твоей, если вдруг что случится. Вернулся тихий, сел за стол, попросил за грубость прощения.
А за весну и лето выстроили они втроем и новый крепкий дом, и широкий двор к нему. К зиме как раз закончили. Йон (который потихоньку от Уврига уже пару раз наведался к родителям невесты и обсудил с ними все вопросы) лично пришел, везде прошелся, все осмотрел: не дует ли сквозь рамы, не дымит ли большой камин, крепки ли двери и ворота. Потом, рассевшись на мягких шкурах, посмотрел на сына, как на равного:
– Вот это другое дело. Теперь мне не стыдно за тебя просить. Собирайся, поехали за твоей невестой!
Да, много с тех пор снега выпало… Йона уж с ними нет, Увриг сколько лет как стал гевлом, главой всех Вольгов – одной из трех главных родовых ветвей, а Оццель остался без глаза. Да и времена нынче настали не те, что раньше. Сложные времена.
Нет между гедарскими семьями былого согласия. Хоксвооды – торговцы, живущие у самой границы Центральных Земель, сотни лет управлявшие торговлей от имени всего Севера, в последние годы все чаще следовали собственной выгоде, нежели общей пользе. Разными путями они добивались поддержки артельных старшин, и это уже привело к тому, что на Толльгеве – ежегодном собрании гевлов и представителей свободных артелей, все их предложения принимались большинством голосов. Увриг, от имени ветви Вольг и Хьялмар, гевл Увва, владеющих шахтами и мастерскими в северных горах, изо всех сил пытались восстановить исчезнувшее равновесие, но для того, чтобы этого добиться, необходимо было изменить уклад, существовавший столетиями, и готовых на это было очень мало.
Вот и в этом году Увриг провел на Толльгеве две недели. Вернулся он несколько дней назад, и лицо его, как говорили те, кто его видел по приезду, было темнее чащи лесной в полночь. Но сегодня он пригласил всех своих старинных друзей на традиционный праздничный ужин для молодых гедаров, впервые выехавших на настоящую вырубку, и на совет, который должен был состояться после. Было известно, что Хьялмар тоже должен прибыть. В общем, определенно намечался какой-то серьезный разговор.
ГЛАВА 50
Тольгард – самый большой, самый основательный дом в городе. Здесь живет гевл с семьей, здесь же, в толле – большом зале, занимающем весь первый этаж, гевл занимается делами, принимает посетителей и держит совет. Здесь же, при необходимости, он собирает "тольва" – собрание видных и авторитетных горожан и мастеров для решения срочных вопросов.
Зал велик. В его центре, в полу, довольно большая, в несколько шагов, ниша, выложенная камнем, вокруг которой и сооружен большой праздничный стол. В ней постоянно горят сухие поленья и тепло, поднимающееся к потолку, обогревает все помещение. Небольшие окна в толстых стенах расположены высоко от пола и закрыты цветным стеклом. Разноцветные блики испуганно отскакивают от развешанных на стенах украшений: огромных, крест-накрест скрепленных боевых топоров, молотов, рукояти которых покрыты металлическими пластинами. Под белоснежными склоненными знаменами на толстых цепях висят тяжелые щиты, а на крепких стойках, укрытых белыми плащами, покоятся тяжелые нагрудники и шлемы.
Сейчас вся эта грозная красота – лишь история, напоминание о тех временах, когда гедары, по призыву Верховного Гевла, в те годы правившего всем Севером, вместе со своими союзниками раг’эш прошли до самых Южных лесов, на сто с лишним лет установив свое господство над всеми Центральными Землями. Но покоренные гельды не смирились. Год за годом они копили силы, и когда пришло время – нанесли ответный удар. Вчерашние завоеватели сами оказались на пороге истребления. Видя всю безнадежность происходящего, главы трех семей подняли восстание, свергли Верховного Гевла и, предав бывших союзников, заключили с гельдами вечный мир, сохранив границы своих земель.
С тех пор прошли столетия, однако гедары чтят мирное соглашение. Они отказались от избрания нового верховного правителя, разделив власть между тремя главными ветвями своего народа, поделив между ними земли и богатства севера.
Сейчас в опустевшем толле тихо. Праздничный ужин закончился за полночь. Счастливая молодежь разъехалась по домам, отдыхать после громкого веселья. Родственницы гевла тихо и скоро убирают со стола, сворачивают скатерти, расправляют шкуры, разложенные вокруг. Подойдя к нише в полу, металлическими лопатами они осторожно сгребают еще горячие угли к краю, чтобы теплее было там, где задержались за столом сам гевл Увриг и его старые друзья: старшина лесорубов Хольда, одноглазый Оццель, приехавший погостить гевл Хьялмар и длинноволосый древний Эвха. Рядом со стариком лежит вусель – музыкальный инструмент из северного дерева с натянутыми струнами. Весь вечер Эвха развлекал молодежь веселыми песнями и сказаниями о древних временах. Сейчас он отдыхает. Прикрыл глаза, редко поднимает свой стакан и почти не участвует в разговоре, который неторопливо и негромко течет себе под треск догорающих поленьев.
– Хороших лесорубов обучил, Хольда. От меня и всех Вольгов тебе благодарность. Хова!
Увриг поднял свой стакан, над которым плясало неяркое голубоватое пламя и все (кроме задремавшего Эвхи, тоже, впрочем, кивнувшего и пробормотавшего что-то во сне), повторив «Хова!», стукнули об него своими, так, чтобы немного вайги выплеснулось в стакан соседа, погасив огонь.
– Толковые ребята. Я присмотрел там троих – нужно будет отдать их Фрёльгу в обучение. Думаю, будет из них толк в строительстве.
– А где наш Фрёльг, а, Увриг? – поинтересовался Оццель
Гевл Увва, который сильно отличался от сидящих за столом Вольгов своей смуглой, прожаренной огнем плавильных печей кожей, абсолютным отсутствием волос на голове и лице и одеждой из выделанной кожи, поднял руку:
– У меня он. Дня три уж. Посмотрит дом, может, где подлатает, если нужно. Мы же, горные, такие – камень да железо понимаем, а вот дерево нам не дается.
– Вот я его и отправил, – добавил Увриг. – Пускай покажет мастерство.
– Это ты правильно сделал, – вдруг, не открывая глаз, сказал Эвха. – Будущего родственника ублаготворить положено перед свадьбой, все наши обычаи того требуют.
Увриг рассмеялся.
– Все-то ты, старый, слышишь.
Эвха тоже улыбнулся, но глаз не открыл.
– Слышу все. А говорю только то, что думаю. Сейчас думаю, что вы правы. Без союза Увва и Вольгов, Хоксвооды нас окончательно по разным углам разгонят, в шахты да в леса. А сами будут от нашего имени со всем миром говорить. А такому быть не должно.
– Не должно, – согласился Увриг.
Затем помолчал, и добавил со вздохом:
– Не должно, да все к тому идет видимо.
– Что там, на Толльгеве случилось? – спросил Оццель
– Войга Ховскоод там случился.
Когда прозвучало имя нынешнего гевла Хоксвоодов, Хольда и Оццель заранее приготовились к плохим новостям. Слишком уж часто у Уврига случались с ним стычки. Да и Хьялмар предпочитал держаться от него подальше. В общем – не любили здесь Войгу. Но он был гевлом и полноправным главой своей ветви, а значит – с ним необходимо было считаться.
– Обязательный взнос для свободных артельщиков увеличили. Деньгами – на четвертую часть, товаром – на треть. А скупать сырье и товар на продажу в следующем году будут дешевле.
– Так это же для артелей – смерть! – поразился Хольда. – Они и так уж из последних сил тянулись, а теперь… К городам прибиваться?
– Так и у городов карман не бездонный – всех прокормить, – Хьялмар покачал головой. – Я вот больше никого принять не смогу. Ховскооды той рукой, что загребают, все больше берут, а из той, что расплачиваются, все меньше падает. Склады, говорят, заполнены, металл подешевел, горючий камень – тоже. А с тех пор, как полгода назад начали товар через Диверт возить, так и вообще…
Он наклонился пониже и продолжил в полголоса:
– Только пургу Войга метет. Хоть и идут подводы на юг одна за одной, а не падают цены. Наоборот – все растут. Мне тут кое-кто надежный сообщил, что Войгу даже в Аверд вызывали. Так он им там целый список выставил: и повозки изнашиваются, и Диверту платить за хранение груза… В общем, много всего.
Вольги тоже подались вперед. Один Эвха продолжал дремать на своем месте. Или делал вид, что дремлет, кто его, старого, знает.
– И еще вот что, – Хьяльмар заговорил еще тише. – Есть у меня сведения о том, что кое-кто в Аверде заметил, что раньше кованые ножи точили раз в два года, а теперь – в полгода раз точить приходится. И что на обогрев дома раньше хватало десяти мешков горючего камня, а теперь – тридцати хватило бы. И что мебель из твоего, Увриг, леса стала за десяток лет скрипеть и рассыхаться, а раньше про такое и не слышали. И этот кое-кто уже начинает потихоньку интересоваться, как это такое может быть и как на самом деле быть должно.
– Я скажу тебе, как такое может быть, – не выдержал Хольда. – Сколько уже ходит разговор о том, что Ховскооды закупают у нас дерево и руду за бесценок и держат на складах? А на продажу гонят то, что за прошлые годы не распродалось! А подержи дерево без ухода на воздухе год-два – что с ним будет?!
– Ходит-то он, конечно, ходит, – покачал головой Увриг. – Но, сам знаешь, тут все накрепко схвачено. Доказательств нет. Ну, продаст какой гельд в Хейране или в Аверде лежалое сырье – и что? Может, он сам его на складе передержал. Или в Диверте он перележал, пока отправки ждал – пойди, разберись! Да и не дураки Ховскооды, никаких гельдских проверок давно не боятся. Кому нужно, давно уже масла щедро подлили, чтобы не скрипело.
– И у нас тут тоже сил нет, чтобы помешать, – кивнул Увва. – Пожелай завтра Ройзель торговать с кем-то напрямую, минуя Ховскоодов, те соберут Толльгеву. А против Толльгевы идти – это не то, что против Ховскоодов. Таких и свои не поймут. И не поддержат.