Темь. В битве за истину

Прямо по курсу перед ними появилась черная точка. Стремительно приблизившись, она превратилась в огромного черного ворона, на котором восседал хмурый старик с кривым посохом. Бурая борода развевалась на непонятном ветру, как и черный плащ, на котором играли лиловые отблески фиолетовой звезды. Старика и ворона окутывала тонкая черная дымка, ясно видимая в звездном свете.

– Позер, – мысль Велеса была ворчлива и презрительна. – И здесь не может обойтись без эффектов. Нет чтобы, как все нормальные боги, явиться через портал…

– Сам такой, – прилетело от приближающегося Чернобога. – А кто все астральные пути загадил?

– Ну, правды ради говорить, не все, – заступился за Велеса солнечный бог. – Светлые пути чисты и нерушимы есть.

– Много ли их у вас, – ступил на площадку Чернобог, небрежным взмахом отпуская ворона, который мгновенно превратился в черную точку и исчез. – К тому же ты, Велес, по неразумию своему подзабыл дать мне координаты входа в портал твоего замка. Вот и пришлось мне воспользоваться окольными путями.

– Ладно, – вздохнул Велес. – Время нынче непростое, не до свар нам. Решили мы втроем позвать на совет тебя, Чернобог, потому как завязан ты с нами в этом деле. Не на скале же обсуждать все это. Милости прошу в мой замок.

Он взмахнул рукой, и диск вместе со стоящими на нем богами весьма технологично стал опускаться в шахту в скале. На отверстие шахты тут же наехал огромный камень, и через несколько секунд ничто не напоминало о том, что в пустынном черном космосе здесь только что билась живая, вполне себе ехидная мысль.

Огромный зал, в котором расположились гости Велеса, ничуть не напоминал о том, что он вращается вместе с астероидом вокруг своей оси, одновременно направляясь еще куда-то. Сила тяготения здесь была обычная, земная, что позволило богам комфортно расположиться в высоких креслах вокруг большого круглого стола с черной полированной поверхностью, взяться за ножки высоких бокалов с вином, поданных благожелательными медведями, и с любопытством осмотреться.

Многоугольный зал, освещаемый лившимся из стен мягким сиреневым светом, более напоминал библиотеку, чем обиталище бога, ответственного за благополучие люда земного, а также сопровождение его душ в мир иной. Иначе и быть не могло: в те древние по людским меркам времена, когда славяне верили в Велеса, скот был основой благосостояния, потому одним из названий бога и было – скотий. А чтобы отвечать за наполнение кошельков своей буйной и неуемной паствы, какой были славяне, надо было разбираться во многих областях знаний… Потому приходилось Велесу быть хорошим психологом, экономистом, аналитиком, прогнозистом и знатоком в прочих науках. И считался он также покровителем мудрости, тех, кто ищет знания. А поскольку модные ныне у людей электронные носители информации считались примитивными и ненадежными, все многовековые премудрости хранились в тысячах, десятках тысяч свитков, лежащих в многоэтажных стеллажах, уходящих далеко ввысь к потолку зала. Роль смотрителей и билиотекарей выполняли вороны, летающие между стеллажами с метелочками в лапах, а иные из птиц с гордостью носили даже очки, будучи, видимо, особо мудрыми.

О суровой божьей доле напоминали лишь атрибуты Велесовой власти – черепа и шкуры зверей, рога, висящие в простенках между стеллажами, пучки срезанных колосьев, окутанные магическим светом и имеющие, видимо, немалую силу. Отдельно на зеркально-черной стене висели большой щит с изображением головы медведя, меч с угольно-черным лезвием и большой посох с витым навершием.

Похоже, что Велес косил под знатока магической истории и консерватора только тогда, когда этому ему было выгодно, поскольку не чужд был и вениям современности: два простенка представляли собой продолговатые, длиной в несколько метров окна, в которых сияли звезды. Если предположить, что зал находился в глубине астероида, окна не могли быть ничем иным, кроме экранов.

Медведи-слуги, двигаясь быстро и бесшумно, несмотря на размеры, расставили перед гостями серебряные тарелки с фруктами и исчезли в скрытых в простенках дверях.

– Функционально, – оглядевшись, одобрил убранство зала Радегаст, и сияние вокруг него исчезло. – Воздух тоже хороший, пахнет травами, землей… Предлагаю всем убрать защитные оболочки. Так есть будет правильно.

– И перейти на вербальное общение, – добавила Мокоша. – Это привычно для людей нашего коренного, материнского мира, а мы будем говорить о них.

Все молча согласились, а Велес щелкнул пальцами, и откуда-то с потолка к столу спустился большой, медленно вращающийся темный шар.

– Глобус, – понимающе хмыкнул Чернобог. – Ну, что ж, поглядим.

– Можно подумать, у тебя такого нет, – буркнул Велес и повел рукой.

На шаре проявились континенты, океаны, он окутался дымкой атмосферы, и перед богами появилась Земля во всей ее красоте.

– Проекцию сил, – скомандовал Велес.

Шар, точно так же, как когда-то в пещере Радегаста, потемнел, исчезла голубая дымка атмосферы, а на материки поползли тени. Они сгущались, распределялись по плотности, границы становились все более резкими… Боги придвинулись ближе, а Чернобог, к удивлению присутствующих, извлек из недр хламиды очки в золоченой оправе и нацепил на нос.

– Привычка, – пробурчал он смущенно в ответ на изумленные взгляды коллег. – Преподавал, понимаешь, на магических семинарах молодежи … А она любит солидность.

Радегаст только крякнул, но удержался от реплики. Момент был серьезный.

– Смотрите внимательно, – пресек Велес смешочки. – Вот проекция, которая была месяц назад. А вот на текущий период.

Боги дружно вздохнули. Видели они это не в первый раз, но все равно впечатляло.

Серая хмарь окутала всю планету. Черное покрывало затянуло всю Северную Америку, через него не просматривались даже яркие точки, которые еще поблескивали в остальных частях света. Черная волна катилась с юго-востока и юга на Европу, закрывая ее неравномерными пятнами. Серой тенью закрыло и всю Россию, тень сгущалась в центральной части страны, уплотняясь до беспросветной черноты в Москве и крупных городах, чуть отступая к Сибири и Северу, вновь темнея на дальнем Востоке. Черные вихри с багровыми проблесками крутились на Ближнем Востоке и на Украине…

– Не могу уловить закономерность, – задумчиво сказала Мокоша. – Сколько уж мы смотрим на это, а вот где центр такого безобразия, откуда все это идет и зачем – неведомо…

– Цель можно предположить, – возразил Велес, – и мы об этом уже говорили: проникновение магии на Землю без ограничений. А значит, создание хаоса. Вот кто в этом хаосе половит рыбку – другой вопрос. Ни Темным, ни Светлым это не нужно. Пока этот мир упорядочен, мы сосуществуем, так сказать… эээ… вполне мирно….

– Ну да, ну да, – ехидно сказал Радегаст. – Если не считать тех встрясок, которые перепали людям и в Темные века, и в Средние, да и в новое время… В большой степени по нашей общей вине.

– Но число людей после этого даже умножалось. Потому как встряски означали развитие и сохранение равновесия. Однако ныне людям грозит полное уничтожение. А нам с вами – забвение в этом мире.

Боги задумались, изучая медленно вращавшийся шар.

– Нам, конечно, есть, куда уйти, – молвил хмурый Чернобог. – Но мир этот терять нецелесообразно. Он коренной. Материнский. И мы станем… – он замолчал.

– Вот именно, – сурово продолжил Радегаст. – Богами ниоткуда. И не только мы, а и все те, кто ушел отсюда и сейчас живет в других мирах и тенях – малые народцы, остатки атлантов и их предшественников… Множество мыслящих. Тако не есть может быть допустимо.

Шар разросся в размерах, навис над головами богов, стали видны не только континенты, страны, но и города, реки, горы…

– Россию крупнее, – отрывисто приказал Велес.

Великую страну затянуло серой хмарью. Словно дым от гигантского пожара, она клубилась над равнинами, ее языки протянулись над тундрой и тайгой, дотянулись до вулканов Камчатки… Очевидно было, что предпочтение Темь отдавала крупным городам, промышленным регионам – словом, тем местам, где было больше населения. В черные воронки она скручивалась над Москвой, Питером, Екатеринбургом, Новосибирском и другими городами-гигантами, словно паучьими лапами, протягиваясь от них по всей стране. Но черные пятна лежали и там, где, казалось бы, людей никак не могло быть – над безлюдными лесами, степями и болотами, даже над океанами.

– Москву, – вновь приказал Велес.

И все присутствующие ясно увидели мрачную черную воронку, крутящуюся в центре российской столицы, над Кремлем и Белым домом, захватывающую многие другие здания, где люди во власти делили, интриговали, задыхались от жадности и боязни того, что могут потерять, от злобы и ненависти друг к другу, но все еще брали, брали и брали, и в них уже почти не было ничего человеческого. Они были поглощены Темью. Не той привычной Тьмой, что существовала века и тысячелетия в равноправной борьбе со Светом, но Темью непонятной, такой, в которой Свету уже не было места. Это было непривычно, это было вне познания, и потому страшно. Даже для богов.

И потому они отшатнулись от шара, а Мокоша даже заслонилась рукой. И Велес вернул шар в прежние размеры.

– С американцами еще хуже, – сурово сказал он. – Там черные эманации превосходства и презрения к остальному миру плотно покрыли весь континент. Без просвета. И разобрать, где центры этой силы, сложно. Хотя, конечно, есть где гуще, где поменьше. Канаду еще так же захватило… Темь накрыла Европу полностью. Там вообще каша.

– Судя по всему, Европе уже в ближайшем будущем придется несладко, – согласился Чернобог, внимательно рассматривая шар. – Видите в Теми багровые отблески? Вот здесь, где она наползает на Европу с Ближнего Востока? Грядут события кровавые. И противостоять им некому.

– Это верно, – согласилась Мокоша. – Изнеженным, толерантным и извращенным европейцам противопоставить Теми нечего. Нет ни идеологии, ни силы, ни веры.

– Хороший у тебя визор-глобус, Велес, – заметил Чернобог. – Видны даже нити, которые опутывают этот мир. Черные нити… У меня такого визора нет. А что же вы, Светлые, не говорите о том, что центров светлой силы почти не осталось?

– Верно, – подтвердил Радегаст. – Недавно же лицезрел я свой видящий шар, и светлых точек много больше было на нем. Сейчас же в России почти не осталось таковых.

– Откуда им взяться, – хмыкнул Велес. – Темь накрыла и попов. Неважно, в рясах они, в чалмах или в оранжевых балахонах. Носят попы и часы дорогущие, и самоездящими повозками дорогими хвалятся, не стесняясь нищей паствы… Так что вера перестала быть барьером Теми. А храмы стали бизнес-центрами – так это у смертных называется?

– Это ты зря, – укорила его Мокоша. – Преувеличиваешь. Есть и храмы Светлые, и священники истинные. Осталась на Руси вера в сердцах. Не озверели еще люди совсем. Мне-то виднее. Хотя и тяжелее от того, что виднее.

Три бога посмотрели на нее с явным сочувствием.

– Тяжела твоя ноша, Мокоша, – согласился Радегаст. – Ибо покровительствуешь ты Руси, хотя немногие русичи помнят о нас.

– Но это не слагает с нас ответственности, – заявил Чернобог. – Потому что, хотя и к разным силам принадлежим мы, но славянскими богами в мире сем и времени остаемся, как ипостаси Творца. На других богов надежд нет, потому как ушли они в миры иные или, как Один и Тор, махнули рукой на предавшие их народы и погрязли ныне в пирах и непотребстве…

– Неча на ушедших кивать, – сказал Радегаст. – И с нами нет Перуна, Сварога, Стрибога… Многих нет. Где они – неведомо. Но то не есть повод нам слабыми становиться.

– Давайте по обычаю нашему древнему сядем за стол пиршественный и подумаем, как дальше быть, – предложил Велес и повел рукой.

Неслышно появившиеся медведи быстро набросили на стол роскошную скатерть с рисунками диковинных зверей и уставили ее множеством блюд с закусками, заедками и прочими яствами, расставили серебряные кувшины и чаши.

– Ну, за содружество! – по праву хозяина Велес первым поднял серебряную чашу. – Во славу наших, славянских богов!

– Присутствующих и отсутствующих, – добавил Чернобог, поднимая свою чашу.

– Согласным буду я, – кивнул Радегаст.

Мокоша лишь скромно улыбнулась и пригубила свою чашу.

То ли расслабляющая атмосфера уютного Велесова логова подействовала, то ли вино было умиротворяющим, но напряжение между богами постепенно сошло на нет, и потекла ни к чему не обязывающая беседа, перемежаемая дружественными тостами, воспоминаниями о славном прошлом, совместных битвах и сражениях друг против друга. И это было естественно, ведь кому как не славянам приятно вспоминать, как они поколачивали друг друга, да и соседствующие народы не забывали…

Однако ощущение беды, нависшей над коренным миром, не давало покоя богам, и общая беседа постепенно свернуло в русло завершения цивилизаций, причем каждый мог рассказать не одну историю о том, как в той или иной тени или даже мире гордый некогда разум погас либо в самоуничтожении, либо в войне с другим таким же разумом, ослепленный ненавистью и злобой.

Но самую грустную историю рассказала Мокоша.

– Поведаю я вам про двух любящих людей, – сказала она. – А вы решите, как это происходило. Историю эту можно озаглавить непонятным вам словом «Пипец», но потом вы поймете…

Боги внимательно слушали. И Мокоша начала повествование.

Глава 11

«– Это полный улет, – сказала она, задумчиво глядя на блестящие железные крыши домов, уходящие под их ногами во все стороны громадного притихшего города.

– Не то слово, – так же задумчиво произнес он, всматриваясь в самого себя. – Это полный пипец.

Оба замолчали, вслушиваясь в тишину.

Дом, на крышу которого они залезли, не был высоткой – этакое старинное пятиэтажное здание с гипсовыми барельефами, покрытыми грязными разводьями времени. Но в этом районе почти все дома были такими, поэтому город просматривался далеко вокруг. Да и не настроили еще в нем небоскребов – они торчали одинокими зубьями вдалеке и лишь еще больше подчеркивали безмолвие, в которое ошеломленно впал этот мегаполис.

Одиночество настигло многомиллионный город за сутки.

В одну ночь установилась неправдоподобно прекрасная погода. Бури, смерчи, проливные дожди с градом, злобные метели посреди лета, трепавшие последние недели эти много видевшие здания, сменились сухим теплом, а к утру – чистейшим воздухом, неправдоподобно синим небом, ясным солнцем и тонким, но сильным ароматом, который, казалось, окутал весь мир и проникал всюду, даже в поры тела, неся ощущение прекрасного, удивительного и чистого.

Но это был уже не тот мир.

В нем исчезали люди.

Он и она увидели это впервые, когда, пораженные утренним безмолвием, выглянули в окно.

Они хорошо знали это маленькое кафе, расположенное на первом этаже порыжевшего от многолетья дома, напротив, через улицу, вымощенную не обычным асфальтом, а выщербленной плиткой. Знали немолодую, но еще вполне бодрую супружескую пару, содержавшую это кафе и жившую этажом выше. Хозяин – маленький, пухленький грек с глазами-маслинами, заросший густым, черным курчавым волосом, неизвестно как попавший в эти края и считавший себя местным аборигеном больше, чем сами аборигены, всегда был очень приветлив, дружелюбен и за рулем своего грузовичка, на котором он подвозил продукты, смахивал на Санта Клауса в южном исполнении. Хозяйка же являла собой как раз местный тип русоволосой, статной женщины, сильной духом и рукой, что помогало ей держать в строгом подчинении мужа, не всегда умеющего совладать со своей любвеобильностью. Но, в общем, это была дружная семья, хлопотливо создающая свой маленький бизнес и пользующаяся доброй славой в квартале.

Нередко он и она забегали в кафе перед утренними делами полакомиться свежей выпечкой с вкуснейшим кофе, чтобы потом раствориться в этом огромном городе до вечернего воссоединения.

А в самом начале их знакомства, а потом – совместной жизни в однокомнатной квартирке на пятом этаже они несколько раз осмеливались будить хозяев кафе среди ночи: почему-то всегда оказывалось, что после страстных утех хотелось есть, но холодильник именно в эти моменты пустовал. В таких случаях грек, открывая дверь своего жилища и моргая сонными маслинами, ничуть не ворчал, но, хитро улыбаясь, выбирал для них выпечку с кунжутным либо каким еще семенем, приговаривая, что именно это семя поддержит их молодые силы.

Со временем такие ночные походы закончились. Они не стали разбираться, почему. То ли ушла страсть, превратившись в обыденность, то ли возросли запасы в холодильнике… Они приняли этот факт как данность и не говорили о нем. И грек, встречая их утром в кафе, тоже ничего не говорил, лишь вздыхал и понимающе, задумчиво кивал в такт своим мыслям.

Хозяин и хозяйка кафе вышли на улицу, держась за руки, словно испуганные дети. Прислушались. Посмотрели по сторонам, причем одновременно и синхронно. Он что-то сказал ей и обнял ее за плечи. Она всхлипнула и прижалась к нему головой. А затем оба стали таять. Еще мгновение это видение висело в воздухе прозрачной дымкой, а затем и оно исчезло, оставив позади себя такую реальную, блестевшую свежей краской входную дверь в кафе.

Он и она заворожено смотрели на пустынную улицу.

– Ты видел? – тихо спросила она.

Он молча кивнул, а потом, поняв, что она не видит кивка, потому что не отводит взгляда от улицы, сказал:

– Да.

Голос его был хриплым.

Потом они видели еще несколько пар, испуганно жмущихся к стенам домов и боязливо пробирающихся куда-то. Они производили впечатление людей, ушибленных тишиной и одиночеством. Как правило, эти пары не добирались до их окна и тихо исчезали в воздухе. Еще они успели заметить пять или шесть одиноких фигур, маячивших по обе стороны улицы, причем одна из них явно была не в себе, так как мчалась куда-то, размахивая руками и сшибая по пути мусорные урны, крича во все горло.

Но крика не было слышно. Тишина берегла себя.

Да и как можно было кричать в этом дивном, упоенном ароматом мире?

Но одна пара все же добралась до их дома. И она не брела вдоль стен, а шла посередине улицы. И мужчина, и женщина держались подчеркнуто прямо, хотя это давалось им нелегко: белые как снег волосы выдавали их возраст, далекий от юного, когда держаться прямо – так же естественно, как смеяться и плакать одновременно.

Пара дошла до их дома и остановилась. Четыре взгляда встретились.

– Мои родители, – прошептала она.

Он снова лишь молча кивнул.

Ее родители были категорически против того, что их поздняя, единственная дочь, имевшая блестящие перспективы в учебе и карьере, поселилась с ним, выходцем из совсем другого круга, чьи корни уходили вглубь городских трущоб. С той поры они прервали с дочерью все отношения, вычеркнув ее из своей жизни.

Но сегодня мужчина и женщина пришли и неотрывно смотрели в окно. Как им удалось добраться сюда, можно было только гадать.

– Моя мать не пришла, – хрипло сказал он.

Собственно, она и не могла придти, исчезнув около пяти лет назад в бурлящем котле мегаполиса. А отца он не знал совсем.

Мужчина обнял женщину за плечи, как совсем недавно это сделал маленький грек, словно надеясь, что этот извечный жест мужской защиты убережет от неминуемого. Но оно случилось, и оба тихо истаяли.

Он и она взглянули друг на друга.

– Нам нужно выпить кофе, – сказал он.

– А потом мы пойдем на крышу, – сказала она.

Крыша, особенно летом, была их излюбленным местом размышлений. Быть может, потому что приподнимала их над городом и позволяла видеть дальше, дышать полнее, ощущать город, как живое существо. Они бывали на крыше не только днем, но и ночью, и в период расцвета страсти занимались здесь любовью. Правда, теперь и это ушло.

Тишина не давила и не оглушала. С крыши было видно, что даже одиноких фигур или пар на улице становилось все меньше, а потом они вовсе исчезли. Он и она молчали, не решаясь нарушить тишину, и просто смотрели на безмолвный город, которого еще не коснулось тление. Но оно, это тление, уже было рядом, и его дыхание таилось в тишине, в этом тонком, прекрасном аромате, окутывающем застывающий в обманчивом тепле мегаполис.

Как любая истинная женщина, она была мудрее мужчины, и, наконец, решившись, спросила:

– А ты помнишь?..

Их взгляды встретились, и он понял.

– Помню, – просто сказал он, и его голос уже не был хриплым. – Что ж, пипец, так пипец.

Все то нежное, ясное, чистое, что было между ними, снова ожило, победив привычку, размеренность и расчет. Он, тоже решившись, обнял ее за плечи, а она инстинктивно прижалась к нему. Но оба не успели досмотреть лучшие картины своей жизни.

Город остался один».

***

Боги долго молчали, словно ожидая, что Мокоша тихо продолжит рассказ. Наконец, Радегаст украдкой смахнул слезинку, прокашлялся и молвил:

– Достойное угасание мира. Думается мне, что это сама планета решила ему концу быть. Так?

– Так, – кивнула Мокоша. – Много зла накопил этот мир, и планета проснулась. Она сбросила людей в нижние миры. Хотя я думаю, что не все из них заслуживали такой участи.

– Было, было, – проворчал, вспоминая, Велес. – Припоминаю, жаловались мне Темные на множество людей, свалившихся в эти миры… И на то, что планета могла быть и поразборчивее.

– По крайней мере, она не спалила их в вулканах, – возразила Мокоша. – Значит, они заслужили такой легкий уход.

– Сложно все устроено, – вздохнул Велес. – Даже мы, кого богами считают, многого понять не можем, а уж предупредить – тем более.

– Но все же и мы кое-чего добивались, – добавил Радегаст.

Боги согласно покивали головами, задумались, а медведи сноровисто наполнили чаши.

– А и выступали мы вместе ранее, други мои, – поднялся заметно захмелевший Чернобог. – Помните, как бились со змееголовами, кои хотели мир наш поработить, а до того – с великаньим племенем, и братски стояли щит о щит и меч о меч? Славное было время! Отстояли мы человечье племя и другие многие коренные мира сего племена. В нынешнюю же лихую годину позабыть следует распри наши и вновь сплотиться, ибо неведом на сей раз враг и разит он в самую душу людскую, сея в ней жадность, злобу и свары…

– Ну, положим, это присуще было людям всегда, – заметила Мокоша.

– Не скажи, – возразил Радегаст. – Были времена, когда люди жили в золотом веке и не ведали того, о чем говорит уважаемый Чернобог. Правда есть, недолгим было то время.

– А договорить мне дадут? – обиженно спросил Чернобог.

– Извини, – сказала Мокоша. – Витийствуй дальше, нам нравится. Это лучше, чем дергать друг другу бороды.

Боги хихикнули. Чернобог побагровел, но сдержал себя и продолжил:

– Так вот, о чем это я… Давайте и ныне, как в седые прежние времена, выступим плечом к плечу…

Но теперь его прервал разнесшийся по залу тревожный вой сирены. Его издавал ворвавшийся в зал черный ворон, который совершил круг над изумленными богами, а затем сел на плечо Велеса, продолжая вопить.

– Цыц! – прервал птицу скотий бог. – Это мой аварийный оповещатель, – пояснил он остальным. – А теперь доложи вразумительно, – велел ворону.

– Карр! – сердито сказал оповещатель и махнул крылом в сторону глобуса.

Глобус стремительно приблизился, и боги дружно ахнули.

То, что было на шаре, ничуть не походило на знакомые очертания планеты Земля. По неведомым континентам и океанам шли алые концентрические круги. И расходились они из одной точки, пульсирующей багровым светом.

– Раземелье! – опознал планету Радегаст.

– Да, но не совсем, – пригляделась Мокоша. – Событие где-то рядом… Непонятно. Похоже, в какой-то тени.

– Там идет битва, – нахмурился Чернобог. – Или только начинается.

Велес несколько секунд словно прислушивался к чему-то, а затем встал и воскликнул:

– К оружию, боги! Нас призывают!

Глава 12

Вход в ущелье, в которое повел свою команду Митромир, вначале не предвещал ничего плохого. Обычный вход в предгорья, за которым, правда, клубился непонятный серый туман. И первым забеспокоился Сардориус:

– Митромир, вы боевое слаживание проходили, нет? Или так толпой собираетесь в проход топать?

Боевой маг оскорбился:

– Это с каких пор Темные боевым слаживанием озаботились? Сами вечно толкаетесь и мечами друг друга колотите!

– Он прав, – неожиданно вступилась за Темного мага Весняна. – У нас-то вояк всего ничего. Эти, – она указала на Леху с Антом, – просто люди и ничем магическим не владеют, мечом и булавой – точно так же. Ржамо – тот и хвост еще не отрастил. Шишиг у нас хоть и боевой, но любой тролль ему листья пообрывает, если магическую защиту превзойдет. Дедушка боец истинный, ничего не скажу. Остаемся ты да я. Ну и Вован еще. Но у него всего лишь зубы да когти. У Сардориуса же вообще оружия не видно.

– Как сказать, – хищно ощерился Сардориус и вытащил из недр своей хламиды нечто похожее на крюк из фильма ужасов, выкрашенный в скверную черную краску. – Есть легенда, что это коготь того самого Пупы Задрипанского, когда он обращался в дракона, могучего и ужасного. И закопчен сей коготь дыханием одноименного Пупы, оттого силу имеет особую.