скачать книгу бесплатно
– Не хочу. Мне надо прилечь
– А когда же собирать чемоданы?
– Мне надо прилечь! – нервно повторила Анна.
Обеспокоенный ее тоном и нездоровым румянцем на ее бледном лице, Норов хотел потрогать ее лоб, но как-то постеснялся при Гаврюшкине. Он поймал себя на том, что не знает, как вести себя с Анной в обществе ее мужа.
– Полежи, конечно, – уступил Гаврюшкин. Он подошел к ней ближе. – Только недолго, ладно? Трогаться надо. Люди же не будут из-за нас в Ницце торчать.
– Дай ей отдохнуть, – негромко проговорил Норов за его спиной.
Гаврюшкин недобро сверкнул в его сторону черным взглядом:
– Не лезь, Нор, это наше дело.
– Я пойду, – тихо сказала Анна через его плечо Норову. – Прости меня, пожалуйста…
– За что?
Она не ответила, по щекам опять покатились слезы. Анна начала подниматься и вдруг покачнулась, схватилась за перила.
– Голова? – с тревогой спросил Гаврюшкин. – По-новой кружится?
– Нет, нет! – поспешно ответила она. – Просто оступилась.
Она продолжила подниматься, но уже медленнее, держась за перила.
– Что у нее с головой? – тихо спросил Норов у Гаврюшкина, следя за Анной снизу.
– Не твое дело! – отрезал тот.
***
– Классный миньон! Ты че не кушаешь? – упрекнул Миша Норова. Сам он ел с нескрываемым удовольствием. – Попробуй!
– Если мы соглашаемся, что тогда? – по-прежнему не притрагиваясь к еде спросил Норов.
Миша сделал озабоченное лицо, пожевал.
– Ну, тогда папа вас, наверное, простит, – задумчиво проговорил он. – Если, конечно, хорошо себя вести будете.
Он взглянул на Норова и вдруг расхохотался.
– Купился, да? Че, думал, я с такой херней к тебе поеду? За кого ты меня принимаешь? Да нет, у нас же серьезный базар. Короче, так: если ты соглашаешься, – он говорил «ты», а не «вы с Осинкиным», подчеркивая, что главным в их тандеме считает Норова, – то мы берем Осинкина замом по социалке, – это раз. Два: ставим твоего человека на какой-нибудь департамент. Ресурсный, – подчеркнул он. – Типа благоустройство или там транспорт.
Должность зама по социальным вопросам была расстрельной. На больницы, школы, детские сады, библиотеки денег в бюджете никогда не было; учителя и врачи роптали. Что касается департамента по благоустройству, то хотя на него и выделялись приличные средства, синекурой он тоже не являлся. Возглавить его означало взять на себя ответственность за прорванные трубы, неубранный зимой снег, прохудившиеся крыши, неустройство во дворах, – короче, за все обветшалое городское хозяйство. Но возможностей рубануть как следует там представлялось множество, тут Миша не кривил душой.
И все же серьезным подобное предложение назвать было трудно. Вероятно, ни Мордашов, ни Пивоваров все-таки не воспринимали Осинкина как конкурента, скорее, пытались откупиться от Норова.
Норов не спешил с ответом.
– Ну, – поторопил его Миша. – Че скажешь?
– А может, поступим наоборот?
– Как наоборот? – озадачился Миша.
– Твой папа помогает Осинкину избраться мэром, а мы за это берем Пивоварова замом по социалке.
Миша перестал жевать и смерил Норова недоверчивым взглядом.
– Ты че, бля, совсем того? Или это юмор у тебя такой?! Я к тебе с нормальным, бать, разговором приехал, а ты мне в ответку какие-то смехуечки травишь! – неприметно для самого себя он начал раздражаться. – Я ведь могу встать, послать тебя на х… да уйти, и разбирайся ты сам с папой, как хочешь! Че ты вообще, бля, добиваешься? Ну, допустим даже, тебе повезет, протащишь ты своего певуна в мэры… шансов, конечно, ноль, но допустим. Дальше-то что? Папа его с го—м сожрет. Он же – фуфел, твой Осинкин, турист, бля. Мелко плавает и жопу видно. Да его на какой-нибудь херне подставить – как два пальца обос—ть! В два счета на нарах окажется, а с ним и ты под замес попадешь! Этого хочешь, да? Кто такой вообще мэр против губернатора? Нет никто! Го—о! У вас в Москве – один Мураховский, а у папы везде – люди! Он с Ельциным бухает! Ты, бать, вникни в суть!
Хотя Миша и горячился, о Мураховском он наверняка упомянул неспроста. Он давал понять Норову, что отлично осведомлен об источниках его финансирования.
– Не кипятись, – примирительно сказал Норов. – Вредно для пищеварения, еще подавишься ненароком. Отвечаю коротко и ясно: твое предложение мне не подходит.
– Да почему, бать?!
– Нет смысла объяснять, ты все равно не поверишь.
– А ты, бать, попробуй!
Он не привык к отказам, его толстое лицо было красным, злым. Норов пожал плечами.
– Ладно, попробую. Для меня дело не в бабках и не в чинах.
– Хочешь сказать, тебе деньги не нужны?
– Мне хватает.
– А на хер ты тогда во власть лезешь?!
– Я хочу сделать что-то хорошее.
– Для кого?!
– Для людей.
– Для каких, бать, людей?!
– Для тех, кто нас окружает, для жителей Саратова.
– Для быдла что ли?
Норов нахмурился.
– Почему ты решил, что они быдло? Потому что твой папа жмет из них соки? А ты гуляешь по кабакам, жрешь миньоны, хлебаешь коньяк и пьяный гоняешь на тачке с мигалками?
Миша побагровел. Норов ожидал, что тот взорвется, но Миша пересилил себя и вместо этого вдруг недобро ухмыльнулся, показав крупные блестящие зубы с большой щелью посередине.
– Я еще и телок в жопу трахаю! – проговорил он с бесстыдным вызовом. – И много чего другого делаю. А знаешь, почему? Потому что могу! А быдло не может. Оно вообще ни х.я не может, только канючить: «дайте, дайте!». А я не прошу, бля, я беру! И папа, бля, берет. Поэтому у нас все есть, а у них, бля, ничего! Нет и не будет. И ты тоже сам все взял, не дожидался, пока тебе с барского стола кость кинут. Поэтому мы с тобой здесь сидим, а они в очередях за лапшой давятся. Они привыкли, чтобы ими командовали. Мы живем, как хотим, а они – как им велят! Я миньоны кушаю, а они сосут х… и будут его сосать всю жизнь. Потому что они – быдло!
Норов поднялся.
– Приятно было познакомиться, – сдержанно произнес он, не подавая Мише руки.
Миша покачал головой, будто удивляясь про себя, и вновь принялся за еду.
– Говорили мне, бля, что ты отмороженный, – пробормотал он. – Но чтоб настолько! Пургу какую-то гонит! Народ бля… Какой, на х.., еще народ?
– А мне говорили, что ты – умный, порядочный человек, – спокойно заметил Норов от двери.
В лице Миши мелькнула подозрительность.
– Кто это тебе такое сказал?
– Смотри-ка, – улыбнулся Норов. – Даже ты сам в это не веришь.
***
– Пашка, погоди, совсем забыла! – спохватилась Ляля, торопливо входя в гостиную. – Ты же свой телефон тут оставил, он трезвонит-трезвонит! Раз сто тебе звонили! Я хотела тебе сразу сказать, да ты на меня накинулся с этой жарехой, у меня из головы все вылетело!
Норов взял из ее рук свой французский телефон и посмотрел на монитор. Там было восемь вызовов от Лиз. Удивленный такой настойчивостью, он перезвонил.
– Месье Поль! Приезжайте, пожалуйста, немедленно! – сдержанная Лиз была близка к истерике. – Я вас умоляю! Скорее!
– В чем дело?
– Жан-Франсуа! Он хочет убить себя! Он заперся и не открывает!
– Что-то случилось?
– Это все из-за Клотильды!
– Из-за Клотильды?
– Пожалуйста, месье Поль! Поторопитесь!
– Еду!
Озадаченный, он поднял голову, и встретился глазами с вопросительно-тревожным взглядом с Анны, которая, услышав слова Ляли, задержалась наверху.
– Лиз просит приехать, – пояснил он. – С Ваней какая-то ерунда…
– Что с ним?
– Сам ничего не понимаю. Она не может объяснить толком.
Не теряя времени, он направился к выходу.
– Подожди, я с тобой!
– Аня, ты че! – возмутился Гаврюшкин. – Куда ты?! У нас и так времени в обрез!
Но она уже сбегала вниз. Норов чуть задержался в дверях, и они вместе выскочили наружу.
Глава шестая
У Осинкиных было двое детей: двенадцатилетняя Оля, названная в честь матери, без памяти любимая отцом, и восемнадцатилетний Денис, сын Ольги от первого брака. Осинкин усыновил его, когда мальчику не было и трех лет, но сыном тот ему так и не стал. Денис был из тех, кого психологи называют проблемными.
Он окончил английскую школу, куда его сумела устроить честолюбивая мать. Она сама возила его туда несколько лет подряд, вплоть до восьмого класса каждый день на автобусе, через весь город, с пересадкой. Его с раннего возраста тянуло к мажорам, которые относились к нему свысока, и его это задевало. Он жаждал быть с ними вровень и в душе не уважал отчима за то, что тот, в отличие от других, «нормальных родителей», не нажил ни денег, ни связей.
Он вырос высоким, красивым, стройным парнем, вспыльчивым, болезненно-самолюбивым. Получив аттестат, он поступил на юридический факультет университета, один из самых престижных. Произошло это, опять-таки, в большей степени благодаря пробивной силе матери, чем его успехам и знаниям. Учился он средне, лекции часто пропускал, зато на занятия приезжал на подаренной родителями иномарке, не дорогой, но получше их собственных «Жигулей». Его не раз останавливали гаишники за превышение скорости; однажды тест показал, что он был нетрезв, но Ольге удалось это замять.
Ольга была уверена, что Денис – необыкновенный мальчик с выдающимися способностями и ее материнский долг – помочь ему раскрыться. Обладая сильным характером, твердая с посторонними людьми, Денису она во всем уступала, и он, пользуясь этим, вил из нее веревки и делал что хотел. Осинкин не одобрял подобного потворства, но в силу интеллигентской совестливости не считал себя вправе вмешиваться в их отношения. Похоже, он вообще испытывал перед Денисом смутное чувство вины за то, что не смог дать парню всего того, чего ему так хотелось. И этот безосновательный комплекс усиливал симпатию к нему Норова, ведь он и сам ощущал себя виноватым перед Пашенькой.
За пять дней до голосования, когда Денис с девушкой возвращался из ночного клуба, его остановила милиция и обыскала. В его машине обнаружили пакет с марихуаной. И Дениса, и девушку забрали в отделение.
Осинкин позвонил Норову в шесть утра и попросил срочно приехать. Осинкины жили в центре города, куда недавно перебрались с окраины, в стандартной «трешке», впятером, – с двумя детьми и матерью Ольги. По советским меркам это считалось очень неплохо, но в новую эпоху выглядело весьма скромно.
***
Осинкин сам открыл Норову и провел на кухню, где их дожидалась Ольга, заплаканная, с красными глазами, без косметики, в длинном домашнем халате. Осинкин тоже был очень расстроен и немного сутулился. При виде Норова Ольга вскочила и бросилась ему навстречу.
– Почему его не выпускают, Паша? Что они с ним собираются сделать? Неужели его исключат из университета?
– Это будет не худшим исходом, – произнес Норов, хмурясь. Он понимал, что арест Дениса не был случайностью.
– Не худшим?! – ахнула Ольга, бледнея. – Что ты хочешь сказать? Что его… могут посадить?! По-настоящему?!
– Мы этого не допустим, – успокаивающе пообещал Норов. На самом деле она его раздражала.
– Это все – из-за меня! – тяжело выговорил Осинкин. – Они хотят меня остановить.
Потерянный, виноватый, он подошел к жене и попытался ее обнять, но она вырвалась.
– При чем тут мой ребенок?! – воскликнула она с упреком. – В чем он виноват?!
– Что известно о его задержании? – спросил Норов.
– Практически ничего, – устало ответил Осинкин. – В пять утра нам позвонила его девушка, мы не спали. Оля каждый раз тревожится, когда Денис задерживается. Лена, так зовут его девочку, сказала, что их остановили часа в три, прямо на выезде из ночного клуба, как будто ждали. Сразу стали обыскивать машину, нашли в багажнике этот пакет, в нем больше ста грамм…
– Много, – сказал Норов. – Это уже статья.
– Им подбросили эту гадость! – убежденно воскликнула Ольга. – Денис никогда не прикасался к такой дряни!
Норов взглянул на Осинкина, тот отвел глаза, и Норов догадался, что убежденности жены Олежка не разделял.
