скачать книгу бесплатно
– Да! – отрывисто произнес Осинкин. – Есть. Хотя и косвенные. У меня сегодня состоялся разговор… с одним… впрочем, какая разница, с кем! Мне дали понять: условием освобождения Дениса является мое добровольное снятие с выборов.
По залу прокатился ропот и тут же посыпались вопросы:
– Кто предложил?
– Назовите имя!
– Кто-то из мэрии?
– Губернатор имеет к этому отношение?
– Все это не имеет значения,… – прервал вопросы Осинкин. – Я принял решение.
Сразу вновь воцарилась мертвая тишина. Осинкин облизнул пересохшие губы. Пресс-секретарь торопливо подала ему пластиковую бутылку с минеральной водой, но он отвел ее руку. Ольга смотрела на него неотрывно, умоляюще; Норов – жестко, без сочувствия. Осинкин набрал воздуха и расправил плечи.
– Я не снимусь с выборов! – хрипло объявил он. – Я буду бороться до конца!
Зал загудел. Кто-то из журналистов, не выдержав, захлопал в ладоши. Норов выдохнул.
– Я не предам людей, которые мне поверили! – выкрикнул Осинкин.
Зал взорвался ликованием и аплодисментами. Норов шагнул к столу, но, прежде чем они успели обняться, Ольга бросилась к мужу и повисла у него на шее, будто именно этого от него и ждала.
Глава седьмая
– Жаль их обоих: и Ванюшу, и Лиз, – добродушно ворчал Норов в машине на обратной дороге. – Она любит его, он любит себя, в общем, сюжет для трогательной французской бержеретты «Скрипач и пастушка».
Анна не ответила. Он посмотрел на ее профиль, обострившийся и бледный в сгущающихся за окном сумерках.
– Тебе нехорошо?
– Я не хочу возвращаться! – неожиданно воскликнула она и из глаз ее брызнули слезы. – Не хочу! Не хочу!
Он затормозил.
– Зачем ты опять себя мучишь? – мягко проговорил он, беря ее за руку.
– «Опять»?! А что переменилось?! Вот мы сейчас вернемся, и – что?! Что дальше?! Я соберу вещи и уеду? Навсегда? Навсегда?!
Голос ее прыгал, губы ее дрожали.
– Почему навсегда? – ласково начал он.
– Потому что это – навсегда! – перебила она с ожесточенным отчаянием. – Ты же сам знаешь! Это – как смерть! Ничего нельзя вернуть! Господи, ну почему ничего нельзя вернуть?!
И она разрыдалась.
***
В четверг, за три дня до голосования на государственном телевидении проходили дебаты кандидатов в мэры города. Этого события ждал весь Саратов, интерес был огромным; социологи предсказывали, что именно дебаты определят участников второго тура; журналисты пафосно окрестили предстоящее событие «битвой титанов».
По мнению специалистов, выход Пивоварова во второй тур был обеспечен голосами учителей, врачей и госслужащих, – всех тех, кого сгоняли на избирательные участки под угрозой увольнения. Основная интрига заключалась в том, кто станет его противником? Пенсионеры были за Егорова, за Осинкиным шли люди среднего возраста и молодежь. Разрыв между Осинкиным и Егоровым находился в пределах статистической погрешности: 2-3 процента. Пенсионеры составляли треть голосующих, но были наиболее дисциплинированной частью электората; что же касается избирателей Осинкина, то никто, включая их самих, не знал, придут они на участки или нет.
Решающий поединок должен был разыграться между ними; остальные кандидаты превращались в статистов. Арест Дениса добавлял напряжение. Общественное мнение могло качнуться в любую сторону: от жалости до осуждения, – социологи по этому поводу высказывали разные суждения.
***
На телевидение Норов, Осинкин и Ольга приехали вместе; Ольга теперь не расставалась с мужем, а с Норовым вела себя как послушная младшая сестра, во всем спрашивая его совета, что вообще-то было совершенно не в ее характере. Кандидатов встречали на входе: для каждого была приготовлена отдельная комнатка, где гримеры перед зеркалом пудрили их к эфиру.
Стол для дебатов выбрали длинный, полукруглый; таблички с фамилиями расставили заранее: место Пивоварова было, разумеется, в центре; Егорова с Осинкиным специально развели по разным углам, напротив друг друга, чтобы подчеркнуть их противостояние; остальных кандидатов разместили между ними. Когда эфир начался, выяснилось, что Пивоваров не явился, – ведущий притворно выразил сожаление по этому поводу, видимо, он был предупрежден об этом заранее.
Норов и Ольга сидели в маленькой комнате перед монитором, следя за эфиром.
– Так и думал, что Пивоваров сольется, – усмехнулся Норов. – Это от Ельцина мода пошла – прятаться от дебатов. Зря Пивоваров так поступил: и нагло, и одновременно трусливо.
– Ты думаешь, все решат, что он испугался? – Ольга переживала за мужа. – А вдруг кто-то наоборот, подумает, что он таким образом продемонстрировал свое превосходство, дал понять, что не считает остальных равными себе?
– Пустой стул будет всех раздражать. Картинка в памяти останется: табличка «Пивоваров» и пустое место. Кстати, надо сказать нашим пиарщикам, чтобы так его теперь и называли – «пустое место».
Сначала кандидатов попросили коротко озвучить тезисы своих программ. Егоров, седой, прямой, синеглазый, в крупных роговых очках, с твердым подбородком, едко пошутил по поводу отсутствия Пивоварова, сразу расположив к себе аудиторию. Однако потом, вместо того, чтобы рубить свои простые, доходчивые лозунги о социальной справедливости, вдруг пустился в рассуждения о том, что демократов, разваливших великий Советский Союз и доказавших свою несостоятельность, нужно гнать из власти, иначе они окончательно добьют и распродадут страну. Это был явный намек на Осинкина.
Осинкин улыбнулся своей грустной улыбкой и кивнул, принимая вызов. Норов понял, что Егоров нервничает; ему не хватало привычной уверенности.
– Повезло Олежке с мордой, – с симпатией проворчал Норов.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Ольга.
– Обаятельный. Одной физиономией процентов семь сразу забирает. Улыбнется этак загадочно, а все думают: «Какой умный парень! Видать, знает что-то важное!».
– Он действительно очень умный! – смеясь, возразила Ольга.
– Ясное дело, – хмыкнул Норов. – Разве ты за глупого бы замуж пошла?
***
На крыльце Анна остановилась, схватив Норова за руку.
– Я боюсь, – прошептала она ему.
– Мы же вместе, – он обнял ее.
Но это было неправдой, раз он возвращал ее мужу. Оба это понимали.
Гаврюшкин уже высматривал их в окно и, едва они открыли дверь, выскочил в прихожую.
– Ну, что, собираемся? – с наигранной бодростью обратился он к Анне.
Анна беспомощно оглянулась на Норова.
– Прямо сейчас? Я хотела отдохнуть…
– Аня, некогда отдыхать! Времени – ни копейки! Давай я тебе помогу.
Анна, не снимая пуховика, шагнула к лестнице, будто желая ускользнуть наверх и спрятаться, но он ухватил ее за рукав.
– Аня, нам надо ехать!
– Пусти меня, пожалуйста!
– Ты понимаешь, что я тебе говорю? – в его голосе зазвучало нескрываемое раздражение. – Сколько можно повторять! Ты вообще слушаешь меня?!
– Я не могу сейчас! – жалобно воскликнула она. – Я потом!
– Мы опоздаем на самолет!
– Я потом! – лепетала она. – Позже… Я устала… Два часа ничего не изменят.
– Я сказал: надо ехать!
– Не кричи на меня! – всхлипнула она. – Мне и так плохо.
– Нас люди ждут! Если мы сейчас не улетим – заторчим, бля, неизвестно насколько!
Теперь он вовсе не был бережным к ней. Накопившаяся на Анну обида рвалась наружу, делая его агрессивным.
– Потише! – примирительно проговорил Норов, но Гаврюшкин только нетерпеливо отмахнулся от него.
– У нас ребенок дома! – он злился все сильнее. – Забыла о нем? Тебе наплевать на него?!
– Зачем ты так говоришь? – вскрикнула Анна сквозь слезы. – Это… нечестно! Мне больно это слышать!
Ляля выглянула было из кухни и тут же спряталась назад.
– Давай потише, – повторил Норов Гаврюшкину, стараясь не поддаваться его напору и оставаться ровным.
Гаврюшкин и впрямь чуть убавил тон.
– Еще раз: чечены улетают в Россию! Других рейсов нет! Надо срочно валить в Ниццу! Как тебе еще объяснять?!
– Пожалуйста! – взмолилась она. – Я не могу сейчас! Ну, пожалуйста! Не могу!
– Можешь! – отрубил Гаврюшкин. – Иди в машину, я сам соберу твои вещи!
Анна бросила умоляющий взгляд на Норова, и этот взгляд обжег его.
– Угомонись, – сказал Гаврюшкину Норов. – Ты как-то совсем разошелся.
– Не лезь, Нор! – взорвался Гаврюшкин. – Это наше дело! Аня, в последний раз спрашиваю: ты летишь или нет?
Она уже плакала в голос, вздрагивая плечами, беспомощно уронив руки. Слезы градом катились по щекам.
– Аня!
Она расширенными испуганными глазами посмотрела в свирепое лицо мужа.
– Нет! – вдруг отчаянно прошептала она. – Я никуда не поеду с тобой!
– Ты что, рехнулась?! – рявкнул он грубо.
Страх и отчаяние придали ей решимости.
–Я остаюсь! – повторила она непослушными губами.
Гаврюшкин побагровел.
– Если ты не вернешься со мной сейчас, ты никогда больше не увидишь сына!
– Как ты смеешь?! Это мой сын!
– Нет! – Гаврюшкин в бешенстве топнул ногой. – Это мой сын! Я не отдам его тебе!
– Послушай, – подал голос Норов. – Сходи-ка на кухню, выпей воды из холодильника, остынь и перестань нести чушь! Давай поговорим как разумные люди…
В нем самом дрожал каждый нерв. Гаврюшкин сверкнул на него черными, ненавидящими глазами.
– Засунь язык в жопу! Кто ты вообще такой?! Любовничек, нах! Пенсионер! Я тебя размажу в прямом и переносном смысле, понял?! Я спрячу Льва так, что никто не найдет! Да никто и искать не станет; любой суд в Саратове сделает, как я скажу! Это мой город – Саратов! Я там решаю! И в Москве все решу! Потому что я в России – человек! А ты – х..та полная, пое…ь! Ты все прое-ал! Я давно слежу за тобой, я все про тебя знаю! Как ты живешь, что делаешь. А вот ты про меня ничего не знаешь! И про нее – тоже! – он ткнул пальцем в Анну. – И про Россию ничего не знаешь! Ты в ней – г.вно!
– Не смей так говорить! – воскликнула Анна.
– Молчи! Я – твой муж! Я заместитель главы города, меня в Кремле знают! Мне сам Президент грамоту подписывал! А этот старый урод все про..рал! У него – ни бабок, ни друзей, ни связей! Он – один! Никто! Хочешь с ним еб…ся? Да на здоровье! Только не думай, что я буду молча это терпеть! Забудь про Льва! Я выращу его сам, без тебя, и я расскажу ему, что ты его бросила! Сбежала с любовником, со стариком!
Он не договорил. Норов рванулся вперед и, вложив в удар все свои шестьдесят кило, умноженные на тонну бешенства, врубил ему правой. Гаврюшкин оборвался, булькнул и пошатнулся. Не давая ему прийти в себя, Норов засадил в него правый апперкот, потом с разворота левый боковой и еще один правый прямой. Он бил со всей дури, вкладываясь в каждый удар. Голова Гаврюшкина дергалась, челюсть съезжала набок.
Его огромное грузное тело обмякло и осело на пол. Лестница не дала ему упасть, он остался сидеть, бессильно уронив голову на грудь. Кулаки у Норова были разбиты в кровь, но захлестнувшая его ярость все еще клокотала. Не в силах остановиться, он схватил стоявший у пианино витой чугунный стул, готовый размозжить им голову Гаврюшкину. Но Анна метнулась с лестницы вниз, прямо под удар.
– Нет! – пронзительно вскрикнула она. – Не смей!
Он едва успел остановиться.
– Ты что?! – крикнул он, бросая занесенный стул на пол, позади себя. Стул упал, больно задев его по щиколотке чугунной ножкой. – С ума сошла!
Ее крик, ее бесстрашное движение, и это «не смей!» поразили его.
– Прошу тебя! – бормотала она, целуя его и прижимая свое зареванное красное лицо к его бледному. – Прошу тебя, любимый, успокойся! Ты не должен его бить… Это… нельзя!
Она никогда раньше не называла его «любимый». Он все еще тяжело дышал.
– Я мог ударить тебя, – пробормотал он.