Пакистанские авиалинии ищут стюардесс

– Мама!

– А что? Раз ты у нас уже взрослая, должна знать, что такое бывает. И не просто в рабство. А в сексуальное рабство. Слышала про это?

– Слышала, – буркнула я, осознавая, что стремительно краснею.

– Вот и отлично.

– Но это не тот случай, – теряя позиции, я все же не сдавалась. – ПАИ – солидная компания, которая дорожит своей репутацией. И им нужны стюардессы на рейсы в Россию, только и всего. Причем тут рабство?

– Хорошо, положим, рабство ни при чем. А учеба? Что с ней планируешь?

Этот же вопрос задавал мне отец, так что ответ я подготовила заранее.

– Конечно, я не собираюсь бросать университет. Улететь ведь придется всего на три месяца. За это время не отчислят. Буду совмещать учебу и работу. Как-то так, – уверенно выпалила я, хотя сама толком не представляла, как именно “так”.

– Всего! Всего на три месяца. Олег, – обратилась она к папе, театрально взмахнув рукой. Тот знал, что должен держаться неподалеку, выражая солидарность жене хотя бы своим присутствием, но сейчас изо всех сил старался казаться невидимым. Услышав, что мама требует его непосредственного включения, он вжался спиной в тую, но та, из-за чрезмерно жгучего солнца ощутимо сдала, пожелтела и осыпалась, поэтому не могла служить убежищем, – Олег, ты  слышал? Всего на три месяца! Малость какая.

– А я ей говорил, – промямлил папа из своего шалаша. Перед маминым лицом рассчитывать на то, что отец встанет на мою сторону, не приходилось.

Дуэль затягивалась, но ни к чьей победе не приводила. Мама кричала, я стояла на своём. И тут она решилась на запрещенный прием: со скорбной гримасой на лице упала на стул и, закрыв лицо ладонями, стала громко всхлипывать. Я не растерялась и тоже принялась рыдать, с каждым новым вздохом повышая тональность. Папа растерянно взирал на опустевшее поле битвы.

Как бы то ни было, паспорт я сделала. А вот уговорить маму так и не смогла. Лето заканчивалось, но решение всё не принималось. Мало помалу я и сама начала сомневаться, что хочу лететь. Тем более, что руководство компании не торопилось отправлять нас в Пакистан.

Глава 7. Русский «Авось» и Пакистанский лосось. 

Получив на руки свой первый загранник, тут же сообщила об этом Юсуфу. Он похвалил за скорость и велел ждать звонка. Который действительно вскоре поступил, вот только сообщил он вовсе не то, что я ожидала. Вместо радостной новости о скором вылете, он… пригласил в ресторан!

От предложения за версту разило двусмысленностью. Не хватало еще, чтобы будущий директор на меня запал. Ради поездки я готова была пожертвовать одобрением мамы, но только не собственной репутацией. И телом. На тот момент мой сексуальный опыт ограничивался лишь одним мужчиной. И это была близость по взаимной влюбленности.

Остальными поклонниками я злостно манипулировала, виртуозно лавируя между тем, чтобы дать надежду и одновременно не подпустить к себе. Под рукой всегда был  кто-то, кто заберёт, если я загуляю допоздна и опоздаю на метро, кто поможет и подскажет, решит мои проблемы. Довольствоваться добрым самаритянам приходилось ничтожно малым: благодарной улыбкой, невинным поцелуем в щечку, смутным обещанием. К сексу я относилась серьезно и разменивать себя не намеревалась.

Все это я проделывала с мальчиками моего возраста, еще достаточно наивными и недостаточно смелыми. Вряд ли с таким мужчиной, как Юсуф такое прокатит. Тем не менее, вопреки логике и здравому смыслу, на встречу я согласилась. “Авось” – наша национальная идея, стала моей лазейкой и в этот раз. Способность трезво мыслить и просчитывать каждый шаг ограждает от бед и неприятностей. Но, она же мешает случиться чему-то необыкновенному. Все невероятные вещи, все то, что мы называем чудесами, происходят тогда, когда сцену покидает здравый смысл, и в игру вступает авантюризм.

Юсуф заехал в семь вечера. Папа был дома и пришлось соврать, что иду гулять с подругами. Мой будущий директор был при параде: темный костюм без единой складочки, галстук, начищенные ботинки и улыбающееся чисто выбритое лицо. Впрочем, таким я его видела и в офисе. Так что, возможно, вырядился он не ради меня, а всего лишь согласно протоколу.

Мне же пришлось поломать голову, что надеть. Хотелось соблюсти баланс между строгостью и непринужденностью.

– Я должна выглядеть так, будто не собираюсь с ним спать, – бормотала я себе под нос, напяливая белую юбку-карандаш. Джинса так удачно прикрывала колени, что долгое время валялась в шкафу. Сверху я, немного поколебавшись, надела тонкий трикотажный джемпер с вырезом под горло. В довершение образа шли чёрные туфли на шпильке (здесь выбирать было не из чего, так как они у меня были всего одни). Не удержавшись, завила локоны, но накрасилась действительно скромно. За что себя и похвалила.

Чувствуя, как вытягиваются внутри до предела миллионы нервных струн, я вышла к директору. Его чёрный седан блестел хромом у самого подъезда, раздражая глаза и языки местных сплетниц, которые в Москве, точно так же, как и в Иванове, не переведутся, кажется, никогда.

Юсуф вышел и галантно открыл переднюю дверь.

– Как твои дела? – спросил, как только я устроилась на сиденье.

– Хорошо, – вежливо ответила я и украдкой заглянула в глаза, боясь отыскать в них признаки злого умысла. Но, открытый взгляд, казалось, не таил ничего, кроме искренней радости и добродушия.

– Хочу отвезти тебя в одно местечко, да? Это лучший ресторан пакистанской кухни в Москве, -Юсуф, как и тогда, в кабинете, выпятил грудь вперед, будто лично являлся владельцем заведения.

Я удивилась, узнав, что в Москве есть пакистанский ресторан, но еще более удивительным казалось, что он лучший, а значит, есть из чего выбирать. Вслух же вежливо ответила.

– Буду рада попробовать пакистанскую кухню.

Но прежде он предложил немного покататься.

– Люблю смотреть на вечерний город, – признался он.

Такое я тоже любила но, не имея ни машины, ни прав и передвигаясь преимущественно на метро, ловила любую возможность насладиться видами Москвы. Вот только гонять по улицам города с одногруппником или кататься с начальником, которого видишь третий раз в жизни, – абсолютно разное. Но, раз уж согласилась на ресторан, пришлось согласиться и здесь.

Юсуф лихо вырулил из тесного двора и мы понеслись в сторону Ленинградского шоссе, а дальше – прямиком к Шереметьево. По дороге он болтал без умолку, умудряясь вставлять “да” даже в утвердительных предложениях. И рассказывал он, в основном… о своей семье. Что жена у него русская и зовут ее Катя (так же, как и его секретаршу), она блондинка с голубыми глазами (как неожиданно!) и у них уже двое прелестных девочек, которым он дал пакистанские имена: Ясмина и Беназир.

– В честь самой великой женщины Пакистана! – торжественно пояснил он. А я решила, что как только окажусь у компьютера, обязательно посмотрю, кто такая. Решила и естественно забыла, не только свое намерение, но даже само имя.

– А здесь я купил квартиру, – мы свернули с Ленинградского шоссе, и уже какое-то ехали через густо-населенный спальный район, пока слева не показалась стройка, окруженная высоким бетонным забором, – На стадии строительства. Заплатил вдвое меньше, чем за готовую квартиру. Удобно, да?

Я согласно кивнула и, не удержавшись, спросила.

– Вы хотите здесь остаться? В России, я имею ввиду.

– А куда деваться? – он широко улыбнулся, но в голосе я заметила нотки тоски. – С русской-то женой.

– Она не хочет уезжать в Пакистан?

– Я не хочу.

Я непонимающе уставилась не него, а он сосредоточил взгляд на дороге и с объяснением не торопился. Мы покинули территорию дворов и снова мчались по Ленинградке. Впереди замелькали огни Шереметьево, справа набирал высоту самолет. Его очертания были прекрасно различимы в подсвеченном сотнями прожекторов и неоновых реклам небе. Он рассекал воздух красиво и свободно, как стрела, пущенная чье-то уверенной рукой. Зрелище заворожило меня. Неужели, скоро я вот так же взмою в воздух и унесусь отсюда далеко-далеко… – подумала я.

Юсуф резко опрокинул меня с небес на землю, со вздохом, проговорив.

– В моей стране не безопасно. Если мы переедем, мне придется все время держать жену и детей под конвоем. Это неудобно.

Эта фраза заставила меня нервно заерзать на сиденьи. “Под конвоем? Что это, черт возьми, значит?” – подумала я.

Словно прочитав мои мысли, директор поспешил успокоить.

– Но тебе не стоит переживать. ПАИ обеспечит вас надежной охраной.

– То есть мы тоже будем под конвоем? – невольно вырвалось из меня.

– Ну… я бы не стал так выражаться. Притом, это ведь всего на три месяца, – озвучив это, он поспешил перевести разговор, задорно сообщив, что теперь едем прямо в ресторан. Но, червячок сомнений уже начал шевелиться в моей душе. Я вознамерилась узнать об этой стране, как можно больше и как можно быстрее.

Юсуф тем временем продолжал развлекать разговорами:

– Мои родственники ужасно противились нашей свадьбе – елозил пухлыми руками по рулю он – Мама считала, что из Кати не получится хорошей жены. Но, я настоял.

– И кто же оказался прав?

– Конечно, мама, – громко расхохотался он.

Я слушала и недоумевала: он пригласил меня, для того, чтобы рассказать о своей семье? Или это была лишь прелюдия? А все остальное припасено “на сладкое”?

Исколесив чуть ли не весь север столицы и вдоволь насладившись ночными видами, мы подъехал к ресторану с так называемой пакистанской едой. «Так называемой», потому что она и рядом не стояла с тем, чем предстояло питаться в самом Пакистане. Владелец ресторана, видимо, сделал большую поправку на вкусы жителей российской столицы и кстати, правильно поступил – в противном случае его клиентами были бы единицы. Единицы, обладающие изощренными стальными рецепторами и идеальным пищеварением.

Меню, упакованное в добротный кожаный переплет, пугало непонятными названиями: “Нихари”, “Самоса”, “Чапати”, “Роти”, “Корма”… Знакомым для меня оказался лишь “кебаб”, но и его умудрились извратить: Чапли кебаб, Боти кебаб, Бан кебаб, Решми кебаб, Шами кебаб. Попробуй, разберись!

К счастью, мне не пришлось рисковать. Юсуф предложил выбрать самое самое. Я с благодарностью кивнула и, пока он делал заказ, с любопытством и некоторым разочарованием оглядывала зал. Не знаю, чего я ожидала: внезапного погружения в Пакистан в самом центре российской столицы? Официанта, который заговорит со мной на заморском языке? Жгучие арабские танцы между столиков? В любом случае, ничего из этого ни в меню, ни в программе не было. Его интерьер: стены, отделанные красным кирпичом, люстры в стиле арт-деко, мягкие кожаные диваны – смотрелся стильно и дорого, но, как брат-близнец, походил на любой другой московский ресторан. Лишь гипсовые барельефы, спрятанные в нишах, намекали на арабскую культуру. Вот только больше напоминали индуистских богов, нежели мусульманские символы.

Когда официант, молодой парень узбекской наружности, тщательно повторив и записав для верности заказ, удалился и мы с Юсуфом вновь остались одни. Возникла неловкая пауза. По опыту зная, чем это грозит наедине с мужчиной (почему-то они как под копирку начинают свои поползновения именно в такие моменты), я решила направить разговор в нужное русло и спросила:

– Как насчет других девочек? Уже определились, кто точно поедет?

– О, да. Да! Конечно. А я и забыл совсем тебе сказать, – всполошился он, шмякнув пухлой ладонью по лбу  – Увы, взяли не всех. Только троих из тех, в ком сомневались. Так что, вас будет семеро.

Я  приуныла. Почему-то подумалось, что именно ту, знакомую Надю в эту семерку не взяли. Но, все же, спросила:

– А как зовут тех двоих?

– Надежда Карпович и Ольга… ммм… извини, фамилию забыл.

Но, она мне и не требовалась, потому что, я знать не знала эту Ольгу. А вот Надежда – это совершенно точно та самая Надя, я запомнила её фамилию.

Вскоре принесли еду: салаты, морепродукты, баранину на углях и какие-то тонкие лепешки. Баранина оказалась на редкость вкусной, хотя я ее не люблю. Но, у этой совершенно отсутствовал характерный привкус и запах. Единственное, она оказалась чуточку острой. И все же, это была приятная острота, которая лишь слегка раздражала кончик языка, но, как выяснилось позже, не имела ничего общего с истинно пряной пакистанской кухней.

На десерт подали пропитанные сиропом, мягкие оранжевые шарики с фисташковыми ядрышками, в качестве украшения. Шарики ужасно походили на накладные клоунские носы и оказались приторно-сладкими, но божественно вкусными.

– Нравится? – Юсуф сиял, видя, как я, наплевав на скромность, уминаю второй шарик.

– Очень. – Честно призналась я. Вкус у десерта был настолько непривычен, что мне не с чем было его сравнить. – А что это?

– Гулаб Джамун. Его делают из сухого молока и муки.

Люди, способные сотворить такое, используя лишь сухое молоко и муку, не должны быть опасными, – подумала я и поставила самую первую галочку стране, с которой только что заочно познакомилась.

В ресторане Юсуф вел себя так же мирно, как и в машине, не делая никаких поползновений в мою сторону. Наш разговор больше походил на общение двух давних друзей, нежели начальника и подчиненного. И мне начинало это нравиться. Ушла прежняя скованность и я уже не вглядывалась с тревогой в его лицо, разыскивая признаки похотливого умысла. Конечно, еще можно было ожидать сюрпризов, но я уже чувствовала, что ничего подобного не случится.

И не случилось. После того, как мы вдоволь наелись (хотя, в моем случае, будет уместней слово “объелась”), Юсуф довез меня до дома и проводил с той же добродушной улыбкой, с которой открывал мне дверь в машину. Ни прямого, ни прозрачного намека, ничего.

– Я позвоню, как только назначат дату вылета, – попрощался он.

Я вышла из машины, уставшая, но довольная: во-первых, вкусно поужинала, а во-вторых, волшебный «авось» не подвел и в этот раз.

Уснуть долго не получалось. Пытливый мозг стремился найти ответы. К чему была эта встреча? Хотел подкатить, но передумал? Маловероятно. А может, это был чисто профессиональный трюк: за неформальным общением узнать получше ту, с кем предстоит работать? Но, тогда он должен был больше расспрашивать, чем говорить. А Юсуф вел себя ровно наоборот: растрепал чуть ли ни всю свою подноготную. К тому же, логичнее было бы пригласить не только меня, но и остальных. А может, и их приглашал? Кто знает?

Глава 8. Никому. Никогда.

Той ночью я не только размышляла. Цель узнать побольше о стране, в которую предстояло отправиться, перестала быть формальной и стала реальной, особенно после упоминания про конвой.

Для начала достала брошюры, которыми снабдил Юсуф. Яркую туристическую книжечку сразу отложила в сторону. Гораздо больше заинтересовала папка с документами на фирменных бланках авиакомпании. Первое – письмо-поздравление с тем, что теперь я член дружной команды. Здесь же говорилось, что контракт заключается на два года. В Карачи нам предстоит пройти трехмесячное обучение. Билет Москва-Карачи-Москва предоставит компания.

Вторая – брошюра, отпечатанная на цветном принтере. Из центра страницы, оставляя за собой густые облака, взмывал ввысь самолет с эмблемой ПИА.

“Что можно, а что нельзя. Полезная информация о Пакистане” – гласил заголовок.

– То, что нужно! – Пробормотала я и углубилась в чтение. Текст был на английском, но таком простом и понятном, что даже не пришлось доставать словарь.

Из брошюрки я узнала, что:

Коран здесь основа основ, а его заветы – закон.

Пакистанцы славятся толерантностью, гостеприимством и щедростью.

Но при всей своей толерантности совершенно не одобрят короткие юбки и шорты, топики и открытые сарафаны.

В таких больших городах, как Карачи, Лахор и Исламабад вполне терпимы к западным причудам и ценностям, но в остальные районы с этим лучше не соваться.

Фотографировать женщин запрещено.

Трогать чужие головы нельзя.

Указывать на прохожих ногами некультурно. Трогать ногами тоже. Любую часть тела. Не только голову. И не дай Бог, положить нижние конечности на стол (у нас за это назовут свиньей, интересно, а у них что сделают?) А еще, ни в коем случае, сидя на полу, не располагать ноги так, чтобы они указывали на соседа. Эх, прочитай я эту книжечку раньше, спросила бы у Юсуфа, что они имеют против ног.

Передавая предметы людям, стоит использовать обе руки, на худой конец, правую.

Целоваться в общественных местах нельзя.

Кричать и злиться тоже. Хотя бы в общественных местах.

При звуках национального гимна лучше встать.

Здесь же я нашла номера экстренных служб и сотрудников ПИА, к которым, в случае чего, следует обратиться.

Надеюсь, не понадобится, – мотнула я головой, отгоняя дурные мысли. И отложив брошюрку в сторону, полезла в интернет.

Громоздкий стационарный компьютер на моем столе еле слышно жужжа, охотно выдавал информацию. Я прочла, что Пакистан – относительно молодая страна, которая долгое время была частью Индии. Вплоть до 1947 года, пока оттуда не изгнали колонизаторов-англичан. Передел Британской Индии, видимо, так взбудоражил местных мусульман, что они решили ковать железо, пока горячо и, под шумок, создали собственное государство. “Земля чистых» – так назвали новорожденного. Что, на мой взгляд, звучало чересчур претенциозно, хотя, с другой стороны, хозяин-барин. Их страна – имеют право.

Вычитав это, я закрыла “Википедию”. Ползунок мышки отправился дальше, туда, где пестрыми заголовками змеилась лента новостей. “Теракт в Пакистане”, “В результате терракта в Пакистане погибли..”, “Талибы вновь нанесли удар…”

“Ну, терактов и здесь хватает”, – подумала, вспомнив, как в панике выбегала из съемной квартиры. Я тогда едва переехала в Москву и делила жилье с Машкой. На второй или третий день после заселения, мы в чем были выскочили из дома, услышав громкие хлопки. Хлопки оказались салютом. Но, наши светлые головы успели нафантазировать черт знает что. А все потому что, насмотрелись по телику, как в результате террористических взрывов рушатся жилые многоэтажки в спальных, таких же как наш, районах.

Но, Талибы… Что-то смутно знакомое. Набираю, открываю, и с первой же вкладкой случается озарение. Аль-Каида. Карим Бен Ладен. Говорят, именно они устроили Нью-Йоркский апокалипсис одиннадцатого сентября, как и многие другие теракты, в том числе, в России. У меня прихватывает где-то в районе селезенки, по коже бегут липкие мурашки. И наконец, доходит разница – эти религиозные фанатики у нас периодически взрывают, а там они живут, постоянно. Пакистан с Афганистаном считаются их колыбелью, кровавой альма-матер, прочно удерживаемой в руках тех, кто терроризирует весь цивилизованный мир.

Чувствую себя так, будто сорвала покрывало со страшного скелета, веками хранящегося в шкафу. Хоть эта информация все время была на виду, я просто не удосужилась до нее добраться. Теперь она предстала передо мной. Голая, гремящая неудобными фактами, как старыми костями, уродливая и пугающая.

С той ночи я стала сомневаться в своей затее больше и больше. Но, время шло, жизнь лениво перетекала по согретым солнцем артериям города, томное лето близилось к зениту, а звонка от Юсуфа все не было. Зато со мной связалась Надя. Я обрадовалась, услышав ее чуть смягченное “р”. Первым делом Надя сообщила, что ее точно берут. Я уже знала это от Юсуфа, но решила умолчать про визави с нашим директором.

Выслушав мои поздравления, она спросила:

– Слыш, а ты точно поедешь? – голос звучал неуверенно и глухо.

– В каком смысле?

– Ну, ты уверена, что это безопасно и все такое?

Конечно, я не была в этом уверена и облегченно выдохнула, что не одна испытываю сомнения.

– Честно говоря, нет, – призналась ей.

– Может, встретимся, обсудим?

– Конечно, давай.

Встречу назначили завтра же, на Чистопрудном бульваре. Когда я вышла из метро, Надя уже ждала. В свободной футболке с коротким рукавом и спортивных брюках с широкими накладными карманами она выглядела по-пацански.

– Привет, – улыбнулась она.

– Привет. Давно ждёшь?

– Минут пятнадцать как приехала. Но, я встречалась с одной знакомой еще, она в Орёл едет, нужно было кое-что передать.

– Так ты из Орла?

– Да, в Москве только год живу. Снимаем квартиру с девчонкой напару.

– Учишься?

– Неее, работаю. Точнее, работала. Тоже в иностранной компании, кстати. Но нервы трепали знатно. А как заикнулась про повышение, так дерьмо и закипело. Там у них все свои, да наши… Поняла? Ну я и послала их куда подальше, – она ускорила шаг и карикатурная “р” зазвучала ярче.

– Ну и правильно.

Она шумно вздохнула и поправила выбившуюся из тонкого хвостика светлую прядь волос.

– Ага, правильно. А за квартиру платить надо, поняла? Пришлось идти официанткой. Потом увидела объявление о наборе в ПИА и решила прикольнутся.

Болтая, мы шли по аллее, протянувшейся вдоль всей проезжей части. С трудом отыскав свободную лавочку, уселись в тени деревьев. Лето игриво бросало в прохожих комки тополиного пуха и мазки скупого московского загара. Вокруг нас, расстелив на траве покрывала, разлеглись парочки, компании подростков и одинокие девушки с глянцевыми журналами в руках. Кто-то подставлял яркому солнцу лишь лицо, а кто-то выставлял напоказ всю фигурку, прикрывшись как фиговым листом, короткими шортиками и маечкой выше пупка.

Я смотрела и завидовала этой беспечности. Конечно, наивно полагать, что у них вообще нет ни проблем, ни забот. Но вряд ли кто-то в данную минуту решает дилемму: ехать или не ехать в Пакистан.

Надя сидела, уперевшись ладонями в лавку, и неотрывно смотрела прямо перед собой. Лучи солнца, пробившиеся сквозь решето из листьев и ветвей, окрашивали ее светло-русые волосы в стальной, пепельный цвет. Цвет, которым обладает каждая вторая, и каждая вторая стремится закрасить этот скучный, “мышиный” оттенок. Но, Надя, видимо, предпочитала естественность. Макияж тоже отсутствовал. Я прикинула, что если распустить хвостик, локоны достанут ей максимум до плеч. Глаза большие, карие. Нос прямой, крупный, что, в сочетании с тяжелым широким лбом добавляло некоторую грубость чертам лица. Заурядная среднерусская внешность. И только крупная родинка над верхней губой придавала пикантность и сексуальность.

Вместе с тем, во всем ее облике: в плотно сбитой коренастой фигуре, твердом по-мужски размашистом шаге, широких ладонях чувствовалось крепкое основание и внутренний стержень.

Такие люди предпочитают горькую правду даже самой сладкой лжи и бурно реагируют на малейшее проявление несправедливости. Как правило, они умеют достигать целей, не идя при этом по головам. Доступный мне психологический анализ, подкрепленный врожденной интуицией, сформировал к ней симпатию и доверие.

Но наши общие опасения никуда не девались. Больше всего волновало два вопроса: паспорта (как бы не отобрали) и рабство (как бы не забрали).

–Со стороны все будто бы четко – рассуждала Надя. – Компания крутая, трудоустройство официальное.

–Которого, пока еще не было, – перебила я.

– Да, – кивнула она головой. – Но это решаемо: не будет договора, не полетим. Скорее всего, договора то они сделают. Но, какой с них толк, если, например, отожмут паспорта?

Я пожала плечами. Толку, конечно, от такой бумажки не больше, чем от туалетной.

– Почитала тут еще о Пакистане, – продолжала она, – И только расстроилась, поняла.

– Такая же история.

– С другой стороны, – Надя с надеждой заглянула в мои глаза, желая найти в них поддержку, – Контора крупная, это правда. И учебный центр у них, как пишут, супер современный. А это перспективы. И зарплата! – Она подняла вверх указательный палец. – А мне сейчас это капец как важно.

– Да мне так же, – поддакнула я, стыдясь признаться, что в отличие от Нади, до сих пор на шее у родителей.

– Такие вот делишки.

– Вообще, Юсуф обещал, что у нас будет охрана, – ляпнула я, прежде, чем успела сообразить и быстро добавила, – Ну, тогда, в кабинете…

Но, Надя, кажется, ничего подозрительного в моих словах не услышала и принялась расспрашивать, как это все будет организовано. Я лишь развела руками:

– Понятия не имею.

За разговорами пролетело часа два, не меньше, но пришли только к тому, что никаких гарантий нет, и затея может обернуться факапом. Единственное, что нам доступно – хранить паспорта, как девичью честь, и никому никогда не давать.

Слово “никогда”, которые мы, подобно заклинанию, повторили несколько раз, эхом откатилось от лавки и сквозь прорехи в кронах устремилось к небесам и дальше, в бесконечность Вселенной. Над головой прокаркала ворона, оповещая, что вызов принят.

Сами того не желая, и ни о чем не подозревая, мы запустили опасный квест, каверзную игру мироздания. Люди обожают в нее играть, хотя постоянно остаются в дураках. И всякий раз попадая в грамотно расставленную ловушку, бьют себя в грудь, зарекаясь и божась, что никогда. Всегда при этом получая шанс проверить зарок на прочность. Увы, мы не стали исключением. И забегая далеко вперед, скажу – с треском провалили экзамен.