Осколки нежности

Мне становится по-настоящему страшно. Жутко. И я готова выполнить любую его просьбу, лишь бы он поскорее отстал.

Открываю дверь квартиры и пропускаю его вовнутрь. Он проходит мимо, оставляя грязные следы от ботинок, а я тотчас рвусь к выходу. Но заевшая щеколда на двери, которой не пользовались лет сто, меня губит.

Амбал хватает меня за волосы и больно дергает на себя.

Кричу. Молю о спасении. Мой крик сотрясает стены.

Мужик тащит меня обратно в нашу квартиру и там швыряет на пол и когда я приземляюсь, сбивая колени, отвешивает мне пинка. Жестким ботинком попадает по ребрам, и я задыхаюсь от боли. Хнычу, вою. Из моих глаз брызжут слезы. Очки мутнеют. Меня трясет. Молю его:

– Пожалуйста, прекратите!

– Где документы на землю? – шипит он угрожающе. – Твоя мамаша их спрятала. Куда?!

– Я не знаю, правда. Клянусь вам!

Он зло хрипит и начинает выворачивать содержимое всех шкафов наружу. Рушит и крушит все вокруг. Поднимает даже матрас с материнского дивана и комкает подушки. В нашу с сестрой комнату идем вместе. Он тянет меня за руку, сжимая со всей силы, и я морщусь от боли.

Замахивается, я закрываюсь, уменьшаясь в размерах от страха, а он громко гогочет в лицо.

Я забиваюсь в угол на кровати, поджимаю под себя ноги и реву.

Амбал вытряхивает все мои вещи. Раскидывает вещи сестры. Сметает все с полок. И ничего не найдя, набрасывается на меня с кулаками.

– А-а! – кричу, когда его пальцы сжимают мои волосы и те натурально рвутся у корней.

– Твоя гребаная мамаша задолжала нам. Решила, что она самая умная, а?!

Ревет мне в лицо.

Я шепчу в ответ, что ничего не знаю. Но его не устраивает мой ответ, и он с силой сминает мои скулы. А потом тяжелой рукой бьёт наотмашь.

Хватает и снова заряжает мне оплеуху.

Чувствую во рту солоноватый вкус крови, заикаюсь от слез. Прикрываюсь руками, ожидая очередной удар.

– Вам срок неделя. Максимум. Иначе готовьтесь отправиться на тот свет к своему папаше. Поняла?!

Киваю головой, мычу. Жмурюсь. В ладонях, что держу у лица, горячо и влажно. Из носа бежит кровь, а разбитые губы опухли и онемели.

Он, наконец, уходит. Хлопают двери. А я боюсь пошевелиться. Боюсь, что он вернется, чтобы меня добить.

С его рожей он и пытать не побрезгует. Кошусь на утюг, который он отбросил с полки шкафа на центр комнаты, и немею от ужаса.

Каринкиной кофтой вытираю кровь с лица. Запрокидываю голову и сижу так несколько минут.

Меня всю трясет, я никак не могу успокоиться и взять себя в руки.

Какие документы? Какая земля?! Мы же нищие! Или мама что-то скрывает?

Да быть не может. Наша мама никогда не врет!

Да она святая у нас!

Только спустя полчаса решаюсь слезть с кровати. Опухшие губы болят, но кровь остановилась. Открываю форточку на старых рамах, чтобы свежий воздух избавил помещение от его запаха, который все еще ощущается. Смотрю во двор, прикасаясь лбом к стеклу, и снова плачу. Сроки неделя, звучит его устрашающий голос в моей голове, и по моей спине снова струится пот. Если он вернется, то нам несдобровать.

Паника и страх заполняют каждую клеточку моего тела.

Вспоминаю отца, который отцом-то и не был, и меня передергивает. И почему у нас от него столько проблем. Почему мама его любила?! За что?!

Моргаю, слезы катятся по щекам. А потом вскидываю голову и вижу ЕГО.

Демид курит на балконе, напротив. И смотрит прямо на меня.

Даже сквозь расстояние двора, раму окна и стекла очков я ощущаю лед его взгляда. Он вызывает во мне гамму чувств, и этот бешеный водоворот стирает в пыль эмоции от встречи с бандитом.

Меня перещелкивает.

Все мои мысли снова ОН.

Шмыгаю носом, отхожу от окна, боясь его глаз. Не хочу его видеть. Пусть смотрит так на Карину!

Наступаю на вещи сестры.

Поднимаю с пола полотенце и иду в ванную – мне надо согреться и прийти в себя. Смыть чужой запах и липкую грязь от прикосновений. На время приглушить беспокойство о будущем.

И смыть мысли о Плахове!

Уберусь и закрою входную дверь, что оставил открытой этот неадекватный мужик, позже.

Хуже него уже навряд ли кто-то придет. Если только сам Плахов пожалует. Но это исключено. Мне не должно так повести. Он меня ненавидит, это понятно по его вечно искривленному лицу и дурацкой ухмылке.

Вот и ладненько.

Я хмыкаю, сбрасывая с себя одежду. Даже дверь в ванную не закрываю на замок. Я так выжата внутри от неожиданной встряски, что мне фиолетово.

Неужели какая-то земля у нас есть?

Снова думаю, включая душ.

Вздрагиваю, когда вода холодным потоком обрушивается на голову. Делаю горячее, утыкаюсь лбом в кафельную плитку. Закрываю глаза. Вода горячая уже. Пар обволакивает мое худое тело. Но неожиданный легкий сквозняк нарушает идиллию.

Вскидываю голову и немею.

Сквозь легкий пар вижу его. Как в замедленной сьемке вижу распахнутую дверь душевой, а в проеме его фигуру.

ДЕМИД

Поднимаюсь на ее этаж. По этим ступеням я к Тохе и Вадику с детства хожу, но именно сейчас понимаю, что их хата для меня больше не кладезь убойных диалогов за кухонным столом и теть Галиной не менее убойной жрачки. Готовить она вообще не умеет, но ужинал я обычно именно там.

Эта квартира теперь ассоциируется с новенькими. Про Карину и речи нет – ее губы на моем чижике даже не запомнились, макнулся и забыл, как и в десятки ртов до нее. А вот белобрысая…

Между этажами замираю. Остался один лестничный пролет, и я там.

Поджимаю губы, взъерошивая волосы. Вот зачем дурью маюсь, сам не пойму.

Закрываю глаза, задумываясь.

Хочу вспоминать трепет любимой, но перед глазами чудо в очках. Она такая невинная реально. Такая умненькая, вся такая домашняя, что от злости зубы скрипят.

Она не может мне нравится. В ней абсолютно ничего ТАКОГО нет. Но нравится, походу, гадина.

Плюю на домыслы своей кипящей башки и иду. Напрягаюсь, когда вижу, что дверь приоткрыта. Пацанов дома нет, это точно. Значит, пигалица живёт как в пещере, двери не закрываем!?

С ноги раскрываю дверь. И чую неладное.

В коридоре коврик ушел прогуляться, валяется скомканный у стены. Прохожу. Тишина разбавляется включенным душем. Дверь в квартиру новеньких распахнута. Заглядываю и охреневаю.

Навряд ли они такие засери – бардак явно кем-то созданный. Захожу, не разуваясь. Все перевернуто вверх дном. Прохожу во вторую комнату, из окна которой на меня смотрела Диана. Там еще хлеще: вещи разбросаны по полу, шкафы вывернуты, все крошено, перекошено.

Что тут, мля, происходило?!

В недоумении смотрю на кровать – на кровь на ней, на алые капли по полу и меня самого застилает кровавой пеленой. Разворачиваюсь и быстрым шагом иду к душевой.

Дёргаю дверь с такой силой, что долбаный шпингалет не выдерживает. И плевать, что скажут, главное – что там происходит?!

Выдыхаю, когда вижу, что она одна.

Успел представить, что она с кентом каким-то, или что помутнение на нее нашло и резалась, или что обижали. Вопрос: кто? Кто этот нежилец?!

Она вскрикивает, оборачиваясь.

Пар вокруг нее рассеивается, и я вижу ее обнаженной. Порываюсь выйти, но…

Время застывает. Как кисель.

Воздух кристаллизуется. Не могу вздохнуть. Дыхание перехватывает.

Она мелкая. Она прекрасна в своей наготе. И она капец как напугана.

Какого черта таращусь на нее, и сам не пойму. Внутри всё немеет. Трещит.

Чувствую жар по всему телу.

В пальцах свербит – хочется прикоснуться. Губы сохнут – хочу слизывать капли с ее тела. А в штанах вдруг стояк – мама не горюй. Извращенец. Приплыли.

Плахов, ты что, дурак?!

Но…Хочу ее, получается, хотя с какого перепугу?! Она не в моем вкусе! И она даже повода не давала!

Диана испуганно трещит что-то, но я не слышу. Лишь улавливаю мелодичную трель её голоса. Прожигая глаза, смотрю на ее тело. Талия, бедра, ноги, прикрытая ладонями грудь. В глаза.

Сейчас заревёт. И ее подступающие слезы меня не отрезвляют.

Мне хочется подойти и нагнуть ее, и без прелюдий войти до упора, чтобы только выдохнула, подчиняясь.

Отыметь и забыть. Примитивно, да, но действенно.

Злюсь. Трижды. На бардак в их конуре и на капли крови повсюду. На ее разбитую моську – очевидный теперь уже факт! На того, кто это сделал – убью гада. И на нее голую, мать его!

Жмурюсь на мгновение. Вновь смотрю.

Ее взгляд испуганный, и даже сейчас, как обычно, целомудренный. Сама невинность. И страх сейчас в этом омуте отлично читается. Да какой, нахрен, страх – она парализована ужасом.

Боится меня до дрожи, что бьет ее хрупкое тело.

Выдыхаю, спрашивая:

– Какого черта тут произошло? Кто тебя так?

Она кривит красивые губы. Алые и пухлые от чужого удара.

Руку ему сломаю.

Беснуюсь. Слух возвращается.

– Выйди! – молит. – О, боже, Демид, прошу, не смотри! – всё-таки хнычет.

А имя мое с ее губ звучит как песня.

Хмыкаю, продолжая таращиться.

Глаза круглые, руки дрожат. Жмёт ладошки к маленькой груди, а низ-то прикрыть забыла.

Смотрю на живот. Пупок. Силюсь не опускать взгляд ниже, но разве это возможно?!

В штанах уже не просто каменный стояк, там еще немного и извержение вулкана случится. И мне бы не подходить к ней. Однако…

Стой, Плахов! Стой! Молюсь сам себе.

Она скрещивает ноги, жмётся к стене, но поздно, я все уже видел, и увиденное рвет мне башню. Честно, привык, что у телок все гладенько и выбрито под ноль, а тут… завитки золотистых волос. Сссска!

Не двигаюсь.

Она молит выйти и дать ей одеться, а я шагу не могу сделать. Прирос к полу, как болван. В штанах революция и она это видит. Глаза распахиваются от ужаса, целка! А меня это еще больше заводит.

Ну уж нет, девственница у меня была лишь одна, моя любовь, моя девочка и других мне не надо.

И ты мне, Дианочка, не сдалась. Морщюсь насильно, но перед глазами галлюцинация одна краше другой, словно я приход словил: Диана голая и беззащитная, я нагибаю ее и вставляю в ее узкую и горячую свой член.

Мотаю головой. Плахов, очнись! Сваливать надо.

–О девайся и выходи, расскажешь всё. – Хриплю зло.

–Угу, – кивает, облизывая губы. А потом за каким-то чертом разворачивается ко мне спиной и тянется за полотенцем.

Я уже ногу поднял в сторону двери. Но…

Обтекаю, глядя на ее задницу. Маленькую, но круглую. И делаю шаг не в ту, мать его, сторону! В пропасть, а точнее к ней.

Куртку сбрасываю на пол за секунду. И в тот же миг прижимаюсь к этой мелкой заносе торсом. Футболка быстро намокает, и я зачем-то задираю ее вверх, обнажая живот. Тяну Диану на себя – голая спина к моему животу и груди, кожа к коже.

Выдыхаем одновременно. Это слишком интимно, мля.

Она всхлипывает от страха, а я хренею от возбуждения. Сминаю ее в объятиях, совсем теряя ориентиры.

Вырывается. Сопротивляется. Но отступать поздно, я уже ЭТО делаю…

Бессовестно прижимаюсь к ее аппетитной попке пахом. Ее трясет, а я как дикий зверь упиваюсь удовольствием.

Я рехнулся походу. Маньячелло.

В глазах аж помутнело.

Втягиваю носом запах ее шеи. Закрываю глаза, и дальше как в тумане. Делаю свое дело. Не могу остановиться и вижу себя словно со стороны:

Вцепился зубами в венку на шее, прикусил.

Дурак. Идиот.

Она закрыла глаза, выдохнув. Дрожит вся. Зубы стучат, а мне похрену.

Не слушаются руки меня.

Расстёгиваю ширинку и достаю своего бойца, которого распирает от нетерпения.

Пугаю ее до жути, как бы в обморок не упала – знаю. Зайдет кто и увидит, вообще капец. Но даже это меня не останавливает.

Обхватываю ее за животик, чуть вдавливая в себя и прогибая.

Она скулит. Сопротивляется. Но слабо, очень слабо. Даже не знаю почему. То ли от страха ее парализовало, то ли…

Трогаю ее между ног и дышу громче в шею. Давлюсь ее запахом и слюнями. Она хочет меня – да ну на хрен! Вот тебе и примерная девочка. А может она и не девственница вовсе?

– Демид, пожалуйста, не надо! – щебечет, трепеща в моих руках.

Знаю, что не надо. Знаю.

Но делаю все наоборот.

Нагибаю еще. И утыкаюсь членом ей между ног.

– А-а! – она уже реально кричит от страха. Стучит ладошками, напрягается. И меня отрезвляет. Распахиваю глаза.

Еще не хватало насильником заделаться…

– Я помню, – шепчу. – На невинность твою не претендую. Но давай, замри.

– Что значит замри?! Отпусти меня, пожалуйста!

Блокирую ее, сминая обе ее руки в захвате на пояснице.

– Попу то можно. – Шепчу на полном серьёзе.

– О, Боже, нет! Не надо!

Извивается змеей, и мой ствол елозит по ее попке. Но если мне надо, то надо.

Прижимаю к стене и надавливаю.

Маневр на удивление не удается, она истерит и напряжена. Но я не привык отступать. Да и соображаю сейчас слабо.

– Только попробую, угомонись. Один раз давай? На пол головки?

Шепчу как заведённый. Знаю, что всё будет, но успокаивать ее как будто времени нет. Да и не успокаиваю я обычно телок. Отвык от сантиментов.

– Не-е-ет! – верещит на всю душевую.

А я снова давлю бедрами, беря ее в захват и на этот раз выдыхаю со стоном, когда чувствую, что она принимает меня. Его. Она застывает как по команде. Всхлипывает. Мычит еле слышно, а головка моего члена всё-таки погружается в нее. Замираю в ответ. Узко и горячо. Ссска. Сейчас бы загнуть раком и войти на всю длину.

– Больно-о! А-ах! – не плачет уже, а ревет, содрогаясь в моих руках.

Дальше нельзя. И так натворил делов.

– Впервые? – спрашиваю хрипло и так понимая. – Первый раз?!

Она мычит, кивая головой.

Гадство. Отбил ей желание напрочь теперь походу.

Целую – нежно! – ее в шею. Я нежным не был ни с кем уже тысячу лет.

Обнимаю – опять же нежно! Крепко. Снова целую в дрожащую венку на шее. И вынимаю дружочка.

Она плачет. Слышу. А я не смотрю на нее. На хрен. Хватило.

Глава 14

ДИАНА.

Шепчу. Кричу. Молю.

Но он меня не слышит. Прет на меня, как танк, и я немею от страха.

У него в штанах… Он возбужден, и меня это сносит в ужас. И одновременный животный трепет, которого не знала раньше.

Меня трясет от того, что он пришел.

От того, что он ввалился в душевую, а я обнажена.

И от того, что вижу его.

Чувствую стыд, прикрываясь руками, и необъяснимый жар – порочный и тяжёлый – дышать не могу от этого.

Все происходящее кажется сном. Страшным. Нереальным. Диким!

– Демид, пожалуйста, выйди. – Захлебываюсь эмоциями, жую слова на выдохе. Мой голос почти не слышен. Сердце стучит в груди как бешеное.

Он кивает, а я опрометчиво бросаюсь за одеждой. И он, вопреки намерениям, делает противоположное. В два шага сокращает расстояние между нами и сминает меня.

– Отпусти, что ты делаешь?

Голова кружится от недоумения.

Что. Он. Делает?!

С ума схожу, когда чувствую, как Демид прижимает меня к себе. А когда задирает свою футболку, и я ощущаю лопатками жар его кожи, и вовсе слетаю с катушек.

Не просто дрожу, меня разрывает изнутри на части.

Мне стыдно и неловко. Это неправильно. Мне дико, что он позволяет себе меня лапать. За кого он меня принимает?! Чувствую жар его тела и все мысли в голове слепляются в кашу, которая больше не крики разума.

Я пустота. Я дрожь от его прикосновений. И меня внутри выворачивает от себя…Потому что мне лестно. Приятно. Отвратительно нравится. Извращенно похабно льстит это всё!

Я приличная! Приличная!

Кручусь в его руках. Безрезультатно. Его захват крепок.

Он плохой и чужой.

Вырываюсь. Пытаюсь. И меня всю трясет от непринятия происходящего и от …возбуждения. Страшно. Безумно!

Утыкаюсь лбом в кафельную стену, когда он кусает мою шею. Замираю с выдохом.

Дышу тихо и часто. Слышу, чувствую прикосновение его языка – нежно лижет ранку от зубов. Дышит рвано и обжигающе. Снова кусает.

Мамочки-и-и…

Жмурюсь до боли и искр в глазах. И против воли сосредотачиваюсь вся там. Растворяюсь и умираю в новом укусе. Его язык, зубы, губы – всё в новинку – ощущения сносят меня – бесстыдницу! – в преисподнюю.

Не соображаю.

Плыву в дурман.

Слабо сопротивляюсь. От ужаса и неожиданности немею. От его прикосновений горю.

И таю от его губ.

Мам, не приходи сейчас домой. Ты меня не узнаешь, мама! Я сама себя не понимаю…

Могу вырваться, ударить, завизжать…но НЕ ХОЧУ.

Он что-то шепчет, а я не разбираю слов. Я вся на его губах. Я вся растворяюсь в этом недопоцелуе.

Тяжелое обжигающее дыхание Демида сносит с ног. Мурашки несутся по телу, а когда его пальцы касаются меня там, взвываю от приступа новой паники. И эйфории.

А я конченая, как и Карина. Не зря мы близняшки. Может, я такая же? Просто запоздало это всё у меня…

Кусает. Дергаюсь. Ощущаю его… то, что у него там…Даже произнести не могу сама себе и умираю!

Все, что происходит дальше, повергает в шок. Я не думала и даже не представляла, как оно может быть. Тело к телу. Кожа к коже. Так интимно!

Да я еще не целовалась даже! А он…

– Что ты делаешь!? – шепчу хрипло. Голос сел. Ноги ватные. Он делает со мной что хочет…

Он говорит отвратительные вещи, он предлагает…нет, он настаивает! Даже представить такое не могу! Ни за что на свете! Вырываюсь, но он обездвиживает.

Мне стыдно, страшно. Мне больно! И он уже не кажется мне моим светом. Сейчас он самая темная тьма.

– Нет! Не надо!

Замираю со стоном, когда он все-таки делает то, что озвучил минутой ранее. Дышу рвано. Меня трясет, а он вдруг обнимает со всей силы и целует. Согревает своим теплом. Я чувствую и слышу, как бьётся его сердце. Не могу распахнуть глаз. Очки сползли, а по лицу катятся слезы. Он во мне. Таким ужасным способом. Не шевелюсь. Да и не смогу – меня всю парализовало!

Сдаюсь, кусая губы до боли. Плачу. Меня обволакивает его запах. Его запах самый прекрасный на свете! Слёзы обжигают лицо. И к моему ужасу – не от стыда и боли.

Моя боль теперь он.

Хочу ненавидеть его всем сердцем, но не получится, знаю! Когда он выходит из меня, к своему стыду, испытываю облегчение и жгучее разочарование. Знаю, что ничего подобного больше не повторится, потому что я знать его больше не хочу. Я не смогу посмотреть на него. Не смогу ничего…

Зажмурившись, беззвучно реву. Мне не остановить поток этих слез.

Я не могу быть такой падшей. Я же не такая! Зачем он? Зачем я…

Он уходит со словами, что ждет меня на кухне, а я еще долго прихожу в себя. Ощупываю, трогаю места, куда он прижимался, до чего касался, куда проникал…

Я и Плахов, как свет и тьма. И я теперь тоже с темными пятнами. Свихнуться можно!

Как в глаза смотреть ему. Маме. Себе в зеркало?! Как?!

Дрожу. Как животное дышу им. Его запах повсюду.

Хочу ненавидеть его – и это было бы верно, но…даже не вытираюсь, чтобы не стирать его аромат. Он уже во мне. Под кожей. По венам.

Демид – ты во мне.

Пропаду я, мама…

Долго смотрю на себя в зеркало, на такую… а потом одеваюсь и иду к нему.

***

Демид сидит за столом, вальяжно откинувшись на спинку стула. Курит и пепел от его сигареты падает на пол. Дверь на балкон распахнута и по коридору сквозняк.

Замираю в дверях на кухню. Смотрю на него. Стекла очков мутнеют, потому что на моих глазах снова слезы.

– Чай будешь? – спрашивает хрипло, несмотря на меня.

Ему тоже неловко? Или мне показалось? Ну вряд ли стыдно или он сожалеет…

– Буду. – Прохожу и сажусь за стол, устремляя взгляд в сторону.

– Тогда наливай, – хмыкает он. – И мне заодно. Покрепче и сахара два.

Сижу неподвижно с минуту, а потом все-таки перевожу на него взгляд.

Нет, не противно.

Нет, не стыдно.

Возможно, когда он уйдет меня накроет, а пока…

Он красивый. Мне нравятся темные завитки волос на его голове спереди и почти под ноль выбритые бока. Мне нравится татуировка на его шее, которую я не могу понять и рассмотреть. Мне нравится его нос, и даже то, что перегородка чуть искривлена. Мне нравятся его чуть полноватые губы и легкая щетина по подбородку.

Демид затягивается. Равнодушно стряхивает пепел на пол. Все еще смотрит в телефон. На меня ни взгляда.

– Налюбовалась? – спрашивает. – А теперь рассказывай, что здесь произошло. До того, как я явился, естественно.

Добавляет зачем-то и меня передергивает.

Ненавижу его сейчас. Всей душой.

Впервые понимаю сестру, которая часто дает волю эмоциям. Мне сейчас тоже хочется рвать и метать.

Не понимаю, что меня больше всего бесит – что он здесь сидит как ни в чем не бывало, или что после ВСЕГО ЧТО БЫЛО, он меня так игнорирует…

Поджимая губы встаю и ставлю чайник на плиту. Спиной ощущаю прожигающий меня взгляд. Вспыхиваю, горю от ушей до кончиков пальцев.

Жду пока пунцовая краска сойдет с лица, а потом, поправляя очки, оборачиваюсь.

Но нет. Он залип в телефоне.

– За мной в подъезде мужик шел.

Он вскидывает одну бровь. На меня не смотрит, но взгляд его становится жестче.

– Дальше? – бросает. И голос его твёрже. Как сталь.

– Зашел в квартиру, впихнул меня. А потом перерыл все вещи. Я думала не уйдет никогда.

– Кто он? – Демид откладывает телефон на край стола. Поддается вперед и скрепляет пальцы в замок. На его красивом лице ходят желваки, а ноздри раздуваются от дыхания.

Шмыгаю носом. Вспоминать тот кошмар страшнее, чем…

Мотаю головой. Переминаюсь с ноги на ногу. Ловлю ощущения – ничего не болит, хотя, казалось бы,…

– Ну? – его голос громче, и я вздрагиваю.

– Я не знаю кто он, но очевидно бывший дружок отца. Мы должны одним людям…Вернее отец задолжал, а на нас повесили. Принципиальный там дядька. А теперь требуют какие-то документы на какую-то землю. Не знаю ничего об этом, у нас же ничего…

Мнусь. Мну пальцами край юбки. Смотрю в пол, подбирая слова. Не говорить же ему, что мы нищие и позорно бежали из города всё распродав. Потому как жизни уже там просто не было…

Поднимаю голову и немею.

Он смотрит прямо на меня. На лице маска равнодушия. Лед. Но глаза полыхают так, что зрачков не видно.

Черт! Не знаю куда деться от этого взгляда. Спасение за спиной – чайник со свистом дает знать, что вода вскипела. Кружусь по кухне. Наливаю чай.

– Сахара два? – спрашиваю, на миг обернувшись.

Смотрит так серьезно и проницательно.

Смущенно улыбаюсь ему.

Ну вот зачем?!

А оно против воли. Само. Я себя контролировать не могу…

И удивленно моргаю, когда он чуть улыбается в ответ.

С колотящимся в груди сердцем отворачиваюсь. Мешаю сахар. Расплескиваю заварку. Нервничаю! Несу чай и ставлю перед ним кружку. Сажусь напротив. Глаза в пол. Коленки вместе. Тереблю юбку.

– Что по итогу? – его голос звучит хрипло. И властно. В воздухе чувствуется, кожей ощущаю, что не отвечать нельзя.

– Ничего, – дергаю плечами. – Дал нам срок три дня. Я у мамы спрошу, как придет. Она то точно знает про документы.

Он кивает. И только хочет что-то сказать, как входная дверь хлопает. Оборачиваемся в сторону коридора и слышим стонущий крик мамы. спустя минуту она бежит к нам.

– Мам! – подрываюсь с места.

У мамы глаза как чайные блюдца. Она натурально дрожит. Забегает и обхватывает меня руками.

– Диана, что с тобой? Что случилось? Что там за кровь?! Что все это значит?

В ее глазах страх.

– Мам, успокойся. Со мной все нормально. Сядь.

– Какой сядь?!

Она отпихивает меня и оборачивается к Демиду, который встал и стоит за ее спиной.

– Здравствуйте, – говорит он, а она набрасывается на него с кулаками.

– Что ты сделал?! Что ты здесь делаешь?!

Верещит и я хватаю ее за руку. Потому что кажется, что она готова наброситься на него с кулаками.

– Мама! Ну ты чего? – перебиваю я. – Он тут ни причем. Садись, я все расскажу!

– Что он тебе сделал? – шепчет она, обсматривая меня с головы до ног. – Что?

Ее голос звучит трагически, и я впервые позволяю себе закатить глаза. Не знаю откуда это. Точно Карина в меня вселяется…

– Мам!

– Не смей подходить к моей дочери! – шипит она Плахову. – Чувствую все! Не смей!

Он спокойно кивает и выставляет руки вперед. Бросает на меня мимолетный взгляд, а потом произносит:

– Не смею. Больше никогда.

Холодею. Меня словно ушатом ледяной воды окатывает. Смотрю на него. Он на меня.

– Чтобы больше не видела рядом с ней!

– Мам, ну что ты говоришь такое? При чем здесь он?

– А ты не защищай! Диана! Что с тобой! Не смей с ним дружить!

– Ма-ма! – ору. – Да к нам бандиты приходили! Они требует какие-то документы на землю!

Но она словно не слышит. Сейчас ее враг почему-то Демид.

– А, ну, молодой человек! Покиньте помещение иначе я сейчас полицию вызову! Боже Диана, что здесь произошло?!