Осколки нежности

Мотаю головой. Фырчу как лошадь.

Как хорошо, что я приличная. Потому что даже сейчас мой мозг меня не травмирует. Все, что ниже ЕГО пояса – было заблюрено. И дай Бог, чтобы я никогда не увидела его…кхм…достоинство.

– Это просто жесть! – вскрикивает Карина и я, вздрагивая, оборачиваюсь.

Сестра переключается на убранство комнаты, рассматривает все с печальным видом.

– А вдруг тут клопы?

– Мама заказывала уборку. Да и мы не белоручки. Завтра все перемоем. На вид, нормально.

Я шмыгнула носом – идиотская привычка – нервничая я всегда делаю вид, что у меня насморк…

– Я честно, боюсь заходить на кухню. Боюсь в туалет и – о, Боже, в общий душ. Ты вообще представляешь, какой там ад? А если еще тараканы?! – затряслась Карина.

Я выдохнула.

Сестра с детства боялась пауков и тараканов. Я же не боялась ничего. До этого момента, пожалуй.

Сосед и его дружки, которые, наверное, бывают в этом доме часто, спокойствия не вызывают…

И этот Плахов…Надеюсь он здесь не частый гость.

Еще вчера я только себя стеснялась.

И боялась проявляться как-то.

Так и жила в закрытой коробке своих комплексов и сомнений.

А сейчас стесняюсь и боюсь встретиться с его взглядом вновь.

– Пойдем, посмотрим кухню и душ? – зову я. И Карина, не застегивая ремня на джинсах, послушно идет следом.

Снова коридор. Дверь справа в квартиру соседки, слева на общий балкон. С высоты третьего этажа не видно город, тот повяз во мраке и тумане. На пожарной лестнице консервная банка, полная окурков.

– Гадость какая! – сморщила нос Карина, я отвела взгляд и ухмыльнулась. Сестрица иногда строит из себя праведницу, а ведь все вокруг знают, что она уже курит! И пьет. И с парнями у нее было…

– Да нормально! – специально с позитивом отозвалась я и поправила на носу очки. – Жить можно!

– Заладили своё – жить можно! Что ты повторяешь всё за мамой как попугаиха?!

– Кто?

– Попугай! Ты! Своего мнения нет что ли? Это срань, а не дом!

Я цокнула, пропуская сестру вперед.

Заглянули на кухню.

Глаза зарезало от табачного дыма, запаха еды. Тут же тарахтела стиральная машинка «Малютка». Тут же шипело неисправное радио, сквозь помехи которого изредка пробивалась человеческая речь. Общий стол посреди кухни, справа у стены три плиты, справа окно – запотевшее и грязное. Сколько дому лет? Пятьдесят? Вот столько его и не мыли.

– Уродство! – снова выругалась сестра. – Мочой воняет!

– Капустой! – пожала плечами я. – Тушеной. Я бы поела.

– Лучше сдохну! – выплюнула Карина зло. – А где тут туалет?

Она сжала пальчиками хрустящую упаковку бинтов.

– Пойдем, покажу, – раздался за спиной мужской голос, и отнюдь не соседа Вадика, и мы резко обернулись.

Высокий молодой человек в белой майке, шортах и тапках на босу ногу стоял и насмешливо и меж тем с интересом смотрел на нас. После минуты молчания, криво улыбнулся:

– Близняшки. Прикольно. В нашем районе вы первые такие. Вот интереса будет!

Я покраснела, не зная, что сказать. Язык словно отсох.

Каринка же вышла чуть вперед и вытянулась стрункой. Парень улыбнулся, и на его щеках заиграли ямочки.

Тело спортивное, волосы, бритые почти под ноль, на плече татуировка тигра. Ему лет двадцать пять на вид, ну точно старше Вадика.

Ну и соседи! – подумала я и захотела скрыться от его цепкого взгляда подальше.

– Антон. Можно просто Тоха. Ваш сосед. Старший брат Вадима, так понятнее? – Сказал он бархатным голосом и Каринка, судя по широкой улыбке, попалась. – Ну и как вам? Пойдет?

– А Вадим там еще? – она тыкнула пальчиком за его спину.

Он кивнул на ее ремень.

– А ты, я смотрю, чуть из штанов не выпрыгнула при виде него?

– Ой! – Карина громко рассмеялась. – Ну прям уж, мы девушки приличные!

Он отчего-то заржал, а я зашлась кашлем.

– Ну да, жить можно! – радостно сказала сестра и кивнула: – ну покажи, что тут еще у вас есть?

Они свернули к балкону, а оттуда в душ и туалет.

Я осталась стоять на месте.

В животе урчало от голода, и я огляделась на кухне. Нашла сухари на подносе и, стянув парочку, вышла на балкон.

Свежий ночной ветер обдул горящее лицо.

Туман почти рассеялся, и перед взором открылся двор, соседние дома, дорога, по которой пролетела машина и с визгом затормозила, сворачивая в гаражи.

Громкая музыка долетела до крыши и завибрировала в ушах.

– До встречи! – радостно пропищала Карина за моей спиной и, встав рядом, облокотилась о перила. – Мама с соседкой общаются, может подружатся? А то мать вечно одна. Ни подруг, ни друзей. а без общения вредно.

– Ну да, – я кивнула. – Особенно когда ты не общаешься с ней, а только дерзишь!

– Ой, не будь занудой! Не беси меня, мелкая.

– Мы одногодки.

– Не верю! – фыркнула. – Ой, а кто это там, м-м?

Я скосила глаза. Лицо сестры сияет, точно намасленный блин и выглядит она довольной. Вот курица! Одни пацаны на уме!

– Вон он смотри, – пихнула она меня в бок острым локотком. – Друзья приехали. Какая тачка классная. О боже смотри, какие у него друзья симпатичные! Не думала, что такое возможно! А здесь и школа моделей, и парни – отпад! Тоха сказал, что еще и клуб на районе есть – ДК «Лесничества», там каждые выходные дискотеки проходят. Блин, а жизнь налаживается! Ой, Плахов же, да?

Снова тычок в бок. Жмурясь от боли, всматриваюсь.

Из машины вышли трое.

Закурили и заржали на весь двор как кони.

Я поморщилась, тем не менее, напрягая зрение и рассматривая каждого из них. Два высоких блондина в спортивном и крепкий паренек в черной кепке, из-за козырька которой я не вижу его лица.

Но знаю – он!

Его все называют то Дэм, то Плаха. Он отвечает, смеется и голос у него приятный, чуть хрипловатый и грубоватый, но тембр – ласкает как бархат.

Ну я точно переутомилась!

– А Плаха в кепке, пипец классный! – прошептала Карина. – Красавчик!

– Лица не видно! – хмыкнула я…

Он встал напротив горящих фар и что-то поправил под капотом. Прямой нос, чуть полноватые губы, ярко высеченные скулы и подбородок.

– Ну да, что-то в нем есть, – согласилась я, но сестра меня не услышала.

Она поскакала как лошадь в туалет – вата и бинты не справлялись.

А потом двери автомобиля распахнулись и под шум голосов и крики вся троица побежала к дому, напротив.

И тогда я увидела то, что меня приковало к бетонному полу.

От страха парализовало, а из горла вырвался хрип. Я вцепилась пальцами в перила и поддалась вперед, напрягая зрение.

На четвертом этаже дома напротив было открыто окно, и маленький ребенок, лет трех собирался вылезти на карниз.

– Стой! – прокричала я, что есть сил, но малыш уже сделал маленький шаг.

Глава 5

Все вокруг завертелось в бешеной панике.

На мой крик на балкон выбежала мама с соседкой, ахнула за спиной Карина, хлопнули двери квартиры, потом внизу – подъезда.

Все устремились во двор, я же стояла, не шевелясь. От страха, что сковал тело, онемели не только ноги, но и язык.

С бешено стучащим сердцем я смотрела на малыша, который наклонившись, стоял на карнизе и смотрел вниз. При этом он держался руками за боковину окна, но ножки его уже стояли снаружи!

– Где его родители?! – прокричали снизу. Во дворе уже собралось немало народу. Кто-то звонил в полицию, кто-то в службу спасения, но одно было ясно точно – времени выжидать нет.

Плахов с друзьями, наконец, открыли дверь подъезда и скрылись внутри.

Отмерев, я заспешила во двор. И пока бежала по ступенькам, попыталась взять себя в руки и мыслить здраво. Но едва я вышла во двор, как все мое спокойствие улетучилось. Малыша привлекали голоса с улицы, крики и шум, и он наклонился больше. А потом его ручки отпустили бетонную стену, и я зажмурила глаза.

Зажала руками рот, зажмурилась до боли. А когда услышала крики вокруг и вовсе, чуть не потеряла от страха сознание.

Раз, два…

Три!

Я распахнула глаза, боясь увидеть ужасное.

Малыш свисал с четвертого этажа, держась ручками за металлический карниз. И плакал.

Его голубые штанишки чуть сползли, с одной ножки слетел носок.

– Долго он так не удержится! Ловите! – прокричала рядом наша мама, когда парни растянули внизу покрывало.

– А этих опять нет дома! Вот алкашка Наташка, опять его одного оставила. А он уже видишь какой ушлый, до окна добрался! – прошипела соседка. – А в квартиру то не попасть, наверное, заперто на ключ.

Окно было распахнуто настежь, шторка развевалась на ветру, в комнате ярко горел свет. Но спасти малыша было некому. Судя по разговорам в толпе, его мать опять загуляла, оставив его дома одного.

Как бы мы бедно ни жили раньше, как бы ни было плохо, надо отдать должное – наша мама никогда не оставляла нас одних или с кем-то посторонним. Максимум с бабушкой. Бабушка у нас дама оригинальная, конечно и об этом другой разговор, но она родная и на нее всегда можно было положиться.

– Дверь ломают, – кивнул соседке ее сын – нарисовавшийся откуда-то Вадик.

Он покусывал губы, нервно теребя волосы, слушал кого-то по телефону, что зажал ухом и плечом.

– Да пусть выламывают скорей! – процедил он собеседнику и бросился под окно, где ребенка готовились поймать.

Он висел, держась руками вот уже секунд двадцать, а казалось целую вечность.

В толпе ахнули. Закричали.

Я вскинула голову. И обмерла.

В окне на пятом этаже появился парень. Недолго думая, он сел на подоконник, развернулся и перекинулся за окно.

Мои ноги подкосились.

К такому меня жизнь не готовила.

Теперь за окнами висели двое: малыш на четвертом и Демид Плахов на пятом.

Я простонала, кусая губы.

Демид ногами зацепился за створку окна на четвертом и разжал руки, обрушиваясь всем своим весом вниз.

Толпа ахнула. Мой собственный крик потонул в моем же хрипе.

Я дышала рвано, шатаясь от паники, но не осознавала этого. Лишь слышала себя словно со стороны.

Плахов чудом удержался на карнизе четвертого этажа. Малыш ревел громко и одна его ручка соскользнула с карниза, но в это же время за вторую его поймал Демид. Дернул на себя, и они оба рухнули в квартиру.

С подоконника приземлились знатно – штора оборвалась и исчезла в квартире. Но упасть на пол и на асфальт разные вещи…

Все с облегчением заголосили. Вадим и еще один парень бросили натянутое покрывало и рванули в подъезд.

Мама прослезилась и аплодировала сейчас самому отвязному парню района, еще не догадываясь, что совсем скоро испытает по отношению к нему совсем другие эмоции.

Сестра Карина прыгала на парня в кожаной куртке – друга Плахова и тот обнимал ее в ответ.

– Демид – герой! Впрочем, и не удивительно, что именно он спас!

– Плахов – красава!

– Дэм, молодчик!

Доносилось со всех сторон.

Я выдохнула, испытывая искреннее восхищение этим парнем. Разве может быть ужасным человеком, совершая такие поступки? Рискуя собой…Сомневаюсь. Только доброе сердце и бесстрашная душа способны на такие подвиги…

Соседка тетя Галя курила рядом и бурно обсуждала произошедшее. Вторили ей несколько женщин, наших соседок по подъезду. Дамы как на подбор: засаленный халат, тапочки с пушком (разного цвета, но модель одна), и сигаретка в зубах.

Надеюсь, наша мама такой не станет. Да ну, даже представить сложно.

Мама хоть и выглядит сейчас не ахти, уставшая и измученная, но в ней всегда читалась грация и стать. Про таких говорят породистая. Вот есть в ней что-то, есть.

Бывало, идет домой на обед с работы, аккурат мимо школы, я в окно ее вижу – и гордость за нее берет. Она не идет, а плывёт, возвышаясь над всеми. Высокая стройная. Плечи расправлены, голова поднята, взгляд только вперед. Никогда она под ноги не смотрела. Видимо, в нашей семье так делаю только я всякий раз, когда стесняюсь…

Я обернулась.

Мама улыбалась, впервые за эти дни, а быть может, недели. Старший сын тети Гали – Антон что-то говорил ей, улыбаясь в ответ. И мама даже шутила. А когда устало провела ладонью по волосам, этот Тоха вдруг взял ее под локоток и что-то сказал на ухо, а потом стянул с себя ветровку и накинул маме на плечи.

Я вытянулась в лице за этот вечер в сотый раз.

Маме сорок. Ему? Ну двадцать пять от силы. И как это? Что это? Я одна это вижу или мне кажется?

Я фыркнула и ревниво возмущенно позвала:

– Мам? Пойдемте домой?

Антон смущённо отступил и бросил на меня насмешливый взгляд. Мама же сделала вид, что все нормально. А может и вправду нормально, а мне просто показалось…Непривычно видеть маму в компании мужчин, даже таких молодых. Особенно молодых.

Сколько ее помню – она всегда одна. Без мужского общества и внимания. С нами, в компании бабушки, с братом. У нее и подруг не водилось, потому как всё свое свободное время она посвящала нам.

– Да, девочки, идем! – Мама бодро хлопнула в ладоши. – Пора бы в душ и спать! Сегодня был очень активный день, а его завершение так и подавно. И слава Богу, что всё обошлось!

– Какой спать, я есть хочу! – буркнула Карина, по-детски надув губы. Подарила прощальную улыбку парню в кожанке и обхватив себя руками направилась к нам.

– В холодильнике есть яйца, – поддакнул Антон. – Давайте, я яичницу сделаю по-соседски, так сказать, а вы пока в душ сходите. Он у нас общий. На троих как раз. Ровно три кабинки. Идемте!

Скомандовал парень и мы с сестрой переглянулись.

– А как там малыш? – спросила она, когда мы вчетвером двинулись к подъезду. – Узнать бы.

– Да Вадик сейчас придет и все расскажет. – Заверил сосед.

– А мальчик, который спас малыша, это кто? – спросила мама. – Какой молодец! Ах, как за него сердце у меня заболело. Мог ведь и сам сорваться и малыша не спасти. Отчаянный поступок! Геройский! Свечку за него завтра поставлю. Кто этот мальчик, Антон, ты знаешь?

– Пф, мальчик! – цокнула Карина. – Ма, ну какой мальчик? Ты его видела? Кабан тот еще! Мужик!

– Ну да, Плахова трудно назвать мальчиком, – засмеялся Антон. – Это Демид. Ему двадцать три. Мамы своим дочкам такого жениха не пожелают конечно, но как пацан он четкий. Можно положиться. Свой в доску. Нормальный, короче.

– Почему не пожелают? – почти возмутилась я. Именно этот нюанс вызвал во мне протест и жгучий интерес.

– А лучше не знать! – отмахнулся Тоха, не понимая силы моего любопытства.

Они втроем вошли в подъезд, а я обернулась.

У дома напротив уже стояла карета скорой помощи, полицейский уазик и заезжала машина МЧС. Вовремя, ничего не скажешь.

Я уже собралась отвернуться, но…

Из подъезда появился Плахов. Взъерошил и без того торчащие ежиком волосы, подкурил, улыбаясь друзьям, а потом замер и вдруг вскинул голову. И взгляд его устремился аккурат на меня.

Я свела брови к переносице, прирастая к земле. Очки, как назло, запотели…или у меня помутилось сознание, но мир стал расплывчатым. Он что-то говорил стоящим рядом с ним парням, а у меня в голове гремел тембр его голоса…

Я вздохнула и ойкнула, когда он направился вместе с Вадиком в мою сторону.

Он же не хочет сейчас прийти в нашу квартиру? Или хочет…

Я в паники дернула дверь на себя, распахивая и забежала в подъезд.

Если так, то мне лучше не выходить на кухню… А там яичница эта. Черт бы ее побрал…желудок от голода сводит…

Но ведь если выйду, тогда я услышу всё из первых уст, и мне не придется довольствоваться обрывками фраз, что буду ловить жадно то тут, то там, собирая эти фрагменты как маньячка воедино.

Пока добежала до двери на третьем этаже вспотела. Влажные пальцы успела издергать и защипать. А с первого уже доносились эхом тяжелые шаги гостя.

– Вот же ж! – я влетела в коридор, бросила на себя взгляд в зеркало. Зрелище не для слабонервных.

Рванула в ванную, она же душевая, сшибая на бегу Каринку.

– Ты что, дура? – заорала она вслед. – Чуть с ног не сбила! За тобой что черти гонятся?!

Черти, черти, – пробубнила я, открывая кран в умывальнике и брызгая ледяной водой на лицо.

И сдался мне этот рассказ от Плахова.

С чего я вообще взяла, что он что-то скажет?!

Тем более мне. Тем более на общей кухне…

Да сдался он вообще?!

Я сегодня точно переутомилась. А еще эта новая квартира – столько впечатлений! И дело совсем не в соседях и их друзьях! Все-таки не каждый день место жительства меняешь.

Ну точно дело не в Плахове!

Последнее почти прокричала, теряя равновесие, оступилась неуклюже и брякнулась на пол.

Плюхнулась прямо на задницу. Ойкнула, когда на пороге появилась пара ног. Черные носки. Размер так сорок третий.

– Все нормально?

Я шмыгнула носом.

Голос его…Бархатный что ли. Царапающий. И такой вальяжный. Спросил – на тихом на медленном.

Два слова, а всю исцарапал.

И меня забомбило.

Ну точно…все…клиника.

Он мне нравится, что ли?

Да на фиг бы не пошел?!

Я никогда не смогу ему понравиться…

А страдать, извините, не мой конек.

Учеба. Шитье. Эскизы. Никаких парней!

Все это я промямлила себе за секунду, а потом вскинула голову.

– Пойдет, – кивнула нагло. – Нормально.

Отвела взгляд от его черных глаз. Хорошо, что очки не в порядке и я его почти не разглядела…У него на щеке порез. Под глазами залегли тени – он что не высыпается? Или это от стресса? А челка его стоит дыбом. А на выбритых висках светлое пятнышко словно седых волос. Переросток что ли. А губы…

Так! Стоп! У меня же очки запотели!

Хмыкнула, жмурясь.

Задержала дыхание, потому что его запах разъедал мне легкие. Или это обычный кислород отныне будет меня разъедать, требуя порцию аромата этого парня. Не пойму.

А Каринка права – он здоровый. Кабан!

А я кажется, курица. Отупела.

А может сестра и не виновата, что туго соображает. Это у нее от бесконечной влюбленности ум на второй план отходит. Разум покидает. Тупость – здравствуй. Я и думала всегда, ну не может она быть настолько глупой…Значит дело в другом. И теперь я наконец, понимаю.

Черт!

– Ну если все норм, тогда – подъем! – усмехнулся Демид, все еще нависая надо мной и протянул мне руку.

Глава 6

Он взял меня за протянутую ладонь и дернул вверх, поднимая.

– Благодарю! – буркнула я и поспешила протиснуться мимо него, чтобы сбежать. Но не тут-то было…

Своим мощным туловищем он загородил весь проход.

Я уткнулась в него, отступила назад. Поправила очки на носу и только сейчас заметила, что его ладонь разодрана, а на пальцах кривыми струйками засохла кровь.

– Ты поранился. – Выдохнула.

– Есть немного, – хмыкнул он. – Об оконную раму. Окно у них не пластиковое, а деревянное – щепки летели во все стороны. Как это старая рама меня выдержала – хороший вопрос.

– Сам Бог спас! – ляпнула первое, что пришло на ум.

– Да ладно тебе, можно просто Демид. – Он улыбнулся.

– Я про тебя. Ты ребенка, а те…

– Да понял, я понял, – перебил он. – Шучу.

С прохода он отходить не собирался, а у меня вдруг клаустрофобия проснулась. Не страдала ею раньше, но что ж, все случается впервые…

Я обернулась к раковине и включила воду. Хотелось нахлебаться льда и окунуться в холод, и я повернула кран в бок – пусть льет ледяная!

– Надо промыть и забинтовать. – Я кивнула на его руку. Взгляд выше его подбородка решила не поднимать. – Сильно болит?

Он сжимал пальцы в кулак и всей картины не понять. Но, судя по всему, рана не была поверхностной.

– Давай, – кивнула на руку.

Беспокойство и желание помочь почти вытеснили на задний план неловкость и страх. И я немного расслабилась. И почти забыла, что передо мной парень, которого я почему-то стесняюсь.

– Попробуй, – сказал он, переступая порог и закрывая за собой дверь.

– А..э-э, – я изумленно вскинула брови. Он же скинул куртку прямо на пол и оставшись в одной черной футболке протянул мне свою руку.

Что ж…

– Разожми?

Он послушно разжал кулак.

Посреди ладони порез, рваный и глубокий. И как только его ладонь натянулась, из ранки снова выступила кровь.

Я ахнула. Не то, чтобы я вида крови боялась, но…

– Не смертельно, не паникуй, – уголки его губ дрогнули. На серьезном лице появилось подобие улыбки.

– Не паникую, – повела плечом.

– Бледнеешь, – хмыкнул.

– Давай, промой рану, – я снова потрогала струю воды, разбрызгивая капли.

– Помоги. – Произнес, чуть наклоняясь и заглядывая в мое лицо. На мгновение показалось, что он хочет снять с меня очки, потому что его руки взметнулись вверх, но тут же приняли исходное положение.

– Краснеешь? – Меня и вправду бросило в жар. – Так-то лучше.

Я выдохнула, осматриваясь.

За моей спиной три душевые кабинки, лавочка с тазиком и мочалками, на стене крючки для полотенец, которых нет.

Демид стоит, опираясь о какой-то ящик. Не знаю, что в нем хранится, но на вид он мега надёжный.

– Присядь, – говорю ему и дотрагиваюсь до его руки. Тяну его пальцы под воду и когда струя бьет по ладони, аккуратно смываю кровь.

Трогаю его руку. Улавливаю его дыхание. Чувствую запах одеколона.

И ощущаю себя…взрослой.

Словно что-то щелкнуло и переменилось. Еще утром, по дороге сюда, сидя в душном автобусе я думала о том, как нарисую новую коллекцию платьев – в пол, с закрытыми плечами из темных оттенков бархата…Какой детский сад! Сейчас мне хочется рисовать эскизы платьев на бретельках и исключительно из алого шелка!

Он молчит. Наблюдает. Чувствую.

Очки на носу и то, что стою к нему боком, мешают уловить куда направлен его взгляд, но кажется, он проник под кожу.

Хочется сказать ему – не смотри.

Молчу.

Хочется сказать ему слова восхищения, о том, что он настоящий герой, но снова молчу.

Сосредотачиваюсь на ране. Когда с руки смыта вся кровь, закрываю кран и беру с тумбочки бинт и вату, которые здесь оставила Каринка. Вечно она все разбрасывает. Но сейчас это даже к лучшему.

Аккуратно, стараясь не причинить ему боль – хотя какая мне разница! – накладываю дорожку из кусочков ваты, а потом рву бинт. Заматываю и вдруг замираю.

Его вторая рука взмывает вверх.

Он сидит по левую сторону от меня. Я стою полубоком. Он смотрит на меня безотрывно, а я на рану, которая, впрочем, с каждой секундой все больше размазывается перед глазами, фокус теряется.

Почему-то становится сложно дышать. Дышу медленно, рвано и не могу надышаться. Тяну носом воздух, а получаю его. Аромат. Одеколона.

Делаю на ладони узел из бинта. Затягиваю чуть резче и сильнее, и он выдыхает.

– Больно?

– Нет.

– Прости, – шепчу.

А его рука меж тем уже касается моих волос.

Делаю бантик посреди ладони.

Он касается моей резинки на волосах и тянет ее вниз.

Бант из бинта не держится, распускается. Я нервничаю.

Резинка падает на пол. Мои волосы водопадом летят по спине.

Пробую снова вязать бант, немея от происходящего.

Он собирает мои волосы в новый хвост, накручивает их на свою руку, пока его костяшки пальцев не касаются моего затылка и шеи, а моя голова чуть откидывается назад.

Сглатываю. Дергаю. Бант готов.

Он отнимает руку, отпуская меня, и поддается ко мне навстречу.

– Все готово! – мой голос похож на хрип.

– Тебе идут длинные волосы, – его же шепот царапает кожу, вползает в ухо, словно змея.

Зачем он это сказал и …сделал?

Для него ничего не значит, а я…буду думать теперь об этом бесконечно!

Поворачиваюсь к нему лицом. Наши глаза почти напротив друг друга.

Кажется, что жду от него «спасибо», но он лишь ухмыляется. Молчит, сверля нечитаемым взглядом. В его кармане звонит телефон, он достает его, не прерывая нашего зрительного контакта и нажимает на вызов.

– Плаха, ты где? Девок трахаешь? – слышу мужской голос. – Нас главные на разговор зовут! На районе беспредел!

Он даже не моргает. Продолжает проникать в меня ментально. Еще немного и мои очки лопнут, а потом взорвусь я…

– Я ушла, – выдыхаю и со всех ног бросаюсь прочь.

По дороге вновь сшибаю Карину, которая орет мне вслед, что я полоумная.

Влетаю в нашу комнату и плюхаюсь на кровать. Меня всю знобит, словно я подцепила вирус. Слышу голос матери, что зовет на кухню ужинать, слышу смех сестры и басы мужских голосов. Все собираются на общей территории, гремит посуда, а я закрываю уши руками и жмурюсь, пытаясь прогнать его образ.

Ноги моей там не будет. Ни за что и никогда.

Они все, как я и предполагала, собрались на общей кухне.

Я выхожу из комнаты и невозмутимо иду в душ. Может, хоть прохладная вода меня взбодрит и приведет в чувство. Желудок сводит от голода, но на кухню я ни ногой, пока там восседает этот…

Очень быстро моюсь. Расчесываю влажные волосы, оставляя их распущенными, долго кручу в руках свои очки. Думаю. Мама много раз предлагала заменить их на линзы, особенно когда ко мне приклеилось «очкастая» в выпускном классе – благодаря сестре. Но мне было все равно. Почти. В очках как-то привычнее и комфортней. В них, я словно в броне. Прячусь за ширмой от этого колючего мира. Но, быть может, стоит подумать о линзах…