Полет ласточки

– Я хотела дать тебе пощечину, а в итоге не могу даже слегка ударить. Снег – мой предел.

– Ты морально уже искалечила меня.

– Я не специально, – Клара убрала руку и сложила ладони.

– Знаешь, что я сделал с твоим братом, когда он пустил в меня снежок?

– Нет, я уже убежала одеваться, – Даниэль поднял девушку на руки и двинулся прямо к сугробу. – Ты же не хочешь скинуть меня с обрыва? – Хафнер повернулся спиной к «зимнему декору» и резко упал в него, положив девушку рядом и присыпав ее руки снегом. – Вот заболею и умру, будешь жалеть.

– Я буду слать тебе письма с извинениями на тот свет, – Даниэль опять посмотрел на небо. – Если я, конечно, не умру первый. Тогда тебе придется разбираться с небесной почтой.

– Ну, там потом и встретимся.

– Смешно, ласточка, смешно.

– Я до сих пор обижена, но может нам следует обсудить все за кружкой горячего вина?

– Споить меня решила? Смотри, ничего не делай, а то потом жениться не смогу, без чести то.

– Хафнер! – Клара кинула кучу снега в собеседника и постаралась встать на ноги, напомнив черепашку. – Иди, ищи свой конверт, думаешь, позволю мусорить в моем саду?

Юноша нехотя встал и начал искать белый ком в снегу. Удалось сделать это не сразу, но оттого теплый дом был куда приятнее. Они пошли в столовую за живительным напитком, где отогрелись как физически, так и душевно. Эллис, наконец, вздохнул с облегчением и раздражением. Он продолжил изучать записи нынешнего главного советника, а после спокойно готовился к будущему присутствию на собрании королевского совета.

Лисий взгляд

– Папочка? – маленький сын охотника бродил по заснеженным дорожкам в лесу в полном непонимании происходящего. – Пап!

Сумерки уже сгущались, ветер усилился, поднимая верхние шапки сугробов. Испуганный мальчик, который просто хотел последовать за шустрым кроликом, убежал слишком далеко. Его отец в то время высматривал добычу покрупнее. Сейчас же он ходит по лесу в безуспешных поисках единственного сына. Он просто хотел поучить его немного, хотел провести с ним больше времени… Но, судьба порой слишком жестока. Отец уже сорвал свой голос, а хлопья снега не давали спокойно раскрыть глаза.

«Нет, нет, нет, я не позволю, поганый снег!», – в голове молодого мужчины вертелись лишь проклятия и молитвы. Он все искал, старался выследить его по следам, но по каким? Ветер уже все уничтожил, как будто насмехаясь над ним. Первенец, любимый и такой послушный. А что же случится с женой? Она, наверняка, уже приготовила для них горячий ужин. Об одной только мысли о чем-то теплом внутри желудка охотник приходил в бешенство, проклиная уже себя. Если бы он уследил, если бы вовремя заметил, что сын убежал. Но у него все еще была надежда. Маленькая надежда на спасение и благополучное возвращение в родной дом.

Надежда это была и у мальчугана, который уже замерз и сильно проголодался. Он решил просто сидеть на месте, как ему когда-то говорили. Кто говорил? Он уже и не помнил. Может быть матушка? Как же сейчас хочется оказаться в маминых объятиях, послушать ее мелодичный голос, а потом уснуть у папы на руках, пока тебя несут в кровать. Бедный мальчик, ему остается думать только о счастливых моментах своей короткой жизни. Странно, где же папуля?

Он все искал. Проваливался в сугробы и кричал: кричал так, как это делают раненые звери, с мольбой в голосе. Но стало слишком темно. Он уже сомневался, сможет ли сам выбраться из леса, мигом отметая эти мысли. Он вернется только с сыном. Но как же его любимая? Разве сможет он оставить ее одну. Нет, обещание, данное ее отцу, он нарушать не собирается. Но как же его родной мальчик? Слишком много вопросов проносилось в его голове, они путались и извивались, словно змеи в своем гнезде. Это быть правдой не может. Он найдет его, даже если тело сына уже не будет излучать живого тепла. У него невольно начали проскальзывать воспоминания, связанные с семьей. Их смех, слезы, иногда брань, но всегда такое легкое примирение. Он ходил и искал, но был погружен в свою голову. Только так его ноги продолжали карабкаться по снегу, который не прекращал идти.

В эту метель не только отец с сыном не находились в своей теплой норке. По сугробам бежал лис; не так проворно, как когда-то, но что-то толкало его передвигать свои лапы. Что за неведомая сила это делала он и сам не знал. Животное, которого в последнее время мучило нечто несвойственное ему. Происходит что-то на самом деле значимое, как говорило его нутро. Он заглянул в одну норку, в которой лежала тяжело дышащая лисица. Он видел ее впервые, но странное чувство влекло его именно сюда, просто приглянуться. Завидев его, лиса оскалила свои клыки, но через некоторое время уже смотрела с любопытством на странного гостя. Его спокойствие действовало должным образом. Лисица взвыла и принялась дышать глубже. Она не была ранена, и в этот момент лис кое-что осознал. Неуловимое чувство сокровенного знания заставило его потереться головой о лисицу и мигом помчаться дальше в лес.

Мальчишка все сидел, он не позволял проронить себе ни единой слезы. Он уже четко уверил себя, что сможет вдоль нарыдаться на плече своей мамы, которая тоже будет плакать вместе с ним, с облегчением бранив отца. Мальчик был уверен, скоро его найдут и он услышит знакомый низкий голос. Услышит ли? Непременно. Папа же знает толк в выслеживании. Нужно лишь подождать. Он уже не мог громко кричать и звать на помощь, горло болело и издавало хриплый звук. Поэтому он решил приберечь вопль до того времени, пока не услышит долгожданный зов. «Я хочу к маме», – только это и проносилось по кругу в мыслях мальчика. Он готов был расплакаться и даже слезы выступили, но он постарался успокоиться и поднял глаза. Ветер начал стихать и все больше надежды появлялось в сердце мальчугана. Его отец уже мчался к нему, он уверен в этом.

Мальчишка услышал легкий хруст снега и с радостью обернулся назад с восторженным криком. Он увидел перед собой только лиса. Старого, с сединой в шерсти. Лис смотрел прямо на него: не на его горло, руку или ногу, а прямо в зеленые глаза. Мальчик не мог пошевелиться, он лишь медленно вдыхал холодный воздух ртом. Сейчас папа должен выстрелить в животное, и он пойдет домой. Но старый лис, глубоко втягивая воздух ноздрями, начал медленно подходить. Он просто понюхал мальчишку и вновь приковал взгляд к нему. Они оба дышали медленно: мальчик от испуга, а лис выравнивая дыхание после бега. Что его привело сюда? Инстинкт, внезапно открывшееся острое обоняние. Он чувствовал запах новой жизни. Он понимал, что нужно сделать ради этой новой жизни.

Лис немного попятился назад и сел на задние лапы. Мальчик не двигался в надежде, что зверь сам уйдет. Снег стих, даже слишком быстро для такой метели. Вокруг было спокойно и темно. Только светящиеся глаза, неотрывно смотрящие на него. «Папа», – мальчик лишь мысленно мог звать отца в мольбе о спасении. Лис встал на все лапы и потянулся, как показалось мальцу. Но лис поклонился, выдержал несколько секунд и вернулся в первичную стойку. Только вот голова его была опущена. Он ждал, пока свыкнется с этой судьбой. Пришла пора новой жизни, он был уже стар. Лис подошел к мальчику вплотную и потерся о его руку, спрятанную в варежке. Он положил голову на его колени и несколько минут просто лежал. Мальчишка же погладил его по голове и за ушами. Ему это понравилось. Жаль.

Лис неохотно встал и вновь сел на задние лапы. Мальчик уже не излучал тот страх, он был преисполнен надежды. А лис был убежден, что у него все будет. И еда, и материнская забота, и любящие его братья. Он, может, даже проживет такую же жизнь, а может и познает что-то новое. Животное глубоко вдохнуло и медленно выпустило воздух обратно. Мальчик смотрел на него в лунном свете и не понимал, что происходит. Он думал о маме, где-то очень глубоко в сознании.

В одно мгновение лис посмотрел в глаза, но после резким рывком стянул шарф. Вот сейчас мальчик не на шутку испугался и постарался встать на ноги, но ничего не вышло. Лис делал лишь то, что было нужно. Через некоторое время он лег в кровавый снег и уснул глубоким сном, от которого уже не проснется. Этот крик отец уж точно услышал и уже мчался на его звук. Но сделать он уже точно ничего не сможет. Он лишь будет горевать, и находить спасение в жене. Найдет ли она спасение в нем? Покажет время.

В момент освобождения двух душ лисица в норе издала последний крик боли, на свет появились ее любимые лисята. Все пять были здоровы и не понимали, что забыли в этом месте. Но один из лисят прижался поближе к лисице. Он прижимался так сильно, как будто только этого и желал. Он чувствовал спокойствие и родное тепло. Нет, он не знал слова «мама», но именно его ему бы хотелось сказать. Он, наконец, был подле нее.

– Старый лис умер, – спокойно произнесло существо. – До сих пор не могу смириться с этим ритуалом. Мне кажется, что ты поступаешь хуже своего собрата.

– Поверь, Марс куда кровожаднее. Я не виноват в этом действе.

Воцарилась долгая тишина, пока существо ее вновь не нарушило.

– У меня так же отняли жизнь ради твоей мнимой безопасности?

– Какая тебе разница, если сейчас у тебя другая жизнь. Смысл беспокоиться о том, что ты даже в мире сновидений припомнить не можешь.

Она не захотела ему возражать и небрежно кинула первое, что ей показалось уместным.

– Он в порядке, если тебе интересно. Думаю, эта лисица будет хорошей матерью.

– Да будет так, – произнес камень. – Пусть жизнь его будет беззаботной и, ради его блага, безучастной.

– Тогда он погиб зря.

– Ничего в этом мире не бывает зря, Иль, ничего.

Первый танец

Эллис устало упал на любимое кресло возле огня. Гроссмэнор стал настолько тихим, что любой шорох быстро обращал на себя внимание. Была уже почти глубокая ночь, но бедняга только закончил разбираться с новым положением в законе об охоте. Недавно стало известно, что в деревни близ Штейла загрызли мальчика и охотники стали массово отстреливать лис, доводя их до сокращения популяции, что точно не устраивает лес, а, соответственно, и короля. Странно, ведь сами охотники, знающие эти места, не пытались понять, что, истребив всех лис – нарушится привычный круг лесной жизни.

Интересно также, почему лис убил человека и умер рядом с ним. Но для Эллиса это было настолько неважно, что вопрос исчез в ту же секунду, как и появился. Он прижал свои пальцы к вискам и надавил так сильно, чтобы боль хоть немного утихла. Ему хотелось покоя, хотя бы пару дней. Разве это так много.

– Да, для тебя много, ноющий мальчишка, – он уронил свои руки и задержал дыхание, чтобы успокоиться. – Может тоже в море уйти.

– Боюсь, милый, уже поздно.

Эллис спокойно поднял голову и посмотрел на свою мать. Она была в ночном халате и стояла с кружкой чая, которую незамедлительно протянула к рукам сына. Он слышал шаги пару минут назад, но не думал, что к нему хоть кто-то приблизится. Приняв чай, Эллис начал смотреть в кружку, где появилась рябь от упавшей капли. Ханна подошла к нему со спины и начала гладить растрепанные волосы.

– Не думаешь их немного отрастить на затылке? – Эллис лишь медленно покачал опущенной головой. – Прости, милый, но такова твоя жизнь. Я даже не подозревала, что это настолько сложно. Но ведь так престижно. Я думала, что хоть что-то приятное для тебя в этом есть. Разве интерес в этом деле так уж и чужд тебе?

– Мам, мне кажется, что я не подхожу, – слезы начали капать уже на одежду юноши, а он и не старался их смахнуть. – Я хочу писать истории и путешествовать, но единственное мое приключение – разбор всего этого королевского мира. Я не могу посвящать себя любимому делу, ведь все время у меня совсем другое на уме. И… матушка, я даже в детстве не смог как следует пожить. Я был сразу прикован к этому. Прикован к этой чертовой государственной системе. Хочу быть свободным, как Даниэль. Таким же открытым и влюбленным. Он будет заниматься тем, к чему лежит его душа. А я? Почему, мам, – его грудь начала сильно вздрагивать, а голос становился душераздирающим для матери. – Почему именно я.

Кружка с чаем упала на ковер так же, как и Ханна Палетт на колени. В тиши Гроссмэнора были слышны лишь всхлипы. Эллис так хотел заорать во все горло, но не мог себе позволить издать хоть один громкий звук. Он встал из кресла и сразу же сел подле матери. Она обняла его так крепко, как только позволяли ее силы. Шепот о прощении делал юноше еще больнее. Его слезы не останавливались, как бы он этого не хотел.

– Прошу тебя, матушка, не терзай себя. В чем же тут твоя вина? – он положил голову ей на плечо и начал глубже дышать. – Не думаю, что родить сына – такое уж преступление.

– Я не помогла тебе, – Ханна чувствовала себя настолько никчемной матерью, что оправдания стали для нее единственным ключом к усмирению душевного шторма. – Я же должна была хоть что-то сделать, я же видела. Но думала: «он умный и хороший мальчик, он готов нести эту ответственность». Я втолковывала это себе, пока не начала замечать твоего отчаяния. Милый, – она вздохнула прерывисто, глотая воздух, – я же читала твои рассказы. Но думала, что это ничего не значит. Но тут ты говоришь мне эти вещи и… – больше говорить она не могла.

Эллис продолжал сидеть, уткнувшись в плечо матери. Он не хотел, чтобы его отпускали, не хотел терять то тепло, которое по-настоящему расслабляло его. Будь его воля – он бы уснул в маминых объятиях. Он вслушивался в глубину ее дыхания и с замиранием сердца ждал, пока она не скажет ему идти в кровать. Ханна лишь разжала свои пальцы, опустив рубашку сына, но слов произнести была не в силах. Они сидели, не замечая времени, растягивая умиротворение после сильной бури эмоций. На самом деле, они не выплакали всего, что нужно было бы, но даже небольшое освобождение душевных метаний было необходимо.

Ханна часто слышала от мужа о достижениях Эллиса и о выгодной партии для дочери, но хотят ли они того, что он желает для них воплотить. Она же знает, что если все пойдет по плану мужа, то ее дети будут несчастны. Да, она это знает. Как бы не старалась убеждать себя в обратном. Как бы не старалась думать о лучшем. Как бы не старалась думать о том, что ее муж лучше в этом разбирается – это ложь. Она знает. И это причиняло ей настолько существенную боль, что иногда она терялась в мире, во времени, в мыслях.

– Нам надо поспать, мам. Думаю, что время уже пришло, – Эллис помог ей встать и поправил прядь волос, прилипшую к щеке. – Завтра должен прийти Даниэль, он совсем уж скоро сдаст экзамены и погрузится в обучение. Так что прошу тебя, не старайся следить за ними, дай им просто провести время вместе. Не пытайся сказать о приличиях, я ему уже давно все разъяснил. Пока он не начнет за ней официально ухаживать после бала, он не посмеет поцеловать ее даже в щеку. Пусть насладятся тем, что дано не всем. А я не вправе жаловаться на свою судьбу. Доброй ночи, матушка.

Эллис поцеловал мать в лоб и удалился в свою комнату, оставив ее стоять с трясущимися руками. Кто знает, сколько еще слез прольется в этот остаток ночной тишины. До зимнего рассвета было еще долго, оставалось только надеяться на глубокий и здоровый сон.

За завтраком Клара только и делала, что пыталась поймать взгляд брата. Она заметила его опухшие глаза и более насыщенные синяки под ними. Его ложка перемешала всю кашу с орехами уже по третьему кругу, но так ни разу не прикоснувшись к его губам. За столом царило полное молчание, даже матушка не проронила ни слова, а отец выглядел крайне суровым. Девушке это определенно не нравилось, она не могла понять, что такого могло произойти лишь за несколько часов после ужина, когда все должны были спать.

– Пап, не передашь мне меда? – баночка быстро оказалась перед Кларой, а отец даже не взглянул на нее. – Нет, это невозможно. Как я могла что-то натворить во время сна?

Но и этот вопрос был проигнорирован. Через минут пять мужчины семейства Палетт встали из-за стола и отправились на сборы. Клара смотрела на мать не отрывисто и напористо. Она ждала хоть одного слова, но получила лишь глубокий вдох и шумный выдох, после чего Ханна также удалилась. В полном недоумении Клара смотрела на служанку Мари и ждала слов хотя бы от нее. Та лишь покачала головой и начала убирать со стола, когда Клара поднялась. Злая и сбитая с толку она сама отправилась собираться, чтобы уйти из этого дома. Куда? Было одно лишь место.

Он стоял в гостиной и очень глупо смотрел на нее. Родители уехали к каким-то друзьям, он не разбирался с этим. Ему было так странно видеть ее одну рядом с ним в этом доме. Красные щеки и зло сведенные брови напрягали его. Если что-то он еще мог списать на холода, то ее взгляд заставил его понервничать.

– Может лучше в библиотеку? – Клара не сказала ни слова и взяла его под руку, после чего он медленно повел ее к книгам. – Что же произошло, раз ты здесь одна в столь ранний час.

Они зашли в комнату, и Даниэль запер дверь библиотеки на случай вторжения слуг. Он повернулся и подошел к ней.

– Ну, ласточка, что случилось на этот раз?

Она лишь расслабилась и обняла его так крепко, как будто он мог отстраниться от нее. Даниэль в шоке посмотрел на ее макушку и положил руку на каштановые волосы. Она дышала очень глубоко и медленно.

– Они меня ненавидят. Я не понимаю, за что, – Клара сильнее сжала пальцы на одежде юноши и прижалась к нему. – Они даже не сказали мне ни одного слова за завтраком, не посмотрели на меня. Я не знаю почему. Даже Эллис. Что могло произойти.

Даниэль почувствовал, как у девушки подкосились коленки и спокойно повел ее к маленькому кожаному дивану. Она смотрела в пол и мяла юбку своего платья. Юноша обнял ее за плечи и молчал, пока она не посмотрела на него. Он по-доброму улыбнулся и положил руку на ее щеку. После чего быстро убрал и принял расслабленную позу с закинутой ногой на ногу.

– Ты вновь сделала вывод из непонятной и неоднозначной ситуации, не так ли?

– Да разве! Они же… они все не… мне даже Мари не ответила! Мари! – Клара возмущенно начала мотать головой. – Не веришь мне?

– Что ты, я верю, что такая ситуация произошла, но также я верю, что семья тебя очень любит, в особенности Эллис. Там точно есть что-то другое. Может быть, твой брат что-то сделал?

– Эллис? Что-то сделал, из-за чего папа был злым, а мама грустной и разочарованной? Из-за Эллиса?

– Так удивляешься этому? – Он прижал Клару одной рукой к себе и положил свою голову на ее. – Ты не разочарование семьи. Ты же сама знаешь, что ничего не сделала, не так ли? Не понимаю, почему ты решила, что они все злятся на тебя, только если ты не храпишь на весь дом по ночам, тогда повод был бы да.

Он ждал ее обычной реакции, но она спокойно сидела, уютно устроившись под его рукой. Даниэль не знал, что ему нужно делать, кроме как просто быть рядом. Его смешило то, как она восприняла такой пустяк, но одновременно с этим стало не по себе. Она на полном серьезе думает о семье, как о людях, которые ее легко могут возненавидеть, что странно. И как же она будет чувствовать себя, после его отъезда. Вся надежда на Эллиса и мисс Гербер, но сам факт того, что его друг и слова не сказал сестре за столом, его напряг. Не только из-за Клары, но и из-за самого Эллиса. Он начал думать, что такого могло произойти с ним, что он отстранился за завтраком.

– Академия же на самом краю Асквадера?

– Как неожиданно, Клара. Да, далековато от центра. Я бы сказал, что она находится вблизи города, а не в нем самом. Часа полтора ехать придется, – он взял прядь ее волос и начал крутить в пальцах. – Такой резкий вопрос. Ты просто хотела сменить тему или он и вправду тебя волнует?

– Если у тебя есть выходные, то ты и в город можешь приезжать? – она говорила тихо, с усталостью в голосе. – Знаешь, я тут все продолжаю танцам обучаться. Матушка решила, что до весеннего бала я должна быть прекрасно подготовлена, ведь этой мой первых выход в свет, как уже взрослой девушки. Язык не поворачивается сказать «женщины».

– Весенний бал. В этом году я о нем прекрасно помню, – он выдержал паузу и быстро выдохнул. – На него я точно приеду, даже если придется бежать из академии. Но этого не будет, – он немного усмехнулся и поцеловал Клару в макушку. – Ты же не собираешься мне наступать на ноги?

– А ты будешь со мной танцевать?

– Вот так вопрос, дорогая. Не хочешь, не буду приглашать. Я помню, на твоем дне рождении была мисс Стейсон, ей понравилась моя игра на фортепиано. Может и моя компания для танцев ей понравится.

– Она мисс Стивенсон, Даниэль. И как ходят слухи, которые я слышала от матушки, скоро будет помолвлена.

– Ну, конечно. Я даже свои глупые подколки сказать не могу, ты слишком расстроена, – он провел локоном в пальцах по щеке Клары. – Ну же, давай, просто скажи, как я могу тебе помочь. Не хочу, чтобы ты терзала себя.

– Ты ведь точно будешь на балу?

– Я клянусь тебе. Если хочешь, даже без пасты для волос.

– И на танец меня обязательно позовешь?

Даниэль глубоко вздохнул и убрал свою руку с ее плеча.

– Даже несмотря на то, что я потом два года буду практиковаться в море, я официально начну ухаживать за тобой после бала, что бы ты там не думала. Это будет правильно.

– Думаешь, мои родители согласятся на это?

– Могут не согласиться?

– Конечно. Отец надеется не на твои ухаживания, – Даниэль опустился с дивана на колени перед Кларой и с опасением посмотрел в ее глаза. – Граф Михаэль для него более предпочтителен. Он считает его крайне выгодной партией. Может быть, отец с матушкой принимают меня за несмышленого ребенка, но вот королева Маргарет напрямую поговорила со мной на этот счет. На самом деле, ты ей больше нравишься.

– Я что?

– Ну, она постоянно расспрашивала о наших взаимоотношениях, давала советы и старалась отстранить нас от графа.

– Стой, но ведь я же пока не руки твоей прошу. Почему он не может согласиться на обычные ухаживания?

– Если граф тоже захочет начать ухаживания это может его отпугнуть. Я не важна для отца, как дочь, я для него отличный повод повысить свой личный статус. Он же у нас не королевский советник.

– Я не могу понять, зачем это человеку, который и так приближен ко двору.

– Честно говоря, я тоже не понимаю. Не разбираюсь в этом всем, да мне и не позволяют.

– Но, милая, почему же ты считаешь, что не важна для мистера Палетта, как дочь? – юноша скрестил руки на коленях Клары. – Я уверен, что он хочет простого блага для тебя, хоть мне и обидно только из-за одной мысли об отказе.

– Я так не хочу говорить об этом, – Клара начала играть с кудрями на голове Даниэля, после чего он положил голову на свои руки у нее на коленях. – Знаешь, я бы с удовольствием выкинула бы всю твою пасту для волос. Сколько же ты использовал, чтобы загладить все эти кудри?

– Это фамильный секрет, который я раскрою только сыну.

– Не порть сыну внешний вид.

– То есть ты хочешь сказать, что мне не шло? – Клара немного посмеялась и промолчала. – Что ты там говорила про танцы?

– А что я говорила про танцы? – Даниэль немного улыбнулся и издал странный звук, когда Клара перебирала волосы на его затылке. – Если ты про обучение, то матушка заставила меня практиковаться сразу после дня рождения.

– И ты не говорила?

– А ты прямо все мне говоришь?

– Так, понял, забыли, – он поднял свою голову и встал со вздохом, а после протянул свою руку. – Покажешь?

– Нет.

– Да ладно вам, мисс Палетт, почему бы не попрактиковаться с партнером, пока он еще есть?

– Эллис с отцом тоже хорошие партнеры.

– Вы раните меня прямо в сердце, – Даниэль убрал свои руки за спину и прикрыл глаза. – Смотрите, чтобы я в отместку на балу на ноги не начал наступать. Да и вообще, чего и кого тебе стесняться.

– Я просто, – Клара замолчала и встала на ноги. – Просто хотела впервые станцевать с тобой на балу.

– Но ты уже танцевала со мной на балу.

– Это было до моего представления обществу. Да и танцы были совсем другие…

Она подошла к нему вплотную и посмотрела в его глаза, после чего сразу опустила их. Даниэль вновь протянул свою руку, и Клара вложила ладонь. Он наклонился к уху девушки и шепнул так тихо, как будто их кто-то мог услышать:

– Разве не приятнее получить эти эмоции, находясь наедине?

Щеки Клары начали покрываться румянцем, после чего даже кончики ушей стали красными, когда она почувствовала легкое прикосновение к своей талии. Она не решалась посмотреть в лицо Даниэлю и медленно положила вторую руку на его плечо. «Вальс?», – Клара кивнула в ответ, и юноша начал напевать какую-ту мелодию.

Танцевать с ним этот танец было непривычно и волнительно. Он вел уверенно, но не настойчиво, следя за ее движениями. Его голос был немного хриплым и мелодичным, мелодия звучала очень тихо, предназначаясь только для двоих. Клара поначалу смотрела на ноги, но после расслабилась и совсем закрыла свои глаза, вслушиваясь лишь в голос.