Доктор Ланской: Смертельный клинок Троелунья

– Так, все, – Эдгар перебинтовал локоть Феликса, после чего быстро взял со стола миску, в которой до этого смешивали травы для компрессов, и дал Лидии. – Если мои расчеты верны, антидот, что я вывел на основе формулы яда, должен подействовать как очищающее вещество.

– Его вырвет? – забеспокоилась Лидия.

– Должно, во всяком случае. Но мы немного поможем организму, – Эдгар выудил из своего саквояжа продолговатый пузырек, откупорил его, выудил длинную палочку, от которой шло неприятное амбре, и сунул ее под нос Феликсу. – Приготовься. Этот препарат я привез с востока. Ничего кроме рвоты он не провоцирует.

– Но вдруг он захлебнётся?! – испугалась Лидия, подставив миску к самой голове доктора.

– На это мы и сидим рядом, – уверенно заметил Цербех. – Ну давай же, Феликс, – он притронулся к его шее, считая пульс, – надо… борись…

И вдруг, словно услышав слова Цербеха, Феликс, выгнувшись, застонал. И Эдгар, радуясь, придержал доктора за плечи, прижав тело Ланского к кровати. А вот Лидия испугалась еще больше: тело Феликса выгнуло так, словно их него изгоняли дьявола: его пальцы сжались в кулаки от боли, с губ сорвался стон мучений, а приоткрывшиеся глаза были полны слез.

– Феликс!

Лидия приподняла его голову, желая посмотреть лишь в глаза, но сам Ланской, резко отвернувшись вправо, вздрогнул – и наконец – то сплюнул первую порцию зеленой дряни, перемешанной с кровью.

– Слава богам, – выдохнул Эдгар, слегка повернув Феликса, чтобы ему было проще. – Давай, нужно, чтобы все вышло.

Но Феликсу не требовались помощники.

Найдя в себе силы, он подставил локоть, оперся на него и, держать на руке и сжимая второй одеяло в тугой комок, сплевывал желчь и остатки отваров в миску. Тело прошиб ледяной пот, лоб и щеки заблестели и заалели, а вокруг глаз залегли еще более темные круги.

– Лида, неси воду, – приказал Эдгар. – Жить будет, но пока что помучается.

То утро Феликс запомнил на всю жизнь.

Ужасное пробуждение, боль, стыд и слабость – все смешалось у него в голове в болезненный комок, который заставлял то пробуждаться, то вновь закрывать глаза и засыпать.

От липкого пота не спасали ни распахнутые окна, ни потушенный по просьбе самого Феликса камин, ни холодные компрессы на лоб. Он осознавал, что горит изнутри, но градусник упорно не показывал критической температуры.

И единственное, что могло его немного порадовать, это находящаяся рядом Лидия. Девушка не отходила от доктора, держала за руку, массировала тонкие пальцы и иногда что – то начинала говорить, но он быстро отключался, проваливаясь в беспамятство.

Лишь к полудню его сознание, погрузившее тело в полноценный сон, помогло организму восстановиться. Мысли перестали роиться беспорядочным вихрем в черепной коробке, сердце успокоилось, начав биться в привычном ритме, а дыхание, хоть и было болезненным, все – таки облегчилось.

Он смог подремать с девяти до двенадцати три часа, а потом, открыв глаза и осмотревшись, увидел незнакомую комнату, задернутые градины и стоявшую холодную воду рядом с кроватью на табуретке. В ней замачивались уже высохшие компрессы.

– Пришли в себя, доктор?

Голос Драгоновского стал для Феликса такой же неожиданностью, как и появление канцелярского главы из сумрака комнаты. Оказывается, Киприан все это время сидел за столом, прибыв в особняк Шелохова ровно час назад и узнав от Лидии и Эдгара события прошлого вечера и ночи…

Взгляд ледяных золотых глаз не выражал ничего, кроме строгости и холодности, однако Феликсу понравилось, что Драгоновский первым заговорил, а потом, поставив рядом с кроватью стул, сел так, чтобы Феликс не двигался и просто смотрел на него в лежачем положении на правом боку.

– Итак, вы можете поговорить?

– Да… могу…

И тут Феликс сам испугался. Его голос, обычно тихий, строгий и, как утверждала Лидия, слишком нежный, превратился в хриплый баритон. А глотку обожгло так, словно Феликс болел фарингитом или того хуже – ангиной.

– Я буду спрашивать, вы можете кивать или молчать, – помог Киприан. – Итак, вы знаете, как умерли две жертвы?

Феликс кивнул, а потом повертел запястьем: это означало, что он предполагает, но готов доказать свою правоту.

– Хорошо. Вы знаете, чем вас отравили?

– Слышал… обрывки… разговора…

– Не говорите! Вам нельзя, – Киприан выудил из таза с водой компресс и положил на висок Феликса. – Вы сегодня чуть богу душу не отдали под утро. Когда вы поправитесь, я вам расскажу все в деталях. Но, конечно же, со слов вашей ассистентки.

– Лида…

Феликс зашелся долгим приступом кашля, но Киприан, дождавшись, когда доктор успокоится, на пару минут вышел из комнаты, а вернулся уже с Лидией, которая сразу присела на край постели и, прослушав сердечный пульс и дыхание доктора, разрешила продолжить Киприану разговор кивком.

Но Драгоновский, дабы избежать новы конфузов, разрешил Лидии остаться. Однако девушка должна была стоять у окна, как раз на фоне полоски солнца, выглядывающего в щелку между гардинами.

– Скажите, вы видели это раньше?

И тут перед лицом Феликса оказалась какая – то механическая бабочка с латексными крыльями. Доктор притронулся было к ней, но Киприан, забрав фигурку, касаясь ее лишь через платок, заметил:

– Трогать нельзя. На ней остались отпечатки пальцев. И мы сейчас выясняем, чьи. Итак, знакома или нет?

– Еще раз… покажите…

Киприан вновь поставил бабочку рядом с лицом Феликса на постель. И Феликс, всмотревшись в игрушку, слегка наклонил голову – и в этот момент Лидия сделал шаг в сторону, устав стоять неподвижно, и свет из щели между градинами коснулся бабочки.

И Феликс, до этого рассматривавший смутный силуэт какой – то стекляшки, как ему казалось, с ужасом узнал бабочку. Он машинально отодвинулся, привстал, что и послужило Киприану доказательством. Драгоновский убрал бабочку, завернув фигурку в платок, после чего, положив Феликсу руку на плечо, заверил:

– Не бойтесь. Я знаю, кто создатель сего шедевра. Но для начал ответьте вы мне: зачем Фернандо Ильшанский создавал подобные летающие игрушки, да еще и встраивал внутрь ампулы с ядами?

Глава 25

Глава 11

– Зачем Фернандо Ильшанский создавал подобные летающие игрушки, да еще и встраивал внутрь ампулы с ядами?

Феликс раскрыл было рот, чтобы опровергнуть данную информацию, однако тут же замолчал, понимая, как будет глупо выглядеть его оправдание бывшего преподавателя.

Да и лежащая на тумбе рядом с кроватью бабочка, расположившаяся в слоях платка Киприана, говорила сама за себя.

Несмотря на слабость, Феликс привстал на кровати и, сев так, чтобы упереться спиной в подушки, посмотрел на выжидающего Киприана. Канцелярский служащий не собирался удаляться без ответов, и Феликс мог его понять. Но был не в силах удовлетворить его интерес: он до конца так и не понял назначения данной конструкции в форме насекомого.

– Доктор Ланской, – Драгоновский протянул руку к Лидии, и та сразу же отошла на пару минут к столу, после чего вернулась с кипой старых пожелтевших листов. – Взгляните. Может, что узнаете.

Феликс аккуратно перенял бумаги и, посмотрев умоляюще на Лидию, через минуту получил из чемодана футляр с очками в золотой оправе, чтобы не напрягать лишний раз глаза. Тем более, голова гудела не по – детски, что и побудило Феликса дать мозгу небольшую фору в восприятии мира.

Однако то, что он увидел, заставило сердце заколотиться так громко, что даже Киприан услышал. Он взял доктора за руку и, послав в позвоночник электрический импульс, помог сердцу успокоиться и начать перекачивать кровь в штатном режиме.

– Вы узнали, я понял, – сразу сказал Киприан. – Может, подскажете, зачем Фернандо изобрел это?

– Фернандо? – уточнил с удивлением Феликс, положив листы на колени. – Вы что – то путаете… Эти чертежи я видел, вы правы, – доктор прокашлялся, – но не у Фернандо. Кто вам это дал?

– Кто – уловил слово Киприан. – Доктор, мне напомнить вам, где я был этой ночью?

– У Горских, я помню.

– Именно. Старуха Горская, хоть и крайне не желала, все – таки показала кабинет покойного мужа, переданного, впоследствии, сыну, – начал рассказ Киприан, кивком отослав Лидию сделать чай. – Горский работал над этим, вы правы. Он первый задумал подобное устройство, но был плох как в инженерии, так и в физике, – Киприан указал на бабочку, стоявшую на тумбе, – на чертежах, обратите внимание, крылья устройства прикреплены к телу всего двумя болтами, а у этой модели – шестью. Плюс – присутствуют опоры в виде лапок.

– Горский передал чертежи Фернандо еще при учебе в медицинском корпусе, – заметил Феликс, перебирая листы. – Аркадий мне говорил, что хотел бы сотворить «опылитель» для садовых цветов, дабы не ходить на каникулах с лейкой по материнскому саду.

– Вот так точно: лень – двигатель прогресса, – усмехнулся Драгоновский.

– Именно. Фернандо же решил, что доработает для Горского бабочку, но создаст две модели: «опылитель» и «распространитель», – доктор вновь прокашлялся, с усталостью взглянув на Киприана. – Я знаю это, потому что они когда – то просили меня помочь в создании «брюшка» для данной модели.

И тут пришла очередь Киприана удивляться. Однако канцелярский глава быстро подобрался и, присев ближе, взял один из чертежей, положил рядом с доктором и указал в него пальцем. Точнее – в правый верхний уголок листа, где были выведены чьи – то инициалы.

– «В.П.» – прочитал Феликс, и его сердце недобро екнуло.

– Это еще не все.

Киприан выудил из кармана жилета сложенный вдвое блокнотный лист и, протянув Феликсу, увидел удивление на лице доктора, когда пальцы Ланского развернули бумажку.

– Как я и говорил, вокруг графини Елены Федоровны ходят странные слухи, но я не нашел ни единого подтверждения ее сумасшествия. Она не лежала в больницах, к ней не ходили психиатры. Это уже сто процентов, – заметил Киприан. – А тот, чье имя у вас выведено, был последним, кто купил костюм чумного доктора в лавке «Доктора Кэда» в Столице пять лет назад.

– Но тогда не было вспышек, – вспомнил Феликс. – Зачем?

– Я запросил ордер на допрос всех находящихся здесь. Однако, поскольку замешан князь, пришлось слать запрос в Парламент, – Киприан потер шею и устало выгнулся, сдержав зевок. – Но и это еще не конечные новости.

– Мне уже страшно, – Феликс хотел кашлянуть, но сжался и позволил Драгоновскому видеть его слабость.

– Вряд ли вас напугает факт того, что Арина была внебрачной дочерью Дмитрия Сергеевича Шелохова.

– Отца Александра?! – прохрипел Феликс, потерев горло. – Арина была… его…

– Да – да. Мне посчастливилось, по сути, немного встрять по дороге из Дельбурга в Кенсион из – за дождя, однако я провел сие время с пользой. Отыскал в пригороде Дельбурга повитуху, которая нажила себе приличное состояние, принимая роды у почти всех дворян востока. И женщина, на удивление, оказалась порядочная, сговорчивая и любящая поболтать. От дел отошла, но ее память оказалась лучше любого дневника, – улыбка исказила тонкую линию губ Киприана. – Сразу вспомнила и Шелоховых, и тридцать золотых, которые ей заплатил Дмитрий Сергеевич за рождение дочери и за молчание.

– А Арина… знала?..

– Боже вас упаси, – махнул рукой Киприан. – Такое лучше никому не знать. Но теперь хотя бы я понимаю, откуда у Александра такое «трепетное» отношение к Арине и откуда такое выделение служанки из числа прислуги. Он – то точно знал. Все – таки уже заканчивал кадетский, когда любовница отца разродилась Аринкой.

Феликс не знал, как бы помягче затолкать пласты информации в мозг. Упав на подушки и положив руку на лоб, доктор попытался разложить все данные по полочкам памяти, но, даже после сортировки в черепной коробке, остался главный вопрос: как совместить все то, что им попало в руки.

– Я, верно, замучил вас, – снисходительно заметил Киприан. – Что ж, договорим, когда вы поправитесь. Мне рассказали, что вы пережили ночью форму интоксикации.

– Можно ли нам встретиться вечером? – на вдохе уточнил Феликс.

– Разумеется. Если вы будете в состоянии хотя бы ходить самостоятельно.

– Буду, – заверил Феликс.

Киприану больше нечего было сказать. Единственное, что он оставил напоследок, перед уходом, это свою автоматическую ручку с чернилами и пару чистых листов на тумбе. Бабочку он завернул в платок – и унес с собой вниз, в гостиную, где за столом, как потом узнал Феликс от пришедшей Лидии, собрались чиновники.

– Господин Шелохов задал, конечно, князю, – тихо хохотнула Лидия, когда подала Феликсу чашку с чаем. – По его же вине вас скрутило так… Кстати, что вы чувствуете?

– Ничего хорошего.

Феликс выдавил из себя улыбку и отхлебнул чая. Это был не его любимый молочный улун, а настоянная на различных травах кипяченая вода, в которую Лидия для приличия уронила щепотку обычного чая с бергамотом.

Доктор было скривился и уже собрался послать Лидию переделать, но потом подумал, что сочетание чая и трав оставляет приятный сладкий привкус на языке и внутренней стороне щек, поэтому, придавив внутренний эгоизм и начавшуюся нервозность, Феликс молча продолжил смаковать напиток.

Пери одически он посматривал на оставленные Киприаном чертежи, и все думал: «В.П.» – это сокращение подходило лишь под одного человека, но Феликс не помнил, чтобы Вера увлекалась инженерией. Ее уделом были химия и биология, а вот к физике у нее не было особых талантов. Как и желания, поэтому этот предмет Феликс списывал периодически именно у Горского, которому в расчётах не было равных.

Но тогда откуда чертежи у Фернандо? И почему именно он ими владел?

Еще и эта Елен Федоровна… НЕ лежала в больницах, не наблюдалась у психиатров, при этом все говорили об ее сумасшествии. Откуда пошел слух? Кто пустил? И почему именно на ее имя был куплен последний костюм чумного доктора в Столице? Да еще и пять лет назад, когда отмечался один из самых спокойных периодов в Столице после Войны…

Мысли бились о черепную коробку как назойливые мухи в стеклянный банке, однако от дум его отвлек вопрос Лидии:

– Скажите, а вы знаете итальянский?

Феликс повернул к ней голову и, удивленно приподняв дну бровь, заметил:

– А на каком, по – твоему, я говорил в Венеции три месяца?

– Я просто уточнила. В Швейцарии вы предпочитаете французский.

– Он для меня привычнее. А почему ты спросила?

Вместо ответа Лидия принесла со стола посланную вчера бабочкой бумажку. Лидия показала ее Киприану, но решила не отдавать, так как была не уверена в своих догадках. И это заставило ее обратиться даже к больному Феликсу, чтобы он взглянул на написанные итальянские слова.

Однако почти сразу нахмурился. Слова были написаны понятно для него, как для врача, но ни один был непосвященный в тонкости латыни, не понял ни слова. Словно писавший строки знал часть из итальянского языка, а часть из «мертвого».

– Это принесла бабочка, – сказала Лидия. – Но и я, и Эдгар были так обеспокоены, что не сразу обратили внимание на написание. А потом я увидела слово «velenum» и «antidottoum»[1].

– Я так понимаю, что первое – это «veleno». Что с итальянского и латыни означает «яд», – пояснил Феликс, – а слово «antidottoum» написано как сочетание и латинского языка, и итальянского. Интересно. А вот действующие вещества выведены верно.

– Выходит, что убийца не совсем знает как пишутся яды? – уточнила Лидия.

– Может быть. А может – это ловушка, чтобы запутать. Ошибиться, зная правильный ответ, легко. Вопрос: зачем и кому это нужно.

– Вас захотели спасти, это же ясно.

– Лида, что за вздор, – Феликс поставил чашку на тумбу и стал изучать написанное дальше. – Кому я нужен…

– Видимо тому, кто отравил уже двоих. И даже не прокололся нигде, – заметила Лидия, сев на край постели Феликса.

Феликс с минуту подумал, после чего выполз из – под одеяла, спустился с кровати и, почувствовав первые силы, оттолкнулся и встал. И организм, на удивление, отозвался согласием: мышцы ныли, но терпимо, а усталость, присутствовавшая час назад, спала, позволив Феликсу вдохнуть, ощутить жар в груди, поперхнуться и прокашляться.

– Вам лучше полежать до вечера, – заметила Лидия. – Эдгар сказал, что у вас могут начаться астматические приступы из – за ожога легких и гортани.

– Я сам доктор, поэтому не сделаю хуже. Тащи свои рубашки с шнурками, – вдруг сказал Феликс, обернувшись к девушке. – я же обещал тебе прогулку к озерам. Правда, ее придется скорректировать.

– Вы меня пугаете все больше и больше.

– Ну конечно, – Феликс вдруг приблизился, взял двумя пальцами подбородок Лидии и склонился так, что Ильинская услышала аромат трав от губ доктора, – я же сумасшедший. И как ты меня называешь? Чокнутый.

– Я так не говорю…

– Врать ты не научилась, – улыбнулся Феликс, выпрямляясь. – Так что, рубашка будет? Или мне достать свитер?

– Минуту!

Лидия умчалась из комнаты, а Феликс, быстро спрятав бумажку с названием яда и антидота в блокнотик, который носил с собой во внутреннем кармане жилетки, молча снес процесс надевания и затягивая рубашки на талии, после чего заправил подол в брюки, спрятал револьвер за пояс, натянул перчатки, пальто и, предлагая руку Лидии, улыбнулся:

– Не сочтите за грубость, миледи, но давайте прогуляемся по болотам.

– Будь на моем месте приличная дама, она бы вам такую затрещину сейчас отвесила, – укоризненно протянула Лидия, но руку приняла.

– За что это? – удивился Феликс.

– Руку даме подают правую руку, – заметила Ильинская, протягивая левую, правильную. – Мы сейчас что, как в польке, пойдем с вами по кругу?

– Иногда ты нудишь хуже бабки.

На это Лидия лишь фыркнула и, когда Феликс сменил руку, грациозно ему ответила, после чего, захватив свою шляпку и плащ, вышла с Феликсом через черный ход дома, дабы не привлекать внимания ни князя, ни Шелохова, ни Драгоновского, крики коих были слышны еще в саду, когда Феликс тихо отворял калитку и выпускал на улицу Лидию.

***

Погода им благоприятствовала.

Солнце светило на абсолютно чистом от облаков небе, траву колыхал прохладный ветер, нёсшийся с озер, а листва на деревьях шелестела с тем великолепием, когда могло показаться, что природа наконец – то обрела голос.

Феликс вел Лидию по той самой тропинке, которая вела по пригорку мимо болотной поляны с ирисами, а также пролегала в паре десятков метров от особняка Разуминина. С его двора слышались крики слуг, ржание коней, а также лай собак.

Несмотря на отравление и измождение, Феликс чувствовал себя относительно хорошо. Хоть вдохи и давались с трудом и через боль, а кашель надоел уже через десять минут прогулки, все – таки Ланской отмечал, что на воздухе ему легче, чем в комнате.

К тому же ему хорошей поддержкой была Лидия, идущая с ним под руку, как девушка, и дававшая непрошенную, но нужную опору. Призраки, что странно, не тревожили его рассудок, поэтому Феликс начал анализировать окружающее пространство.

Он помнил сон об Арине и Аркадии зимой, однако не мог сказать, что лес или тропинка претерпели кардинальные изменения, как и старый заброшенный дом, к которому они вскоре вышли.

Собственно, он и венчал собой тропку в лес, о которой знали немногие.

Лидия уже видела дом из красного кирпича в дождливую ночь, поэтому уточнила:

– Что вы хотите тут найти? Дача Горских стоит тут уже более года заброшенной.

– Заброшенной? – удивился Феликс, увидев начищенные до леска ручки дверей. – Не сказал бы. Пошли. При тебе отмычки.

– Конечно.

Лидия отстегнула от пояса небольшой кошелек, в которой лежала связка с отмычками, которые Феликс когда – то попросил заказать в Цюрихе. В некоторые дома пациентов было невозможно влезать через окна или подвалы, поэтому пришлось узнавать от некоторых личностей типы замков, заказывать для каждого свою отмычку и учиться ими орудовать.

В замком на двери не пришлось возиться. Феликс быстро подобрал к стандартному замку отмычку, пару раз провернул и, толкнув ветхие деревянные створки внутрь, шагнул в заполненный листвой и паутиной коридор.

Лида брезгливо огляделась, смахнув упавшую ей на плечо пыль, а Феликс, двинувшись вперед, поднялся на второй этаж, увидел всего три двери и пошел к приоткрытой. Но был почти на сто процентов уверен, что это путь в комнату Горского.

И, как только он тронул рукой дверь, голову пронзила вспышка острой боли, а из груди выбили весь воздух. Феликса согнуло, он чудом удержался на ногах, и Лида, увидев это, сразу поддержала его, приложив ледяную руку к животу.

– Господин Феликс…

– Порядок, – заверил Феликс, глубоко вдохнув. – Пошли.

Он открыл дверь – и то, что увидел, заставило даже его, бывалого медика, прошедшего и Революцию, и Войны, вскрикнуть. А Лидия, протиснувшись в комнату позднее, заорала во весь голос, прикрыв руками рот.

– Какого черта…

– Господи!.. Господин Феликс! Не трогайте это!..

Но Ланской, приблизившись к кровати, взглянул на последовавшего за ним призрака Горского. Аркадий остановился напротив доктора, посмотрел пристально на Феликса, а после – на то, что осталось от его тленной оболочки.

– Господин Феликс… прошу… не трогайте… Фу!

– Выйди! – гаркнул Феликс, не оглядываясь на девушку. – Выйди отсюда!

И Лидия не стала спорить, скрывшись в коридоре.

Хлопнули ставни, заскрипели заржавевшие петли окна, и через пару минут из коридора в комнату ворвался поток воздуха с ароматом сырости и мокрой травы.

Феликс приложил к лицу платок и, не снимая перчаток, воспользовался своим скальпелем, отвернув край занавески, которой было укрыто мумифицированное тело молодого человека. От запаха его самого чуть не вырвало, поэтому он быстр вернул ткань назад, а затем посмотрел на высушенное лицо покойника.

Некоторые остатки волос, зубы и кости сохранились идеально, как и висящий на шее золотой крестик. Одежда выгорела и превратилась в лохмотья, оголив окаменевшие остатки.

Медик наскоро осмотрел мумию, не желая к ней прикасаться и склоняться, увидел знакомую ткань синего нашейного платка – именно такой повязывала Горскому Арина в первом видении, – и сразу вздохнул:

– Что ж ты такого сделал, что с тобой так?

Феликс посмотрел на стоявший неподвижно призрак Горского. Молодой человек не отрывал взгляд от своего тела, словно еще мог понимать, что случилось. Но вдруг резко поднял голову, взглянул на Феликса – и указал пальцем на изголовье кровати.

И Ланской не стал ждать.

Он подошел к стене, осмотрел сначала грядушку кровати, а потом перешел на стену. И почти сразу нашел то, что просил Горский: пыльные и ржавые канделябры, внутри трезубцев коих покоились уцелевшие свечные огарки.

– Я понял, – кивнул Феликс призраку.

Но не увидел Горского. Аркадий испарился, оставив после себя смешанные чувства в душе медика.

Однако Феликс не привык долго думать над ощущениями, которые ему не высказали напрямую. Поэтому, вновь воспользовавшись скальпелем, выковырял три огарка из правого канделябра и, осмотрев при солнечном свете у окна, в каком – то смысле обрадовался:

– Вот ты и попался.

Он завернул восковые остатки свеч в платок, завязал узелок и, сунув в карман пальто, осмотрелся. В комнате не было ничего примечательного, но некоторое чувство, которое жгло в груди, буквально заставило его пройтись по дугообразной траектории – и остановиться около платяного шкафа.

Феликс посмотрел на дверцы и ручки, и увидел, что на пыльной поверхности видны свежие темные отпечатки пальцев и рук. Феликс поддел скальпелем дверцу, отодвинул ее в сторону – и чуть не ахнул.

– Господин Феликс…

Лидия старалась не смотреть на кровать, где лежала мумия Горского, и смотрела лишь на доктора, чтобы быстрее подойти, абстрагируясь от гнилостного и затхлого запаха. Феликс не обернулся к ней, но кивнул на висящий внутри шкафа костюм с острым кожаным клювом, большими черными окулярами и достаточно старым плащом.

– Это же…

– Убийца спрятал улику тут, зная, что даже, если в дом залезут, увидев мумию – сразу сбегут. Расчет хороший, – Феликс прокашлялся, почувствовав в горле спазм. – И смотри, что сразу бросается в глаза.

Он оттянул ткань плаща, оголив каркас кожаной куртки, из – под которой выглядывали брюки. Но Лидия, как девушка, сразу поняла, о чем говорит Феликс. Она указала на вшитые вручную вставки из велюра, а также отметила швы на куртке по бокам – тоже вставки, но уже из натуральной кожи.

– Его перешивали под женскую фигуру типа «груша», – заметила Лидия.

– Не соглашусь. Да, брюки, может, под это перешивались. Но не куртка. Посмотри, как лежат кожаные вставки и где швы, – он вновь откашлялся, после чего глубоко вдохнул.

– Погодите, вы думаете… Похоже, не спорю, но разве можно на таком сроке двигаться в подобном?

– Слушай, у меня в практике была дама, у которой до родов не было видно живота, – заметил Феликс, продолжая осматривать костюм. – Так что тут легко можно предположить, что наш чумной доктор начал свои происки, будучи в деликатном положении.