Переход

Кто бы мог подумать, что этот горный эльф станет для неё чем-то большим, чем просто частью редкого, светлого детского воспоминания. Одним из немногих, где кровь была не на ней, и не вокруг неё.

Очнулась она от резкого запаха – кто-то поднёс к лицу что-то влажное. Ткань. Запах металла. Фориан, оказывается, успел отвести её в сторону от пещеры и теперь осторожно вытирал кровь у её носа.

– Деньги забрал? – хрипло спросила она, даже не глядя.

– Конечно. Только… урезали, – ответил он, и в голосе прозвучала нехотя принятая несправедливость.

– Что? – Бланса резко отстранилась, и в глазах полыхнуло недовольство.

– Аглет был без крыльев, – спокойно пояснил Фориан.

– Да он чуть не убил тебя ими, – огрызнулась она, как будто это он сам лишил себя награды.

Фориан коротко усмехнулся, не оправдываясь.

– Спасибо скажи, что вообще жив остался.

Глава 7 – Кислая правда

Горный эльф окинул взглядом свой отряд при тусклом свете утра. Они укрылись в одной из пещер – израненные, измотанные, молча пережёвывающие усталость. Кто-то был ранен, кто-то уже мёртв.

Он вышел наружу. Свежий воздух не облегчал. Плечи дрогнули, когда он поднял взгляд – и увидел её. И она видела его. Ни доброты, ни удивления – только выжженная усталость и странная, глухая обречённость. На бледной коже – тени под глазами, новые тонкие шрамы. Хвост, всегда аккуратно затянутый, теперь растрёпан, и, кажется, ему было всё равно. Но стоял он по-прежнему прямо – гордо, несгибаемо. Всё тот же, каким она его помнила.

Она хотела спросить, что произошло, почему он здесь, но слова не шли, а ноги будто приросли к земле. Его взгляд неожиданно смягчился. Улыбка, вымученная, почти болезненная, скользнула по губам…

Бланса распахнула глаза. Потолок, стенка, тепло одеяла. Постель. Она не помнила, как сюда попала, но сон стоял перед глазами, как реальность. Слишком ясный, слишком ощутимый. Даже не глупо – страшно – было подумать о ведунье. Не то чтобы она избегала их: просто настоящих среди них мало, а шарлатанов – пруд пруди. Но если это было ведение…

Она медленно осмотрелась. Солнце пробивалось сквозь наглухо зашторенные окна. В углу, у стола, сидел Фориан и читал книгу при свете тонкой свечи.

– Зрение напрягаешь, – хрипло сказала она, садясь. – Я что-нибудь делала во сне?

Он обернулся, закрыл книгу и подошёл. Присев на край кровати, всмотрелся в её лицо, потом протянул руку и стёр большим пальцем слёзы, сбежавшие к виску.

– Не говорила, но плакала. Не шевелилась – только вздрагивала.

Она отвела взгляд.

– Поспрашивай у людей, есть ли в округе ведуньи. Я начну собираться.

– Уже?

– А у тебя тут остались дела? – усмехнулась она и, не дожидаясь ответа, взмахнула рукой, как отгоняя назойливую мошку, и нырнула под кровать за посохом.

В городе профессионалов не оказалось.

Когда-то мать научила её простому трюку: чтобы проверить ведунью, нужно спросить про любимого питомца в детстве. Настоящие чародейки образа мгновенно улавливают тёплые, яркие воспоминания. Остальные – гадают. Или врут.

Бланса считала ведуний чародеями иного толка. Они не призывали стихии – они работали с внутренними образами.

Одна попалась. Шарлатанка.

Правильно определила, что Бланса с севера – но кто бы не догадался? Бледная, несмотря на два солнца. Даже теперь, когда небо чаще ясное, кожа её остаётся молочной. Загар не прилипал, да она и не старалась – ей нравилось выделяться.

Когда та произнесла: «снежный хорёк» – Бланса только усмехнулась. Да, в их краях этих тварей было много. Настолько, что она, бывало, ела их на завтрак. Если ловила.

Ничего не сказав, Бланса вышла из лавки, что пряталась на задворках причала.

– Быстро, – протянул Фориан, не успевший и надкусить яблоко. – Не расскажешь, что тебя так встревожило?

Она молча взяла зелёный фрукт, резко откусила. Взгляд её метнулся не к морю, а назад – в сторону, откуда они пришли. Сквозь серые дома, через городскую стену, мимо лесов, забытых деревень… туда, где высились холодные горы. Там, где во сне стоял он.

Но вместо этого – только грубый камень.

Бланса опустила взгляд на яблоко.

– Фу. Кислятина, – только теперь заметила она. – Как ты такое ешь?.. – бросила через плечо, не оглянувшись.

Фориан с досадой проследил, как плод отскочил от мостовой, но ничего не сказал. Он просто догнал её, вцепившись зубами в своё яблоко так, словно кто-то хотел отнять.

– Не скажу, – тихо добавила она. – Сама не уверена. Даже не знаю, что и думать.

Глава 8 – Зверь на глубине

Переправа через океан в Хагент обещала быть увлекательной во всех смыслах. Бланса по-прежнему не отказалась от идеи поймать ватсера. Если всё сложится удачно, на грузовом корабле устроят пир на туше этого морского чудовища. И хотя ей была нужна лишь чешуя, мясо можно было пустить в дело, голову – выбросить.

Она была довольна, что по доверенности арданцев им не пришлось плыть вместе с остальными на транспортном судне. Там могли оказаться родные или близкие тех, кто погиб от лап зверя. Последнее, чего ей хотелось – объясняться с возможными вдовами. Хоть в чём-то арданцы оказались полезны.

Перед отплытием они с Форианом успели наслушаться и страшилок, и сухих фактов. Раньше ватсер нападал исключительно по ночам. Пропажу товаров долго списывали на штормы, халатность, контрабандистов. Правительство Саденорта годами слало прошения в Чертог, но ответов не поступало. До тех пор, пока не исчез товар, заказанный самим Чертогом. Только тогда в дело вмешались арданцы. Как обычно – пока наверху не тряхнёт, никто не пошевелится.

– Но ватсер всё ещё жив, – заметила Бланса, сидя на бочке. Её осанка и грудь, что так редко радовала мужчин, невольно привлекали внимание, но внешность этих моряков быстро отбивала охоту наслаждаться этим интересом.

– Именно, – старик рядом сплюнул прямо на палубу, зыркнув в сторону Авинкорда, что всё ещё таял на горизонте. – Арданцы теперь ходят в море, чтоб охранять груз…

– Только свой, – добавил Фориан.

– Уж не знаю, что началось раньше – звериное безумие или их лихорадочные закупки, – подал голос третий моряк, что стоял поодаль. Зубы у него были в наличии, в отличие от старика, но каждый – гнилой. От обоих несло тухлой солью и застоявшейся водой, будто они год не сходили с палубы и ни разу не мылись.

– Да это всё Чертог! – старик, цепляясь за перила, выдал почти с криком. – Он и воздух портит, ставлю на это свои последние зубы!

Пара молодых матросов хихикнула, но смолкла – капитан уже обернулся. Волосы его прилипли ко лбу, лицо обветрено, как дерево в шторм. Соль осела на воротнике рубахи.

– Успокойся, отец, – он сжал костлявое плечо старика. – Мы всё равно не узнаем правду, торча в море. – Капитан перевёл взгляд на Блансу и Фориана. – Вы уверены, что справитесь с ватсером?

Ветер шевелил ворот её накидки. Воняло мокрыми досками, прогнившей бечевой и засохшей рыбой, как на любом торговом судне. Где-то в трюме звякнули бочки – корабль врезался в очередную волну, и палуба снова качнулась.

– Конечно, – ответила она, слегка улыбнувшись. – Ради этого я и здесь.

В этот момент чайка истошно закричала над мачтой. Кто-то наверху ругнулся и сплюнул через плечо.

– Кстати, – Бланса выждала паузу, чтобы точно быть услышанной, – вы, случайно, не слышали о некоем Гуаресе?

Всё замерло. Даже парус, хлопавший секунду назад, будто на мгновение сник. Матросы переглянулись. Кто-то отвёл взгляд. Кто-то сжал рукоять ножа на поясе. Но почти все посмотрели на капитана и его отца. Слишком быстро. Словно по привычке.

Бланса лениво опёрлась на ближайшую бочку, прижав руки к деревянной поверхности так, что грудь слегка упёрлась в них, создавая неосторожный акцент. Но это было частью игры.

– Ну? Хотя бы что-нибудь, – её голос прозвучал мягко, но в нем скользнуло железо.

– Чего вылупились?! – гаркнул капитан, резко обернувшись к команде. – За дело, сволочи!

Матросы мгновенно зашевелились. Скрипнули канаты, кто-то начал ругаться, заколотила по палубе ржавая лебёдка. Воздух наполнился привычным шумом, как будто кто-то сорвал замершую сцену с крючка.

Капитан снова повернулся к Блансе. Но старик – не шелохнулся. Его мутные глаза не отрывались от чародейки.

– Мы знаем не больше других, – выплюнул он. – Чародей пробрался на гражданский корабль и уплыл. Вот и всё.

– Разве не в Хагент? – почти невинно спросила Бланса, будто не замечая, как его челюсти стиснулись.

– А почём нам знать?! – срываясь, выдохнул он. И отвернулся, будто сплюнул за борт.

Старик, ворча сквозь зубы, вскочил с ящика, насколько позволяли уставшие ноги, и прихрамывая зашаркал к люку в трюм. Его спина казалась слишком тонкой под влажной рубахой.

– Нелюбовь у него к преступникам, – заметил капитан, будто в шутку, и пошёл дальше, к штурвалу, поглаживая бороду. Солёный ветер трепал края его кафтана.

Бланса с невозмутимым лицом поднялась с бочки. Ткань плаща прилипла к бедру от сырости. Она подошла к Фориану, что всё это время стоял у борта, опершись о скользкие перила. Брызги ударяли снизу, будто лодка плыла сквозь дыхание живого чудовища.

Она встала рядом, повторив его позу.

– Что думаешь? – спокойно спросила, глядя на горизонт, где небо и вода сливались в тяжёлую стальную полосу.

– Думаю, что сегодня я буду спать в трюме, – отозвался он, не отрывая взгляда от волн. Бланса с лёгким изумлением повернулась к нему. – Лягу пораньше. Вдруг услышу их разговоры, – добавил он, почти невинно.

Она прищурилась и улыбнулась, как кошка.

– А я уж было подумала, что ты бросаешь меня на растерзание одиночеству… в капитанской каюте, – выдохнула с притворной грацией, будто отыгрывала сцену на балу, – которую он нам любезно предоставил.

– А я, как самый благородный, решил оставить девушку в покое. Не провоцировать ни себя, ни её на необдуманные действия… – он изогнул бровь и повторил жест арданцев: два пальца к виску и вниз, как капля по щеке. – О которых потом, вполне возможно, придётся жалеть.

Их взгляды встретились.

Миг – и оба прыснули, как заговорщики, застывшие в неуместной сценке. Смех был тихим, почти детским. Они вновь уставились в море, возвращаясь к прежним позам.

– Плыть нам дней семь, – заговорила Бланса, будто на память, – а ватсер, кажется, появляется где-то на середине пути…

– Даже обычные люди чуют, что что-то не так, – Фориан стал говорить тише. Его голос тонул в скрипе снастей и крике чаек. Бланса глянула на него, в ожидании продолжения. – Ватсер вылез из глубин? Допустим. Но где он тогда… «ночует»? Он же не может плавать туда-сюда каждый день. Он не паром.

– Согласна, – кивнула она. – По пути он, наверно, вышивает крестиком или чистит клыки. Иначе бы помер со скуки в такой рутине, – выдала она с той самой бесстрастной прямотой, которая в ней частенько была страшнее угроз.

– Насколько я помню из географии, – спокойно продолжил он, – в этой части океана нет ни одной подводной пещеры, расположенной так высоко, чтобы в ней мог спать змей.

– И что я обычно говорю в таких случаях?

Фориан тяжело вздохнул.

– Что можно гадать сколько угодно.

– Вот именно, – усмехнулась Бланса. – Лучше скажи, как местный, есть ли в Хагенте что-то, что мне стоит знать заранее?

Он на мгновение замолчал, переводя взгляд на воду. Спокойную, с едва ощутимой зыбью. Именно туда, скорее всего, его и утопят, если Бланса узнает слишком много. Сжав губы, он кивнул самому себе.

– Хагент – материк людей. Там есть и другие расы, конечно, но все реже: почти все перебрались на Авинкорд.

– Всегда было интересно, – её губы скривились в усмешке, но глаза оставались холодными, – как же так вышло.

– У них там даже время своё, – продолжил Фориан, стараясь не встречаться с ней взглядом.

– В смысле? – Бровь Блансы приподнялась.

– У них всё иначе называется. Есть "секунды", "минуты", "часы"… дни там складываются в недели, месяцы, года. А ещё – триместры.

– И сезоны? – переспросила она.

– Зима, весна, лето, осень. Вместо нашего: сезон холодов, оттепели, солнц и мороси. – Он пожал плечами. – Удобно, наверное, когда можно назвать время, не глядя на звёзды или солнце.

– У меня голова закипает… – простонала Бланса.

– Вопросы?

– Были бы. Если бы я хоть что-то поняла из твоей тарабарщины.

Фориан отвёл взгляд. По лицу не понять – то ли задумался, то ли вообще ни о чём не думает.

Сначала Бланса была уверена: в такие моменты он проклинает всё на свете – и особенно тот день в Мёртвом лесу, когда, подцепив её как бездомную и полумёртвую, предложил довести до Канчеса. Но чем чаще вспоминала, тем больше ощущала: что-то в той встрече не так. Будто её кто-то подтолкнул. Или подставил.

Мёртвый лес был первым местом, куда она отправилась после смерти матери. То ли хотела что-то себе доказать. То ли – не выйти оттуда живой. И тут она не могла не вспомнить об одной из последних встреч с матерью.

– Что ты там возишься… – прошипела женщина из-под одеяла. Рука сжалась на краю ткани так, что побелели костяшки. Голос сорвался в кашель, сухой и рвущий горло.

Девушка стояла у тумбы, спиной к кровати. Она не торопилась. Медленно откупоривала пузырёк, будто взвешивая каждое движение. Жидкости в нём оставалось на донышке – мутной, серо-зелёной, с запахом подгнивших водорослей и железа. Противная дрянь. Но даже эта дрянь могла продлить старой ведьме жизнь ещё на день.

Не копошилась. Тянула. Сознательно.

Мать не умела умирать тихо – обрушивалась на всё вокруг, как раненая волчица. Говорила, что её друг в пути. Что всё наладится. Что осталось чуть-чуть. Уши дочери давно уже гудели от этого "друга", от обещаний, от притянутых воспоминаний, которых она и сама не могла разобрать: был он? Видела ли хоть раз?

– Напомни, как зовут твоего спасителя? – ровно спросила она, разворачиваясь. В одной руке – бокал, во второй – склянка. Противный запах ударил в нос, но девушка даже не поморщилась.

– Совсем память отшибло?! – мать выхватила бокал так резко, что часть лекарства брызнула ей на руку. – Кто тут умирает – я или ты?.. – она сглотнула содержимое в один глоток, и лицо у неё передёрнуло. Зато голос стал тише. – Хаяр…

Слово прозвучало почти с нежностью – и от этого захотелось выть.

Дочь молча развернулась и вышла из комнаты. Дверь за спиной не хлопнула, но щёлкнула злобно, как выстрел.

В кулаке всё ещё был бокал. Стекло треснуло с хрустом – пальцы сомкнулись сильнее. Острые края впились в кожу, тонкие осколки прорвали её до мяса. Кровь капнула на пол. Боль пришла с опозданием, и девушка не шелохнулась. Только посмотрела на багровые капли и подумала, как же это… тихо.

Глава 9 – Там, где умерла Смерть

Когда мать была ещё жива, она не раз повторяла: Мёртвый лес – гиблое место. Только самый опытный охотник может выбраться из него живым. Там водятся дикие твари, не похожие ни на зверей, ни на демонов. Там кишат падальщики и паразиты, высасывающие последние соки из земли – и из тех, кто осмелится ступить на проклятую землю.

Никто точно не знал, откуда взялось это чёрное пятно на карте. Но у людей всегда находится легенда на любой случай.

Бабушка рассказывала иначе. По её словам, Жизнь и Смерть – вечные спутники всех, кто ходит по земле. Невидимые, как ветер, и столь же неумолимые. Они шли рядом, наблюдали, берегли равновесие. Но однажды между ними вспыхнула ссора. Смерть была смертельно ранена на землях Авинкорда. И погибла.

На том месте почернел лес. Окостенела земля, исчезли звери, а вместо них пришла гниющая тьма. Осталась только магия. Густая, неподвижная, с привкусом железа. Магия самой Смерти.

Потому туда и стягиваются все хищники.

– Но есть одна полоса, – говорила бабушка, – которую Смерть не смогла пересечь. Поговаривают, что её оставила сама Жизнь. Рядом с Мёртвым лесом растёт светящееся растение. Его плоды мерцают в темноте и при каждом шаге вспыхивают огоньками – словно предупреждая: «Не ходи». Их зовут ниглоны. Они сдерживают тьму внутри и зовут путников обойти проклятую чащу стороной.

– Какая чепуха, – фыркнула маленькая девочка, доедая похлёбку. – Смерть не может умереть. Это же Смерть.

Бабушка улыбнулась, не сердясь.

– Эх, если бы всё было так просто… Говорят, если кто-то сумеет выйти из Мёртвого леса живым – он станет новой Смертью.

– То есть… силы себе заберёт? – уточнила девочка, хлюпая ложкой.

– Возможно, – пожала плечами старая женщина. – А кто-то говорит, что Смерть не умерла, просто потеряла силы. И теперь медленно восстанавливается.

– А если восстановит? – нахмурилась девочка.

Бабушка замерла. За узким окошком грохотал ветер, метель швыряла снег в стекло. Дом скрипел на перекрестьях, как старый корабль на мели.

– Кто знает, – выдохнула она. – Может, Мёртвый лес начнёт расти. Может, беды одна за другой повалят в мир. А может… – она хмыкнула, и в голосе её снова прозвучала улыбка. – А может, ничего и не случится.

– Вот зачем меня сюда вообще занесло… – прошипела Бланса, петляя между сухих корней и выжженной земли.

Василиск преследовал её, не сбавляя темпа – хриплое дыхание чудовища и лязг когтей эхом разносились в пустынной тишине. Девушка резко обернулась и взмахнула посохом – из наконечника сорвалась струя воды, хлестнувшая прямо в морду твари. Василиск взвизгнул, подскользнулся на скользкой жиже и рухнул на бок, но Бланса уже сорвалась с места, уносясь прочь.

Вокруг раскинулась мёртвая, иссохшая равнина. Земля – потрескавшаяся, почерневшая, будто выжженная изнутри. Сквозь неё тянулись уродливые деревья – не лес, а роща из застывших криков. Влажный туман стелился низко, липкий, будто живой, и всё время казалось, что за тобой кто-то наблюдает. Сотни глаз в каждой тени.

Она бы с радостью смела василиска мощной волной – в нормальных условиях. Но здесь воздух был тяжёлым, магия вязкой и скудной. Ни один приличный поток не собирался. Вместо силы – только плевки. Даже дышать было трудно: будто весь мир здесь разучился делать вдох.

Впереди показался холм – низкий, рассыпающийся, но хоть что-то. Бланса из последних сил бросилась к нему, не разбирая дороги. В висках стучало, лёгкие выли от боли, бок сдавило спазмом. Она взобралась наверх, едва не теряя равновесие, и скатилась по другую сторону, проваливаясь в углубление.

На секунду всё стихло. Лишь бешеный, неостановимый гул крови в ушах. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться наружу.

Кажется, василиск отстал. Сердце всё ещё грохотало в груди, но вокруг наконец повисла мёртвая тишина. Только дыхание – резкое, с надрывом – заполняло уши. Бланса осторожно высунулась из углубления… И тут земля дрогнула. Сначала еле ощутимо, как будто под ней кто-то прошёл. Потом – сильнее. Под ногами медленно поднялся холм, разрастаясь в трещинах и паре клубов серого пепла. Девушка вскинулась и в прыжке вырвалась из ямы, но едва успела отпрыгнуть в сторону, как под ней разверзлась земля. Из раскола с глухим, будто костяным, грохотом появилась гигантская змеиная голова – потрескавшаяся, тёмная, блестящая от слизи, как вывернутый изнутри панцирь. За ней медленно выползло огромное тело, с трудом передвигающееся на двух передних лапах. Они были чуждые – скорее похоже на лапы ящера, только с неестественно длинными пальцами и когтями, которые вонзались в землю до самых суставов. С каждым шагом они вспарывали почву, рыхлили её, как будто готовили могилу.

Бланса застыла, лишь скосила глаза в сторону, ища посох. Он лежал в почти рядом, выброшенный ударом. Магии почти не осталось. Воздух вокруг – вязкий, спёртый, словно залитый невидимой смолой, не дающей вдохнуть полной грудью. Пальцы сами сжались в кулаки, загоняя под ногти холодную землю с привкусом праха. Она до боли прикусила губу, выдохнула сквозь зубы, чувствуя, как желудок выворачивает от тошнотворной желчи во рту. Голова гудела, как колокол. В ушах стоял звон, будто от удара по металлу.

Змей остановился. Его глаза, полные тьмы, сузились. Он будто собирался с силами. Подался чуть вперёд. В лапах напряглись жилы. Сейчас бросится. Вцепится когтями – и сомкнёт пасть, одним движением переломив ей позвоночник. Полностью заглотит, как других. Переварит глубоко под землёй, где уже никто не найдёт останков. Бланса знала это. Чувствовала. Но не отвела взгляда. Не закрыла глаза. Не закричала. Только смотрела – и ждала.

И всё же прыжка не последовало.

Бланса моргнула, приходя в сознание. Мир казался тёмным и перекошенным, как будто вывернутым наизнанку. Сквозь звон в ушах она уловила шорох. К её ногам медленно подползала густая, почти чёрная лужа крови, растекаясь по потрескавшейся земле, впитываясь в пыль и мёртвую соль. Там, где секунду назад была голова змея, теперь стояла лапа. Громадная, покрытая чёрной кожей с иссечённой текстурой, как у древней каменной породы. Три пальца, короткие, тупые когти. Не змея. Змея раздавили. Эта лапа была больше, тяжелее, и с каждым движением хруст костей под ней отзывался в груди Блансы глухим гудением.

Она застыла. Её взгляд – размытый, но цепкий – скользил по лапе вверх, прослеживая, как она с нечеловеческой лёгкостью поднимает обмякшее тело змеи. Голова задралась сама собой. Перед ней возвышалось нечто. Зверь. Колосс. На фоне выжженной земли он казался существом из другой реальности, настолько огромным, что всё вокруг – включая её – выглядело жалкими остатками после великой битвы. Три громадных рога, выдающихся из головы, которая едва ли напоминала голову в привычном понимании. Без глаз, с двумя огромными чёрными впадинами – будто провалами в плоти. С двумя руками, непропорционально массивными. С короткими задними конечностями, похожими на костяные подпорки. Хвост, длинный, словно вросший в саму землю, заканчивался тяжёлым утолщением, почти сферой – как булава без шипов. У его "лица" проступали выступающие, зубчатые губы и бледные костяные наросты, будто застывшие в безмолвном рычании.

У Блансы вырвался нервный смешок. Он вырвался сам – тихий, судорожный, на грани истерики. Перед ней стоял гурн. Настоящий. Не текст из книги, не иллюстрация на выцветшем пергаменте. Она читала о нём. Видела зарисовки, видела чьи-то шрамы, слышала рассказы, в которые не верила. Крайне редкое существо, встреча с которым почти всегда была последней. У него на «голове» – не зубы, а костяные выступы без функций. Впадины – не глаза, а ноздри. Гурны слепы. Их единственный глаз – спрятан в утолщении хвоста и почти всегда закрыт. Считалось, что он открывается лишь тогда, когда вокруг собирается слишком много магии. Зверь не видит тел. Он видит силу. Это дезориентирует. Поэтому гурн "видит" иначе – носом, улавливая отпечатки магии, как запахи.

И он явно нашёл кого-то. Или что-то. Потому что прямо перед её глазами гурн медленно поднял тело раздавленного змея к себе, на уровень ноздрей. Понюхал. Застыл, будто размышляя. А потом, с тем же почти ленивым, вальяжным движением, прижал тушу к себе. Его грудная клетка, казалось, раскрылась. Выступающие рёбра вытянулись, сомкнулись на мёртвом теле, втянули его внутрь, как губка – влагу. И сразу за этим началось странное, отвратительное движение под кожей – будто тело змеи начало медленно растворяться, таять, исчезать в живом организме, не требующем ни зубов, ни желудка. Только контакт.

Бланса смотрела. Даже не дышала. Её лицо всё ещё было грязным от пыли и крови, губы – разорваны от укуса, но она больше не чувствовала боли. Только трепет. Не страх. Не ужас. Почти благоговение. Перед ней было что-то древнее. Голодное. И равнодушное.

Блансу подташнивало. Тошнота подкатывала к горлу, но она подавила её. Гурн застыл, как камень, его силуэт выделялся на фоне выжженной, мёртвой земли. Девушка поспешно огляделась. Посох – там, метрах в десяти. Гурны редко бывают быстрыми. Значит, у неё есть шанс.

Она рванулась вперёд, пригнувшись, будто от этого могла стать незаметнее. С каждым шагом всё ближе – посох, её магия, её выживание. Но до него она не добежала. Что-то схватило её и подняло в воздух с такой лёгкостью, будто она ничего не весила. Лапа – лапа гурна сомкнулась вокруг её тела, и крик вырвался прежде, чем она поняла, что происходит. Мир качнулся. Теперь она – на уровне его ноздрей. Воздух, исходящий из них, был горячим, в нём пахло прахом, перегоревшей плотью и чем-то непонятным, щекочущим внутри носа. Волосы её развевались, лицо жгло от близости испарений. Она зажмурилась. Слёзы выступили сами собой.