Канал имени Москвы. Том 2

– Монах, брат Фекл. Он ведь был такой, как я.

– Я понял про монаха. Но я не про него. Брут, что с тобой? Мы ж вольные братишки, нас все это не касается.

– Девочка… Он успел передать мне. И теперь я должен. Больше некому.

– Не ка-са-ет-ся. Забыл?!

Брут насупился.

– Братик, давай избавимся от чертовой книги и заживем по-старому. Одно зло от нее.

– Она бесценное сокровище! Ты что, не понимаешь…

– Это ты не понимаешь! Слушай сюда: нас уже ищут. Хорошо хоть не знают кого. Ее не продать. – Хома развел руками. – Не продать нам чертову книгу. Пока ты тут прохлаждаешься, изображая из себя ученого-книжника, я сгонял на тот берег. К людям. Разведал, о чем шепчут. Новости ужасные. Нас подставили, Брут. Не коллекционер он был вовсе.

Брут посмотрел на брата без удивления, но и без укора, и Хоме пришлось вспомнить, что вообще-то из-за него все случилось. Он тяжело вздохнул:

– Благо хоть у меня свой человек в обители, ну тот, помнишь, что подсобил тогда…

– Хромой?

– Я думаю, он такой же хромой, как и мы. Но шрам через все лицо настоящий, уж тут-то меня не проведешь. – Хома все-таки позволил себе довольную улыбку. – Меня не распознает, таким, как есть, никогда не видел, хоть и давно с ним дела веду.

– Тут я в тебе не сомневаюсь, – искренне заверил Брут.

«А что, значит, в другом сомневаешься?» – с досадой подумал Хома. Но сразу же решил, что из-за чертовой книги стал несправедливо придирчив к брату.

– В общем, дело дрянь, братик, вляпались мы. Хромой, пусть так, давно уж говорил мне, что не все там гладко у них в обители, как с виду. Неспокойно. Кое-кто из Возлюбленных, те, что помоложе да погорячей, требуют от ихнего Дамиана доступа к Священной Книге, к подлиннику. Не первый день споры ведутся. Да и сам Дамиан у многих… Нет, авторитет, конечно, и все такое, но слишком много всего к рукам прибрал, пока капитан Лев… – Хома понимающе щелкнул языком и подытожил: – Неспокойно.

– Нам-то что дел до монахов?

– Нам?! – Хома невесело усмехнулся. – Скажу, братик, все скажу. Знаешь, слух пустили, что кто-то проник в Озерную обитель и убил благочестивого брата Фекла, добрейшего и беспомощного старика. А про хищение Священной Книги Возлюбленные не объявили. Пока не объявили. Смекаешь почему?

Брут молча ждал продолжения, и Хома кивнул. И опять усмехнулся, совсем уж горько:

– Хорошо, что хромой… Я ведь сначала разведал, что к чему, потянул за разные веревочки и сплел общую картину, так и понял. И у меня похолодело все. В такую гадость мы вляпались. Подлинника всего два. Один у нас. И знаешь, почему монахи молчат о пропаже главной книги Пироговского братства? Чтоб не спугнуть. Догадываешься кого? Нас. Нас не спугнуть, братишка! Мы ж сами должны за деньгами с Книгой явиться. К коллекционеру. – Хома не смог удержаться от язвительности. – Кто ж такой суммой швыряться-то станет. Вот они и ждут.

Хома замолчал. Потом тяжело вздохнул:

– Моя вина. Я облажался с этим коллекционером. Не просчитал его. Теперь понимаю, что неспроста он в том трактире оказался, сам на нас вышел. Но все мы умны задним числом.

– Хома, не кори себя. – Брут наконец хоть улыбнулся. Ободряюще. Всегда так. Эх, не достоин Хома младшего брата, не уберег его с чертовой книгой! Ладно б тело, тут Брут справился, но она голову, душу ему отравила.

– В опасную гадость вляпались, – тяжело повторил Хома. – Политика… Помню, один умный человек предостерегал: не связывайся никогда, самое поганое, грязное и самое кровавое дело. Проедет катком по костям и не заметит.

– Катком?

– Поговорка такая.

– А-а. – Брут покивал. И, видимо, автоматически снова потянулся за Книгой.

Хома брезгливо поморщился.

– Уверен, что больше не опасна?

– Уверен. Убила брата Фекла, и яд вышел. Меня хвостом зацепило. Только нам не надо ее продавать. Он понял перед самой смертью, брат Фекл…

Брут как-то странно посмотрел на своего старшего:

– Думаешь, заговор в обители?

Тот кивнул и прищелкнул языком.

– А мы-то зачем?

– Так они в нас, двоих дурачках, свой заговор и прячут. Говорю ж, за разные ниточки пришлось… чтоб цельную картину получить. – Хома кисло поводил взглядом по сторонам. – Ну да, заговор. Только не против брата Дамиана, а наоборот, чтоб еще больше ему руки развязать. Они ведь с нами сразу двух зайцев убивают: чтоб молодые и горячие больше не тянулись к запретной книге, да и вообще не задавались лишними вопросами, – вон, мол, что происходит, если не затянуть потуже… И убийство брата Фекла, опасного конкурента, – его, говорят, и впрямь сильно уважали, – на нас вешают. Два дурачка просто пошли на грабеж за Книгой и не погнушались мокрого дела. И все шито-крыто.

– Они его сами убили.

– Верно. Но кто это сказал? Ты? А ты кто такой?! Воришка, фаворит луны. И повязали тебя с уликой на руках, когда пытался сбагрить товар. Вор и убийца. – Хома снова прищелкнул языком. – Что наше слово против слова Возлюбленных?

– Немного.

– Ничего. Ноль! Так что нам теперь один путь – избавиться от чертовой книги и сматываться отсюда, – подвел итог Хома. – Выбросить ее поскорее в канал, где-нибудь в гиблом месте, чтоб не всплыла, да сниматься с якоря.

– Она бесценна, – чуть слышно обронил Брут. – Сокровище.

– Бесценна? Ну-ну… А не из-за нее ли твоего брата Фекла…

– Она не хотела никого убивать. Люди злые. А она…

Хома увидел, как мечтательно заблестели глаза младшего брата, и у него сжалось сердце. Дрянь она, а не сокровище. Одного убила уже, и неясно, сколько еще бед наделает. И сдался ему этот монах. Хотя если они с младшим были одинаковы, то как Хоме тут судить? Он берег его как мог, заботился всю жизнь, остерегая от людей сокровенную тайну, но… Хома задумчиво почесал подбородок. Однако не эта ли тайна их в очередной раз выручила?

Ведь кое-что монахи все-таки не смогли просчитать. Не на тех нарвались, Возлюбленные! Кого-то проще стоило искать. Брут им оказался не по зубам. Не учитывался в подлом уравнении. Если б не он… если бы монах ему про Книгу… именно то, что они оказались одинаковые… короче, если бы про отраву не узнали, неясно еще, как бы оно вышло. Вот отчего, кстати, коллекционер на склонность брата Фекла к выпивке указал: спит, мол, бывает мертвецки пьяным сном прямо над книгами. Хитро задумано – в келье полумрак, время поджимает… Явись они в урочный час, как сговорились, все уже должно было закончиться. И концы в воду. А двоих дурачков на плаху.

– Не был брат Фекл никому конкурентом, – вывел его из задумчивости голос Брута. – Не потому его погубили. Он догадываться начал. Я знаю, что он делал. Зачем слова вычеркивал.

Хома посмотрел на брата: снова глаза горят.

– Брут, брось ты все это. Мы хорошо выкрутились, и ладно.

– Еще не совсем разобрался, но уже близко.

– Брут…

– Он сумел мне передать. И попросил. Я должен. Некому больше.

– Братец, пожалуйста, перестань. Не расстраивай меня еще больше.

– Ты не понимаешь! Эта Книга – она совсем другое…

– Совсем другое?! Это яд в тебе все еще говорит.

– Нет. Другое… Я теперь знаю истину.

Хома сглотнул. Брут повертел Книгой в руках.

– Что ты знаешь? – хрипло спросил Хома.

– Истину.

Хома захлопал глазами. Потом выдавил из себя:

– Ты болен, Брут.

И замолчал.

– Да нет же… – Брут посмотрел на него удивленно и вдруг расхохотался. Взгляд его был совершенно ясным. – Не в этом смысле. Не с большой буквы. Не псих я, не бойся. Ты бы видел себя! Просто понял как и что. Он сумел.

– Брут, порой ты меня убиваешь.

– Я видел его глазами. И это все еще происходит. Иногда… И теперь я просто обязан, пойми. А тебе нечего за меня переживать. Ну что за унылый вид?

Хома помялся. Наконец спросил:

– Скажи, это все из-за этой принцессы, да? Ты ее пожалел?

– При чем тут?..

– Ты говорил про нее. Не раз.

– Аква – никакая не принцесса. Просто она совсем ребенок. И…

Хома грустно усмехнулся:

– Она дочь капитана Льва. Наследница. Когда-то это называлось «принцессой». Он показал тебе ее, да?

– Да, – просто согласился Брут. – Она напугана. И ей не к кому идти. Брат Фекл опасается… Прости, просто он все еще у меня в голове. …опасался, что ей могут причинить вред. Даже убить. Но показал он мне не только это.

Хома все больше темнел лицом. То сокровенное, что тайно жило в Бруте, конечно, выручило их. Как случалось уже не раз. Но сейчас Хома отдал бы все на свете, чтобы младший братишка родился нормальным. Чтобы не встречался им на пути добрейший и прозорливый монах брат Фекл. А главное, чтобы никогда не было этой проклятой книги.

– Какие твои предложения? – вяло поинтересовался Хома. – Если мы от нее не избавляемся и нас поймают, то…

– Нас не поймают. Нам теперь в другую сторону. Люди там не ходят.

– Что ты хочешь сказать? – Неожиданно голос Хомы сделался сиплым, словно подсел.

– Я почти расшифровал Книгу, но… Нам туда. – Брут неопределенно махнул рукой. Однако и у него щеки побледнели, когда, отворачиваясь, чтобы не смотреть брату в глаза, он быстро добавил: – В Рождественно.

– В Ро-жж… же… – Челюсти Хомы клацнули. Он хотел было что-то сказать, но слова застряли в горле. Да и к чему тут разговоры. Брут не хуже Хомы знал, кто там теперь поселился. В третий раз за сегодняшнее утро Хома решил, что проклятая книга все-таки сделала свое дело. И его единственный братец Брут неизлечимо болен.

5

– С того момента, как я села в эту самую лодку, ни на минуту не останавливалась, – повторила девочка.

– И за воротами не ждала?

– Некогда мне было прохлаждаться.

– Но ведь я видел… Впервые обнаружил твою лодку еще засветло и не дольше, чем в часе-полутора ходу отсюда.

– Говорю же, Лабиринт. Ты не знаешь, что видел.

– Тебя! И плыла ты в мою сторону…

Федор недоверчиво смотрел на нее. Только что она рассказала ему какую-то ненормальную жуткую сказку, наподобие тех страшилок, что ходили по каналу, пока он еще жил в Дубне. Проблема в том, что в основе всех тех баек и легенд всегда присутствовали отблески правды. Искаженной, прикрытой домыслами спасительного, хоть и жутковатого, волшебства. Чего же ему ждать? Что еще мог рассказать ребенок? То знание о непонятном и страшном мире, которое воспринял в форме сказки. В свое время он и сам приложил к этому руку – орден гидов умел хранить некоторые неудобные тайны.

– Ты действительно видел, как я плыла по Лабиринту, – согласилась девочка, – но расстояние оценил неверно. Намного больше было. Да и не твоя вина… Скорее всего, ты заметил самое начало моего пути, а потом уснул. Сам же сказал, светло было.

– А приплыла ты из Пирогово, – уточнил Федор.

– Все верно.

Он обдумал услышанное.

– Хм, сейчас ночь. Но когда рассветет, на той стороне будут густые древние леса, укрытые туманом.

– Знаю. – Она как-то безрадостно улыбнулась, и Федор снова подумал, что ей пришлось повзрослеть до срока. – Даже знаю, что живет в тех лесах.

– Озера поворачивают, канал несколько раз меняет свое направление. Но даже если его распрямить, найти бесстрашных дровосеков и вырубить лес, – Федор пытался говорить шутливо, только давалось это все сложнее, – и даже если уйдет туман, понадобится зрение орла, чтобы увидеть отсюда Пирогово.

– Конечно, если смотреть по-привычному… – пробурчала она. – Тебе просто сложно поверить. Но как поверишь, сразу поймешь.

– Что?

– Лабиринт. Иногда можно увидеть очень далекое, как сквозь прозрачные стены. И часто скрыто то, что у тебя прямо под носом. Пока не наткнешься на него. И тогда может быть поздно. И этим пользуются наши.

– Поздно?

Она кивнула.

– Говорю же, без лоцманов чужакам не пройти Лабиринта. – Девочка говорила тихо. Начался рассвет, и стало видно, насколько она на самом деле измотана. – Здесь всегда так было. Это как в книжках… Ну знаешь, когда делают лабиринты из живых кустов? Или которые строили в Древнем мире. Только этот наоборот – он на самом деле. И, – развела руками по сторонам, – он здесь везде, вокруг.

Федор молча смотрел на нее. Он все еще не мог побороть скепсиса.

– И только лоцманы знают дорогу, – сказал Федор. – Они что-то особенное?

– Нет. Самые обычные, – пожала плечами. – Местные. Просто все наши, местные, в отличие от чужаков, знают и видят единственный путь по Лабиринту. За это и требуют платить ясак. А так заблудишься. Те, кто решает на свой страх и риск, никогда больше не возвращаются. Заблудился – пропал. Лодки теряются. Лабиринт забрал их всех и еще никого не отпустил.

«Не совсем так», – подумал Федор.

– И поэтому ты приплыла за мной? – улыбнулся он. – Решила, что я тоже умею делать Лабиринты?

– Не «тоже». Ты невнимательно слушал. Это под силу только особенным.

– Как эти ваши девять капитанов? Или Девять Озерных Святых, я немного запутался…

– Капитаны были героями, но даже они не смогли создать Лабиринт в одиночку. Я ведь говорила! Просто… Просто иногда помогают мертвые, – голос дрогнул, – те, кого любишь… Любил. – Взгляд сделался вымученным. – Каждый из них заплатил очень высокую цену.

Он смотрел на нее с сомнением: «Ты мне только что прочитала курс мифологии Пироговского братства, хотя из рассказанных историй можно выудить полезную информацию, но… Дело ведь не в этом? У тебя что-то случилось, да? Тяжелое? Какая-то потеря? Прежде всего поэтому ты приплыла за мной».

Девочка истолковала его взгляд по-своему.

– Предупреждала же, что сразу не поймешь. Не сразу. Да и не ждала я… Ну хорошо. – Она терпеливо вздохнула. – А попробуй вспомнить, не видел ли ты еще чего-нибудь необычного?

– Более необычного, чем девочка Никак, которая не боится ночного канала?

Она захлопала глазами, но щеки зарделись, и ей не сразу удалось скрыть польщенную улыбку:

– Я серьезно.

«А интересно, чем это может быть? – вдруг подумал Федор. – Если допустить, что она в определенных вещах права, что это он, этот Лабиринт? Какая-то запутанная темная метафора, внушенная верованиями безумных монахов? Природная аномалия? Последствия техногенной катастрофы? Или нечто… – Федор усмехнулся собственному предположению, но еле уловимый холодок в затылке тут же дал о себе знать. – Или какое-то древнее неведомое существо?»

– Ну, если исключить, что там Пустые земли, – начал он, – а на другом берегу туман…

– Я не об этом, не дурочка. Это все знают. А с тобой… ничего странного?

Он посмотрел на нее внимательно. Девочка ответила выжидающим взглядом. Федор сказал:

– Никак, я не понимаю, о чем ты. Вероятно…

– Значит, все-таки видел? Вспомни, это важно.

Федор помолчал. В ее настырности было что-то…

– Я не знаю, – произнес он, будто через силу.

– Не зови меня так больше, – попросила она.

– Что? А… как же мне тебя величать?

– Мы не раскрываем своих имен чужакам.

– Тогда буду звать, как захочу.

– Не из вредности. Просто у нас считается, что имя… Ладно, лучше вспомни, что видел.

Федор усмехнулся. Бросил взгляд в утренний сумрак, за ворота. Ему и не надо было вспоминать. Конечно же, он видел. Только не знал что.

– На меня напали осы, – негромко сказал он. – Там… В общем, лекарство пришлось выпить. А оно вызывает галлюцинации.

– Галлюцинации? Я знаю, что это. Мне брат Фекл говорил. – Тут же осеклась, и опять этот странный взгляд: испуг, недоверие и надежда; быстро с этим справилась. – Это похоже. Похоже на галлюцинации, если не… хм… Что видел?

– Вероятно, лекарство… – Федор нахмурился, как будто тень болезни на миг вернулась, наклонил голову, и его лицо застыло, словно он прислушивался к чему-то безмолвному, но явно существующему за воротами. Затем растерянно посмотрел на девочку.

– Галлюцинация, – подсказала она.

– Я видел, как русло канала распалось на два, – быстро проговорил он.

– Ага, я так и знала, – живо кивнула девочка. – А теперь постарайся вспомнить: тебе не показалось, что они очень похожи? Но как бы одно зеркально повторяет другое?

Федор нехотя кивнул. Сигнальные дымы на бакенах… Он снова почувствовал в затылке этот неприятный холодок.

– А меня ведь ты видел только в одном из них, верно? Как бы в неправильном?

– Ну, разумеется, ведь…

«У меня не двоилось в глазах», – хотел было сказать и вдруг стал понимать, о чем она.

– В неправильном, так? – проговорила девочка с нажимом.

(Склоненные друг к другу сигнальные дымы были невозможны.)

– Откуда тебе это известно? – Внезапная хрипотца прокралась в голос Федора. – Ну да, там… Там ветер дул в другую сторону.

– Оно не неправильное. Это и был твой вход в Лабиринт.

6

– А теперь нам надо торопиться, – тут же добавила она. – Возможно, еще не поздно.

Федор растерянно молчал, а девочка как-то странно посмотрела на него, под глазами залегли огромные тени.

– Ты и вправду можешь мне помочь. – Что-то изменилось в ее тоне. – Или не сможет никто. Но… если ты хочешь спасти ее, для тебя это единственный выход.

Она поднялась на ноги, пошатнулась:

– Давай! Я помогу забрать якорь. Если монахи узнают, что я была здесь…

– Тебе надо отдохнуть, – сказал Федор и удивился, насколько чужим показался ему собственный голос. – Спасти кого?

– Ну как же, та девушка в лодке с гидами. Я ведь говорила. Думаю, пока они в Пирогово, все не совсем плохо, да только…

Федор попытался улыбнуться. Не особо успешно.

«Больно складная история, чтобы ребенок мог ее просто сочинить», – мелькнуло в голове. Мысль не показалась приятной.

– Я знаю, о ком ты, – признался Федор. – Знаю. Они мои друзья. И девушка… – Эта хрипотца снова захотела вернуться. – Но при всем уважении к вашим капитанам и даже монахам… Поверь мне, в лодке с этими гидами ей ничего не угрожает.

– При чем тут капитаны? – Она фыркнула. – И монахи?! Ты хоть что-нибудь слушал? Лабиринт не выпустит их. Твой Лабиринт. Но не только… Она… Я ведь говорила, никому не под силу в одиночку. Без нее ты бы не смог…

Девочка замолчала, вглядываясь в его лицо. Горько усмехнулась:

– Понял наконец? Она… Прости, мне очень жаль. Лабиринт попытается ее забрать. Такой будет цена.

Глава 5

Раз-Два-Сникерс в Икше

1

Город просыпался. Такое всегда случалось с наступлением заката, и она начинала к этому привыкать. Большинство оборотней ушло в свои норы в северной части города. Вряд ли она перестала их интересовать. Скорее всего, новая Королева решила просто не связываться – слишком уж тяжелая хлопотная добыча, а как убедилась Раз-Два-Сникерс, недостатка в пище у оборотней не было. В город пришел лес, и теперь Икша жила по его законам. Как-то сюда, совсем рядом с ее убежищем, забрела косуля, и Раз-Два-Сникерс видела из своей звонницы, как оборотни окружают ее. С ощущением подступающей тошноты она теперь будет вспоминать большие трепетные глаза косули, показавшиеся влюбленными, словно оборотни предстали перед ней великолепным сильным самцом, кавалером для брачных игр. Это выражение не сменилось, даже когда косулю начали жрать, и мелькнувший в глазах испуг быстро заволокла томительная истома. Хардов оказался прав: оборотни знали свое дело, они были прекрасными манипуляторами. Свои короткие вылазки из колокольни в поисках воды и путей ухода Раз-Два-Сникерс осуществляла только днем и только имея при себе серебряные пули.

Но вскоре ей пришлось признать, что оборотни являлись не единственной ее проблемой. Икша оказалась полна куда более зловещих сюрпризов. Особенно после заката. И главным было то, что она окрестила про себя как «тени». Поначалу выглядевшие как обычные, они вообще не привлекли ее внимания. Потом Раз-Два-Сникерс поняла, что сильно ошиблась. Вялые, почти неподвижные днем, тени лежали редкими серыми пятнами на земле, на стенах полуразрушенных зданий и особенно в проемах выбитых окон и дверей. А ночью появлялось то, что могло их отбрасывать.

2

В убежище, оборудованном гидами на экстренный случай, можно было продержаться довольно долго, по крайней мере некоторое время. Она нашла в звоннице припасы провианта, такой же герметично упакованный розжиг огня и даже совсем небольшое количество патронов. Бережно перебирая их в руках, Раз-Два-Сникерс подумала, что, если ей придется охотиться, она все же смастерит себе лук и стрелы. Дефицитом оказалась только вода, но она вспомнила, что, когда добиралась сюда, заметила довольно бодрый ручеек.

Странно, но она совсем не испытывала угрызений совести по поводу Шатуна. Человек, с которым Раз-Два-Сникерс делила когда-то постель, стал врагом, пытался ее убить, и она просто остановила его. Она ждала, что печаль все-таки нахлынет чуть позже, но этого не случилось. Зато так же не ожидала, что будет столь остро переживать гибель Хардова. Может, потому, что он был последним мостиком, связывающим ее с Лией, светлой королевой детства, а может, потому, что осознала, что она гид. Раз-Два-Сникерс не анализировала, она пообещала себе выжить. Постараться. Хотя прекрасно знала, что находится здесь в ловушке и единственным относительно безопасным местом является ее колокольня.

После выстрела из ракетницы, который, скорее всего, сделал Шатуна чем-то вроде имбецила или растения, натиск тумана сразу же ослаб. В нем словно что-то выдохнуло и уснуло, он отступил и серел ровными безжизненными клочьями. Однако ближе к Темным шлюзам, к воде, туман стоял плотной хищной завесой. Так же дела обстояли вдоль Линии застав – путь к отступлению был отрезан. Раз-Два-Сникерс поняла, что ей придется пробыть здесь некоторое, возможно немалое, время. А чуть позже поняла, что у нее этого времени нет.

3

В тот день она обнаружила существование теней. Это была уже не первая ее вылазка, но еще ни разу она не осмеливалась отойти так далеко от колокольни. При ней был самодельный лук со стрелами, вполне пригодными для охоты на мелкую дичь, две фляги, чтоб пополнить запас воды, и, конечно, огнестрельное оружие, патрон с серебряной пулей в патроннике.

Стоял полдень, Раз-Два-Сникерс бесшумно шагала по участкам, свободным от тумана, и почти добралась до улицы Победы, где впервые встретила издыхающую Королеву оборотней. Оттуда до Линии застав рукой подать, и соблазн был очень велик. Соблазн плюнуть на все и попытаться прорваться, броситься опрометью вперед и вверх по косогору, но там полз густой и вовсе не безжизненный туман, и с сожалением ей пришлось отказаться, повернуть обратно. Но еще прежде она увидела эту горлицу.

* * *

Горлица сидела на ветке и с любопытством смотрела на нее. Раз-Два-Сникерс действовала мгновенно – стрела уже покоилась на тетиве лука. Птица была более чем крупной; пожалуй, никогда Раз-Два-Сникерс не встречала такого большого дикого голубя, зато прекрасно помнила, сколь великолепно на вкус их мясо. Тем более определила по оперению, что это голубка. Раз-Два-Сникерс натянула тетиву, прицелилась и успела уловить что-то странное: горлица посмотрела на нее без страха, доверчиво и…

(нежно?)

…даже не попыталась взлететь.

Раз-Два-Сникерс сморгнула, чуть отклонив голову, и снова прицелилась. Горлица не шелохнулась. Птицы не умеют улыбаться, и сострадание не струится из их маленьких круглых глазок… Раз-Два-Сникерс опустила лук, опять подняла. Голубка удивленно склонила голову, расправила богатые крылья, будто хвалилась ими, и снова сложила. Острие стрелы было направлено ей прямо в грудь. Раз-Два-Сникерс выдохнула:

– Чего смотришь? Ну?! Таращишься… У тебя там гнездо? – Опустила тетиву, вдруг раздражаясь, махнула на горлицу луком. – Давай проваливай! Лети отсюда. Пошла… Прочь!

Сделала шаг к птице, та настороженно расправила крылья.

– Кому сказала?! Пошла прочь. Вали отсюда.

Горлица словно с неохотцей сорвалась с места и скрылась в листве.

– Черт, – процедила Раз-Два-Сникерс.

Что это было? Она размякла?! И вообще… Она снова почувствовала это внезапное раздражение на себя – размякла, оставила себя без горячего обеда – и подумала, что поступила верно.

– Хрен с ней и с ее гнездом, пусть себе живет… – сплюнула Раз-Два-Сникерс. И, совершенно не понимая почему, рассмеялась. Она всегда была охотницей, самой искусной и опасной охотницей Шатуна. Часто ее жертвами становились не какие-то птички, а намного более крупная дичь, но сейчас она рассмеялась и ей стало легко.

– Баланс сил в природе, – ухмыльнулась. Икша остановила ее от бессмысленной и глупой попытки прорваться сквозь туман, и она оставила Икше ее тупую птицу. – Гнездо у нее в июле! – Ладно, хрен с ним, баланс так баланс.

* * *

Пока она набирала воду, случилась еще одна странная вещь. Эта нелепая горлица в благодарность за оставленную жизнь попыталась напасть на нее. Птица била в воздухе крыльями и старалась атаковать открытые части ее рук.

– Да ты совсем идиотка! – стала отмахиваться Раз-Два-Сникерс. – Пошла вон, чертово отродье! Я уже жалею, что не прибила тебя…