Четвертая подсказка

Казалось, Судзуки всем своим существом предвкушает что-то приятное. «Пазл из тысячи фрагментов, малого размера», – так Киёмия оценил своего противника. Не так прост, как пазл из пятисот фрагментов, но и не так сложен, как из трех тысяч. Он более сложен, чем рассчитанный на детей пазл большого размера, с другой стороны, голова не кружится, как от сверхмалого пазла. Красочный говорливый пазл, который сравнительно легко собрать.

– Да, и еще. Если будут вопросы, на которые вы не хотите отвечать, скажите мне не стесняясь, пожалуйста. Будет считаться, что этого вопроса не было.

– Хорошо. Давайте начнем.

Судзуки покачал своим круглым телом и уселся поудобнее.

– Итак, первый вопрос. Вы, господин сыщик, идете по светлому и пологому склону. Вы стали намного моложе, чем сейчас. Вы учитесь в одном из младших классов, максимум в одном из старших классов начальной школы. Вы долго бредете вверх по склону – то ли идете в школу, то ли, наоборот, возвращаетесь из школы домой. Кстати, господин сыщик, вас, когда вы были ребенком, кусала собака?

– Это и есть первый вопрос?

– Да. Пожалуйста, можете отвечать.

– Тогда мой ответ – да, меня кусала собака. Это была бродячая собака, которая жила на пустыре неподалеку от моего дома.

– И меня тоже. Я прошу прощения, но думаю, мы с вами, господин сыщик, примерно одного поколения. Мне сорок девять лет, совсем скоро будет пятьдесят. Время моего детства – самая что ни на есть эпоха Сёва, время мыльного пузыря в экономике, когда та начинала расти, как на дрожжах. И в моем городке тоже одно за другим строились новые здания. Но при этом еще оставались и сосновые рощи, и поля, поросшие травой. И бродячих собак часто приходилось видеть. Все с завистью смотрели на смелых мальчишек, которые могли ударом деревянной палки свалить такую собаку. Конечно, я был одним из тех многих, кто наблюдал за героями издалека.

– Второй вопрос какой?

– Ах да, извините, что-то я заболтался… Господин сыщик, вы меня восхищаете. Знаете, когда я вижу вас перед своими глазами, мне хочется говорить обо всем. В вас видна стать, можно сказать, человеческая глубина. Все-таки если человек вырос в городе, его чувство достоинства, наверное, не такое как у тех, кто из деревни.

– Что вы шутки шутите? Значит, на пустыре была бродячая собака?

Губы Судзуки скривились в улыбке.

– У меня есть чувство близости с вами. Может быть, вам это неприятно, но оно у меня есть.

Кажется, Судзуки просто убивал время… Киёмия проверил часы. Прошло больше времени, чем он ожидал. Новой информации не было. В глубине души Киёмия почувствовал облегчение. «Получается, я напрасно опасался взрыва в ноль часов?»

– Итак, второй вопрос. Пологий склон все еще продолжается. Вы, господин сыщик, заметили, что стали несколько старше. Наверное, вы учитесь в средней школе. Скоро уже придется думать об экзаменах; возможно, в руке вы держите набор карточек для запоминания слов. Дальше вы оказываетесь перед развилкой дороги, и, непонятно каким образом, вас, господин сыщик, тянет в одном из направлений. Почему? Потому что там, впереди, есть большое здание. Прекрасное здание с красивыми стенами, такое, что у вас почему-то возникает желание заглянуть вовнутрь. Во внешнем виде этого здания нет ничего страшного, а внутри, наверное, полно интересных вещей. Может быть, там расположен спортивный зал или, может быть, ресторан. А может быть, это концертный зал. Есть вероятность и библиотеки, и кинотеатра. Баня на горячем источнике, отель, центр игровых автоматов… Итак, господин сыщик, вопрос: что вы будете там делать? Пожалуйста, назовите первое, что придет вам в голову.

– Буду заниматься стрельбой.

– Стрельбой? – с заинтересованным видом переспросил Судзуки.

– Да. Это действительно первое, что пришло мне в голову.

– Я такое тоже видел по телевидению. Если не ошибаюсь, там из аппарата, находящегося далеко впереди, вылетает диск, похожий на фрисби, а человек – ба-бах! – и разбивает его выстрелом.

– Нет, я не о стрельбе по тарелочкам, а о стрельбе из охотничьего ружья, настоящими пулями. Это ружье я держу в руках…

– Держите в руках и…

– …и целюсь в дикую птицу или в более крупную добычу. Например, в такую, как медведь.

– Получается, что внутри красивого здания находится что-то вроде леса? Лес внутри здания… Это интересно. Интересно и прекрасно.

Слова, которые Киёмия произнес, буквально говоря, наобум, похоже, странным образом понравились Судзуки. Для Киёмии это зачарованное выражение лица Судзуки тоже было информацией, которую нужно обработать.

– Ну что ж, тогда можно я перейду к третьему вопросу?

– Разумеется. Правда, я был бы вам признателен, если б вы делали это покороче.

– Нет, вы уж простите, но в эту игру надо играть именно так. Только когда все будет собрано вместе, тогда и получится «Девять хвостов».

На извинения Судзуки Киёмия ответил едва заметной язвительной улыбкой. Внешняя часть пазла под названием «Судзуки» уже собрана. Остается последовательно, шаг за шагом, двигаться внутрь, чтобы ясно увидеть всю картину в целом.

Пазл следует собирать из всех возможных видов информации. Таков был метод Киёмии: он должен собрать такой пазл, в который вписывается и преступление, и преступник. После начала работы следователем Киёмия уже собрал несколько сот или, может быть, уже тысячу пазлов самого разного типа. Все они – от больших до маленьких, от замысловатых миниатюр до широченных абстрактных полотен – были без исключения систематизированы и развешаны в музее, который Киёмия создал в своей памяти.

На его лице застыла деланая улыбка. Судзуки же продолжал беспрерывно говорить, не скрывая своего возбуждения:

– Итак, я продолжаю. Можно?

По ощущениям Киёмии, в пазле «Судзуки» было правильно установлено уже примерно триста фрагментов. Остается еще семьсот. Урок, который преподносится преступникам, не будет сорван и на этот раз. Чем более высокомерны люди, тем больше они делают глупостей.

– Вы, господин сыщик, выходите из здания с красивыми стенами и снова начинаете идти вверх по пологому склону. Вы уже не учащийся средней школы, и даже не старшеклассник. Вы стали студентом, ходите в первоклассный университет, вы уже почти взрослый человек. У вас стильный вид. И вот навстречу вам идет улыбающийся человек. Скажите, кто она такая?

– Так это женщина?

– Ну да. Скажите, кто она?

– Вопрос «кто она?» весьма расплывчатый.

– Подходит все что угодно. Можно говорить все, что вам приходит в голову. Я невзначай спросил, вы быстренько ответили. В этом суть данной игры.

– Хорошо, тогда пусть это будет мама. – Судзуки терпеливо продолжал ждать. – Это мой ответ. Ничего больше ведь не нужно? От меня же не требуются подробные пояснения о том, что представляет собой эта женщина, правильно? Если вы очень хотите спросить меня об этом, пожалуйста, сделайте это в качестве четвертого вопроса.

– О, вы, кажется, догадались? – Судзуки похлопал в ладоши, как бы говоря: «Я не сомневался в ваших способностях». – Именно в этом на самом деле и состоит суть этой игры. Когда человека невзначай о чем-то спрашивают, и тот тут же дает ответ, у него, похоже, возникает на удивление сильное желание дать пояснения по поводу своего ответа. Возникает потребность объяснить, почему он выбрал именно этот ответ. И чем более порядочным по своему характеру является человек, тем в большей степени у него возникает желание убедить того, с кем он разговаривает.

– Вам доводилось изучать психологию?

– Что?.. Нет-нет, куда мне такое! Все это я прочитал, стоя в книжном магазине. И вообще прекратите, пожалуйста! Вопросы задаю я, а отвечаете вы, господин сыщик.

– Да, извините… Пожалуйста, ваш пятый вопрос.

– Четвертый вопрос, господин сыщик.

Пазл заполнился еще на сто фрагментов. Ай-кью Судзуки – средний или чуть выше среднего. Однако впечатление, что сферы, где он может сохранять концентрацию, достаточно ограничены. Способный, но непостоянный. К повседневной жизни не приспособлен. Ему не хватает терпения и выносливости, а его неспособность бросить пить или долго удерживаться на работе характерна для тех, кого называют безвольными людьми. Такое часто встречается у рецидивистов, например, раз за разом совершающих кражи. Кроме того, у Судзуки нет уважения к жизни других людей. Он не проявляет сострадания к семьям и друзьям жертв. Он – «бесчувственный человек». И еще: он в чем-то, можно сказать, опьянен своим собственным поведением. Таких людей называют гипертимиками или людьми, ищущими признания. «У человека, похоже, возникает на удивление сильное желание дать пояснения по поводу своего ответа…» Киёмия проникся убеждением, что эта психологическая теория Судзуки весьма точно описывает самого Судзуки. Этот тип упивается своими преступлениями и желает их всем демонстрировать. А значит, внезапных взрывов не будет. Судзуки ведь думает, что он может победить в игре.

– Четвертый вопрос. Господин сыщик стал уже взрослым человеком. Стал полицейским. Но пологий склон все еще продолжается. Погода хорошая. Это, наверное, подтверждение того, что в жизни все идет хорошо. Господин сыщик кого-то держит за руку. С этим человеком он вместе идет по склону. Этот человек…

Судзуки резко подался вперед. Киёмия сознательно смягчил выражение своего лица.

– Не буду отвечать. До тех пор, пока вы не зададите вопрос как следует.

Судзуки чуть было не подпрыгнул.

– Это потрясающе! Впервые вижу такого человека… Все попадаются на этот трюк – как минимум один раз.

– Пожалуйста, ваш вопрос.

– Хорошо. Этот человек – господин Юко Хасэбэ?

– …Что?

5

У Сары Коды никогда раньше не было того, что называют дурным предчувствием. Бабушка-покойница не вставала по ночам у ее изголовья, а в ручном зеркальце всегда отражалась только она одна. Ни мистического озарения, ни сверхъестественных возможностей, ни шестого чувства. Все это по нулям.

«Наверное, в своей прошлой жизни я была просто одним из валяющихся где-то булыжников…»

– Ты то ли заторможенная, то ли беззаботная… Счастливый, надо сказать, характер у тебя.

Голос, доносившийся с высоты тридцати сантиметров над Сарой, вызывал раздражение. Тайто Ябуки, поправляя полицейскую фуражку, смотрел на Сару сверху вниз с немного удивленной ухмылкой на лице.

– Это ж редкая удача – сразу же столкнуться с подозреваемым по такому делу! А ты взяла и все превратила в рутинную процедуру… В каком-то смысле это круто, честное слово.

Сара и Ябуки направились к полицейской машине, стоявшей на подземной парковке. На часах было уже больше одиннадцати вечера. Крайне редко бывает, что приходится посещать Столичное управление полиции в такое время. К тому же вместе с напарником. Кроме дисциплинарного взыскания, другие причины в голову просто не приходили. «Мы что-то натворили?» Сара покачала головой – и сразу после этого услышала имя Тагосаку Судзуки. «Значит, это вы были на месте происшествия? Лучше вам прибыть сюда и рассказать в подробностях все, что может помочь следствию…»

– «Гладко выбритая голова, слегка полноват, посмеивается – хи-хи-хи…» Дура, что ли? Словарный запас на уровне третьего класса начальной школы. Обычно у взрослого человека несколько больше. Сказала бы, например, «меня насторожило то-то», «я интуитивно почувствовала то-то»…

– Но ведь врать нехорошо.

– Я не о том, чтобы врать. Я говорю о том, на что обращаешь внимание уже задним числом. Это та самая интуиция, которая есть у всех способных полицейских.

– А ты сам, Ябуки, что? Ты ведь был там вместе со мной.

– Ага, а кто, спрашивается, руководил нашими действиями? Кто сказал: «Я займусь подозреваемым, а ты поговори с потерпевшим»?

Разумеется, это сказала сама Сара Кода, полицейская, работающая в постовой будке Нумабукуро отделения полиции Ногата.

– Честно говоря, когда я узнала, что подозреваемый – пьяный мужик, то подумала: это шанс проявить себя. Настрой был боевой – «только попробуй неуважительно со мной разговаривать». Хотелось действовать. А он, вопреки ожиданиям, повел себя заискивающе. Вот я и сбилась…

– Что значит «сбилась», дура?

«Дура-дура-дура… У тебя самого, Ябуки, словарный запас такой, как у того дурака, который выучил одно слово и теперь его раз за разом повторяет». Вместо того чтобы высказать недовольство, Сара надула губы и села на пассажирское сиденье полицейской машины. За весьма короткое время им двоим пришлось изрядно помотаться туда-сюда: из постовой будки – на место происшествия, в винный магазин, из винного магазина препроводили Судзуки в отделение Ногата, а затем, еще не успев толком вернуться на пост, были вызваны в Столичное управлении полиции.

Застегивая ремень безопасности, Сара подала недовольный голос:

– А сам ты, Ябуки, благодаря интуиции на что-то смог обратить внимание?

– В каком смысле «на что-то»?

– Например, на что-то подозрительное в поведении Судзуки или на его зловещую ауру…

– Ауру? Ты это всерьез?

– Мне обидно, когда говорят про интуицию сыщика. Хочется, чтобы и у меня она была.

– Тяжелый случай. – Ябуки завел машину. – Интуиция сыщика – не просто какое-то наитие. Это когда опыт, накопленный в расследовании реальных дел, становится своего рода антенной, при помощи которой ты можешь уловить мельчайшую информацию, трудновыразимую словами, и затем каким-то образом выстроить из нее единую картину.

– Но ведь и талант тоже нужен?

– Талант, наверное, в любом деле нужен, но… – сказал Ябуки, управляя машиной. С территории Столичного управления полиции они выехали на проспект Сакурада и затем сразу на улицу Утибори, лежащую вдоль императорского дворца. – Мы ведь все-таки не спортсмены. С этой работой вполне можно справляться и без каких-то выдающихся способностей. Куда хуже, если бы без них это было невозможно. Правоохранительные органы, которые не могут функционировать без наличия избранных гениев, – вот тогда дело было бы плохо.

«Может быть, Ябуки меня таким образом утешает?»

– Слушай, а с какой стати ты вообще стал мне лекции читать? Прямо эдакий многоопытный сыщик… Это порядком напрягает.

– Чем ты недовольна? Ты должна благодарить меня. То, что я говорю, в сто раз лучше высокомерных речей этой публики из Главного управления.

– Это точно. Всем своим видом они мне показывали: «Что с тебя взять? Ты же постовая полицейская»…

– А что им еще думать после твоего бессодержательного доклада?

Вот ведь привязался!

– Хотя и мне не нравится то, как они открыто демонстрировали свое отношение к тебе. Они ведь, как и тот пьяный мужик, ни во что тебя не ставили.

– Один из них меня и по плечу похлопал. Странно так… Я реально подумала: «Чтоб ты сдох».

– Так и надо было тебе сделать выражение лица такое – «чтоб ты сдох». Кто бы это ни был – старший по званию в отделении или сыщик из Столичного управления, – нет необходимости улыбаться им в ответ, как ты это делала.

– Погоди! – Голос Сары стал неестественно тонким. – Погоди, погоди… Может быть, Ябуки, это ты так ревнуешь? Сам хочешь похлопать? Похлопать по моему очаровательному плечу?

– Ты совсем дура? Без способностей, так еще и глупая женщина?

Когда разговариваешь с Ябуки, над такими репликами вполне можно и посмеяться. Тем не менее это факт, что полиция по-прежнему является структурой, в которой доминируют мужчины. Некоторые начальники по простоте душевной считают сексуальные домогательства нормой коммуникации, и даже на рабочем месте, хорошо это или плохо, видят в женщине прежде всего женщину. Уж сколько раз Сара была готова сказать: «Вы что, всех женщин до тридцати лет воспринимаете как девок?» – но удерживала язык.

Впрочем, не сказать, что подобное бесило Сару всегда. Она была из тех женщин, кто в своем кругу получает удовольствие, слушая скабрезные шутки, так что провести здесь границу было трудно. Сара считала вполне естественным, что в этой работе, от которой зависит жизнь людей, принимается во внимание различие в физической силе мужчин и женщин и сложность контроля за физической формой. Тем не менее ее бесило, если ей говорили: «Женщина должна быть на три шага позади мужчины» [10].

С одной стороны, Сара чувствовала узость в растущем поветрии цепляться к словам и называть их дискриминацией, но с другой – она знала массу случаев, когда лояльность в отношении, казалось бы, пустячных сексуальных домогательств позволяла им перерастать в сексуальные преступления.

– Эй, не замолкай так внезапно!

– Угу. Мне просто не хочется устраивать там разборки, буду пока улыбаться.

– Да и я сам не считаю, что всегда и всюду надо огрызаться.

На перекрестке Хандзомон они повернули налево, после чего все дальше и дальше двигались на запад. Их слепили фары встречных машин.

– Давай поговорим о другом, – внезапно возбудился Ябуки. – Ты вот что, завязывай называть своего старшего товарища по фамилии, без прибавки «господин». Ты чуть было не назвала меня просто по фамилии перед этой публикой из Столичного управления. Это мог быть настоящий позор.

– «Старший товарищ»? Ты ж меня на каких-то три года старше.

– Охренела? Между нами разница как между учениками младшей и старшей школы.

– Какой ты, однако, мелкий тип, Ябуки… Мельче, чем самые мелкие яичные печеньки.

– Можно подумать, я просто бил баклуши, как ты говоришь, «каких-то» три года!

«Для полицейского, у которого вместо мозгов мускулы, сказано весьма хорошо», – про себя восхитилась Сара. Хотя разница в возрасте между ними составляла всего три года, разница в продолжительности полицейской карьеры была еще на три года больше. Сара окончила университет, а Ябуки поступил в Полицейскую академию, едва ему исполнилось двадцать. Причина, по которой он поступил не сразу после старшей школы, была не в том, что он провалил вступительные экзамены, а в том, что год после школы Ябуки упорно тренировался, надеясь стать профессиональным баскетболистом.

Да, в его реплике не обошлось без влияния такого-то комикса и такого-то фильма, но Сара великодушно ограничилась ухмылкой – все-таки, как говорится, сильный самурай жалеет своих врагов.

– Эй, ты ведь сейчас что-то нехорошее подумала?

– Что такое?.. Нет-нет, уважаемый господин старший патрульный офицер Ябуки. Как вы могли предположить такое?

– Ага, «предположить такое»… Ты, черт побери, слишком явно ухмыльнулась.

– Какая блестящая проницательность!

– Тут нетрудно быть проницательным, дура.

«Ему не нравится, когда я обращаюсь к нему без “господин”, но он не сердится, если я разговариваю с ним фамильярно. Поэтому я и могу с ним ладить».

Многие коллеги подтрунивали над Сарой и Ябуки за их слишком непринужденные отношения, говоря: «Вы прямо как брат и сестра». А некоторые и вовсе заблуждались, принимая их за любовников. Сама же Сара хотела, чтобы комфортные для нее отношения с Ябуки продолжались как можно дольше. Даже если кто-нибудь из них будет в дальнейшем переведен на другое место службы.

Хотя они и обмениваясь шутками, их взгляды были направлены за окно: подозрительные транспортные средства, прохожие, скопления молодежи… Поиск аномалий в жизни города являлся для них одновременно и служебной обязанностью, и самой настоящей профессиональной болезнью. А в этот вечер, помимо всего прочего, их охватило такое напряжение, какого не было никогда и от которого по коже бегали мурашки. Никто не знает, что, где и когда взорвется. Первая в жизни чрезвычайная ситуация оказалась тяжелее и острее, чем можно было ожидать.

Ябуки вел полицейскую машину быстро, но и заботясь о безопасности движения. Они проследовали мимо парка Синдзюку Гёэн и пронырнули под эстакадой железнодорожной линии Яманотэ. Пунктом назначения было отделение полиции Ногата. Постовую будку оставили на прибывшее полицейское подкрепление, так как Сара с Ябуки были вызваны для опроса возможных свидетелей и другой вспомогательной работы по делу о серии взрывов, предположительно устроенных Тагосаку Судзуки.

– Я хочу стать сыщиком, и, честно говоря, для меня это хороший шанс.

Именно поэтому Ябуки назвал удачей то, что он и Сара случайно столкнулись с подозреваемым по этому делу. Для того чтобы рядовой участковый стал сыщиком, нужно не только сдать экзамен и пройти курс обучения, но, что намного важнее, требовалась рекомендация от старших товарищей. Тот факт, что их с Сарой вызвали для работы по этому делу, несомненно, был связан с тем, что они напрямую контактировали с Судзуки. Тем более что тот – неразборчивый маньяк-бомбист, а его жилище еще не удалось обнаружить. Стремление Ябуки проявить себя было естественным.

– Ситуация, когда следствие возглавляет наше отделение, просто идеальна.

Следственные действия по выяснению личности Судзуки осуществляются под руководством начальника сектора Цуруку. Обычно «совместное расследование» – такая штука, когда со стороны набегает орава возбужденных следователей, которых в отделении раньше в глаза никто не видел и которые начинают с важным видом устанавливать свои порядки. Сотрудники отделения в ответ тоже показывают норов и стараются им не уступать. Каждая из групп пытается присвоить себе успехи другой, и обе они затягиваются в трясину взаимной грызни… Примерно так это представлялось Саре. Может, это и больное воображение неопытной патрульной полицейской, но вряд ли действительность так уж сильно от этого отличается.

– Отличается, дура, – беспощадно отрезал Ябуки. – Ты вообще о какой эпохе говоришь? Сейчас даже в телесериалах и то более правдоподобно показывают.

– Значит, все хорошо ладят?

– Все с гордостью выполняют свои служебные обязанности… Наверное. Впрочем, не знаю.

«Не знаешь, так чего говоришь?» – подумала Сара. Впрочем, незнание Ябуки неудивительно. К сожалению – или, наверное, к счастью, – за последние годы в полицейском отделении Ногата не случалось крупных происшествий. Пожалуй, единственное, что было, это имевший общественный резонанс несколько лет назад «постыдный проступок» одного многоопытного сыщика. А так – ни после поступления Сары на службу, ни до этого их район не был местом с высоким уровнем преступности. В общем, Ябуки тоже не имел особого опыта.

– Да, по поводу присвоения себе чужих заслуг… Есть у нас один тип, который меня по этой части сделал, – непринужденным тоном, но без улыбки сказал Ябуки.

– Кстати, он и сегодня был в отделении. Господин Исэ.

Это было, когда Сара и Ябуки доставили Судзуки в отделение. Человек, сидевший за лэптопом позади проводившего допрос Тодороки.

– Помогал там вести допрос Судзуки. Наверное, протоколировал.

– Хм… Как раз для него – секретарем работать.

Язвительные слова Ябуки заставили Сару почувствовать внутреннюю дрожь. Ябуки и Исэ поступили на работу в отделение в один и тот же год, но по возрасту Исэ был немного старше Ябуки – на то число лет, которое он учился в университете. Поэтому Исэ раньше Ябуки закончил работать постовым полицейским и сейчас стал самым настоящим сыщиком. Впрочем, в их отношениях было и то, что осталось за кулисами: в одном уголовном деле Ябуки нашел улики, позволившие задержать преступника, но, по его словам, заслугу присвоил себе Исэ. Пришедший в ярость Ябуки подал протест, но в глазах начальства это выглядело как раздражающая смесь зависти и неповиновения. Никто не принял его протест всерьез, и с тех пор отношение к нему в отделении стало прохладным. Впрочем, эта история покрыта мраком. Знавшая о ней только со слов Ябуки Сара не собиралась делать выводов о правых и виноватых. Да и вообще, с Исэ ей контактировать практически не приходится, и о его человеческих качествах она почти ничего не знает.

– Пока этот тип закреплен в качестве писаря, я выясню всю подноготную Судзуки.

– Может быть, этот вопрос уже закрыт. Может, Судзуки уже ноет: «Господин сыщик, простите меня, пожалуйста, я все, что нужно, расскажу…»

– Если допрос ведет Тодороки, такое исключено.

Сара ничего на это не ответила. Ей и с Тодороки тоже толком не доводилось общаться. Слухи о нем, да, слышать приходилось. Одна старшая по званию полицейская охарактеризовала его как «неприятного типа». Наверное, у нее была какая-то история с Тодороки. Но все мы полицейские, все работаем в одном и том же отделении… Сара не могла понять, почему нельзя принять точку зрения – «люди, в том числе и товарищи по работе, бывают разные»?

Как бы то ни было, Тодороки позволил произойти взрыву второй бомбы. Да, с первой бомбой поделать что-либо было невозможно. Но вот предотвратить второй взрыв, наверное, было можно – так наверняка подумают и начальство, и общественность.

– Слышь, Саранча… – Ябуки, по-прежнему глядя вперед, обратился к Саре по прозвищу. – Сегодня я буду играть всерьез. Наконец-то мне представился шанс, и я ни за что не хочу его упустить… Пусть это и неблагоразумно.

Наверное, Ябуки будет хорошим сыщиком. Хотя непохоже, что он сможет сделать карьеру.

– Так и быть. Все, что мне удастся выяснить, все результаты, какие будут, я уступлю тебе – как и полагается образцовой младшей сестре.