Страж перевала

– Проторговались, вернее, – вставил Чарим, – обратно пустые идем.

– А что тогда охранять? – удивилась я.

– Так лошади и волы-то тоже денег стоят, дурья твоя голова! – взорвался он и для доходчивости снова постучал по столу.

– Ну а я при чем? Если что, я с оружием… никак, да и нет его у меня, – честно призналась я. – Думал батюшкин меч прихватить, только он в половину меня будет, не подниму даже, а уж обращаться и вовсе не умею. С ножом охотничьим еще туда-сюда… И пращой немножко владею, вот.

– Это лучше, чем ничего, – буркнул Вител. – Хоть сторожить ночью сможешь? Ну вот, уже польза. А если ты еще и кашеварить умеешь…

– Ну… Пожалуй, справлюсь, – подумав, ответила я.

Что там сложного, в самом деле? В Сайторе я всегда помогала женщинам готовить угощение на праздники, а тогда на огонь ставили громадные котлы! А эти обоз-ники вряд ли избалованы, привередничать не станут, так что уж состряпаю походную кашу, было б из чего.

– Вот и славно, – потер руки Чарим. – Конь у тебя свой, это хорошо. Его кормить надо, это уже хуже. Так что, парень, нанять мы тебя можем только за пропитание для тебя и твоего жеребца, потому как, повторяю, проторговались, едва в убытки не вошли!

Я задумалась. А почему бы, собственно, и нет? Обоз идет в сторону перевала, и хоть я не хотела соваться туда… Возы, пусть и пустые, движутся медленно, особенно по раскисшей дороге. Пока мы доплетемся до места, Райгор уже наверняка начнет прочесывать другие края, владения Раве, к примеру!

– Чую какой-то подвох, – сказала я торговцам, – ведь обманете – недорого возьмете…

– Ладно б мы тебя за деньги нанимали, тогда могли бы не заплатить и выгнать, – резонно ответил Чарим, – а то за еду!

– А какую именно еду? – тут же спросила я. – А то кинете мне плесневелый сухарь, а коню моему гнилого овса горстку отсыплете, да и скажете, мол, так и договаривались!

Вител гулко захохотал, хлопая ладонями по коленям.

– Гляди-ка, парнишка хоть и из глухомани, а смекает! – выговорил он. Не жил он бок о бок со среброликими, любителями коварных шуток, вот что. – Ладно, давай-ка ближе к делу. Обсудим, сколько чего тебе с твоим одром полагается… А то жрешь ты, Ленни, уж прости, как не в себя, я и то меньше со стола мечу! И куда что девается?

– Не в коня корм, – пожала я плечами. Вот это уже был другой разговор!

В итоге мы сошлись на том, что питаться я буду со всеми вместе из общего котла (который мне же потом и мыть), а Серебряному полагается полная мера овса, как лошадям напарников. Я же обязалась и сторожить по ночам по очереди с остальными (а поскольку людей было мало, то очередь выпадала часто), и кашеварить, и помогать во всем, что может понадобиться в пути, по мере сил, конечно. Выталкивать воз, завязший в грязи, уж точно не заставят, сказал Чарим, окинув меня взглядом, а то как бы сам помощник в луже не утонул.

«Выбирать не приходится, – подумала я, когда мы ударили по рукам. – В одиночку на большой дороге, да такой… хм… опытной путешественнице, как я, делать нечего».

– Ну а теперь доедай да иди спать, – сказал мне Вител, – выедем до света. На возу вон ложись, овчину возьми и спи себе, авось не отсыреешь!

– Я уж договорился, что на конюшне заночую, – ответила я. – К своему красавцу поближе. Да и потеплее там, чем на возу-то!

– Ну, дело твое, – кивнул он, тяжело вздохнул и добавил: – И правда, как это ты надеялся в одиночку куда-то добраться?

– Нужда заставит – не так извернешься, – ответила я присказкой Мадиты, сгребла еще пару кусков пирога и ушла на конюшню.

Признаюсь, ночью я спала вполглаза: а ну как торговцы все-таки позарились на Серебряного и попытаются его увести? Но нет, обошлось…

– Вставай, лежебока! – Кто-то несильно ткнул меня в плечо. – В дорогу пора!

Я потянулась, помотала головой, вытряхивая из волос солому, и выскочила на двор. Еще только начало светать, по-прежнему моросил дождь, и тусклый фонарь едва-едва освещал двор. Я поплескала в лицо водой из лошадиной колоды, пригладила волосы и присмотрелась к едва различимому отражению – оно по-прежнему показывало незадачливого Ленни Тора, сонного и недовольного, и славно! Помню, первое время я очень опасалась забыться во сне и принять свой настоящий облик, но пока обходилось… Правда, тогда у меня и спутников не было, которые могли бы это подметить.

Седлать Серебряного я уже приспособилась. Он был, конечно, намного крупнее той моей горной лошадки, но если на что-нибудь встать – на пенек или камень, то раза с третьего мне удавалось закинуть тяжелое седло ему на спину и затянуть подпругу.

Да… Первые дни путешествия у меня с отвычки от верховой езды болело все тело, но понемногу дело пошло на лад, и теперь я уже могла встать поутру, не охая, как старая бабка.

– Ну, готов, что ли? – просунулся в конюшню Чарим. – Догоняй давай!

Я вывела коня наружу – ему явно не хотелось идти в сырость и холод из теплой конюшни, он недовольно фыркал и встряхивал головой, но шел, – и нагнала возы. Не так уж их было много, едва десяток, но все равно догляд требовался, это я понимала.

– Не спи на ходу! – окликнул Вител, оглянувшись.

Он ехал впереди на крепком сером мерине, а Чарим двигался сбоку, то приотставая, то нагоняя передний воз. Ну и я пристроилась позади, так, чтобы не терять обоз из виду, но и самой не маячить на глазах.

Вител погорячился: я уже говорила, что шаг у Серебряного ровный, всадника он не стряхнет… А теперь, когда не нужно было выбирать дорогу самой и оглядываться на каждый шорох, я приспособилась дремать верхом. Заметив это, на меня свалили почти все ночные дежурства, а я и не возражала. Днем можно было поспать хоть в седле, хоть на возу, а ночь скоротать у костерка. Опять же ночью и с разговорами не особенно пристают, а я все время боялась сболтнуть лишнего.

Но вечер – вечер был законным временем для беседы. Первый особенно не запомнился: Чарим всучил мне здоровенный котел и велел заняться стряпней. Ручей, по счастью, был совсем рядом, а один из возчиков, Мак, помог принести воды сразу в котле, не то с одним ведром я долгонько бегала бы туда-сюда.

Вител с Чаримом переглядывались, думали, наверно, что я запрошу помощи: разводить костер в такую сырость та еще морока! Я, однако, не забывала, что Ленни Тор – паренек из глухомани, где и камин, поди, самому приходилось растапливать, если он вообще имелся, какие там слуги… А уж если он охотился, то всяко должен уметь развести огонь даже и под проливным дождем!

Меня этому когда-то учил отец, учил Ривон, да и другие показывали и подсказывали, что к чему. По-моему, даже Чарим одобрительно крякнул и подергал себя за тонкий вислый ус, глядя, как я ломаю хворост и отрываю пластины коры, чтобы пожарче взялось. У нас на перевале такие деревья не росли, но я уже давно подсмотрела, как равнинные разжигают костры – никакого трута или высушенного под гнетом мха не надо! Хорошо еще небольшой запас сухих дров везли с собой, потому как нарубить их в лесу можно, но толку-то? Древесина была не просто сырая, а будто нарочно в болоте вымоченная! А на одном хворосте котел долго закипать будет…

В котел, как водится, шло все, что попадало под руку. Марон, еще один возчик, пошел за хворостом и ухитрился сшибить перепелку камнем из пращи – годится! Пращу он, как выяснилось, смастерил для меня – посмотреть, правда ли я умею с ней обращаться. Пришлось мне повторить его охотничий подвиг, пускай и вышло не с первого раза.

Мак нашел упавшее дерево, сплошь поросшее грибами, – тоже дело! Правда, я согласилась бросить их в похлебку только после того, как и Вител, и Чарим, и все остальные заверили, что эти грибы съедобные.

– Матушка рассказывала, – поучительно сказала я, мешая в котле, – как один наш дальний родственник однажды съел незнакомый гриб и…

– Умер? – жизнерадостно спросил Марон.

– Нет, но он три дня видел сны наяву, почему-то считал себя Создателем, сочинил новую Книгу Странствий… правда, потом так и не смог прочесть написанное, а еще чуть было не женился на козе, – совершенно серьезно ответила я, поскольку рассказывала чистую правду.

Грибы вот только были не лесные, а пещерные, они еще красиво светятся в темноте. Горномогучие их очень любят, а вот людям, как выяснилось, лучше не пробовать…

Дружный хохот был мне ответом. Я уже поняла: любая фраза, которую я начинала со слов «матушка рассказывала» или «матушка велела», вызывает такой вот приступ веселья. Ну а поскольку всяческих историй, веселых и не слишком, я знала множество, да и выдумать на ходу могла что угодно, то не отказывалась поразвлечь спутников. Главное было рассказывать любую чушь с самым серьезным выражением лица, и взрослых бородатых мужчин сгибало пополам от смеха. Право, такой успех заезжим актерам (в позапрошлом году такие выступали в княжеском дворце) и не снился!

Веселья, правда, немного поубавилось, когда Вител нашел в своей миске кусок чего-то, подозрительно напоминающего змеиный хребет.

– А что? – удивилась я в ответ на его немой вопрос. – Они вкусные. А голову я выкинул – вдруг ядовитая?

– Надеюсь, лягушек ты туда не крошил? – спросил Мак, с опаской глядя на котел.

– Нет, лягушек лучше жарить, да они уже и не попадаются, на зиму попрятались, – ответила я. – А на эту змею я чуть не наступил, она сонная уже была, вялая… Чего ей пропадать, думаю?

С этими словами я вынула из золы прутик с нанизанными на него запеченными улитками: эти еще не подались на зимовку, под иными лопухами можно было набрать десятка два покрупнее…

Марон сглотнул и отодвинулся подальше, когда я принялась выковыривать улиток из скорлупы.

– Да уж, теперь точно ясно, что ты из голодных краев, – пробормотал Вител.

– Ну-ка, дай попробовать, – протянул руку Чарим, и я охотно поделилась. – Хм… Нет, жареная саранча вкуснее, хрустит! Эти жесткие, как подметка…

– Матушка рассказывала, – произнесла я, прожевав, – где-то далеко на юге водятся улитки размером с мужской кулак. Не мой, конечно, а вот как у Мака. Их нарочно откармливают сочными листьями, а потом запекают или жарят в масле с душистыми травами, и это считается деликатесом, вот.

– Лучше уж змеи, – искренне сказал Марон.

– Да брось ты! Будто никогда речные ракушки не собирал? – встрял Мак. – Они и сырые вкусные! А на морском побережье, я слышал, они не махонькие, как в реке, а во-от такие, с тарелку! За них большие деньги платят, а еще кое в каких жемчуг попадается…

– Про жемчуг я знаю, в речных он тоже бывает, только мелкий и неровный, но вот есть этих гадов… брр!

– А там едят и нахваливают. И ракушки эти, и всяких… забыл…

– Многоногов, – подсказал Вител. – Я раз пробовал – хороши! Но их надо уметь готовить, а то выйдет вроде этих улиток – не вдруг разжуешь. А есть еще твари вроде пиявок, но с руку длиной. Вот эти вкусны, особенно копченые…

– Словом, все полезно, что в рот полезло, – заключил Чарим и добавил справедливости ради: – И обратно не вылезло.

– Это уж точно. Помню я, как ты меня этим вашим тухлым кобыльим молоком попотчевал…

– Не тухлым, а квашеным, понимал бы что!

– Да уж, придумают же люди, – пробормотал Марон, выскребая миску. – Где-то, я слыхал, нарочно плесень на сыре растят, где-то вообще рыбу гнилую едят и нахваливают…

– Да пусть едят, что хотят, – пожал плечами Мак. Они были похожи, как братья, даже удивительно. – Пока мне такое насильно в глотку не засовывают, то и ладно, всяк волен сходить с ума по-своему, я так думаю.

– Ага, это ты об их вот законах гостеприимства не знаешь! – хмыкнул Вител и кивнул на Чарима. – Всю родню обойди, у каждого выпей плошку этой мерзости, иначе обидишь… Ух! Я все на свете проклял, думал, помру…

Они принялись вспоминать, кому в какую историю приходилось попадать, а я потащила котел к ручью, отмывать. Даже хорошо, что мне досталась такая работенка: руки мои, те самые, что предписывалось холить и лелеять в безделье (собаку не моги погладить!), уже не походили на девичьи. Размером, конечно, они все равно уступали юношеским, но зато были исцарапаны, ободраны, местами даже обожжены, а обломанные, не слишком чистые ногти довершали картину.

«Кто так узлы вяжет, ну совсем как девчонка!» – покрикивал на меня первое время Вител. Я и сама замечала, что двигаюсь по-другому, действую иначе, нежели мужчины, и старалась перенять их манеру. Не знаю, показалось мне или же маска помогала, но уже через пару дней на меня перестали орать дурниной за то, что неправильно запрягаю (седлать я научилась, но с упряжными животными прежде дела не имела).

И даже Чарим одобрительно хмыкнул, глядя, как я помогаю Маку управиться со строптивым волом: был в обозе такой, красавец и силач, и воз тянул без понуканий, и вожжей слушался лучше некуда… если сумеешь его запрячь. Иногда это удавалось легко и просто, а иногда разыгрывалось целое представление… Ну а я припомнила, что мне рассказывали на перевале: многие звери почему-то не любят одну душистую траву. Точно такой же я не нашла, перепробовала разные и, наконец, добилась своего: могучий вол негодующе фыркнул, учуяв резкий запах, замычал, попятился, наклонил тяжелую башку… и оказался пленен.

Маска… Мне казалось, она в самом деле подстраивается под то, что я вижу вокруг себя, и как-то переделывает меня. Я даже в седле теперь сидела иначе, подражая Чариму! А просто так переучиться не выйдет, на это не пара дней бы ушла, а пара недель… И от этого становилось тревожно: сумею ли я снять маску, если захочу? Или так и останусь до скончания дней своих Ленни Тором, и то лишь на лицо?

Увы, даже ночью я не рисковала проверить, не приросла ли серебряная личина намертво: никогда не угадаешь, кому приспичит до ветру! Это вот, к слову сказать, было самой серьезной из всех моих проблем: мужчины-то друг друга не стеснялись, иной раз ленились даже с воза слезть, чтобы справить малую нужду, а мне приходилось отставать и скрываться в кустах. (По-моему, и тут маска как-то действовала на меня, во всяком случае, обычно удавалось терпеть до темноты.) Тут уж шуточки сыпались градом: дескать, это матушка тебя научила стесняться, как девицу? И я честно отвечала: да, матушка считала, что негоже светить своим хозяйством на всю округу. Нет, кому хочется им похвастаться – это сколько угодно, а поскольку мне особенно гордиться нечем, особенно в сравнении с вами, мужчинами могучими, я уж лучше в кустики отбегу…

Хорошо еще стояла промозглая осень, а не лето: речушек и ручейков по пути попадалось достаточно, как тут не искупаться, если тепло? А не в одежде же в воду лезть… Но сейчас мысль о холодной воде вызывала не радостное предвкушение, а разве что мурашки по коже!

Глава 10

– Опять в воду глядишься, прямо как девица? – захохотал у меня над ухом Марон, но я не вздрогнула, потому что заметила его отражение.

– Смотри, по-моему, немножко подросли, а?

Это я удачно придумала, как объяснить то, что непременно хоть раз в день да погляжу на свое отражение в луже ли, в котелке ли с водой или даже в лезвии ножа: усы у Ленни Тора толком не росли, и это страшно его огорчало! Три волосинки, и только…

– Да не позорься ты, Ленни, сбрей все начисто, потом гуще расти начнут, – в который раз посоветовал Вител и почесал заросший подбородок. – Лет через пяток, если доживешь, еще и порадуешься, что за ночь щетиной не покрываешься!

– Нет, я хочу настоящие усы, – стояла я на своем. – Ну скажи, дядя Вител, немножко же подросли, а?

– Угу, во-от настолько, – вздохнул он, показав кончик ногтя, и ласковым подзатыльником направил меня к кострищу. – Иди стряпай, только без змей, слышишь?!

– Ага, ага…

– Гляди-ка, а распогодилось, – сказал Мак, выбравшись из-под воза. – Солнышко проглядывает.

– Так-то оно так… А раз прояснилось, могут заморозки ударить, – задумчиво ответил Чарим. – Вот тогда нам надо будет ходу прибавить: грязь схватится, и мы живо до перевала доберемся! А то что это за дело: колеса по ступицу увязают, и это мы еще пустые идем!

– Хорошо бы, – кивнул Вител. – Несколько дней бы такой погоде продержаться, тогда б мы успели проскочить до настоящих холодов, а то на перевале сейчас сам знаешь каково…

– А что там такое, дядя Вител? – встряла я, кроша в котел луковицу. – Матушка рассказывала, дорога на ту сторону гор только одна, ну, если кружной не считать, а потому хозяин перевала – человек шибко важный! Так или как?

– Так… – протянул он, глядя в сторону. – Только теперь у перевала хозяина нет.

– Это почему же? – поразилась я.

– Да просто прежний помер, а наследников не осталось, – пояснил Марон. – Поэтому…

– В том-то и дело, что не просто так он помер, – оборвал его Чарим. – Не своей смертью. Будто ты не проезжал мимо развалин! Это сейчас их подразобрали, но прежде…

– Сказали ж, молния ударила, – пробормотал тот.

– Какая молния, дурья твоя башка! – разозлился Чарим. Он вообще был очень вспыльчив, но и отходчив. – Никогда, слышишь, никогда молнии не били в замок! А тут раз – и только груда камней осталась… Небывалое дело!

– Может, этот… Сайтор, да? Вдруг он чем-то прогневал Создателя? – шепотом спросила я. Мне было до дрожи любопытно, как же объясняют люди гибель нашего замка, но спросить напрямую я никак не могла. – И тот послал гром небесный… Матушка говорила, что…

– Да отстань ты со своей матушкой! – взвыл Вител. – Не могло такого случиться, понимаешь? И Создатель тут ни при чем!

– А кто ж тогда? Разбойники?

– Какие же разбойники до основания замок разрушат? Нет… – Он примолк, потом продолжил: – Дело нечисто, но теперь уж не доискаться, что да как случилось. Мы вот одно знаем: прежде ждали перевала, как праздника, едешь – дорога сама тебе под ноги стелется! А если непогода, так или на замковом внешнем дворе или там в поселениях на ночь приютят, накормят, обогреют, а поутру дальше отправят с провожатым…

– Угу, а теперь идешь – только и думаешь, как бы скала тебе на голову не обрушилась. И оползни кругом. А уж если дождь да возы груженые… – Чарим выразительно схватился за голову. – А в прошлом году волки у нас двух вьючных лошадей зарезали и уволокли, только кровавые следы на камнях остались.

– Ничего себе волки… – пробормотала я, подумав, что чутконосые сильно обозлились на людей, и это не к добру.

– Там и похуже кое-кто водится. Сам не видел, врать не буду, но от надежных людей слыхал… – Вител снова умолк. – Многое там встречается, вот что. И пока жив был рыцарь Сайтор, ни одного путника, который вел себя достойно и не нарушал заведенного обычая, на перевале никто не тронул. Теперь же идешь и не знаешь, доберешься ли живым на ту сторону, хоть десять раз принеси дары и попроси о помощи!

– А он колдун был, этот рыцарь? – спросила я с нарочитым жадным любопытством.

– Не знаю. Вряд ли… но знал и умел многое, это уж как пить дать. Без такого с его хозяйством поди управься!

– Неужто у него никакой родни не осталось?

– Все погибли, – тяжело вздохнул Чарим и привычно подергал себя за ус, как делал от злости или беспокойства. – И семья, и все домочадцы, и прислуга… Скверное дело! Нет покоя их духам, а от того и на перевале неладно сделалось.

– Что-то я уж не хочу туда идти, – пробормотала я.

– Нанялся, так не отлынивай, – был ответ. – На ту сторону мы тебя не тащим, а здесь уж изволь работать, как договаривались!

* * *

На нашу удачу, дождь все-таки прекратился, а вот заморозков пока не случалось, хотя по ночам было очень холодно. Упряжные животные приободрились и пошли быстрее, когда грязь немного подсохла. Вител, завязывая травинки сложными узелками, чтобы не сглазить, говорил, что если опять не польет, то к перевалу мы, глядишь, успеем и до заморозков – по всем приметам их в ближайшее время быть не должно.

Если б спросили меня, я бы ответила, когда именно ударит первый ночной мороз… ну, не так точно, как если б дело было в горах, но ошиблась бы на день-другой, не больше. Но меня, ясное дело, не спрашивали, а я не вылезала со своим мнением – не по возрасту и не по чину.

– Скоро обсохнем и отогреемся, – вскорости сказал Вител, – тут обитель в полудне пути, заночуем, заодно припасов купим, а то в дальних деревнях поди угадай, то ли есть что на продажу, то ли нет, а если и имеется, так продадут ли…

– Угу, недаром обители первыми грабят! – кровожадно ухмыльнулся Чарим. – Там всегда найдется, чем поживиться!

– А ты уймись, – оборвал его Вител, – первый раз, что ли? Знаешь же, что эти парни вовсе не разбирают, всерьез ты или шутки шуткуешь! Забыл, как тебе чуть не накостыляли?

– Забудешь такое… – пробормотал тот и почесал спину между лопаток. – Но не накостыляли же!

– После того как я откупился. Ну да ладно, кто старое помянет… – махнул рукой Вител и повернулся ко мне. – И ты язык прикуси, а то как ляпнешь что-нибудь про свою матушку…

– Между прочим, – обиженно сказала я, – она была достойнейшей женщиной, а то, что много знала и учила этому меня, так разве плохо?

– Хорошо, – заверил он, – только держи эти знания при себе, договорились?

– А что, там так строго, дядя Вител? Я слышал… не от матушки, нет, по дороге! В общем, в обители все живут очень просто, а еще все время работают и молятся… Так или как?

– Кому положено, тот работает, а кто главный… сам понимаешь, – хмыкнул Чарим. – Но что молятся непрестанно – это правда.

– А зачем?

– Думают, что чем больше слов, тем надежнее, наверно. Мне-то почем знать? Я уж по-своему, запросто, чай не обидится Создатель, – серьезно сказал Вител. – Да и не по пустякам прошу, а по делу. А если каждый день с утра до ночи бубнить одно и то же… Это как зуд комариный: сперва раздражает, а как привыкнешь, так и замечать перестаешь.

– Вон оно что… – протянула я. Сама я придерживалась того же мнения. – А мне сказали, люди там сплошь достойные и порядочные. Я думал, если до зимы так и не доберусь до Данвора, попрошусь в обители перезимовать. Не задаром, конечно, работать-то я могу, сами видели! А у них там наверняка и лошади есть, и вообще скотина всякая, я б справился…

– Ну ты и дурак, Ленни, уж прости! – покачал головой Вител.

– Чего это я сразу дурак?

– А того, что вот так попасть – хуже не придумаешь. Приютить приютят, как пить дать, только обратно не выпустят.

– Да почему же?!

– А потому, что за зиму ты со своим конем слопаешь больше, чем наработаешь, – пояснил Чарим. – Там своих тружеников хватает, да таких, которые задарма трудятся и черствой коркой сыты, а что ты, что конь твой – прожоры, каких поискать. И скажи спасибо, если по весне у тебя за долги только коня заберут, а не оставят самого отрабатывать…

– Ой… Так сбежать же можно!

– Угу, сбежишь ты, как же, особенно на своих двоих да после зимы впроголодь. Учти, вещи-то у тебя, скорее всего, тоже забрали бы, зачем они тебе в обители? Да и припасов с собой не возьмешь, это тебе не на мамкиной кухне пироги воровать, – ухмыльнулся Чарим. – Один наш возчик попытался как-то к ним в кладовую забраться, едва не попался.

– А зачем он туда полез? – удивилась я.

– Жрать захотел посреди ночи, а на столе за ужином такой окорок был – пальчики оближешь! И от него больше половины осталось, – пояснил Вител. – Вот этот дуралей и решил поживиться потихоньку. Еле удрал. Хорошо шум на каких-то странников свалили, они как раз ночевали там, а то мне и за этого бы платить пришлось!

– Вон оно как… – Я почесала в затылке.

Все это совпадало с историями Мадиты, и я в очередной раз порадовалась, что не угодила в обитель! Я была бы там почетной гостьей, но это лишь означало, что следили бы за мной неусыпно и неустанно, о каком же побеге может идти речь? В самом деле, коня не уведешь, припасами не разживешься… Если только затеряться между убогими странницами, но они ведь сразу заметят лишнюю и мгновенно ее выдадут! И маска бы не помогла: лицо лицом, но Мадита говорила, у странников есть свои словечки, свои приметы, которых человек со стороны не знает и угадать не сможет, но по которым они с легкостью отличают чужаков.

– Что-то ты у нас закудрявился, – сказал вдруг Мак, присмотревшись.

– Это у меня от сырости лохмы пообвисли, а теперь сохнут, – пояснила я, скосив глаза на выбившуюся из хвоста прядь. Она в самом деле немного завилась на конце. Ну надо же! А как Мадита мучилась с моей прической… – А как совсем высохну, вообще на барана похож сделаюсь.

– Да ты и так похож, особенно умишком, – сделал мне комплимент Чарим, и они дружно загоготали, а я сделала вид, будто обиделась. Пускай смеются, от меня не убудет…

Обитель показалась вдалеке, когда солнце уже клонилось к закату, и выглядела она мрачной и негостеприимной. И, право слово, иной замок был хуже укреплен, чем это место!

К стенам обители лепилось десятка полтора домишек, и кто уж там жил, не знаю. Наверно, пришлые люди, которым больше некуда было деваться, но которые не захотели уходить в обитель насовсем или даже на время: если верить Вителу, это было почти одно и то же.