Страж перевала

– Ты, наверно, в самом деле из лесного народа, – ответила я. – То, что ты описала, похоже на праздник урожая или перелома года, у нас почти так же его справляли – с плясками, масками, угощением и кострами до небес…

– А что ж случилось?

– Видно, вас нашли. Ты сказала – птица прокричала или волк взвыл. Предупреждали, значит. Но такое веселье враз не свернуть, вот, наверно, промешкали, тут-то охотники и налетели… Ель загорелась… Сама понимаешь, в лесном пожаре тебя могли попросту потерять. А если родители погибли… – Я умолкла, потом добавила: – После, наверно, ты в чьем-то логове пряталась. А что память отшибло – немудрено, от испуга-то. Я старше тебя была, а тоже не помню, что случилось! Только огонь… И старый князь еще удивлялся: что в Сайторе могло так гореть? Камень ведь, не лес…

– Почему же я теперь-то вспомнила? – шепнула Мадита.

– Откуда мне знать? Ну разве… Динк о лесе, наверно, все уши тебе прожужжал, ты сама о нем заговорила, о лесовиках мне рассказала, а как маску увидела, все одно к одному и сошлось, – предположила я.

– Вон оно что… – протянула она. – Ну, раз так, значит, нас с ним судьба свела и дорожка наша – прямиком в дремучий лес! Его, дремучего, теперь поискать, конечно, много свели, но Динк места знает… Глядишь, впрямь какая-нибудь родня отыщется, не моя, так его! А нет, и вдвоем не пропадем.

– Праздник урожая на той неделе, – напомнила я, – ты сама говорила, что лесовики приезжают на ярмарку. Подождите их где-нибудь, может, удастся столковаться, прибьетесь к их обозу…

– Да какие у них обозы, госпожа! – зафыркала Мадита. – Все на своем горбу тащат, откуда в чащобе вьючная скотина? Зимой, Динк говорил, можно собак в санки запрячь, но много ли они увезут? А то еще, он слыхал, где-то оленей приучают в упряжи ходить, но это не в наших краях, а много севернее, где лошадь вовсе не прокормишь.

– Это смотря какую лошадь, – пробормотала я, вспомнив мохнатых горных скакунов. – И не придирайся к словам. К обозу не к обозу… главное, если к их компании пристать, меньше внимания привлечете. Считает их кто-то, что ли? Оденетесь, как они, и…

– Попробуем, госпожа, – кивнула она и покосилась на маску. – И как вы не побоялись эту штуку надеть?

– Райгор велел, – ответила я. – Пошутить хотел. А я сообразила, как можно ее использовать. А теперь помолчи, я хочу испробовать кое-что, вдруг все же получится?

Сперва я хотела просто надеть вторую женскую маску на чучело, но потом подумала: а как я объясню, какой облик принять? Надо было сперва снять отпечаток своего лица, так же как мастера, – тут я невольно поежилась, – отливают посмертные маски для надгробий, для князя Даккора тоже сделали такую. Сперва воск и глина, потом металл и чеканка, я слышала, как это обсуждали…

Вторая маска на ощупь была такой же ледяной, как первая, но повиновалась столь же охотно. «Застынь, – попросила я мысленно, увидев в зеркале свое отражение, – сохрани мои черты! Не меняйся, не показывай мешковину и солому вместо лица, побудь мной хотя бы недолго!»

Когда я сняла ее, маска по-прежнему казалась металлической, но стоило примерить ее на чучело…

Мадита тихо взвизгнула и зажала себе рот руками, когда соломенная кукла вдруг обрела мое лицо – не отличить от настоящего! Разве что неподвижное, но этого, как она сама и сказала, под вуалью видно не будет.

– А говорите, колдовать не умеете, – прошептала она.

– Умела бы, давно бы сбежала отсюда, – ответила я, растирая замерзшие пальцы. – Это не я, Мадита, это маски. Их хозяева могут притвориться кем угодно, и, видишь, у меня получилось использовать их наследие… Похоже вышло?

– Не отличить! Если б еще моргала… – Мадита осторожно коснулась лица чучела кончиком пальца, как когда-то – платья куклы. – Холодная какая…

– По такой погоде немудрено замерзнуть, да и не будет меня никто за лицо хватать. Так, плащ, перчатки, давай, помоги… Надо ее закутать, чтобы никто ничего не заметил!

В четыре руки мы живо управились, а потом Мадита еще уложила для меня вещи Райгора. Она, умница, принесла его дорожные костюмы, уже не новые, но еще крепкие, и несколько смен белья, а вот обувь мне пришлось надевать свою – у меня нога была намного меньше.

– Я, значит, сейчас вас провожу, госпожа, – тихо сказала она, удостоверившись, что я ничего не забыла, – а утром вот ее, куколку нашу, отправлю. Покручусь-поверчусь на глазах, потом вроде как пойду в ваших покоях порядок наводить, а то после отъезда все разбросано, беда просто… А как все своими делами займутся, мы с Динком и уйдем, даже и не таясь особо. Он уж наши пожитки перетаскал в одно укромное местечко, оттуда мы в ночь дальше двинемся.

– А долго ли ехать до обители?

– В карете как раз до вечера колыхаться придется, особенно по такой слякоти, – ответила она. – Ох… Госпожа, говорить-то эта ваша маска не умеет?

Я покачала головой.

– А ну как спросят, не надо ли вам чего, попить или там…

– Тут уж ничего не поделаешь, – вздохнула я. – Да и вряд ли сразу пристанут. Утро раннее, карета, как ты говоришь, еле колышется, вот я и уснула. Если я не прикажу остановиться, не станут ведь?

– Не должны, кому охота лишнее время тратить? Поскорее бы до места добраться, согреться, обсохнуть!

– Тогда, будем надеяться, до самой обители никто ничего не заметит. А если слуги и увидят по пути, что госпожа Альена молчит и не дышит… как думаешь, что сделают?

– Ничего, – сразу ответила Мадита. – Скажут, что госпожа велела не беспокоить и задремала, они и не беспокоили. Хотя, конечно, влетит им…

– За что? Они ко мне пальцем не притронулись, слова лишнего не сказали… Не должны их наказать.

– А и накажут, не особенно жалко, – фыркнула она, – с вами такую охрану отправляют из любимого отряда князя, чтобы, значит, ничего с его невестой не приключилось… Проморгают – так им и надо! Да они отбрешутся, госпожа, на колдовство все свалят, будьте уверены.

Я кивнула и принялась переодеваться. Костюм Райгора был мне почти в самый раз, разве что в плечах и поясе великоват. Ну да велико не мало: подпоясаться потуже, плащ накинуть, и сойдет.

– Поди посмотри, все ли уже спят, – попросила я. – Скоро полночь, пора.

– Иду…

Мадита выскользнула за дверь, а я напоследок присела перед зеркалом… И сообразила вдруг: а коса-то! Ни я, ни Мадита об этом не подумали, а хорош был бы юноша с косой до пояса!

– Тебе привяжем, – сказала я чучелу, сидевшему на моей кровати, и вынула нож, небольшой, мне по руке, очень острый: Динк раздобыл, да не один, в дороге всякое случается.

У Райгора были волосы чуть ниже плеч, они красиво вились на концах, девушкам нравилось. В дорогу, конечно, он собирал их в хвост. Вот и я перевязала косу пониже затылка крепким шнурком, примерилась и отхватила волосы ножом… Ну как отхватила – пришлось едва ли не пилить, наверняка вышло неровно, но было уж не до таких мелочей.

Коса легла мне в руки: толстая, тяжелая и холодная, как змея, а вернее как пук прошлогодней слежавшейся соломы. Я уже хотела примерить ее чучелу вместо той, из пакли, как вдруг пальцы мои что-то защекотало.

Это мои волосы рассыпались в прах у меня в руках, будто горели невидимым огнем, и невесомый пепел просеивался меж пальцев… Миг – и ничего не осталось, ни пылинки на руках, на одежде, на полу, будто и не было у меня никогда косы!

– Значит, так тому и быть, – шепотом сказала я, спрятала нож и посмотрела на себя в зеркало. Что ж, и впрямь похожа на юношу.

– Кругом тихо, госпожа, можно идти, – это Мадита проскользнула в комнату и опять ойкнула. – Простите, все не привыкну, как вы это…

– Что ж… – Я встала и накинула плащ. – Значит, пора.

– Госпожа, а может, когда я пугало в карету посажу, маску-то снять? Чтоб вовсе никакого следа не осталось? – спросила вдруг она. – В самом деле, кто к вам по дороге сунется? А так, если найдут эту штуковину, то…

– Могут опять начать охоту на среброликих, – сообразила я. – Хотя кто еще на кого охотиться станет… Нет, Мадита, не надо рисковать. Если мне удастся добраться до перевала, я их предупрежу, чтобы были настороже.

Наклонившись, я дотронулась до лица чучела – своего лица – и подумала: «Вот бы не сам оборотень мог рассыпаться снежной пылью, а маска! Этак доберутся до обители, откроют дверцу кареты – а внутри только соломенная кукла. А еще лучше вышло б, если бы она сгорела у них на глазах, исчезла бесследно, вот как мои волосы!» Показалось мне или невидимые сейчас линии рисунка на маске на мгновение вспыхнули алым? Наверно, просто свеча мигнула…

– Госпожа, и вот еще, возьмите на дорожку, – Мадита сунула мне глухо брякнувший мешочек.

Я на ощупь, да и по весу поняла – это деньги.

– Ты с ума сошла? Где взяла?

– Где-где… приданое себе копила, да в лесу на кой эти монеты? – преспокойно ответила она. – И Динк отдал, что у него было. Себе оставили маленько, чтобы хлеба купить, и довольно, прочее добудем. Ну и из даров хозяйке обители я кое-чего успела подцепить…

– Мадита! Ты…

– И не спорьте, госпожа! – перебила она. – Мы с Динком взрослые уже, рукастые да выносливые, на работу всегда наняться можем, с голоду уж точно не помрем. А вы… девчоночка еще, едете невесть куда совсем одна, да без единой монетки… Нельзя же так!

– Ты тогда хотя бы мои украшения возьми, – вымолвила я, переждав спазм в горле. – Они приметные, да, но можно переплавить и тогда уж обменять.

– Себе оставьте, – нахмурилась Мадита. – Мало ли, пригодятся! А мы с Динком, говорю же, не пропадем – ни в лесу, ни в деревне. А вот куклу вашу я возьму, раз вы ее мне подарили.

– Хороша ты с ней будешь в чащобе! И тяжесть лишняя…

– Так-то оно так, госпожа, – ответила она без улыбки, вытряхивая кукольные вещички из увесистого сундучка и увязывая их в узелок вместе с самой игрушкой, – да ноша невелика, а оставлять ее жалко, выбросят ведь… А так, глядишь, и впрямь мои дочки поиграют, а нет – другим девчонкам радость будет! Вот…

– Дело твое, – кивнула я, а она вдруг вытащила из кармана вышитый платок.

– Это вот еще возьмите, госпожа. Я еще в обители вышила, как умела, чтоб не позабыть знаки, которые на моей одежде были. Теперь-то уж не забуду, накрепко затвердила, а это рукоделие на память осталось. Пригодится хоть нос утереть!

– Спасибо, – искренне сказала я, взяв подарок.

– Ну что, готовы?

Я кивнула.

Уж как Динк вывел Серебряного за ворота так, чтобы стража даже не шелохнулась, даже и не знаю, а расспрашивать было некогда. Впрочем, когда Райгора не было, за порядком следили вполглаза, а судя по винному духу, исходившему от храпящего стражника… Не удивлюсь, если в бочонок был подлит отвар какой-нибудь лесной сон-травы!

Так или иначе, конь уже дожидался меня и ласково зафыркал, учуяв.

– Серебрушки его я, как мог, подкрасил, чтоб не так в глаза бросались, – негромко сказал Динк, – и гриву тоже. Оно, конечно, от дождя скоро снова облезет, но несколько дней должно продержаться… А там, если повезет, вы уже далеко будете, где этого коня и не видели поди, а не видели – не вспомнят. Но краску все ж возьмите, мало ли…

– Ты еще и конокрадством промышлял? – спросила Мадита.

– Всякое бывало.

– Тогда точно не пропадем, – усмехнулась она и обняла меня. – Берегите себя, госпожа… А может, лучше все же с нами пойдете, а? Дождетесь утра вон в той рощице за оврагом, а потом уж мы потихонечку, полегонечку да утечем подальше…

Я покачала головой и тоже покрепче обняла ее.

– Это вы – лесные жители, – шепнула я. – А меня горы зовут. Спасибо тебе, Мадита, и тебе, Динк. Может быть, еще когда-нибудь свидимся!

– Да не может быть, а точно, – невозмутимо ответил конюх, теперь уже бывший.

Вот сейчас я видела, что он точно не из горожан и не из крестьян, а из вольного народа, уж неведомо, какого именно: старые повадки проявились, будто Динк скинул личину, под которой прятался столько лет! И движения сделались другими, плавными и быстрыми, и смотрел он иначе, и даже принюхивался совсем не так, как это делал бы обычный конюх, а совсем по-волчьи!

Да и Мадита как-то изменилась на вольном воздухе. Обычно такая милая и уютная, теперь она почему-то напоминала мне медведицу: та с виду тоже мягкая, пушистая и неуклюжая, только не вздумай ее разозлить: не убежишь – догонит, а уж если попадешься в когти – пиши пропало…

– Езжайте, госпожа, – Мадита вытерла глаза тыльной стороной кисти. – И не забывайте…

– Я вас не забуду.

– Да не нас! А про кадык и щетину! – фыркнула она, и я тоже засмеялась, поцеловала ее на прощанье, а Динку крепко пожала руку.

Миг – и я в седле, и Серебряный пошел сперва ровным шагом, потом все быстрее и быстрее…

Я не стала оборачиваться – примета дурная, и знала, что Мадита с Динком не смотрят мне вслед по той же причине.

Теперь нужно было надеть маску и не забывать, что отныне она должна стать моим лицом. Я больше не девушка по имени Альена Сайтор, я юноша Ленни Тор. А вот почему мы так похожи с молодым князем Райгором… Это уже совсем другая история, и я, быть может, расскажу ее любопытным, но не задаром!

– Вперед, – шепнула я Серебряному, – до утра нужно убраться подальше отсюда…

Конь коротко проржал – дескать, ясно – и двинулся походной рысью. Он сам менял аллюр, как привык, наверно, за много лет службы, а шаг у него был таким ровным, что хоть спи в седле.

Мне, однако, было не до сна, я размышляла, как быть дальше. Ясное дело, когда Райгор поймет, что пташка упорхнула, все пути к перевалу будут перекрыты, и случится это очень скоро: ведь он наверняка рассудит, что я помчусь именно туда. Прорваться на всем скаку? Так ведь и там, и на дорогах полным-полно княжеских людей! И пусть я знаю кое-какие тропы, могу позвать чутконосых (уж узнают они меня, наверно, даже в маске?), шансов пробраться в Сайтор незамеченной слишком мало.

Добраться до моей дальней родни, Литтенов, не минуя перевал, невозможно, если, к примеру, поехать кружным путем. Да я и не слишком хорошо представляю, как их искать: ни разу там не бывала! Остается только рыцарь Раве, а я даже не знаю, жив ли он еще! Но если нет, его наследники приютят меня, однако до них путь тоже неблизкий… И там тоже будут искать, как только Райгор вспомнит старика – видел же его на том балу. Но, может, не обратил внимания? Не стала бы я на это рассчитывать он памятливый…

Однако выбирать не приходилось, и я повернула Серебряного прочь от перевала, на восход, вдоль горного хребта. Владения Раве располагались в предгорьях, и добраться туда нужно было до того, как ляжет снег: если заметет дорогу, одинокий путник уже не проберется, а обозы туда ходят нечасто, особенно зимой.

Я рассчитывала успеть до первых заморозков: зима, судя по всему, не торопилась. Но если не выйдет… на что жить? Денег, судя по весу мешочка, было не так уж много, припасов у меня с собой лишь столько, сколько может увезти путник… А Серебряного ведь тоже нужно кормить и обихаживать! Пока еще не сошла трава, но он же не горная лошадка, чтобы жить на одном лишь подножном корму, а овес нынче дорог…

Если я застряну где-то, подумала я, придется продать коня. Либо уж влезть в долги у хозяина какого-нибудь постоялого двора, а потом удирать темной ночью не расплатившись!

– Надеюсь, до этого не дойдет, – вздохнула я и похлопала Серебряного по шее. Он ответил коротким согласным ржанием и прибавил шаг.

Глава 9

– Да, господа, поиздержался я страшно, – говорила я, не забывая воздавать должное накрытому столу, – кто ж мог подумать, что овес так вздорожает?

– И не говорите, – кивнул один из моих сотрапезников, немолодой веснушчатый мужчина с внушительным шрамом на подбородке, – сами волками взвыли, как узнали… Считай, вся прибыль на прокорм пойдет, торговать в убыток стало.

– Вот-вот, – подхватил его напарник, невысокий и чернявый, с быстрыми хитрыми глазами, – добра привезли много, а расторговались едва-едва.

– Я думал, на хорошее сукно всегда спрос есть, – наивно сказала я. – Ладно там разноцветные шелка и всякие кружева на дамские платья, но уж это-то…

– Спрос-то есть, – вздохнул веснушчатый (его имя было Вител), погладив короткую бородку, – да укупить никто не может. Мы и так уж цены сбавили донельзя: не обратно же везти! А здесь склад устраивать – больше потеряешь, еще и погниет весь товар, вон сырость какая. И еще не поймешь, какая зима будет, приметы не срастаются…

– А что случилось? – еще более наивно спросила я и утянула с блюда гусиную ногу. У этой птицы в родне явно был кто-то из горных быстрокрылых, если судить по размеру.

– Да что-что, неурожай… – пробормотал Вител. – Снопы наметали – О-го-го! А зерна намолотили – шиш да ни шиша. И так уж не первый год, и все хуже и хуже становится! В чем дело, никто понять не может, знающие старики только руками разводят. Вроде и дождя вволю, и солнца хватает, и озимые морозами не побило, ан поди ж ты!..

– Угу, теперь браконьеров разведется, – поддакнул его напарник, – потому как на одной репе зиму не просидишь. Скотину пустой соломой кормить придется, про птицу и вовсе молчу… Небось забьют, пока не отощала, но надолго ли того хватит?

– Вон оно что… У нас-то что урожай, что неурожай, все едино еле-еле хватает, мы привычные, – вздохнула я. – Но как теперь быть, и не знаю. К такому, честно скажу, господа, матушка меня не готовила…

– А батюшка? – тут же спросил чернявый Чарим.

Я молча развела руками, потому что зубы мои завязли в жестком мясе. От старости этот гусак умер, что ли?

– От батюшки на память только конь остался, – ответила я, прожевав. – И тот раза в полтора меня старше.

– А по нему и не скажешь, знатный жеребец, – заметил Вител.

Благодаря Серебряному мы и познакомились: я как раз возилась на конюшне, думая, как быть – деньги таяли стремительно, и я предпочитала лишний раз сама не поесть, но досыта накормить коня, – когда пришел пустой обоз. Признаюсь, я немного опасалась связываться с торговцами: они люди опытные и очень приметливые, и даже если их обманет моя маскировка, они могут заподозрить неладное.

Однако сперва мы с Вителом перекинулись парой слов о Серебряном, потом встрял Чарим со своим мнением касаемо лошадиных статей (он был степняком и предпочитал совсем других коней), я не осталась в долгу и рассказала ему о горных скакунах… В общем, вечеряли мы за одним столом, а когда я честно сказала, что денег у меня хватит только на хлеб да сыр, так что я уж своими припасами обойдусь, Чарим только поцокал языком и закатил глаза.

– Кто ж такого мальчишку отправляет в дорогу без единой лишней монеты и без взрослого товарища? – перевел Вител. – Да еще на таком жеребце, на которого кто угодно позариться может? Конь знатный, а что не молодой, так не враз поймешь, даже я поначалу обманулся.

– Его так просто не уведешь, – усмехнулась я, – он чужих не признает.

– Ничего, умельцы всегда найдутся, – заверил Чарим и выразительно цыкнул зубом. – Может, и не сведут, а сведут – укротить не сумеют, да только тебе уже все равно будет, в канаве-то да с проломленной головой, а то и с удавкой на шее.

Видимо, я заметно изменилась в лице, потому что Вител подвинул мне блюдо с пирогом и мрачно сказал:

– Ты ешь, парень, не стесняйся. По тебе сразу видать, что дома тебя пирожками не часто баловали…

Я не заставила себя упрашивать. Сильно впрок не наешься, но если угощают, почему бы и не отвести душу? Вот знать бы еще, от чистого сердца угощают или тоже на Серебряного позарились?

– И куда тебя понесло на зиму глядя? – спросил Вител.

– К дальней родне, – ответила я чистую правду. – Правда, как их найти, я сам толком не знаю, а матушка уж объяснила так объяснила… Сперва прямо, потом налево, потом вокруг да около, а не доезжая, упрешься. Ну и добрые люди подскажут, а как же… Только я плутаю уже который день, а никто даже и не слыхал, где это такой рыцарь Данвор обитает!

Имя, признаюсь, я выдумала, потому что скажи я о Раве, обозники могли его припомнить.

– Не слыхал, – переглянувшись с Чаримом, сказал Вител. – Точно его так зовут?

– Точно, – заверила я. – Матушка сказала, это где-то в предгорьях, если ехать на восход… Сама она там никогда не бывала, от своей матери слышала, и поди знай, что с тех пор изменилось?

– Нет, на восходе таких нет, – подумав, произнес Вител. – Замок Маррин знаю, Раве знаю, Крантак и Завиор-Гулящий тоже, а вот о замке Данвор никогда не слыхал.

– Может, его уже и нет давно, и имя забылось… – пригорюнилась я.

– А что ты там потерял-то, Ленни? С чего вдруг решил к родне податься?

– А куда деваться? Матушка умерла летом, – я на всякий случай осенила себя подобающим знаком Создателя, – а я как долги раздал… Словом, ясно стало – зиму не протяну. Земель у нас всего ничего, и те бросовые, говорю ж, что урожай, что неурожай… – Я махнула рукой.

Чарим мрачно кивнул.

– Было б что продать – продал бы, – добавила я, – да кому нужна наша развалина? Там в кладке дыры такие, что кулак просунуть можно, ветер свищет. Латай, не латай, проку нет. Зимой с прислугой на кухне грелись, собак с собой в постель брали, потому как в покоях не протопишь…

– Да уж, пока покупателя на этот сказочный дворец найдешь, с голоду ноги протянешь! – усмехнулся Вител.

– Ага. Да я и не знаю, где искать-то… Но я вспомнил, как матушка говорила, мол, если что, поезжай к рыцарю Данвору, попросись хоть оруженосцем, хоть в услужение, уж не даст пропасть! Я и поехал, а что мне оставалось?

– Вот ведь бестолковый, – тяжело вздохнул он и потрепал меня по плечу. – Чем невидимую рыбу в озере руками ловить, лучше б к княжескому двору двинулся! Уж там нашли бы тебе какое-никакое дело!

– Да и по пути точно бы не заблудился, – фыркнул Чарим, – все дороги если не в Керриск ведут, так рядышком.

– Я бы поехал, сам об этом сколько раз думал, – пробормотала я, уткнувшись носом в кружку с ягодным взваром. От пива я наотрез отказалась, заявив, что матушка взяла с меня зарок в пути да с незнакомцами не пить, и торговцы всецело это одобрили. – Но матушка велела держаться оттуда подальше. И не потому, что там плохому научат.

– А почему ж? – удивился Вител.

– Ну… Прямо-то она ничего не сказала… Но у нас поговаривали, будто я малость похож… Особенно в профиль.

– На кого похож?

Вместо ответа Чарим присмотрелся ко мне (я нарочно повернулась боком), присвистнул, постучал сперва по голове напарника, потом по столу и полез в кошель. Как я и думала, за монетой: золотых было мало, торговцы уже на это жаловались, но один, не совсем истертый, все-таки нашелся.

– А и впрямь… – пробормотал Вител, присмотревшись к чеканному профилю князя Даккора. – И глаза…

– Доказательств у меня никаких нету, – продолжала я бубнить, опустив голову, – да только я родился через год после того, как батюшка шею на охоте свернул. По закону-то я его наследник, но кто разберет, что там взаправду было?

– Да уж, при таком раскладе тебе при дворе и впрямь делать нечего, – серьезно сказал Чарим. – Был бы жив старый князь…

– А он что, помер? – изумилась я.

– Ленни, ты из какого медвежьего угла выбрался?! – всплеснул могучими ручищами Вител. – Давно уж помер, и поминки справили! Сын его теперь правит…

– Угу. И если старый Даккор еще мог бы родную кровь пускай не признать, так хоть пристроить куда-нибудь, чтоб и глаза не мозолил, и с голоду не помер, то Райгор… – Чарим выразительно провел ногтем большого пальца по горлу. – К чему ему лишние хлопоты?

– Значит, матушка права была, – пробормотал я.

– Угу. Матушку слушаться надо, – серьезно кивнул он, – дурного не посоветует. Обычно.

– Это вы о чем?

– Да о ее наказе, не в обиду покойной сказано будет! Езжай туда, не знаю куда…

– А что делать-то? Назад поворачивать?

Чарим переглянулся с Вителом, тот подумал, коротко кивнул и сказал:

– Вот что, парень, езжай-ка ты с нами!

– А вам это зачем? – резонно спросила я. – Проку от меня никакого, денег – пара монет осталась, вот разве что конь…

– Думаешь, хотим тебя придушить да бросить в лесочке? – хмыкнул Чарим. – Ради жеребца твоего?

– Почему нет, вы ж сами сказали, как это бывает! А я вас совсем не знаю. Поди угадай, что вам в голову взбредет? Может, вы меня в рабство продать хотите! Я слыхал, людей крадут и продают туда, за перевал, или вообще на рудники, вот, – выдала я ужасную мешанину из того, что слышала от служанок в замке.

– Ага, тебя только на рудники, – фыркнул Вител, – тебе ж кайло в руки дай – переломишься.

– Да и раб из тебя… – добавил Чарим. – Кому ты сдался? Чай не девка!

– Тогда зачем я вам? – продолжала я допытываться.

Соблазн был велик, потому как путешествовать в одиночку и опасно, и тоскливо, но не опаснее ли присоединяться к обозу?

– Скажу прямо: от нас почти все возчики разбежались, – мрачно ответил Вител, – а что еще того хуже, охранники с ними вместе. Ну, их понять можно, расторговались мы плохо…