скачать книгу бесплатно
Даша покраснела и с неловкой грацией принялась раздеваться.
Выжали одежду спиной друг к другу, развесили волглое тряпье на ветках.
На две вещи можно смотреть бесконечно. Сергей и смотрел.
– Чего уставился, – Даша прикрыла груди ладошками. – Не смотри, я стесняюсь.
Он все-таки не мог удержаться, поглядывал искоса.
В Даше поражал контраст тонкой талии и полных грудей – ширины ее ладошек хватало чтобы прикрыть соски, с боков округло выпирало. От холода она тряслась, зубы стучали, губы посинели. Сергей сказал, что сейчас не до стеснений, можно и заболеть, сильно растер ее жесткими ладонями – сначала спину, лопатки, потом шершавый от мурашек зад, крепкие ноги с нежными подколенными «горлышками».
Когда он перешел к растирке ее плеч и рук, пальцы его – кончиками – задевали боковины тугих грудей. Эй! – предупреждающе вскрикнула Даша, почувствовав его руки у себя на животе, но он не слушал, круговыми движениям размассировал ей пресс с нежной прослоечкой жира, внутренние стороны бедер и твердые ляжки, задев пару раз волосистость паха.
– Грудь сама разотри, – сказал Сергей. – Я тебя стесняюсь…
– Ой, можно подумать… – томительно усмехнулась раскрасневшаяся Даша. – Кожу мне содрал, медведь. Горит все…
Ей припомнился, каким был ее девичий идеал – мускулистый мачо с голубыми, как лед, глазами. Смешно. Мачо при боестолкновении в лесу тут же бы обосрался. Чтобы выживать в горах, требовалось стать Гуськовым с его звериным норовом. «Вот я была дурой, весело подумала Даша, вот же он, мой реальный мужчина!»
У Сергея зуб на зуб не попадал от холода, он стал к Даше спиной, стянул с себя и выкрутил трусы. Замер от прикосновения к спине ее холодных ладошек.
– Не оборачивайся, постой так, – сказала Даша, растирая его – неумело, но заботливо. На правой его ягодице лиловело родимое пятно. На локтях, бедрах и сзади на шее шелушились папулы серебристого цвета.
– Сереж, что это у тебя?
– Где? – оглянулся он. – А, это… бляшки псориазные, не бойся, они не заразные… Они у меня с детства… я читал, что псориаз – кармическое заболевание, передающееся из прошлой жизни, если человек сгорел в пожаре. Пока все совпадает.
Даша прижалась к нему, расплющив упругость грудей о его лопатки. Всей спиной почувствовал он, как прильнула к нему горячая женщина, и стоял так, сконфуженный, умиленный… и… возбужденный… лучше бы она спереди его не видела!
И вдруг услышал всхлипы.
– Ты чего, Даш?
– У тебя родимое пятно оттого, что тебя здесь резали… – она плакала ему между лопаток. – Не поворачивайся, пожалуйста, иначе я не смогу рассказать. Это такой ужас! Короче, дед рассказывал, что они с одним товарищем во время войны… съели сожженного немцами партизана. Вырезали мясо у него с… ну, вот отсюда, – Даша провела пальцем по контуру родимого пятна на ягодице. – Вот, значит, почему мы встретились! Вот зачем поехали на этот проклятый Голый шпиль. Вот почему он Голый. Все мы тут голые перед Богом!
Он обернулся. Мужские и женские глаза – болотно-карие и сердоликовые – смотрели друг в друга, наливаясь соленой резью. Веяние иных миров слилось с чувством, которому нет названия, которое влечет и кидает в объятия, заставляет обнимать, согревать, растирать, выносить из пожара, вытягивать из пропастей.
Трясущиеся губы вылепили вибро-поцелуй.
– Мой дед тебя съел, – шепнула Даша, – теперь ты дд-до-должен съесть его, да? Чтобы-бы-бы-было поровну?
– Он очень старый?
– Кто?
– Твой дед.
– Дед? Да, он сильно просроченный, ха-ха…
Третий поцелуй вызвал горный обвал! Над головами чудовищно затрещало – нависшие корни в черных комлях грязи зашевелились и поползли живыми щупальцами.
Даша пронзительно завизжала. Сергей выпихнул ее наружу и вовремя: кедр с треском накренился и рухнул.
Скворцов сграбастал одежду, засунул в рюкзак, вынул цепь, надел Даше на талию, соединяясь, чтобы потоп не разлучил их.
Потоки с гор нарастали скачкообразно, приливами превращаясь в водопады. Дашу понесло. Сергей бросился вплавь по грязевой реке, догнал ее, схватил за скользкие руки, цепью втащил на каменный дуб. Их омывало, срывало, норовило поволочь. Он взобрался повыше в развилку, подтянул Дашу на скользкий «насест».
Под ногами бурлило горное наводнение. Изломанной аркой промелькнула молния, за ней наискосок еще одна, потом кустом ударило, фонтаном, фейерверком… спустя долгие секунды над горами сотрясся удар грома и покатился по небу, тяжелый и гулкий, как гантеля по потолку у соседей сверху.
Во время небывалой грозы в Крыму молнией были убиты три человека на автобусной остановке в селе Красногвардейское. В Евпатории ночная гроза над морем устроила двухчасовоую феерию, которую горожане назвали потом «Фестивалем молний». Но застигнутым бурей в горах путникам было не до любования красотами бушующей стихии, они боролись за выживание.
«НЕ ПОЛОЖЕННОГО ТЕБЕ НЕ НОСИ И НЕ ПРИМЕРЯЙ ДАЖЕ!»
Крым, Симферополь
Владелец антикварного магазина «Раритет» Константин Иванович Лопушанский, высокий, костлявый мужчина, на вытянутой руке рассматривал серебряный перстень «Мертвая голова». Такие перстни носили офицеры элитных частей СС, но этот был украшен черепом, в глазницах которого поблескивали бриллианты!
На вопрос, «откуда оно у вас», «красна девица» с кислотно алыми волосами, одетая в изорванную одежду и заметно обгоревшая на солнце, пробормотала что-то про дедушкино наследство.
– Угу… – сказал Лопушанский, – дедушка у вас был генералом СС…
– Что?
– Ничего, это я так. Подождите минуту, – Константин Иванович направился в подсобное помещение.
– Куда вы? – девушка кинулась следом.
– Да что вы так испугались? Отмою я ваше колечко, и оценим.
– Я должна присутствовать.
– Ради бога. Проходите, вот сюда…
Узкий коридорчик вел в маленький кабинет. Антиквар опустил перстень в стакан со спиртом, взболтал, затем вынул кольцо пинцетом, выложил на салфетку, надвинул лупу на штативе и включил настольную лампу.
Через увеличительное стекло оскалился серебряный череп. В глазницах блестели бриллианты чистой воды, по ободу изгибалась руна HAGAL, символизирующая Рыбу и являющаяся греческой монограммой Христа – IESOUS XRISTOS. Рыба, по-гречески ixtios, «I» при пересечении с «X» образует священную руну, означающую соединенных мужчину и женщину, два первоначала Вселенной.
Клиентке не терпелось получить деньги и уйти.
– Сколько оно может стоить? – спросила она, ерзая в кресле.
Лопушанский оторвался от изучения раритета.
– Это от вас пахнет дымом? – спросил он, принюхиваясь.
– Была на шашлыках, и что?
– И там нашли эсэсовское кольцо?
– Вы покупаете его или нет?
– Скажите честно, вы занимаетесь черным копательством?
– Нет! – резко отозвалась девушка. – Я не копала!
– Откуда же у вас земля под ногтями? – нумизмат доверительно понизил голос. – Не надо меня бояться, я давно работаю с вашим братом-копателем. Если мы сойдемся в цене, обещаю никому не рассказывать о вашей незаконной деятельности. Я дам вам хорошую цену.
– Сколько?
– Сто долларов США.
Девушка неприятно удивилась.
– Кольцо должно стоить гораздо дороже. Разве это не бриллианты?
– Да, это бриллианты, но ограненные розой, а «розетки» нынче составляют всего 20 % от стоимости правильно обработанных камней. Ну, а про серебро я вообще молчу, куплю как лом.
– Нет, – сказала она, вставая. – Сто долларов нас не устраивают. Верните мне кольцо.
Лицо антиквара закостенело.
– Сейчас я позвоню кое-куда, – пообещал он многозначительно, – и за вами приедут мужчины в форменных фуражках. Выбирайте, сто долларов или уголовное дело?
Девушка попыталась выхватить у него кольцо, но Константин Иванович прихлопнул ее руку к столу и взял хрупкую кисть на изворот.
– Тих-тих-тихо…
Черная копательница шипела от боли.
– Вы что творите! Как вы смеете! Я гражданка России!
Затрещал скотч, обматывая сведенные за спиной руки по запястьям.
Связав пленницу, Константин Иванович заклеил ей скотчем рот, чтобы не выслушивать угроз и оскорблений.
Ну-с, и что с ней теперь делать? Сдать в милицию? Но тогда перстенек уплывет в руки государства. Кому бы предложить находку? Вывозом в Германию праха немецких солдат занимались на Украине несколько организаций – «Объединенные Саксонские мемориалы», «Служба розыска Генерального секретариата Немецкого Красного креста» и «Общество лютеран».
Лопушанский сфотографировал кольцо цифровым фотоаппаратом, подключенным к ноутбуку, и отправил снимки по электронной почте старинному приятелю Клаусу Куне в киевское «Общество Лютеран». Через пастора он обычно переправлял в Германию «гешефты» – найденные черными археологами медальоны и кости. В советское время стоимость «гешефта» колебалась от 2 до 3 тысяч дойчмарок, а сейчас сильно подорожала в связи с ужесточением таможенных правил и введением в Евросоюзе евро.
Закончив отправку документации, Константин Иванович решил примерить перстенек на себя. Но не успел он нанизать раритет на вторую фалангу безымянного пальца, как дверь в кабинет открылась, и в проеме показался «бомж» в красных очках на опухшей физиономии. При виде связанной девушки он снял очки и глянул на Лопушанского узкими щелками не глаз даже, а каких-то кровяных разрезов на изжелта-фиолетовых гематомах.
– Так и знал, что ты не удержишься, – до странности знакомым голос сказал он, пряча очки в нагрудный карман куртки. – Быстро, Лопух, развязал девушку, отдал «гайку»!
Подобная манера разговаривать была типична для бандитов, но перед Лопушанским стоял не браток, а битый ханыга с мусорной свалки. Ба, да это же напарник девицы, они оба в розыске!
Несмотря на нумизматическую работу, Константин Иванович был не робкого десятка, в молодости играл за сборную Таврического университета по баскетболу и при внешней сухощавости отличался ловкостью и силой.
– Чем обязан? – спросил он, пряча перстень в ящик стола и выходя из-за стола. Не говоря более ни слова, он схватил бомжа за предплечье, попытался заломить ему руку и вдруг ощутил острый приступ желудочной колики, глянул вниз и обмер: в живот ему воткнулся потемневший от времени клинок, перехваченный по центру золотой заплатой.
Какой-то частью сознания Константин Иванович определил – по спекшимся виткам проволоки, обвивающей вмонтированный в кровосток кованый гвоздь, по золотому бинту, обжимающему клинок посередине, – что закололо его не что иное, как знаменитое копье Лонгина, точнее, его качественная копия, потому что оригинал хранился в Хофбурге и не мог попасть в руки этого оборванца.
Но профессиональные мысли были сметены ураганом боли и утробного мычания. Из пронзенной печени, являющейся, по верованиям древних народов, обиталищем души, по копью заструилась смутно видимая голубоватая субстанция и начала стремительно перетекать в тело убийцы.
Перед меркнущими глазами вспыхнули слова готическим шрифтом:
«Абсолютно секретно. Чрезвычайно опасно. Запрещается нарушать целостность под страхом расстрела на месте. Запрещается нахождение посторонних, не имеющих допуска “А”, вблизи предмета».
Напрасно открыли вы чемоданчик, Константин Иванович, напрасно надели перстень СС! Не зря же говорится: «не положенного тебе не носи и не примеряй даже!»
Погибли все, кто охотился за копьем, даже всесильный депутат Капранов с двадцатью своими бандитами, сгоревшими в лесном пожаре, вызванном, смешно сказать, девичьим пуком вкупе с искрой от «кресала», которое сейчас выкачивало из умирающего Антиквара остатки его бессмертной души.
«КОПЬЕ – МОЕ!»
Поезд «Симферополь – Москва»
На границу с Россией поезд прибыл во втором часу ночи.
Сонные пассажиры заполняли декларации.
В купе постучали.
Вошел офицер с бейджиком на груди «Ст. лейтенант Довгий Олесь Витальевич».
– Доброго вечира. Документы, будь ласка.
Девушка и мужчина протянула паспорта. Рука девушки чуть заметно дрогнула.
– Цэ ваше мисто? – спросил ее таможенник.
– Мое.
– Пиднимыть.
Девушка подняла полку.
– Видкрывайте, – офицер указал на рюкзак в нише.
Пассажирка вынула рюкзак, расшнуровала горловину.
Офицер запустил руку внутрь, пошарил и вытащил массивный предмет, завернутый в свитер. В свете потолочной лампы заискрилась драгоценными камнями золотая шкатулка с торчащей из торца железной ручкой. Оцэ так контрабанда!
Таможенник вынул из ножен древний клинок.
– Чий цэ спыс? – спросил он, рассматривая находку.
– Я вас не понимаю, – сказала пассажирка. Она была испугана, глаза ее бегали.
Офицер вложил наконечник обратно в ножны и взвесил их в руках.
