скачать книгу бесплатно
– Снимите с него наручники, – сказал я.
– Он «СНА», – напомнил мне сержант. Аббревиатура «СНА» означает «склонен к нападению на администрацию». Таким полагается удвоенный конвой, вывод из камеры в наручниках, пристегивание при допросе к особым ушкам на табурете.
Я настоял, чтобы наручники с него сняли.
Скворцов сел, потирая надавленные кисти. Волосы у него были темно-русые, лицо округлое, лоб высокий с залысинами, между бровей вертикальная морщина, глаза карие с зеленоватым отливом, нос с прямой спинкой и пористыми крыльями, верхняя губа чуть выступает над нижней, подбородок небольшой. В общем, ничем не выделяющийся парень. С одной только разницей. Этому «парню» инкриминировалось более тридцати трупов. После «Украинского зверя» Оноприенко, убившего из обреза 52 человека, Скворцов занимал «почетное» второе место в списке серийных убийц Украины.
– Курите? – спросил я, протягивая пачку сигарет и внимательно изучая пациента.
Внешний осмотр может многое сказать опытному психиатру. Двигательно-волевые и моторные навыки были у него в норме, кататонического возбуждения не наблюдалось.
Скворцов предложенную сигарету взял, но не закурил, спрятал в карман куртки.
– На что жалуетесь? – спросил я. – Голова не болит? Как спите?
Я задавал обычные вопросы, он коротко отвечал, и я словно бы невзначай спросил.
– Скажите, вот эти ужасы, что про вас рассказывают, неужели это правда? Словом «неужели» я как бы давал понять, что не верю в его виновность.
– Женщин и детей не убивал! – заявил он. – Следак хочет повесить на меня чужие грехи. Я вообще, если вдуматься, никого не убивал. Эх, да вы все равно мне не поверите.
– Даже если не поверю, я вас выслушаю.
– И доложите, кому следует?
– Я дал клятву Гиппократа. Из этих стен ничего не выйдет.
Он усмехнулся.
– Ладно. Вот скажите мне, доктор, можно считать убийством, если человек держит в руке острую палку, а кто-то поскользнулся и случайно на нее напоролся?
– Это может быть квалифицировано как убийство по неосторожности…
– Убийство – это когда человек замыслил, напал, ударил, я же просто ДЕРЖАЛ копье!
– Выходит, все ваши жертвы падали на копье случайно?
Он хмыкнул, поглядывая насмешливо, словно раздумывал, довериться мне или нет.
– Первым был Чан, кореец, – заговорил он медленно, как бы припоминая. – Он гнался за мной по лесу. Не я за ним, а он за мной, понимаете? Знаете, зачем?
– Зачем?
– Чтобы умереть от копья. В прошлой жизни он убил меня штыком немецкого шмайсера, он был карателем в этих лесах. Догнал, прыгнул и напоролся на копье, а я только держал древко. Хотите, он сам вам все подтвердит?
– Кто?
– Чан.
– Но он же умер, как он может что-либо подтвердить?
– Ничего он не умер. Он в меня переселился.
Крепко пахнуло шизофренией.
– В вас переселился? – спросил я. – Каким, простите, образом?
– Через копье. Не верите?
Я подыграл ему.
– К вашему сведению, я немного занимался изучением Каббалы. Каббала допускает «гилгуль» – переселение душ.
Скворцов посмотрел на меня с уважением.
– А вы продвинутый «Гиппократ», – сказал он. – Ну, тогда вам будет интересно увидеть «гилгуль» в действии. Скажите, чтобы меня пристегнули наручниками. Чан – парень резкий, я не хочу, чтобы он причинил вам вред.
Я вызвал сержанта и попросил пристегнуть Скворцова наручниками к специальным креплениям на привинченном к полу стуле. Когда надзиратель вышел, Скворцов закрыл глаза и на какое-то время затих. Затем послышалось: «Выходи, ты же покурить хотел…»
Лицо его начало меняться, на губах проступила презрительная улыбочка. Открыв глаза на ширину лезвия ножа, он подергал рукой, пристегнутой к стулу.
– Предусмотрительный «псих», – сказал он блатным говорком. – Зачем меня видеть хотел, докторишка?
Его актерские старания вызвали у меня только улыбку, которую я постарался скрыть.
– Сергей, из вас мог бы выйти неплохой актер, но…
– Какой я тебе Сергей, – грубо перебил он. – Меня Андреем зовут. Фамилия Чан. Кстати, ты закурить предлагал, так я не откажусь.
– Я же дал вам сигарету.
– То ты Сереге дал, теперь дай мне,
Я взял пачку и протянул через стол. Он подергал пристегнутыми руками. Я вставил сигарету ему в рот, дал прикурить. Он молча курил, глубоко затягиваясь.
– Так вы что же, – прервал я молчание, – действительно, Андрей Чан?
– Ты чо, лепила, – сказал он, – держишь меня за фуфлыжника? Я могу и предъявить.
– Извините, Андрей, если, конечно, это вы. Вот Скворцов утверждает, что вы сами прыгнули и нанизались на копье.
«Чан», или кто это был, пожал плечами.
– Черт его знает. Я черный пояс, а Серый – полный ноль в единоборствах. Как он мог меня подловить? Судьба, однако…
Я вызвал выводного и отправил Скворцова в камеру.
В его учетной карточке, в верхнем левом углу рядом с диагнозом «СНА» я проставил диагноз – «СС», что означает «склонен к симулированию».
ПУТЬ САМОУБИЙЦЫ
Когда открыли дверь «стакана», Скворцов выпал оттуда стоймя.
Конвой не дал ему отлеживаться, пинками погнал в камеру.
Сергей все уже решил – ночью он порвет простыню и вздернется на решке.
Зачем жить на земле, где жируют мажоры, депутаты, менты и следаки-садисты, а женщины – лживые предательницы-колдуньи?
Хата была пуста, сокамерников увели на прогулку.
Нет, оставался один человек.
Под окном в конце продола, свернув голову набок, висел с подогнутыми коленями Миша-женоубивец. Из-за уха его, туго опеленав шею, тянулась к решетке веревка, свитая из порванной простыни.
Вообще-то, в тюрьмах существует железное правило – одного в камере не оставляют. Мишу и не оставили. Под нарами у параши ютился чухан, который на попытку суицида никак не среагировал. А, может, спал и не видел.
Надзиратель подбежал, растянул петлю на горле самоубийцы. Припал ухом к груди.
– Иди сюда! – крикнул Скворцову. – Дыши в него!
– У него тубик…
– Дыши, я сказал! – надзир замахнулся дубинкой. – Делай ему искусственное дыхание!
– Я заражусь.
Удар палкой по бедру.
– Дыши!
– У него тубик. Он и так уже не жилец, а я заражусь.
– Заболеть боишься, а на человека тебе наплевать? Дыши!
Из-под нар вылезает тюремный чухан Шмонька. Грива всклокоченных волос спадает на костлявые плечи и сливается с косматым веником бороды. Одет чухан в одну рваную тельняшку, вислые муди колеблются меж искривленных ног.
– Дыши ему в рот! – крикнул чухану надзир.
– Низ-зя мне, – прошамкал Шмонька, – я его законтачу.
– Его черти на том свете контачат! Дыши, никто никому не скажет. Ты – дыши, а ты делай ему массаж сердца!
Сергей стал нажимать ладонями на грудь самоубийце. Шмонька задышал в туберкулезный рот. Наконец Мишаня всхлипнул и захрипел.
Надзиратель утер лоб обшлагом мундира.
– Фу, напугал, сволочь! Сидите тут тихо, сейчас его заберем.
Смерти в тюрьме администрация боится, как черт ладана, – статистика влияет на статус страны в мире, показывает уровень демократии и состояние прав человека, погоны могут полететь в один момент.
Шмоня сказал, вставая: «Придурь, кто ж на простынях вешается? Тюремное рядно ветхое! Свитер бы распустил, да сплел жгуток покрепче, эх!»
«Ты видел, как он вешается? – спросил его Скворцов. – Почему не остановил?».
Шмонька безразлично махнул рукой.
Сергей побрел к раковине.
Воды не было.
Высохший язык прилип к небу, губы приклеились к деснам, нутро полыхало.
– Ты откудова, Скворец? – чухан подковылял сзади на рогатине широко расставленных ног, похожий на шимпанзе в тельняшке из фильма «Полосатый рейс».
– В «стакане»… сутки… простоял…
Чухан имел вместо ступней «копыта», вместо ладоней – культи без пальцев.
– Что глядишь так брезгливо? – спросил он, приседая рядом со Скворцовым. – Думаешь, ты лучше от меня? Ты в пролежнях весь, из тебя говно пальцами выдавливают…
– Ты че несешь?
– И бородою почище меня оброс, и дышишь через трубку, как водолаз.
– Дао чем ты, дурак?
– Хоть дурак, а воду имею. Питочки небось хочется?
– Дай…
– А примешь? Из моих-то рук?
– Давай.
Шмонька заполз к себе под нару, вернулся, неся питье.
Присыпанная мусором вода подрагивала вровень с краями миски, зажатой грязными культями. Меняла предупреждал – любой контакт с «чуханом» автоматически переводит в разряд опущенных. Но и пить хотелось невыносимо.
– Пей, чего уж, – сказал чухан, – никто не углядит, да и все равно тебе уж…
Мишаня на продоле хрипел и кашлял, глядя в потолок бессмысленными глазами. Этот сейчас ничего не поймет, никому не расскажет.
В критические минуты голос тела сильнее «понятий».
«Скворец» припал к щербатой кромке.
Тепловатая влага потекла по иссохшему пищеводу.
